Шесть лет

      Счастье быстротечно. Невозможно постоянно жить в счастье. Таков стереотип, что жизнь как зебра — полоса белая, полоса чёрная. А Вы видели зебру вблизи? Знаете ли Вы, что полоски у неё неровные: одна шире, другая уже? И они сужаются к брюху коня, а на спине расходятся, и чёрные становятся шире белых. И вот, ступив на чёрную полосу после белой, может показаться, что она длиннее, чем предыдущая. А может оказаться, что эта полоска как раз из тех, что сужаются — и тогда Вам повезло. Но не всем так везёт.       Мне не повезло.       Если Вы думаете, что я впал в апатию – нет. Я никуда не впадал. Если Вы подумаете, что я закатил истерику — тоже ошибетесь. Я быстро собрал свои вещи, а был я в тот момент на парах, одолжил у одногруппников денег, - кто сколько смог, - и рысью убежал на вокзал.       Он не мог так просто меня бросить. Он не мог просто так это сделать после того, что было между нами. После всех своих слов и поступков.       И скрепя зубами от всё того же чувства «голода» и не совсем понятной для меня рези в области груди, я упорно продолжал набирать его номер телефона. Он не снимал трубку. И отправив по дороге с десяток смс, - он ни на одно не ответил, — я уже знал, что что-то случилось. Что-то такое, во что он не может меня втягивать. И не может позволить жалеть себя. Потому что, как он говорил, жалость делает человека слабым. Я знал: что бы ни случилось — буду рядом и подставлю плечо помощи. Что бы ни произошло — я поддержу его.       Да, в голову лезли разные мысли. Но я почему-то чётко был уверен, что он жив и с ним более-менее всё в порядке.       Я предполагал, что с ним могло случиться...       И снова предвкушение встречи. Но не такое. Не трепетное - страшное. Часы растягивались в дни и в дороге и уже под его дверью. Ну куда бы я пошел? Общих знакомых у нас не было, места работы я не знал. Только домашний адрес.       Дверь никто не открывал. Я прислушался — тишина. Ни звука, ни шороха.       Я предполагал, что сегодня он может не вернуться. И не знал, куда мне бежать и что делать. Пришлось бы разыскивать его бывшую жену или родителей — он рассказывал мне, что они живут в деревушке под городом, и даже сказал название. Но всё же я надеялся на лучшее.       Нет, я не собирался караулить его сутками на холодном бетонном полу, сидя на своём рюкзаке. Я планировал ждать его сколько выдержу. Насколько позволит чувство голода и холода. А было очень холодно — на улице только начинался март.       Скукожившись, как урюк, я подпирал холодную стену его подъезда и думал.       Я думал о том, что человек - очень сильное животное, способное приспособиться к любой среде. Я думал, что человек может найти выход из любой «жопы» жизни. Но не такой, как я. А такой, как он: волевой, собранный, пунктуальный, ответственный. Смотрящий своим страхам в лицо и знающий, чётко видящий свою цель и идущий к ней, сметая все преграды на своём пути. Такой, как он, сможет сам вылезти из дерьма и вытащить ещё кого-то в придачу. Я много и часто думал о нём. Даже не так — я вспоминал его слова, движения. Но до подобных характеристик никогда не доходил.       И долго сидел ещё так, около двух часов, пока не услышал скрип подъездной двери и голоса. Весёлые. Я спохватился, встал, отряхнувшись, и хотел было сделать вид, что я спускаюсь по ступенькам вниз к выходу, пока не увидел входящих людей.       Это был Он. Рядом с ним была девушка - довольно молодая, лет девятнадцати, самой обычной внешности, в непримечательной одежде. И я бы ударил себя кулаком в грудь и сказал: «Нет! Это не то, о чём Вы подумали! Это его племянница! Да! И сестра у него есть и две племянницы!». Но она прижималась к нему, хохотала, закидывая голову назад, называла ласково по имени — чего не позволял себе даже я. Хотя, собственно, почему «даже»? Просто я.       — Вова? А что ты здесь делаешь?       И ни один мускул не дрогнул на лице. Ни страха, что я приехал, и, возможно, сейчас он будет раскрыт перед своей пассией. Ни злости в духе «Какого хрена ты припёрся?!» Легкое удивление — как встретить старого знакомого на улице.       — Привет. Вот... приехал...       Вы когда-нибудь опрокидывали на себя кипяток? На руку, на ногу? Я – нет. Но мне кажется, происходящее тогда со мной было похожим на то, как если бы меня бросили в двухсотлитровый чан с кипятком... хотя, скорее всего, там было градусов 70. Чтобы не свариться, но жизнь малиной не казалась. Почудилось даже, что я чувствовал, как по всей коже раздуваются ожоговые пузыри. Маленькие, ноющие. И эта горячая вода затекает мне в горло, легкие. И теперь уже нет страха захлебнуться, просто в груди невыносимо жжет.       — Привет, — уже радостно воскликнул он и, приобняв меня за плечи, развернул к этой «тёлке». — Мариночка, познакомься, это Володя, мой племянник.       — Такой взрослый, — протянула она, улыбаясь. И мне захотелось сдохнуть.