***
Она говорит с Рикке – с не слишком жаловавшей ее ранее помощницей Туллия, в которой тоже что-то неуловимо поменялось после резни в тронном зале Дворца королей. При других обстоятельствах Шаэвин едва ли бы смогла найти с нордкой общий язык, но за несколько дней в пути они постоянно оказываются рядом друг с другом – по случайности или нет, эльфийка не знает. На третий день, а точнее, на третью ночь, во время привала босмерка, которую мучает бессонница, выползает из дорожного шатра и видит Рикке, бодрствующую у костра – в одиночестве, если не считать бутыли с медовухой. Северянка, сгорбившись, сидит на корточках: щит брошен поодаль, меч лежит у огня, на лице темнеют синяки, оставшиеся после осады, глаза красные – то ли от пыли и усталости, то ли от напитка. Немного поразмышляв, эльфийка садится рядом. В крайнем случае, беспокоить легата разговорами не обязательно. Какое-то время они сидят в молчании – лишь ветер шелестит высохшей прошлогодней травой, да шум воды доносится со стороны Белой. Воздух свеж и прозрачен, в небе ярко горят звезды, затухающий костер негромко потрескивает. Мыслями босмерка неожиданно оказывается у родного дома, который так далек отсюда. Рикке, продолжая глядеть в огонь, делает большой глоток и протягивает бутылку эльфийке. Шаэвин не слишком любит медовуху, да и эффекта та на нее не оказывает практически никакого, но и отказываться ей не хочется. В качестве компромисса она делает несколько небольших глотков и возвращает бутыль соседке, поблагодарив ее кивком. - Вам тоже не спится, Шаэвин? - Да… с Виндхельма не слишком хорошо сплю. Так устала, что не могу уснуть, – неохотно отвечает босмерка. - Все мы устали. Хорошо, что теперь можно никуда не спешить… никаких больше операций, никаких боев, никаких осад. - Вы же не собираетесь оставить Легион, Рикке? – эльфийка недоумевающе смотрит на собеседницу. Та усмехается краем рта, снова прикладываясь к бутыли. - Легион – это мое прошлое, настоящее и будущее. Когда я в нем оказалась, я была моложе вас. Пятнадцатилетняя девчонка, которая не могла сидеть, сложа руки. Моя семья гордилась тем, что я отправилась воевать с Доминионом, а уж после Красного Кольца на руках носили бы, наверное. Если бы дожили. Босмерка не отвечает, ожидая продолжения. - Мы жили в Сиродииле, на севере – в небольшой деревне неподалеку от Брумы. Альтмеры там почти не появлялись, семья не хотела переезжать… а потом однажды деревню спалил отряд эльфов, которые просто заблудились. Это было за несколько дней до битвы за Имперский город. Новости я получила, едва отпраздновав победу. Ульфрик и Галмар… очень поддерживали меня тогда, каждый по-своему. Мы всегда были и оставались друзьями… до тех пор, пока это не стало невозможно, – Рикке на несколько мгновений умолкает. – Скажите, Шаэвин, у вас есть семья? Родные, близкие? - Мать живет в Чейдинхоле. Отца я помню смутно – в какой-то момент они рассорились, и мы с матерью остались одни, – эльфийка продолжает говорить неохотно, поскольку не слишком любит вспоминать жизнь в Сиродииле. – Я давно ее не видела. Она была против моего путешествия в Скайрим, но сейчас вроде бы притерпелась. Вести друг от друга мы получаем нечасто, но золото я ей стараюсь отправлять регулярно. Хотя она и сама неплохо справляется – наша семья в городе обладает определенной репутацией. Моя прабабка была талантливым зачарователем, стажировалась в морровиндской Гильдии магов… в итоге ее оттуда выжила какая-то хаджитка. Тогда прабабка переехала в Чейдинхол, и зачарование стало семейным делом. Я в этом плане получилась паршивой овцой; мне оно не дается, в отличие от алхимии. Рикке кивает, хотя босмерка не уверена, слушает ли та ее или просто соглашается с какими-то своими мыслями. - А друзья у вас есть? - Есть… довольно близкая подруга, – Шаэвин не горит желанием рассказывать про Карлию и то, что их связывает. – И однажды я выполняла заказ для одной очень необычной особы… Пожалуй, я бы была рада возможности узнать ее ближе, когда-нибудь назвать своим другом, но едва ли бы она сама это допустила. Мы провели в пути около недели, Вирия – так ее звали – оставила очень странное впечатление о себе… Я в ее присутствии все время чувствовала себя так, будто рядом был кто-то еще. Это было необычно и… волнующе. Пусть нас и правда было трое, но об этом рассказывать необязательно – хоть ты с утра этого наверняка не вспомнишь. Да и третья наша спутница никакого отношения к тому чувству не имеет. Рикке вновь кивает, продолжая вглядываться в горящие угли. - А у меня с войны не было семьи, кроме Легиона. Да и друзей больше не появлялось – те, с кем мы были рядом в то время, в итоге пошли за Ульфриком. Пока я не встретила Марка, иногда казалось, что в мире вообще нет людей, которым хотелось хотя бы поддержать со мной разговор. - Почему же вы не пошли за Ульфриком, Рикке? - Потому что между долгом и личными симпатиями приходится выбирать – и не всегда к этому выбору лежат сердце и душа, – Рикке смакует медовуху, делая большой глоток, а затем продолжает. – Я клялась в верности Императору, и Ульфрик тоже… Но там, где воспитанная в Имперской провинции девочка смогла понять Императора умом, сын ярла Виндхельма, норд по крови и до самых глубин души, предпочел зов сердца. День, когда условия Конкордата были оглашены, стал последним днем, когда мы были по одну сторону…. Все мы остались разочарованы итогами войны, но Ульфрик был смертельно разочарован лично в Императоре. Он не ожесточился, как Каменный кулак, и не возненавидел Империю и все, что было с ней связано, но о дальнейшей верности к сиродиильским властям и речи быть не могло. Шаэвин тоже делает глоток, чувствуя, что подбирается к вопросу, который давно ее беспокоит. - Знаете, Рикке, во время плена я говорила с Буревестником. Многое из того, что он сказал, выглядело разумным: например, что существование Империи и власти Мида позволяет Скайриму набраться сил для будущих конфликтов с Доминионом, а планы Ульфрика дальше этого не идут… - Как вы можете догадаться, Шаэвин, я давно не общалась с Ульфриком лично, – легат отставляет бутыль. – Но я совершенно точно уверена, что его интересовала власть только в Скайриме. И он определенно представлял, что он будет с ней делать, удайся ему стать Верховным королем. К добру или к худу, этому больше не суждено сбыться. Офицер Легиона и наемница какое-то время молча сидят у догоревшего костра. Наконец Рикке поднимается и уходит под навес, кивнув эльфийке. Та продолжает сидеть под светлеющим небом, положив голову на колени и размышляя об услышанном.***
Она говорит с Туллием – впервые с тех пор, как восстание Братьев Бури нашло свой конец на острие его меча. Улучить момент для беседы с генералом удается не сразу, но когда до Вайтрана остается не больше часа пути, Шаэвин решает махнуть рукой на конспирацию и решительно пришпоривает Люсцинию, нагоняя его. - Генерал! Мне необходимо с вами поговорить. Туллий смотрит на нее чуть настороженно. - Нет, я не собираюсь обсуждать произошедшее в Виндхельме, – верно истолковывает его невысказанный вопрос эльфийка. – Сказать по правде, я сыта по горло всем, что связано с этой войной, Забвение ее побери. Я хотела бы вернуться к нашему старому разговору… помните, тогда, тоже на пути в Вайтран? - Слушаю, – голос генерала все так же сух и надтреснут, как тогда, во дворце. - Так много всего случилось за последние недели. Скажите, генерал, после всего произошедшего, что вы собираетесь делать дальше? Вернетесь в Сиродиил? Туллий неопределенно пожимает плечами, глядя куда-то вдаль: - Едва ли. Мне там делать нечего, а здесь я… уже как-то притерся. Наверное, я никогда не пойму нордов до конца. С их представлениями о личной чести, которая превыше всего, особенно… но за последние месяцы я научился их уважать. Да и восстание еще может вспыхнуть с новой силой. Вы же сами знаете, какие они несгибаемые. До открытых боевых действий, конечно, едва ли дойдет, но диверсии, покушения на ярлов… все это возможно, – пожилой имперец чешет в затылке. – Вы, наверное, еще не знаете, но вскоре в Скайрим прибудет Император. В Солитьюде нужно будет обеспечить безопасность по высшему разряду. Конечно, это в первую очередь задача командира Марона и его «Недреманного ока»*, но и Легион не останется в стороне. В общем, на ближайшие месяцы у меня дел тут точно хватит. - Полагаете, визит Императора может вызвать какие-то волнения? – эльфийка аккуратно вступает на тонкий лед. - Ничего нельзя исключать, – генерал качает головой. – Ульфрик мертв, но это не значит, что кто-то из его бывших сподвижников не захочет довести до конца то, что не удалось ему. - Не думаю, что он стремился убить Императора, – рассеянно отвечает босмерка. – Да и от его подчиненных такого ожидать было бы трудно. - Не думаю, что кто-то из нас может знать это наверняка, – парирует Туллий. – Рикке рассказывала мне про ваш разговор. При всем уважении, миледи, ни вы, ни она не можете быть полностью объективны. - Простите? – Шаэвин чувствует себя выбитой из колеи. - Рикке была с ним дружна когда-то и смотрит на все сквозь свои воспоминания. Это могло нас всех погубить, – мрачно отвечает генерал. – Тогда, во Дворце королей. Вы хотя бы поняли, что в последний момент Ульфрик был готов использовать эту их… нордскую магию Голоса и похоронить нас под обломками дворца? Рикке уверена, что он не сделал этого сразу только потому, что его медведь был жив. Шаэвин досадливо отмахивается, привставая в стременах: - Все это не имеет отношения к делу… - Имеет, и самое прямое, – командир Легиона смотрит ей в глаза. – Что бы вам Ульфрик ни говорил, пока вы были у него в плену, не верьте ни единому слову и выкиньте все услышанное из головы. Я понимаю ваши чувства, учитывая личные обстоятельства… - Простите?! – Шаэвин осаживает Люсцинию, которая негодующе храпит, закинув голову, но встает как вкопанная. – О каких еще обстоятельствах вы говорите, Туллий? Это вам тоже Рикке сказала?! - Возможно, я неудачно выразился, миледи. Примите мои глубочайшие извинения, – примирительно отвечает генерал. – К слову, пока вы не испепелили меня своим гневом, я хотел бы вам вернуть одну вещь. Ее нашли на теле Буревестника, а Рикке вспомнила, что видела у вас похожий клинок. Говоря это, Туллий достает из седельной сумки узкий кинжал в ножнах, инкрустированных серебряной даэдрической руной, потемневшей от времени. Смотрит он на него неодобрительно, но все же протягивает рукоятью вперед эльфийке. Та принимает возвращенную Бритву, хоть и с легким опасением – не сочтет ли теперь истинный хозяин клинка ее недостойной владеть таким оружием. Однако ничего необычного не происходит, и клинок отправляется уже в дорожную сумку наемницы.***
Прибыв в Вайтран, Шаэвин не теряет времени даром. Поместье на берегу озера Илиналта оказывается как нельзя кстати. Сославшись на желание немного передохнуть, она отправляется в Фолкрит и на прощание обещает легионерам вернуться в столицу сразу после «улаживания домашних дел». Сидя в повозке, которая везет ее в город, она продолжает размышлять о своем заказе. Разговоры с Рикке и Туллием мало что прояснили, хоть и подтвердили то, в чем она и так была уверена. Во-первых, ни Ульфрик, ни его сторонники никакого отношения к контракту на убийство Императора не имеют. Что бы Туллий ни говорил, но резоны ярла Виндхельма были вполне убедительны – смерть правителя Тамриэльской империи ему была невыгодна. Во-вторых, это дело едва ли является внутренней политической интригой, какой выглядело изначально. Заказчик, Амон Мотьер, даже если не входит в Совет старейшин, определенно представляет интересы кого-то влиятельного и сам, похоже, хорошо знает Императора. Во всяком случае, мысль, что в Скайрим тот не прибудет, пока не подавлено восстание, исходила именно от него, как и сведения о свадьбе Виттории Виччи. Но описанная Ульфриком картина междуцарствия после гибели Тита Мида в конце концов оказывается выгодна только Доминиону. Альтмеры могут ударить по лишенной лидера Империи, и единственный для них риск, причем скорее в отдаленном будущем, – возможность нового союза Империи и Хаммерфелла. В-третьих, если предположить, что это все же сугубо внутренний политический конфликт… Доминион, так или иначе, может этим воспользоваться, и уже не важно, кто изначально стоит за контрактом на убийство Императора – это может быть хоть Мотьер, преследующий какие-то личные цели, хоть кто-то из высших кругов сиродиильской политики. Подведем итог: осознанно или нет, но заказчик действует в интересах Доминиона. А значит, это дело нельзя рассматривать всего лишь как самый выгодный контракт в новейшей истории Темного Братства. Дело за малым: осталось убедить в этом Астрид.***
Прибыв в убежище Темного Братства, эльфийка сразу идет по безлюдным коридорам к кабинету наставницы. По пути ей никто не встречается: не считать же за товарища резной саркофаг с телом Матери Ночи? Он по-прежнему занимает почетное место в центре убежища, хоть его дерганный Хранитель и пропал неизвестно куда. Проходя мимо расписанного гроба, Шаэвин, как и всегда, чувствует мимолетный холодок, пробегающий по спине; самовнушение это или нет, но вблизи останков Матери босмерке всегда неуютно. Остается, пожалуй, только порадоваться, что никаких голосов в голове, о которых иногда твердил Цицерон, уставившись в ее сторону косящими глазами, у нее не возникало. За исключением тех, которые мне же и принадлежат. Нажимая на дверную ручку кабинета Астрид, Шаэвин мрачно усмехается собственным мыслям. Вероятно, что-то в ее лице в этот момент выглядит очень странно – во всяком случае, глава Братства в дрожащем свете свечей взвивается со стула так, словно увидела привидение. - Ты?! К босмерке, как ни странно, на мгновение возвращается все то желание дразнить наставницу, что ее постоянно посещало раньше. Вероятно, именно оно заставляет эльфийку подчеркнуто внимательно изучить дверной проем за своей спиной, повернувшись сначала вправо, а затем влево. - А вы не ожидали меня увидеть? - интересуется наконец Шаэвин самым невинным голосом, на который способна. - Нет, нет… Ты просто так неожиданно, – Астрид берет себя в руки и вновь садится, выжидающе глядя на собеседницу. – Но это приятная неожиданность, определенно. - Как вы знаете, война закончилась, госпожа, – потупившись, отвечает лесная эльфийка. – И, кажется, нам следует обсудить очень многое… И Шаэвин рассказывает все, что ей удалось узнать о прибытии Императора: и о том, что визит намечен на самый конец месяца Руки дождя, и о том, что в Солитьюд должен прибыть некий знаменитый повар, личность которого скрыта от общественности, и о том, что за безопасность Тита Мида II в Скайриме будут отвечать «Недреманное око», возглавляемое командиром Луцием** Мароном. Рассказывает она и о войне – обо всем, что случилось за последние два месяца. Добравшись наконец до самого важного в своей истории, лесная эльфийка внезапно понимает, что не знает, с чего начать. До этого ее рассказ достаточно гладко вился вокруг событий, участником и свидетелем которых ей довелось стать, но история с пленением и последующими разговорами и умозаключениями выглядит перед ее внутренним взором слишком сумбурно. - …и так я оказалась в плену в Виндхельме. Честно говоря, я надеялась, что кто-то из ваших осведомителей пошлет весточку о положении, в которое я попала, но… увы, – эльфийка вкладывает в свои слова лишь малую толику упрека, но такую, чтобы Астрид не могла сделать вид, что его не заметила. - Никаких вестей, – нордка сокрушенно качает головой. – Мы все это время сидели как на иголках: Хранитель пропал, а это… вместилище останков всех нервирует. Конечно, мы бы постарались помочь… если бы знали. Мой контакт не выходил на связь с тех пор, как… последние несколько недель уже, наверное. - Теперь это уже не имеет значения, – отмахивается Шаэвин. – Госпожа… во время плена я несколько раз разговаривала с Буревестником… - Ты говорила с ним? Он желал тебя видеть? – вскидывается Астрид. – Что вы обсуждали? - Ничего особенного, – босмерка пожимает плечами. – Говорил в основном он… большей частью о политике. И это главный вопрос, который я хочу с вами обсудить. Глава Братства испытующе смотрит на подчиненную, барабаня пальцами по крышке стола. - Я слушаю, Шаэвин. - Во время разговоров с ярлом Ульфриком, – осторожно начинает эльфийка, – я поняла несколько важных вещей, которые стали для меня большой неожиданностью. Скажем так, Буревестник невольно открыл мне глаза на определенные моменты, которые я раньше упускала из виду. Астрид продолжает молчать; босмерка же делает паузу, подбирая слова. Терпение наставницы истекает раньше, чем она их находит: - И? До чего же ты додумалась? - Мне кажется, нам не стоило браться за этот контракт, – неуверенно отвечает Шаэвин. – Ярл Ульфрик… заставил меня задуматься о том, кому его исполнение могло быть выгодно. Я считаю, это не просто заурядная дворцовая интрига в высшем свете Имперского города. Это что-то… гораздо более масштабное. Настолько масштабное, что все мы можем из-за этого пострадать. Не просто я… или вы… или Братство. Весь Тамриэль. По крайней мере, та его часть, что сейчас не под властью Доминиона. Глава Темного Братства откидывается назад в своем кресле. Пламя свечей на столе освещает лишь контуры ее подбородка, лицо скрыто в тени. - Заказ, которому не было равных со времен заказа на Нереварина. Который, когда будет выполнен, переплюнет любое заказное убийство в истории. Который сделает Братство самой влиятельной подпольной организацией в Тамриэле, – зловеще роняет слова нордка. – И ты теперь хочешь пойти на попятную? После всего, что было сделано? После всего, что ты сама успела устроить?! - Я… – слова застревают у Шаэвин в горле, Астрид же окончательно приходит в бешенство. - Да ты совсем с ума сошла, девочка? Ты хотя бы понимаешь, какая честь тебе досталась?! Эльфийка безмолвствует, а ее наставница резко поднимается из кресла и начинает ходить кругами по кабинету – как всегда в минуты волнения. Наконец она останавливается и вновь обращает взор на собеседницу. - Если же все это для тебя – пустой звук, то я хочу напомнить еще одну вещь, о которой ты забыла, – бесцветным голосом произносит Астрид. – Как ты знаешь, меня мало интересуют Пять догматов, Мать Ночи… вся эта мистическая херня, о которой так любил говорить Хранитель. Но я никогда не забываю одной вещи, и тебе советую тоже помнить. Вступая в Семью, ты заключаешь контракт с Ситисом. Предай свою Семью – и гнев Ситиса обратится на тебя. Это та часть мистической херни, которая всегда рядом с нами. С каждым из нас. Обдумай это как следует. В кабинете повисает тишина. Свечи, кажется, горят намного менее ярко, чем до последних слов наставницы Шаэвин, которая продолжает буравить девушку взглядом. Наконец нордка нарушает молчание: - А теперь – убирайся отсюда. Тебе предстоит долгая дорога в Солитьюд.