Шэдоу-Вэлли

В салуне душно, шумно и накурено — как и во всех салунах по всему западу. Когда Джо заходит, никто не обращает на него внимания. Здесь вообще не особенно смотрят по сторонам — не то что в Люпусвилле или Шэдоу-Вэлли, где каждый скрип двери привлекает внимание всех в зале. Впрочем, здесь и зал значительно больше. А вот виски даже гаже, чем у Дойла. Джо все равно цедит его по глотку, пока ждет удачного момента, чтобы перемолвиться парой слов с барменом. Но тому как раз жалуется на жизнь засаленный пьяница, пытаясь выклянчить халявную рюмку. Джо уже подумывает сам угостить его выпивкой, но в таком случае, наверняка, этот болван переключится на него, и придется выслушивать о его нелегкой доле... — Глазам не верю! — раздается за спиной знакомый рык. — Моргенштерн! Некоторые посетители салуна оборачиваются в их сторону. Бармен косится с подозрением. Джо лениво поворачивается на стуле. — Эта шутка уже давно приелась, — бросает он, делая глоток виски. — Только такой дурак как ты, Тим, не способен это понять. Тим секунду щурится с пониманием — он совсем не дурак, на самом-то деле, — и тут же с широкой ухмылкой хлопает Джо по плечу. — Такой дурак, как я, даже и не вспомнит твое имя, — ворчит он, падая на стул рядом. Бармен тут же понятливо придвигает к нему кружку с пивом. Тим шумно отпивает, на его губе остается полоска пены. За прошедший с их последней встречи год он нисколько не изменился: все то же загорелое, грубое обветренное лицо да растрепанный хвост темных волос. — Все еще хлещешь эту дрянь? — спрашивает Джо, кивая на его кружку. — Все такой же нахальный говнюк, я посмотрю, — хмыкает в ответ Тим. На них перестают обращать внимание, и он негромко добавляет: — Рад, что ты жив, Джо. Я уж думал, ты рядом с папкой болтаешься. — Я тут как Себастьян Верлак. — Джо покачивает стакан в руке, смотрит, как плещется виски на дне. Тим понятливо кивает. — Около западной окраины города есть другой салун, — глотнув еще пива, говорит он. — Из тех, где можно спокойно назвать даже твое имя. — Обязательно туда наведаюсь. — Да уж постарайся, — Тим подмигивает. — Там и работенку можно найти, если тебе интересно. Кстати, — он садится вполоборота к Джо и наклоняется, понижая голос: — У меня с приятелями наклевывается одно дельце... Джо качает головой. — Прости, Тим, я тут уже по делу. — Ну, если передумаешь... Пара дней у тебя есть. А что за дело? — не особенно заинтересованно спрашивает тот и снова отворачивается к пиву. Этакая своеобразная вежливость — если не можешь сказать, то не особенно-то и интересно было. Джо после недолгих раздумий все же решается. — Ищу кое-кого, — признается он. — Ты слышал об Акселе Мортмейне? Тим щурится, делает знак бармену, чтобы долил пива. — Кое-что слышал, — не глядя на Джо, отвечает он. Тот весь подбирается. Неужели ему действительно так быстро повезет? Тим дожидается, пока бармен снова отвлечется, оглядывается, проверяя, не подслушивает ли кто. Джо молча ждет, сгорая от нетерпения. — И что же ты слышал? — не выдерживает он. Тим снова хмыкает. — Только то, что Мортмейн тоже тебя ищет. Джо платит за выпивку, и Тим охотно выкладывает подробности: — Спрашивал про тебя, но я ему то же, что и тебе, сказал — что ты наверняка уже помер давно. Джо стучит указательным пальцем по стакану. Едва ли Мортмейн поверил — он-то Джо видел совсем недавно... — Слушай, дружище, уехал бы ты пока с нами, — снова предлагает Тим. — С Мортмейном пара крепких парней была. Не знаю, что у вас с ним за дела, может, он и прав, желая тебя выпотрошить, но мне как-то все равно. Джо хлопает его по плечу. — Спасибо, но я тут тоже не один. — Ну как знаешь, — тянет Тим. Джо еще играет с его друзьями в покер, задает пару осторожных вопросов по ходу. Ничего определенного, к сожалению, узнать не удается. Кроме одного — Мортмейн был здесь, в Уотергласс. И, может быть, еще не успел уехать. В Уотергласс, в отличие от Люпусвилля и Шэдоу-Вэлли, даже есть гостиница, и в ней Джо с Вулси и остановились. Как сказал Вулси — чтобы не привлекать слишком много внимания в салунах. По мнению Джо, это было нелогично. — Чем больше внимания мы привлечем, тем быстрее Мортмейн нас найдет, — заметил он. — Я бы предпочел найти его первым, — ответил Вулси. Сейчас Джо возвращается раньше Вулси и, пока ждет его, успевает заскучать. Обеденный зал в это время, между обедом и ужином, почти пуст. Джо выпивает кофе, перебрасывается парой слов со скучающим, как и он, поваром, и начинает мерить шагами зал. У дальней стены стоит обшарпанное пианино с закрытой крышкой. Джо проводит по ней рукой — на пальцах остается плотный слой пыли. — Можно? — оборачивается он, но обнаруживает, что в зале уже один. Джо пожимает плечами и придвигает к пианино стул. Он не играл, кажется, целую вечность, а пианино ужасно расстроено, и он тратит с полчаса, чтобы добиться хоть сколько-нибудь приличного звучания. Когда Вулси, наконец, приходит, Джо уже слишком увлечен, чтобы обращать на него внимание. А тот и не мешает, замирает в дверном проеме. Джо скользит пальцами по холодным клавишам. Это неожиданно приятно — чувствовать, что он не растерял навык совсем, понимать, что все еще может играть, хоть и не практиковался так долго. Что музыка подчиняется его движениям, его желаниям. Джо прикрывает глаза, задерживая дыхание, и заканчивает небольшую импровизацию несколькими контрастно тяжелыми минорными нотами. — Где ты научился играть? — спрашивает Вулси, до этого слушавший молча, облокотившись на дверной косяк. — Как-то просидел в одной дыре вроде этого городишки больше месяца, — охотно отвечает Джо. — Подсматривал, как играет капер. — Врешь, — ухмыляется Вулси. — Вру, — соглашается Джо. — На самом деле месяцев было три. Вулси смотрит все еще скептически. — И капером была баба, — расширяет картину Джо. — Все еще не вижу связующего звена. — Она давала мне после каждого урока, — с удовольствием отвечает Джо. — Тогда понятно, — беззастенчиво ржет Вулси. — Мозоли не натер? — Себе или ей? — На пальцах, — Вулси подходит ближе. — А по правде? — А правда всегда скучная, — Джо убирает руки с клавиш. — Узнал что-нибудь полезное? — Да, — легко отвечает Вулси. — Я тут поболтал с Мортмейном, и мы решили поделить твою шкуру по-братски. Джо едва не прищемляет себе пальцы крышкой пианино. Во рту становится сухо, в желудке холодеет. — Очень смешно, Скотт. Вулси подмигивает. — Так правда-то всегда скучная. Уверен, Мортмейн согласится с этим, когда узнает правду про тайник твоего отца. Джо усмехается. Он только рад, что этот сукин сын настолько купился на байку про спрятанное сокровище. Едва ли в ином случае он остался бы в штате и, тем более, решился бы искать Джо, зная, что тот приведет за собой шерифа. Но банда Валентина успешно грабила больше десяти лет — легко было поверить в то, что какая-то часть награбленного все еще цела. Блэквелл вон тоже даже не усомнился. А ведь он был ближе всех к отцу. Вспомнив о нем, веселиться уже не очень-то хочется. Вулси опирается на крышку пианино. — Никто из добропорядочных граждан Уотергласс Мортмейна не видел, — рассказывает он. — А недобропорядочные не очень-то рвутся со мной разговаривать. — Конечно, если ты засветил им значок, — ворчит Джо. — Да здесь меня и без него в лицо знают, — Вулси морщится. — Еще этот Эдмер, — с досадой фыркает он. У Эдмера, шерифа Уотегрласс, с Вулси какие-то старые счеты, в которые Джо не сочли нужным посвятить. Впрочем, прямо сейчас его больше волнует, что вместо помощи им будут нарочно вставлять палки в колеса. — Мне повезло больше, — Джо выделяет голосом это «повезло», давая понять, что не думает на самом деле, что дело тут в везении. — Один мой приятель видел Мортмейна в салуне на том конце города. Думаю, стоит сходить поспрашивать там. — Хочешь еще пару выходных вкупе с оздоровительной поркой? Могу устроить. Без риска для жизни. — Не станут же они просто хватать меня среди бела дня, — Джо скрещивает руки на груди. — Среди бела дня там и делать нечего. — Я тронут, Скотт, ты за меня боишься? — Не хочется тратить время на поиски нового помощника. — Не придется. Будешь терпеть меня и дальше. — Почему ты так в этом уверен? — Вулси хищно щурится, и Джо не знает наверняка, о чем именно он спрашивает. Но ответить выбирает о Мортмейне. — Потому что Мортмейн — всего лишь крыса, которая почуяла сыр, но боится вылезти из норы, чтобы его достать. — Эта крыса снабжала оружием банду твоего папаши под носом у нескольких шерифов, — напоминает Вулси. — Это говорит только о том, что вы хреново разбираетесь в людях, — не упускает возможности уесть его Джо. — Уж извини, но я лучше тебя знаю, чего стоит известное имя в определенных кругах. И Аксель Мортмейн там не звучало ни разу. — А ты у нас такой гений преступного мира? — язвит тот. — Так уверен, что знаешь всех поименно? Сам-то свое имя внес в историю этих определенных кругов? Джо нахально скалится в ответ. Вот пусть гадает! — Или ты считаешь, что фамилия твоего отца перевесит связи Мортмейна? Джо многого стоит никак не показать мгновенно вспыхнувшую злость. И она тем сильнее, что в словах Вулси есть доля правды — как бы то ни было, а случалось и так, что фамилия отца приходилась очень и очень кстати. Кто-то годами с нуля создает себе репутацию — Джо же всего лишь нужно было поддержать уже существующую. Потому что все знают Валентина Моргенштерна. — Я считаю, — справившись с собой, отвечает Джо, — что те, кому Мортмейн не заплатил заранее, не пошевелят и пальцем. В то время как те, кто меня ищут... Что ж, пусть попытаются. — Один раз ты уже показал, как справляешься. — В тот раз меня никто не прикрывал! — запальчиво восклицает Джо и осекается. Рановато полагаться на поддержку Скотта... Но тот кивает, пусть и не выглядит полностью убежденным. — Ладно, — медленно произносит он. — Только никакой самодеятельности. Если увидишь, что тебя заметили и идут следом, приведешь их ко мне. — Можешь быть спокоен, — Джо усмехается. — Уж что-то, а скинуть на тебя грязную работу я всегда рад. Знакомые у Джо находятся и во втором салуне Уотергласс — неожиданно, его нынешний хозяин, в прошлом занимавшийся не вполне честной торговлей то краденым, то порченым товаром. Особых дружеских чувств Джо к нему никогда не питал, и теперь ничего не изменилось, но расспросить его как следует это нисколько не мешает. Мортмейна видели и здесь, но где еще его можно найти, никто не знает. Следующие два часа Джо проводит за покерным столом, следя больше за входной дверью, чем за картами, так что пара проигрышей более чем ожидаемы. Он уже почти решает плюнуть и вернуться к барной стойке, хоть это и не слишком удачное место — все пришедшие в первую очередь направляются туда и велик шанс столкнуться с Мортмейном или его людьми нос к носу. Джо предпочел бы заметить их первым, понаблюдать. И ему везет. Дверь салуна в который раз за вечер открывается, Джо скользит безразличным взглядом по двум незнакомым здоровякам: один с густой отросшей щетиной, которой немного осталось до того, чтобы называться бородой, второй — в надвинутой на глаза шляпе. Джо не обратил бы на них внимания, но тут он сталкивается взглядом с барменом, и тот едва заметно кивает в сторону вошедших. Неужели это и есть те, кого Мортмейн нанял, чтобы поймать Джо? Он сползает на стуле чуть ниже и сам сдвигает шляпу на лоб. Парни пока что его не замечают, но оглядываться не перестают, даже устроившись за стойкой с выпивкой. Джо мельком бросает взгляд на карты — неплохой расклад, с таким можно и побороться. Но мысли заняты другим. Рано или поздно парни его заметят и, скорее всего, если он соберется уходить, последуют за ним. Особенно если сделать вид, что сам он их не замечает и вообще, набрался и возвращается в гостиницу отсыпаться. Вулси поможет их взять, и, может быть, они даже что-нибудь расскажут... И в тот же день предупредят Мортмейна, потому что задерживать этих двоих пока не за что, а устраивать самосуд без доказательств, что они хоть в чем-то виноваты, Вулси не позволит. Вот черт! Джо так надеялся, что Мортмейн будет с ними и эту крысу удастся задавить сразу! А теперь не лучше ли будет тихо отступить и проследить за ними в какой-нибудь другой раз? Вдруг они приведут к Мортмейну... Джо подбрасывает монету к кучке денег перед собой, принимая повышение ставки. К этому моменту игроков за столом остается трое, включая него. Его возможные преследователи за стойкой переговариваются, низко склонившись друг к другу. — Вскрываем карты? — с улыбкой спрашивает парнишка с отвратительными водянистыми глазами — скользкий тип, весь вечер уводивший выигрыши у Джо, даже когда тому казалось, что проиграть он уже не может. Джо косится на него, на третьего игрока — нетрезвого ковбоя, не выпускающего изо рта трубку, — и безразлично бросает на стол валета с дамой. Не так уж и плохо, учитывая, что среди карт на столе десятка, король и туз. — Дьявольская игра, — ворчит ковбой, косится на собранный Джо стрит и в свою очередь открывает карты. Семерка и король. Всего лишь пара. — Ну что ж, видимо, мне сегодня фартит, — ухмыляется неприятный тип, подгребая выигрыш к себе. Джо перехватывает его руку. — Карты-то покажи, — лениво напоминает он. Может, он здесь и не для того, чтобы играть, но такое откровенное хамство и нарушение правил никому спускать с рук не собирается. Глазки у паренька начинают бегать. Он пытается вырвать руку, но тут подключается ковбой и грубо выхватывает у него карты. На стол падают разномастные тройка и шестерка. — Вот мразь, — цедит тот, поднимаясь. — Небось и перед этим жульничал, а?! Парень бледнеет и все-таки вырывается — да Джо и не собирается его держать, пока разозленный ковбой будет лупить. Джо гораздо больше волнует невольно поднятый шум — вокруг все только на их стол и глазеют. И мордовороты Мортмейна в том числе. Джо поднимается, судорожно соображая, что теперь делать. Выскакивать из салуна и идти к Вулси? Даже если эта парочка и последует за ним, то пойдет прямиком в ловушку. В это же время ковбой, не собираясь разговаривать с карточным шулером, бьет его сначала под дых, а потом по лицу, опрокидывая на стол. Звенят разбивающиеся стаканы, визжит девка — причем, как Джо кажется, не испуганно, а радостно. А потом какой-то придурок — кажется, дружок битого, замахивается на Джо, и ему так или иначе приходится включиться в завязавшуюся драку. На какое-то время он даже забывает, зачем вообще здесь, думая лишь о том, как бы не схлопотать по голове бутылкой или ножкой стула, но когда очередной драчун отправляется под стол, Джо вскидывает голову и замечает, как подручные Мортмейна выходят из салуна. И вот это Джо уже совсем не устраивает. Он отталкивает разошедшегося ковбоя, бьет под дых другого, попавшегося под руку, и проталкивается к выходу. Выскакивает за порог. Прохладный вечерний воздух остужает лицо, но не голову. Кровь все еще кипит, и Джо чувствует, что так же легко, как дрался в салуне, уложит в пыль тех, кого послали за ним. Если только они не удерут! Улицу освещает пара керосиновых ламп: одна как раз над дверью салуна, вторая висит на столбе чуть дальше. За кругом света улица сужается и тонет в темноте. И там, в темноте, раздаются неторопливые шаги — совсем близко! Джо вытаскивает револьвер и, стараясь ступать беззвучно, крадется вдоль стены. Несколько осторожных шагов — и Джо выглядывает из-за угла салуна. Ему в лоб тут же упирается дуло револьвера. — Бум, — смертельно серьезным голосом говорит Вулси. Джо медленно закрывает и сразу же открывает глаза, но револьвер успевает исчезнуть. Джо выдыхает. — Какого черта ты тут делаешь? — шипит он. — Ты должен был ждать с другой стороны! — Именно там, куда ты должен был пойти, — отбивает Вулси. — Вот именно — какого черта?! Я же говорил, никакой самодеятельности! — Отличная идея, — раздается из темноты за спиной Вулси. Следом за голосом появляется знакомое уже лицо с бородой-щетиной. — Так что бросайте оружие и сдавайтесь, пока мы не наделали в вас дырок. За ним в тени здания маячит еще одна темная фигура. В смешанном свете луны и фонарей блестят револьверы. — Парни, как минимум по пуле мы успеем в вас выпустить, — почти миролюбиво предупреждает Вулси. — Давайте лучше столкуемся по-хорошему. —Умолкни, — рычит бородач. — Погоди, — придерживает его за плечо второй. — Как договоримся? — Вам, парни, нужен Моргенштерн, — Вулси кивком указывает на Джо. — Обойдемся без пальбы, а деньжата поделим на троих? Джо в первую секунду немеет от возмущения. Потом взрывается: — Скотт, мать твою!.. Тот зажимает ему рот ладонью, выкручивает руку с револьвером. — Не глупи, Джо, ты же не хочешь получить пулю раньше времени? — пыхтит Вулси, пытаясь его удержать. — Помогите, ну!.. Он тычком в спину отправляет Джо в руки к бородачу. Второй бандит кидается на помощь. И в затылок ему упирается дуло «миротворца» Вулси. — Теперь вам лучше послушаться, парни, — холодно советует он. — Мозги обратно в башку вы не затолкаете. Мужчина замирает, и Джо пользуется его замешательством — бьет бородатого как раз, когда тот стреляет. Рука у него дергается и пуля, предназначенная Вулси, попадает в его же приятеля. Тот роняет револьвер и оседает, схватившись за бок. Почти тут же раздается еще один выстрел, и бородач заваливается на тротуар. Под двумя нацеленными револьверами и с трупом приятеля у ног оставшийся в живых бандит сразу становится сговорчивее. — А как же договориться по-хорошему? — лебезит он. — Боюсь, теперь придется немного поменять условия, — обманчиво дружелюбно предупреждает Вулси. — Как тебе такие: ты рассказываешь нам все, что знаешь про Мортмейна? — А вы меня отпускаете? — А мы тебя не убиваем, — поправляет Джо. — Где Мортмейн? — Не знаю. — Может, ему ухо отрезать? — поднимает взгляд на Вулси Джо. Честно говоря, больше интересна его реакция, чем бандита. Тот смотрит с усталой укоризной — «придумай что-нибудь поинтереснее», но подыгрывает: — Лучше палец — их десять. На третьем-четвертом точно заговорит... — Да не знаю я! — Вулси бандит верит больше. — Мы с ним в салуне толковали! Где он отсиживается — не говорил, сказал только, что ты за ним придешь и тебя надо скрутить... — И куда бы вы меня повели? — хмыкает Джо. — Нашли бы куда, — огрызается тот. — Посидел бы в подвале у Билли, пока Мортмейн не появится... — Билли — это твой приятель? — уточняет Джо. — Хозяин салуна, — отвечает тот. Джо хочется отвесить себе затрещину: ну разумеется, с чего это он решил, что тот отвечал только на его вопросы? Видимо, стоило этим двоим прийти, и Билл тут же выложил все про то, что Джо ищет Мортмейна. Еще небось и указал, где он сидит, и предупредил, что их и дожидается. Шум за углом раздается неожиданно — видимо, из салуна вывалилась какая-то компания. Джо с Вулси не успевают даже переглянуться, как проулок заливает светом ламп. — Бросьте оружие! — раздается резкий окрик. Вулси заметно морщится, но револьвер опускает. — Эдмер, — кивает он невысокому, но крепкому мужчине с винтовкой. — Скотт, — ничуть не более приветливо отвечает тот. Выглядит он лет на десять старше Вулси, с резкими носогубными складками и тяжелым подбородком. Темные глаза смотрят с явной неприязнью — как на Вулси, так и на Джо. Вместе с шерифом пятеро вооруженных мужчин, так что Джо тоже почитает за лучшее убрать револьвер в кобуру. — Нет-нет, — Эдмер замечает это и шагает к нему, протягивая руку. — Отдайте-ка это мне, так сказать, во избежание. — «Во избежание» уже поздновато, — цедит Джо и кивает на труп. Эдмер оборачивается и видит тело. — Ваших рук дело? — спокойно спрашивает он. — Моих, — встревает Вулси. — Эдмер, эти двое напали на нас сами. Эдмер качает головой. — Наверно, еще и неожиданно, подкараулили в темноте? И в итоге один из них убит, а другой ранен? — Элемент неожиданности — это еще не все, — не может смолчать Джо. Эдмер снова смотрит на него. Разглядывает долго, больше минуты, так что у Джо медленно скатывается по спине капля холодного пота. Узнал? Глупости, конечно, за сходство с известным бандитом никто на виселицу не потащит. — Верно, — в конце концов кивает шериф и выдергивает у него из кобуры револьвер. — Важнее, на чьей стороне сила и количество. Отведите-ка этих господ ко мне в офис, — громко обращается он к остальным. — Всех троих. И перевяжите раненого, чтоб не помер в камере. Возмущение клокочет у Джо в горле, почти вырывается наружу, но Вулси опускает ладонь ему на плечо. Осаживает тяжелым холодным взглядом, и это разом приводит Джо в себя. — Что будем делать? — улучив момент, тихонько спрашивает он у Вулси по пути в офис шерифа. — Ничего, — мрачно отвечает тот. По нему видно, что происходящее нравится ему не больше, чем Джо. — Эдмер самоутвердится и утром нас отпустит. — Уверен? Вулси не отвечает, оставляя ему догадываться самому. — Это все Фредди виноват! — вдруг сбивает его с мыслей возглас за спиной. — Я тут ни при чем, шериф! Богом клянусь — я пальцем никого не тронул! Эдмер останавливается и, обернувшись, смотрит сначала на Вулси — тот отвечает взглядом младенца — и только потом на бандита. — Это Фредди! — повторяет тот. — Он еще в салуне подраться с кем-нибудь норовил, но Билли нас выставил! А тут идем, а эти стоят — сразу видно, что не местные, да поперек дороги. Фредди и завелся... — Хотел подраться, а схлопотал пулю? — недоверчиво уточняет Эдмер. — Не надо было размахивать револьвером у меня перед носом, — спокойно вставляет Вулси. — И помощнику моему врезал. Джо соображает, что в потасовке кто-то действительно заехал ему кулаком в скулу, может, и сам Вулси — а что саднит, он почувствовал только теперь. — А как сдачи получил — достал пушку, — подхватывает бандит. — Шериф, я тут ни при чем, Фредди первый выстрелил, я даже остановить его не успел... — Разберемся, — мрачно обещает Эдмер. Разбираться он не особенно стремится. Их заводят в камеры в офисе, и Джо до последнего отказывается верить, что тут и оставят. И что Вулси ни черта не сделает, чтобы этому помешать! Но тот спокойно укладывается на соломенном тюфяке в камере напротив, заводит руки за голову и закрывает глаза с таким видом, будто улегся спать в лучшей гостинице города. Эдмер, судя по его лицу, так же как и Джо, выражаясь культурно — потрясен его поведением. Но не забывает запереть в камерах никого из троих. — До завтра посидите — меньше будете затевать драки, — отрезает он и уходит. — Какого черта, Скотт?! — возмущается Джо. — Тебе что, охота провести ночь в каталажке?! — Я могу потерпеть, — не открывая глаз, отвечает тот. — Зато наш новый приятель никуда от нас не сбежит. А завтра потолкуем и с ним, и с Билли… — Я вам уже все сказал, — доносится из соседней с Джо камеры. — И я прикрыл вас перед шерифом! — Ты это сделал, потому что надеешься еще найти способ продать меня своим дружкам, — цедит Джо. — Нечего тут святошу изображать. По этой же причине можно надеяться, что бандит не станет рассказывать Эдмеру, кто такой Джо на самом деле. — Сколько, кстати, вам за меня пообещали? — любопытствует Джо. — По сотне, — так мрачно отвечает тот, что становится ясно — сам уже понял, что продешевил. Но Джо все равно возмущается: — Это что, в сто раз меньше, чем награда за отца?! — Что ты там говорил насчет правильной репутации? — не упускает случая поддеть Вулси. — Если бы знал, что нарвусь на шерифов, в жизни бы не согласился, — бормочет бандит. Джо решает пощадить остатки чувства собственного достоинства и не спрашивает, кто же тогда он. — Мортмейн — жмот, — хмыкает он. — Рассчитывает сорвать куш и ни с кем не поделиться. Бандит замирает, как учуявший след пес, и медленно поворачивается к нему. — Сорвать куш? — С чего это я должен тебе рассказывать? — Джо косится на Вулси, но тот не пытается его остановить и ничем не показывает, что разговор хоть сколько-нибудь его интересует. — Мортмейн что, нас кинул? — не успокаивается бандит. Пусть понервничает — Джо только того и надо. — Он-то меня точно не ради пары сотен ищет, — небрежно отвечает он. Бандит молчит, размышляя, а потом начинает костерить предателя и хитреца Мортмейна на все лады. — Так, может, раз уж у нас обоих есть к нему некоторые вопросы, — вкрадчиво начинает Джо, — ты лучше поможешь нам? — Говорю же, — ворчливо отзывается тот, — я все вам рассказал. Но Джо не может просто успокоиться и, по примеру Вулси, завалиться спать. Вместо этого он раз за разом меряет шагами камеру. И чем сильнее он заводится, тем больше его раздражает спокойствие Вулси. — Может, свалим, не дожидаясь утра? — в конце концов предлагает он. — Нет, — кратко отвечает Вулси. Джо, не сводя с него глаз, достает из внутреннего кармана куртки связку отмычек, нарочито громко звенит ими. Никакой реакции. Чертов самоуверенный волчара! Джо отпирает дверь, вызвав интерес только у все того же бандита. А потом и сам опускается на тюфяк и громко поясняет: — Не выношу запертых дверей. Эдмер приходит ни свет ни заря, гремя ключами издалека. Джо не выспался из-за храпа бандита, голоден и зол, и думает, что если бы в свое время на месте Вулси был шериф Уотергласс, то уж его-то стоило бы сдать Блэквеллу с потрохами и еще на могиле попрыгать. Эдмер позевывает. В качестве любезности отпирает первым замок на камере Вулси. Поворачивается к камере Джо и с недоумением смотрит на приоткрытую дверцу. — Какая неприятность, — поправляя подтяжки, жизнерадостно заявляет Вулси. — Тебе повезло, что это был мой помощник, а не какой-нибудь головорез... — Я ведь запирал замок! — возмущается Эдмер. — Ну не раскрылся же он сам собой, — издевается Джо. Эдмер, не иначе в отместку, раньше, чем он успевает выйти из камеры, снова запирает замок. Дергает за него, проверяя. Джо держится за прутья решетки, чтобы не протянуть руки к Эдмеру и не приложить его хорошенько рожей о ржавый металл. Вулси ухмыляется. Смотрит на Джо так, будто его вид за решеткой приносит ему настоящее удовольствие. Наконец, Эдмеру надоедает терзать замок, и он выпускает Джо на свободу. Следующий на очереди — подручный Мортмейна. Джо начинает лихорадочно соображать, как бы теперь не упустить его, когда все они выйдут из офиса, но тут Вулси тянет будто бы удивленно (а насколько Джо распознает, так еще и издевательски): — Видимо, у тебя и правда совсем неладно с памятью, Эдмер. Незапертая камера — еще ничего, в ней все-таки ночевал мой помощник. Но ты же не собираешься отпустить разыскиваемого вора и бандита? — О чем ты? — бурчит Эдмер. — Эдди-зубодер, — поясняет Вулси. — Три месяца его портрет на столбах мотался. Может, тебе стоит носить очки? Джо бросает взгляд на бандита за решеткой. Тот стоит набычившись, и теперь уже и Джо припоминает, что видел его раньше. — А второй, значит, Фрэдди Хендрикс, его пособник. Это мы ночь за решеткой провели за то, что делали вашу работу?! — Вы там стояли и на драку нарывались! — огрызается Эдмер. — Мы там стояли и их поджидали, — парирует Вулси. У Эдмера лицо вытягивается даже сильнее, чем при виде незапертой камеры Джо. — Надо было предупредить, что в моем городе преступники! — В твоем городе их чуть больше, чем дохрена, — Джо не дожидается, пока ему вернут оружие, и сам подбирает со стола шерифа и свой револьвер, и Вулси. — И на будущее, предупреждаю: где-то в окрестностях скрывается Мортмейн — в прошлом поставщик оружия для «Отреченных», — добавляет Вулси. С этим они Эдмера и оставляют — с осознанием собственного провала и, как Джо надеется, ничтожности. Из офиса шерифа он выходит в гораздо лучшем настроении, чем был с утра. — А вчера нельзя было все это ему сказать? — тем не менее, ворчит он. — Оправдываться перед Эдмером? — Вулси лениво щурится на солнце и качает головой. — Нет уж. Кроме того, тогда он не почувствовал бы себя идиотом, не способным узнать бандита даже тогда, когда уже посадил его за решетку. — Да, вот только с помощью Эдди мы могли бы выследить Мортмейна, — ворчит Джо. — Он не стал бы нам помогать после твоих слов про Мортмейна и куш, — спокойно произносит Вулси. Джо сразу сбавляет тон. — Я решил, что наоборот, раз уж Мортмейн его обманул... — Не в том дело. Понятно ведь, что с нас ему денег не стрясти, а вот из Мортмейна у него есть шанс выбить себе долю побольше. Так что пусть лучше сидит. Рассказать про нас ничего нового он не может — Мортмейна предупредили и так, раз уж нас тут ждали. Но мне будет спокойнее знать, что он за решеткой. — Думаешь, он не скажет Эдмеру мою настоящую фамилию? — колеблясь, спрашивает Джо. — Эдмер решит, что он просто пытается придумать что-нибудь пооригинальнее, чтобы выбраться из-за решетки. — А если нет? — Эдмер не поверит, потому что сам все равно тебя не запомнит. С памятью на лица у него и правда худо. Джо возражает: — Я похож на отца. — Быть похожим на кого-то — не преступление, — замечает Вулси. И добавляет, так нарочито равнодушно, что Джо понимает — он думал об этом раньше, может, даже готовил как аргумент для более неприятной ситуации: — Ты и на меня похож, так что правда известна только твоей матери. — Как жаль, — медленно произносит Джо, — что я — круглый сирота. — Верно... Басти, — усмехается Вулси и щелчком пальцев сбивает ему шляпу на нос. А потом ерошит волосы на затылке. Это немного щекотно — по крайней мере, по коже пробегают мурашки, — и до странного приятно. Успокаивает. Прикосновение мимолетное, но Джо успевает вспомнить, как Вулси обнимал его, вот так же перебирая волосы на затылке, и это воспоминание пугающе-яркое и четкое: от запаха сигар до твердого плеча, за которое Джо цеплялся пальцами. Вулси убирает руку, и Джо запоздало отшатывается. Поправляет шляпу. — Рука у тебя что ли лишняя, Скотт? — рычит он. — А ты настолько голоден, всего лишь пропустив ужин? — насмешничает тот. Джо так сбит с толку, что даже разозлиться толком не удается. Но Вулси он уже знает — если сразу не прояснить, через неделю-другую можно обнаружить, что каким-то образом все идет, как он хотел. Как с этим Лайтвудом, черти б его взяли... Еще не хватало, чтобы теперь Джо трепали по голове, как послушную собачонку. — Просто держи руки при себе. — Джо хочет добавить пару крепких словечек и возмущенных фраз, но сдерживается и выдавливает слово за словом как можно спокойнее и холоднее. Это неожиданно срабатывает — обычно Вулси тем больше подкалывает, чем громче Джо возмущается, а тут моментально переходит на будто бы непринужденный, но чисто рабочий тон: — Как скажешь, Джонатан. Думается мне, стоит сходить позавтракать в салун к Билли и заодно потолковать с ним. Джо внимательно следит за его лицом и поздравляет себя с очередным разом, когда удалось задеть Скотта за живое. Но месяц назад он обрадовался бы этому сильнее. Появлению Джо с Вулси Билли не удивляется: то ли вчера стал свидетелем того, как Эдди-зубодера повязали, то ли успел услышать про это с утра. — Мортмейн, значит, не врал, — мрачно произносит он, проводя рукой по макушке с проплешиной. — Сынок Моргенштерна снюхался с властями. — Не снюхался, а временно работаю, и не с властями, а с шерифом Скоттом, — Джо упирается ладонями в стойку и сверлит хозяина салуна мрачным взглядом. — Какая разница, — отмахивается тот. — И как, ничего не жмет подачки принимать? Вот папка твой... Джо выхватывает револьвер, взводит курок, и Билли осекается. — Меня не интересует твое мнение о моем отце, моей работе и обо мне вообще, — цедит Джо. — Так что говори по делу. Что ты знаешь про Мортмейна? — Шериф, — обращается Билли к Вулси, — кажется, ваш помощник мне угрожает. — С чего ты взял, что только он? — весомо отвечает тот. Но потом все-таки давит Джо на руку, заставляя опустить. Джо подчиняется, но руку тут же отдергивает так, будто боится обжечься. Вулси не обращает на него внимания — выкладывает на стойку пару десяток и подталкивает к Билли. Спустя какую-то секунду на стойке уже ничего нет. — Этот Мортмейн — очень осторожный тип, — легко, будто и не он кочевряжился минуту назад, рассказывает Билли. — Никто толком не знает, где он и что планирует. Слухи невнятные только: то ли что ты, Моргенштерн, денег ему должен, то ли что кинул его с каким-то делом. В прошлом он точно имел дела с твоим отцом — поставлял «Отреченным» оружие и все, что могло понадобиться. Но сам частью банды не был. Эдди-зубодер и Хендрикс с ним с того времени работали иногда — в «Отреченные» их вроде бы не взяли, а примазаться к славе и добыче уж больно хотелось, вот и стали Мортмейну помогать. — Еще кого-то, кто с ним работал, знаешь? — спрашивает Вулси. Билли жует губами, щурит маленькие глазки, а потом в недвусмысленном жесте потирает пальцами. По стойке к нему перекочевывает еще пара десяток. Джо с трудом сдерживает досаду — как легко некоторым достается его месячный заработок! — Поскольку Моргенштерну-старшему Эдди с Хендриксом не нравились, у него был свой человек. В Шэдоу-Вэлли, насколько я знаю, — Билли делает паузу, давая понять, насколько важную информацию собирается им выдать. Но еще одной подачки не дожидается и, в конце концов, продолжает, пусть и менее охотно: — Живет на ферме на окраине. — Звать его как? — поторапливает Джо, хоть и понимает, что Билли медлит нарочно. — Старквезер, — отвечает тот. — Ходж Старквезер? — уточняет Вулси с непонятной Джо интонацией. Билли каркающе смеется. — Ну, после смерти Моргенштерна он этими делами вроде не занимался, — он пожимает плечами. А потом смотрит на Джо: — Но кто в эту трясину один раз ступит, так там и останется. — За себя говори, пень болотный, — отрезает тот. — А что я? У меня маленький легальный бизнес, вот и все, — тут же сдает назад Билли. — Я законы уважаю, ни в чем... — Довольно, — обрывает его Вулси. — Завтрак у тебя найдется? Билли неторопливо уходит на кухню. Джо отодвигает от засаленного стола деревянный стул, садится на него верхом. — Он и так бы нам все рассказал. Я бы заставил. — Рассказал бы, — соглашается Вулси. — А потом из мести сделал бы все, чтобы помочь Мортмейну, и в будущем стал бы использовать каждую возможность нам подгадить. А так мы узнали все, что хотели, и узнаем еще, когда понадобится. Такие, как Билли, удобны на своем месте. — Раньше и мой способ всегда отлично срабатывал. — Раньше ты не представлял закон, — напоминает Вулси и смотрит на Джо сверху-вниз раздражающим покровительственным взглядом. Джо уже собирается послать его подальше, но тут растрепанная и сонная девчонка — видимо, Билли поднял ее из-за них — притаскивает с кухни поднос с едой. — Ты знаешь этого Старквезера? — спрашивает Джо, глядя, как девка расставляет тарелки и стаканы. — Да, — задумчиво отвечает Вулси. — И? — поторапливает его Джо. — Это учитель из Шэдоу-Вэлли, — Вулси произносит это так, словно сознается в собственном грехе. Очередной законопослушный гражданин оказался не таким уж законопослушным, а проницательный шериф Скотт это проглядел. Джо усмехается, но молчит. В Люпусвилль возвращаются к вечеру. Стоит заглянуть в бар, как вечные завсегдатаи Лайтвуды, Нэйт и несколько пропойц галдят, приветствуя Вулси. Джо пока узнают только жители города да несколько знакомых фермеров, так что радость от встречи — довольно неубедительно! — изображает лишь сидящий за дальним столиком Мур. Джо оценивает количество оставшегося в его бутылке бурбона — на дне — и решает не подходить. Он не нанимался слушать пьяное нытье. — Пойду расспрошу парней, может, видели что-нибудь подозрительное, — говорит Вулси. — Ковбои — ребята наблюдательные. Он уходит к подвыпившей компании раньше, чем Джо успевает увязаться за ним или хотя бы съязвить, что больше ковбоям все равно заняться нечем, только по сторонам глазеть. Влезать в их компанию и знакомиться со всеми не хочется, так что Джо идет к стойке и кивает ухмыляющемуся Дойлу. После скачек и драки Джо в салуне они не слишком ладят. Прямо Дойл ничего не показывает, конечно, но Джо-то замечает все слишком долгие взгляды и кривые улыбки. — С чего это Мур надирается? — спрашивает Джо, забираясь на высокий отполированный сотнями задниц стул. — Ему Престон от ворот поворот дала или Джозефина вернулась домой обесчещенной? — Про Престон ты почти догадался, — кривит рот в ухмылке Дойл. — Мур и насчет нее переживает — а ну как останется без крыши над головой, тогда уж о женитьбе и мечтать не придется. — Без крыши над головой? — переспрашивает Джо. Дойл сверлит его взглядом, явно спрашивающим, что ему за дело до этого, но тот молчит. Если уж так интересно — пусть спросит вслух. Дойлу интересно не настолько. — Муру сегодня пришло письмо из банка, — отвечает он, уже не глядя на Джо. — С крупной суммой задолженности. Будто бы они уже предупреждали о долгах. Но Джозеф заверяет, что никаких писем, кроме этого, не получал. Джо оборачивается и смотрит на Мура. Одет прилично. Ферма у него тоже не самая бедная в округе. Может, Вулси и уступает по площади, но зато у него поля с пшеницей и ячменем. Не может быть такого, чтоб у него не было денег вовремя расплачиваться с банком. — И что будет? — Ну, — Дойл протирает стакан и ставит его перед Джо, — с него требуют срочную выплату по векселю или что-то вроде того. Скоро кто-то приедет за деньгами, а если их не будет, то прости-прощай... Джо вскидывает брови. Вот уж правда неожиданность. Сам Мур недавно всем хвастался, что все до последнего цента вложил в домашнюю пивоварню. Уж наверняка, знай он о том, что с него должны вот-вот потребовать деньги, не стал бы тратить их, рискуя потерять вообще все. — Мутная какая-то история, — замечает Джо. Дойл пожимает плечами. Наливает в стакан виски на два пальца. — Что в Уотергласс? — меняет тему он. Джо хмурится — и надо было Вулси трепаться, куда они едут? Может, он Дойлу еще и зачем они туда ездили выложил? — Как обычно, — пожимает он плечами с ленивым видом. — Дела, девочки, хороший виски... Последнее можно было бы не добавлять, но Дойл сам налил из обычной бутылки. Пить это пойло можно только в безвыходном положении. — Там, наверное, еще и не наливают, кому попало? — с преувеличенно любезной улыбочкой спрашивает Дойл. — А за разбавленный виски бармена могут и взгреть, — мечтательно продолжает Джо. — Какой прекрасный город, — кивает Дойл. — Что ж вы там не остались? — Долг, — лаконично отвечает Джо. Тот ухмыляется пуще прежнего и смотрит ему за плечо. — Какой сознательный помощник мне достался, — произносит Вулси, опускаясь на стул рядом с Джо. — Думаю, не переманить ли, — соглашается Дойл, наливая ему из-под стойки. — Если только всех девочек пошлешь подсобить, — кивает Вулси, подмигивая Джо. — Стесняюсь спросить, Скотт, чем соблазнил его ты, — ухмыляется Дойл. Джо слышит в этом неясный намек, но Вулси не дает ему задуматься как следует. — Исключительно уважением к моему авторитету. Верно? Ответить Джо снова не успевает, потому что на этот раз уже Дойл влезает: — Да, мистер Верлак успел рассказать, как ты помог ему выбраться из трудного положения. Надеется подловить, наверное. Но Вулси, стоит отдать ему должное, удивляется по другому поводу: — Надо же, не думал, что услышу слова благодарности! Джо скалится в подобии улыбки: — Вы же знаете, мистер Скотт, я не мастак подлизываться. Откуда-то из толпы выныривает Флора. — А я попробую, — мурлычет она и обнимает Вулси за шею. — Детка, ты и так занимаешь все мои мысли, — усаживает ее себе на колени тот. — Ты давно не заходил, я скучала, — Флора снимает с Вулси шляпу и небрежно откидывает на стойку. Запускает пальцы ему в шевелюру и расчесывает, пропуская между ними соломенные пряди. Джо с хмыканьем отворачивается. — Папаша, ты подаешь ребенку плохой пример, — поддевает Вулси Дойл. — Не знаю, — с сомнением тянет Флора, и Джо оборачивается. — Мне кажется, ребенок уже достаточно взрослый, чтобы заглянуть ко мне в гости. Джо бы с удовольствием — ему и так сложно изображать безразличие, когда они с Вулси так бесстыже обжимаются. И еще сложнее не представлять, как он завалит ее в койку... Но у Джо опять ни гроша за душой, и он может разве что завидовать. — В другой раз, детка, — качает головой Вулси. — Я и правда слишком долго к тебе не заглядывал. Флора с улыбкой встает, а потом, понизив голос до громкого шепота, говорит: — Меня хватит и на двоих. Никогда не обслуживала отца с сыном одновременно... Дойл, скотина, хохочет на весь зал. Вулси усмехается и шлепает Флору по заднице. — Не хулигань! Джо хмурится и отпивает мерзкого пойла, чтобы хотя бы занять руки. — Не пейте много, мистер Верлак, — тут же придирается Вулси и к этому. — Завтра поедем к Старквезеру. Вулси с Флорой поднимаются на второй этаж. Дойл опирается обеими руками в стойку и с усмешкой говорит Джо: — Видимо, девочки в Уотергласс не так хороши, как выпивка. * * * Просыпается Алек рано, темнота за окном только начинает выцветать в синеву, как разбавленные водой чернила. Сказать по правде, он толком и не спал — проворочался всю ночь, временами проваливаясь в душные кошмары и оказываясь то в хогане больного и умирающего Великого Бедствия, то в запертом доме, без возможности вырваться. Тишину нарушают лишь часы в гостиной. Джейс c Клэри еще спят, и Алек решает не будить их. Все уже давно привыкли к его неожиданным отлучкам, тем более после вчерашнего разговора Джейс сразу поймет, куда Алек направился. К Великому Бедствию. Желание увидеть его за ночь превратилось в непреодолимую потребность убедиться, что с ним точно все в порядке, что болезнь не вернется. Кроме того, здесь Алеку пока что делать нечего — отец после вчерашней ссоры остынет еще нескоро, да и в городе спокойно. По крайней мере, так Алек думает, пока не натыкается по пути в резервацию на Марка Блэкторна. — Лайтвуд! — окликает тот. Алек смотрит на него, на приятеля Марка, Кирана, и, судя по их лицам, добра ждать не стоит. Что за дело у них, интересно? Прознали про эпидемию и решили доступно объяснить, как он был не прав? — Там Старквезер, — задыхаясь, будто бежал, говорит Марк. — У леса. Он показывает пару подбитых жирных кроликов, словно Алеку есть дело до того, зачем они ездили в лес. — Что случилось? — быстро спрашивает Алек. — Нужна помощь? — Да ему уже никто не поможет, — с жалостью отвечает Марк. — Он мертвый. Мы проверили. Но они все равно спешат, показывая Алеку дорогу. Как будто что-то еще можно исправить. Старквезер лежит в сотне футов от леса. Примятая трава и кровь на ней показывают, что тело изначально лежало не так — видимо, Марк с Кираном проверяли, действительно ли он мертв. Пятно крови на груди и засохший потек на подбородке вкупе с неестественной позой должны были не дать обмануться, но Алек знает, что в таком случае надежда сильнее логики. Ходжа Старквезера знали все в городе — кто не учился у него сам, у того в школу бегали дети. Его трудно было назвать приятным человеком, но грамоту детям в голову вложить он умел. У кого рука поднялась на учителя? — Вы здесь никого больше не видели? — поднимает взгляд Алек. Киран стоит рядом, Марк чуть поодаль. — Нет, — отвечает Киран. Если ему и не по себе находиться рядом с покойным, то он старается это не показать. — Он холодный уже был, когда мы его нашли. Вон там, — он кивком указывает в сторону, — револьвер. Верно выронил, когда упал. Револьвер находится в траве в паре футов от тела. Алек проверяет барабан — в нем три патрона, кто знает, стрелял ли он в ответ в нападавшего или просто забыл зарядить. — Здесь — нет, — подает вдруг голос Марк. — Но часа за два до того видели одного парня. — Кого? — Не знаю, как его зовут, — хмурится тот. — Встречал пару раз на службе в церкви. Он из Люпусвилля. Алек опускает взгляд, чувствуя, как сердце начинает колотиться. Нет, нельзя подозревать человека только потому, что он тебе не нравится. — Как он выглядит? — спрашивает он, стараясь говорить ровно. — Твоих лет, — пожимает плечами Марк. — Волосы вроде светлые, я не особо разглядывал. Мчал во весь опор, лошадь в мыле была... Алек скрипит зубами. Не так уж и много в Люпусвилле белобрысых. Да и тут же вспоминается «ограбление» миссис Витч и ее бестолковое описание, под которым подозревали — вернее, Джейс подозревал! — Джонатана, и, как оказалось, не зря. — Съездишь со мной в Люпусвилль? — спрашивает он. Киран смотрит на Марка, тот пожимает плечами. — Куда деваться. Показать тебе белобрысого? Алек кивает. Внутри что-то больно царапает. Ведь он предупреждал Вулси: говорил, что Моргенштерну нельзя доверять. И вот что в итоге вышло. — Только сначала вернемся в город, — говорит он. — Нужно предупредить Джейса. «И отца», — думает он. По-хорошему, он предпочел бы не сталкиваться с ним сразу после ссоры, но случай не тот, чтобы прятаться за личными обидами. Его подозрения не делают Моргенштерна-младшего виноватым, убийца может быть и из Шэдоу-Вэлли. Так что гораздо лучше будет, если оставшиеся здесь будут начеку. Они заносят Старквезера в дом, чтобы не оставлять тело на земле. Алек пытается не накручивать себя раньше времени и не думать о разговоре с Вулси. — Родни у него нигде нет? — спрашивает Марк. — У бирюка? — бросает Киран. — Откуда? Он мрачен и это понятно: Алек знает, что Киран живет с родней на самой границе с лесом. Их ферма невелика и, прямо сказать, небогата, но она — легкая добыча для любой банды. «Отреченным» там поживиться было нечем, но если по окрестностям возьмется промышлять кто-то, кому хватит и пары лошадей или коров, то они будут одними из первых ограбленных. Алек хочет его успокоить, но молчит, чтобы раньше времени не называть имен. Джейса новость тоже выбивает из колеи. — Да какая сволочь могла на такое пойти? — горячится он. Алек полностью с ним согласен — мистер Старквезер был человеком начитанным, сдержанным и миролюбивым. У него и врагов-то, по крайней мере в городе, не было. Да и представить, что они были вообще, крайне трудно... Правда, подозрения — неприятные, пугающие и какие-то гадкие, словно подозревая Джонатана, Алек показывает, что не доверяет и Вулси, — все равно не отпускают. Да, у Моргенштерна, на первый взгляд, нет никаких причин ненавидеть человека, которого он в лучшем случае мельком видел пару раз, но Алек точно так же не представлял, что у кого-то могут быть счеты к нему самому, пока тот не попытался его повесить. — Случайный бандит или грабитель? — все-таки предполагает он. — Что у него брать-то? — смотрит на него Джейс. — Книжки и учебники? Ты посмотрел вообще, ограбили его или нет? — Сразу не сообразил, — смущенно признается Алек. — Марк говорил, что вроде видел кое-кого... Надо съездить с ним в Люпусвилль, проверить. — Кого? — прищуривается Джейс и, не дождавшись ответа, тянет: — Та-ак... — Не спеши, — обрывает Алек, пока тот не высказал вслух все, о чем он пытается не думать. — Марк ни на кого прямо не указал, только сказал, что видел парня моих лет... — Много ты таких знаешь в Люпусвилле? — запальчиво возражает тот. — Да хоть кузенов, — обрывает Алек. — Их-то Марк узнал бы, они всю жизнь в Люпусвилле прожили, — возражает Джейс. — Думаешь, он всех жителей по именам знает? — с сомнением спрашивает Алек. Джейс пожимает плечами, оставляя ему додумывать самому, и собственные мысли Алеку очень не нравятся. Спорить с Джейсом проще, чем пытаться переубедить самого себя. — Так что, — отвлекает его тот — Алек как раз с мрачной обреченностью гадает, в порядке ли Вулси, — пошли, что ли? Отцу и без нас расскажут. Алек в этом не сомневается, но брать Джейса с собой в его планы тоже не входит. С ним Джонатану вроде бы не за что квитаться, но грызться им, как он помнит, это нисколько не мешало. Видимо, широкой души Моргенштерна хватает на ненависть ко всем. Даже если смерть Старквезера не на его совести, после придирок Джейса он точно утяжелит ее хотя бы его трупом. Нет, хватит с него предвзятости и одного Алека. — Лучше езжай на ферму Старквезера и осмотри там все, — просит Алек. — В Люпусвилле кроме меня есть еще и Вулси, так или иначе сначала я заеду к нему. Джейс серьезно кивает, и Алеку очень хочется сказать, что Вулси просто нужно рассказать про убийство. Но он сам знает, что это не так — в первую очередь он хочет показать Марку Джонатана. — Спешишь сам поймать преступника и снова попасть в газету, чтобы отец сменил гнев на милость? — подкалывает Джейс, но шутка оказывается неуместной: тот как раз входит в офис. И без того напряженное выражение его лица — видимо, про убийство ему уже успели рассказать — каменеет окончательно. — Я съезжу допрошу того, кого Марк с Кираном видели около фермы мистера Старквезера, — поспешно говорит Алек, пока отец не заявил, что поедет в Люпусвилль сам. Переубедить его будет сложнее, чем уговорить сразу: менять решения он не любит. «Как и мнение о чем-то или ком-то, даже если оно в корне неверно», — против воли всплывает в голове. — Попрошу Вулси помочь, — добавляет Алек. — А если его не будет в городе, то его помощника — мы с ним уже... работали вместе. Алек непроизвольно трогает шею. Да уж, отлично сработались. Но если Джонатан действительно виноват в смерти Старквезера, то он окажет Алеку отличную услугу, дав себя поймать. О том, что делать с ним дальше, тот старается пока не думать. Если Джонатана будут судить и всплывет правда о его родителях, то это скажется и на Клэри с ее матерью, и — теперь-то! — на Джейсе. Ведь кто поручится, что он не попытается утопить их хотя бы заодно с собой? Поэтому Алек не хочет, чтобы отец с Джейсом ехали в Люпусвилль — с ним или без него. Посвящать их в чужие тайны — неправильно и бессмысленно, если Джонатан не виноват. Да и если виноват — чем это поможет сейчас? Нет, нужно разбираться самому. В конце концов, это Алек спровоцировал Джонатана в первый раз, это он его упустил, и это он позволил Вулси убедить себя, что Моргенштерн-младший не представляет опасности. Но у отца — как обычно! — свой взгляд на вещи и на поиск виновных. — К черту Люпусвилль, — ворчит он, протягивая ему под нос телеграмму. — Шайены снова высунули головы. В окрестностях Даун-спрингс двое убитых, наверняка и здесь без них не обошлось. Алек просматривает телеграмму: все, как и сказал отец, разве что чуть посуше. — Здесь не шайены, — он старается говорить спокойно. — Марк и Киран видели белого. — И они уверены, что убийца он? — щурится отец. — Нет, — нехотя признается Алек. — Поэтому я хочу съездить в Люпусвилль и проверить. — Пустая трата времени, — бросает отец. — А ты уже нашел виноватых? — вскипает Алек. Джейс сжимает его плечо, но он сбрасывает его руку. Ему не надо, чтобы его успокаивали. — Я здраво смотрю на вещи, — отец пока держится лучше, чем он. — А я могу отличить стрелу от пули, — вспыхивает Алек. — И не готов обвинять в убийстве у нас здесь тех, кто был в Даун-спрингс. — Конечно, ты ведь предпочитаешь во всем обвинять своих, — жестко, но все еще спокойно отвечает отец. — И не приведи господь, чтобы с какого-нибудь индейца упало хоть одно перо, будь он хоть трижды убийцей. — Когда это я оправдывал убийц?! — Только что, — выплевывает отец. — Ты предпочитаешь ловить случайного прохожего потому, что он белый, вместо преступников-индейцев. Воины шайены — это тебе не навахо! Ты понятия не имеешь, кого защищаешь. Алек сдерживается с трудом, но молчит, пока не уверяется, что сможет не ответить резкостью на резкость. — Я никого не защищаю, — говорит он. — Шайены разграбили бы ферму и подожгли. Алек, правда, ее и не обыскивал, но уверен, что подобное сразу бы бросилось в глаза. Наверняка они перевернули бы вверх дном все в поисках оружия и еды. А у Старквезера был разве что легкий беспорядок, как в обжитом доме старого холостяка. — Давайте я соберу ребят, — влезает Джейс, — и мы прочешем окрестности? Если это шайены, то далеко они не успели убраться и кто-нибудь их наверняка видел. А Алек пусть съездит в Люпусвилль и поищет убийцу там. — Место Алека — здесь, — напоминает отец. — Он пока что мой помощник, а не Скотта. — Я не собираюсь помогать Вулси, Старквезер — наш человек, он учил меня, Джейса... мы должны найти его убийцу, а не прочесывать местности в поисках призраков! — Ну, спасибо, брат, — ворчит Джейс. Алек чувствует запоздалое раскаяние, но когда поворачивается к Джейсу, намереваясь извиниться, тот отмахивается. — Езжай, — просто говорит он. — Разберись с этим. — Я все еще не дал на это разрешения, — хмурится отец. — Пока что вы подчиняетесь мне. — Так что, мы так и будем гадать, кто из нас прав, а кто нет? Или, может, попытаемся действительно это выяснить? — если бы не легкий тон Джейса, отец бы точно одернул и его. А так только качает головой осуждающе. И отвечает гораздо мягче, чем говорил с Алеком. — Пару раз повезло — и вы уже уверены, что вам все по силам, — вздыхает он. — Делай, как знаешь, — бросает он уже Алеку. Тот в любом случае так бы и поступил. Джейс выходит из офиса следом за Алеком. — Слушай, насчет шайенов... — начинает он. Алек оглядывается на него с подозрением. Что, теперь и от него выслушивать о том, как Алек пристрастен? — Не надо снимать с меня взглядом скальп, — Джейс выставляет руки ладонями вперед. — Я всего лишь хотел сказать, что если мы в ближайшее время не решим эту проблему сами, то к нам могут прислать армию, а этого нам точно не нужно. Кто знает, не попадут ли под раздачу и навахо. Алек об этом не подумал. — Ну и как мне теперь ехать в Люпусвилль? В прошлый раз армейские были здесь, чтобы подставить навахо! — Пока что их здесь нет, — резонно замечает Джейс. — И, как я и сказал, мы прочешем окрестности. Но ты все равно возвращайся поскорее. Я, конечно, и сам если что могу съездить в резервацию, но твоих дипломатических талантов у меня нет. — А так и не скажешь — со мной и отцом вон отлично получилось, — хмыкает Алек. Джейс хлопает его по плечу. — Одно дело — разнимать повздорившую родню, и совсем другое — две толпы вооруженных мужчин. Да еще и говорящих на разных языках. Алек не уточняет, что иногда и говорить на одном языке мало, чтобы друг друга понять. — А что там с шайенами? — спрашивает по дороге Марк. Они едут уже с час, и он, наверняка, успевает и заскучать, и обдумать все услышанное у офиса. — Скорее всего, ничего серьезного, — Алеку совершенно не хочется вдаваться в подробности. — Стычка в Даун-спрингс. Отец просто хочет убедиться, что у нас все тихо. — Лучше, если так и будет, — задумчиво говорит Марк. Алек оборачивается и смотрит на него. — Я помогаю семье Кирана на ферме, — поясняет тот. — Нехорошо, если снова начнутся стычки с индейцами... — Они не начнутся, — сердито обрывает Алек и тут же одергивает сам себя. — Навахо нас не трогают, а остальные сюда не забираются. — Раньше же забирались, — упрямится Марк. — Времена меняются, — бросает в ответ Алек и сам задумывается. Времена меняются, а люди все те же. С теми же страхами и предубеждениями. Всегда ждут подлости от соседей, и сами готовы взяться за оружие, чуть что идет не так. Алеку уже столько раз казалось, что все сдвинулось с мертвой точки, что ему удалось кого-то убедить и что-то изменить. Но при малейших проблемах вместо того, чтобы пойти друг другу навстречу, люди принимались пятиться, и все возвращалось к началу. Стоило заткнуть Грязного Бэта, известного любителя поиздеваться над всяким, кто под руку попадется, особенно над навахо — как обязательно находился оскорбленный им парнишка из резервации, жаждущий смыть обиду кровью. Удавалось успокоить его — и тут же находилась иная проблема. Бандиты, от которых навахо могли защититься, но при этом остались бы единственными виноватыми; продажные сенаторы, готовые жертвовать и своими, и чужими, лишь бы добиться своего. Теперь еще эпидемия... С одной стороны, навахо приняли доктора Лосс, и Алек надеется, что на ее помощь можно будет рассчитывать и в будущем. С другой стороны, отец впервые так разозлился. Алек догадывался, конечно, что все больше разочаровывает его, но не думал, что тот покажет это так явно и будет пытаться настоять на своем. В конце концов, Алек уже давно не ребенок. Он и сам в состоянии выбрать то, что правильно для него. И если его выбор приведет только к тому, что ему так и придется раз за разом исправлять последствия чужих предрассудков, без возможности искоренить их, — что ж, он согласен и на это. Лучше делать хоть что-то, чем не делать ничего. Тем более что смириться со вторым он точно не сможет. А если отец считает, что главное — делать то, что от тебя ждут и не высовываться... Что ж, это его право. И его представление о том, что должен делать шериф. Хотя Алек все еще чувствует смесь отчаянной безысходности и вины за то, как поступил, когда в резервации разыгралась эпидемия. Отец прав — он выбрал то, что было лучше для навахо. И все еще считает это правильным. Алек встряхивает головой, будто это может привести мысли в порядок, но вместо этого едва не роняет шляпу. Что ни говори, а шериф из него и правда выходит скверный. * * * Светлые кудри рассыпаны по изящным обнаженным плечам. Флора оборачивается с игривой улыбкой и за руку увлекает Джо за собой. Комнатушка совсем крохотная, но им много и не надо — главное, есть кровать. Флора неторопливо распускает шнуровку корсета, смотрит томно из-под длинных ресниц. Джо отводит ее руки, чтобы самому снять корсет. А потом накрывает ладонью обнаженную грудь, сжимает, наклоняясь, чтобы поцеловать острое светлое плечо. Флора обнимает его обеими руками за шею, и он опрокидывает ее на кровать. Целует жадно, торопливо, пока ловкие пальцы расстегивают на нем штаны и протискиваются под них. Джо жмурится, с трудом вздыхая. Ласкающая его рука жестче и грубее, чем он ожидал, но это только заводит сильнее. Он открывает глаза и моргает, разгоняя душную муть — ясно и четко видны только рассыпавшиеся по подушке соломенные волосы и зеленые глаза со светлыми ресницами. Но Флора не дает толком задуматься. Упирается ладонями ему в плечи, заставляя приподняться, и ловко переворачивается на живот, отставляя попку. Джо стаскивает с нее юбку — последнее из одежды, что на ней осталось, — гладит спину перед собой. — Давай, — слышит он. Голос низкий и хрипловатый. Джо отводит с шеи светлые волосы, чтобы поцеловать и тут же прикусить кожу. Наваливается сверху, втирается всем телом, так что член проходится по ягодицам. Джо разводит их в стороны, трется между ними и чувствует движение навстречу. Ладонь сама собой ложится на плоский твердый живот, притягивает ближе. А потом Джо толкается внутрь, в жаркую тесноту, и стонет. Берет сзади — и это развратно, греховно и так хорошо. Воздух забивает легкие, застревает в них, сердце колотится в виски. Джо особенно остро чувствует, как по шее щекотным прикосновением стекает капля пота, и как влажной дорожки тут же касается прохладный воздух. Надолго Джо не хватает. Слишком долго у него ничего такого не было. Слишком долго он ждал. Он только снова прикусывает загривок перед собой, чувствуя на коже солоноватый пот, и крепче прижимает к себе поджарое, крепкое тело. С широкими плечами, спиной в шрамах, каждый из которых он успел уже отлично разглядеть... Джо задыхается и отстраняется. Тянет за плечо, переворачивая своего любовника на спину. Вулси смотрит, как всегда, чуть насмешливо. А еще жарко. Так, словно совсем не против всего того, что Джо с ним делал. А потом властно подминает под себя. Джо просыпается на сбитых простынях, влажных от пота. Хватает воздух открытым ртом и пялится в темный потолок. Из приоткрытого окна дует, и разгоряченная кожа покрывается мурашками. В паху все еще тяжело и жарко. Джо на мгновенье накрывает ноющий член ладонью — и перед глазами тут же встает образ из сна: прожигающий взгляд, сильное, крепкое тело под ним, тонкие изогнутые в усмешке губы. Лицо начинает гореть, и Джо отдергивает руку. Чертов Скотт. Спустившись утром в гостиную, Джо так старается не смотреть Вулси в лицо, что вскоре ловит себя на том, что уже долгое время разглядывает его руки. У Вулси длинные пальцы — мог бы и сам на рояле играть, — чуть мозолистые от уздечки. Летний загар с них еще не сошел, и белая фарфоровая чашечка на их фоне выглядит еще более светлой и хрупкой. Ногти аккуратно подстрижены, и от этого Джо почему-то становится неловко. Не то чтобы он сам не следил за собой, конечно. — Если хочешь кофе, то просто принеси с кухни чашку, хватит гипнотизировать мою, — ворчит Вулси, не отрываясь от газеты. Джо спешит последовать его совету, чтобы хоть ненадолго оказаться подальше. Кофе пьет там же, на кухне, стараясь понять, что за ерунда с ним происходит. Не было ни подобных снов, ни желаний со времен школы. Джо надеялся, что и не будет. Так какого черта Скотт?! В голове тут же всплывает подлый вопрос — «А кто? Дойл?», и Джо зло чертыхается. Лучше — девок трахать и горя не знать. Завтракает Джо тоже на кухне, мрачно жует поджаренный Вулси бекон и пытается выбросить из головы всякую чушь. До города доезжают в молчании. Вулси пытается поначалу завязать разговор, но, наткнувшись на явное нежелание поддерживать пустую болтовню, замолкает. Около офиса Джо не торопится, чтобы не толкаться на крыльце локтями и не оказываться лишний раз рядом, и Вулси не выдерживает: — Джо, ты опять хочешь меня убить? — ковыряясь ключом в замке, спрашивает он. Джо сказал бы, чего хочет, но после этого Вулси точно останется только убить. — Не выспался, — неохотно, но зато почти честно отвечает он. — Я тоже, — с довольным видом произносит Вулси, и Джо жалеет, что не предложил ему вечный сон. Не выспался он! Небось так всю ночь с Флорой и прокувыркался. Джо спохватывается, лишь когда они заходят внутрь. — А почему сюда, а не к Старквезеру? — После обеда. — Вулси зевает. — Тут тоже могут быть проблемы. Если до полудня никто не придет — поедем в Шэдоу-Вэлли. Первым делом он распахивает окно — в комнате пахнет пылью и сыростью. А потом устраивается за своим столом: голова запрокинута на спинку стула, лицо прикрыто шляпой от света, ноги в сапогах на столе. Видимо, у шерифа сказываются годы тренировок, а вот Джо в жизни не смог бы так уснуть.. Он садится за свой стол, стараясь не скрипнуть ни половицами, ни стулом. Закуривает. Сигары хватает на несколько минут. Вулси не шевелится. Он там живой вообще? Джо подходит ближе, смотрит на мерно поднимающуюся и опускающуюся грудь. Потом переводит взгляд на шею. Рубашка у Вулси расстегнута, и видно, что шея темнее груди из-за загара. На ней тонкий, нитяной бритвенный порез. Джо не выдерживает и поднимает шляпу. Сталкивается с внимательным немигающим взглядом. — Еще раз разбудишь — пристрелю, — обещает Вулси. Джо нахлобучивает шляпу обратно, не обращая внимания на возмущение. И день ведь, как назло, бестолковый! Даже обычных дурацких поручений из разряда «принеси, подай, сходи на почту» — и тех нет. Только время впустую прошло, надо было сразу ехать! Джо уже давно следовало бы уяснить, что не стоит жаловаться судьбе на скуку — эта сука может и услышать. Дверь с шумом распахивается. Джо сразу подбирается — на пороге стоит никто иной, как Алек Лайтвуд. За его спиной маячит парнишка помладше, бледный и белобрысый. Вулси спускает ноги со стола, но раньше, чем он успевает радостно поприветствовать своего дружка, Джо цедит: — Что тебе опять понадобилось, Лайтвуд? Тот смотрит на него молча и как-то чересчур пристально. Потом поворачивается к Вулси и говорит: — У нас убийство. Учитель Старквезер мертв. Джо вскакивает. Дьявол! Не могли его пришибить на день позже?! Да и вообще, какого черта?! Лайтвуд отступает на шаг, загораживая собой дверной проем с белобрысым мальчишкой. — Тебе, значит, знакомо это имя? — глухо спрашивает он. — А тебе-то что за дело до моих знакомств? — огрызается тот. И тут до него доходит. — Лайтвуд, не охренел ли ты?! Тот кладет руку на кобуру. Точно охренел. — Скотт, скажи своему придурку, что я всю ночь был дома, — едва сдерживается Джо. Но тот молчит. Он вернулся на ферму под утро, а Джо ушел из салуна рано — как раз успел бы обернуться туда и обратно. Вулси, очевидно, думает о том же. Подсчитывает, хватило бы ему времени или нет. Оправдываться ни перед кем из них Джо не собирается. — Надо было у Эдмера на постое оставаться. — Он хмыкает. — Там хоть камеры почище да посветлее. — Прекрати, — пытается одернуть его Вулси. — Ты же сам что ни день грозишься всех кругом перестрелять, а стоит кому-то в это поверить, оскорбляешься до глубины души. — Но сейчас-то мы работаем вместе! — возмущается Джо. — Или ты думаешь, что я упущу шанс поймать Мортмейна? Лайтвуд не вмешивается, но молчит так многозначительно, что Вулси раздраженно бросает уже ему: — Я же просил! В чем заключалась просьба, Джо не знает, но испытывает мелочное злорадство из-за того, что ожиданий Лайтвуд не оправдал. — Погодите, — влезает мальчишка, про которого все успели забыть. — Вы что, на него думаете? Он бесцеремонно указывает на Джо. Лайтвуд не раздумывая отвечает: «Да». «Нет» Вулси чуть опаздывает, но после него хоть слегка отпускает желание и вправду кого-нибудь пристрелить. — Так это не он, — добавляет мальчишка. Джо всем корпусом разворачивается к Вулси. Саркастично интересуется: — Ну, а ты? Флора подтвердит, что ты ее всю ночь трахал, или у тебя тоже было время смотаться в Шэдоу-Вэлли? — И не он, — тут же влезает мальчишка. Джо отмахивается, но не забывает припечатать презрительным взглядом Лайтвуда. Тот, впрочем, не выглядит ни виноватым, ни раскаивающимся, ни хотя бы сбитым с толку. Больше всего похоже — и это действительно неожиданно! — что он испытывает только облегчение. — Тогда, Марк, опиши того, кого ты видел, еще раз, — просит он. — Да что там описывать, — с досадой отвечает тот. — Светлые волосы. Выглядел, как ваш ровесник. Лошадь гнал... — Какую лошадь? — перебивает Джо. Мальчишка сначала теряется, но потом описывает вполне уверенно: — Грязно-серая кобыла, ноги темнее, почти черные. — У Грея такая, — Джо смотрит на Вулси. — И он блондин. — Я доверяю Нэйту, — замечает тот. — И зря, — Джо поворачивается к нему с праведным негодованием. — Он подозрительный. Крутится постоянно рядом. Едва зевак сюда не водил, пока Блэквелл был за решеткой. — Ну-ну, — Вулси демонстративно отворачивается к окну, показывая, как ему интересны доводы Джо. — А еще он не сказал тебе, что я приходил в ночь, когда ты оставил его с Блэквеллом, — напоминает тот. — Почему он тебе не сказал? — Тебе не кажется, что напоминать мне о собственном промахе не очень умно? — спрашивает Вулси. — Если это поможет избежать нового — то умно, — Джо в задумчивости делает круг по комнате, уже не обращая внимания на замершего в дверях, как памятник, Лайтвуда. — Почему он не сказал тебе, Скотт, обо мне? — Ты ведь на это и рассчитывал. — Да, — Джо задумчиво разглядывает царапину в стене, оставленную дротиком. — И вот это точно было глупо. — Слушайте, я не могу тут ждать, пока вы всех в городе переберете, — ворчит мальчишка, про которого опять все забыли. — А что, у тебя есть дела поважнее поисков убийцы? — Джо смотрит на него тяжелым угрожающим взглядом. — Кстати, он тоже мог тебя видеть — и решить, что от свидетеля лучше избавиться. — Ты бы так и сделал? — цепляется Лайтвуд. — Причем сразу, — кивает Джо. — Зачем ждать, пока он позовет шерифа? Вернее, помощника шерифа, — не может не уточнить он, надеясь задеть Лайтвуда хоть по мелочи. — Да не видел он ничего, — бурчит мальчишка, — несся сломя голову. По сторонам не смотрел... — Езжай домой, Марк, — бросает Лайтвуд, не иначе, чтобы досадить Джо. — Когда найдем Грея, привезем его к нам. — Если найдем, — не удержавшись, поправляет Джо. — Уже, небось, до мексиканской границы доскакал, пока вы тут мнетесь. — Обвинять Нэйта заочно точно так же неверно, как и тебя, — с противным осуждением говорит Вулси. Джо на такой тон просто не может не огрызнуться: — Если бы ты не кувыркался со шлюхами, мы бы успели поговорить со Старквезером, и, может, тогда его не стали бы убивать! — С чего ты это взял? — Лайтвуд, наконец-то, заходит и, воспользовавшись тем, что Марк ушел, закрывает дверь. Джо предпочел бы ничего ему не рассказывать, но Вулси решает иначе: — Мы выяснили, что Ходж был как-то связан с Мортмейном. Собирались сегодня с ним поговорить. — И кто мог об этом узнать? — Кто угодно, — признается Вулси. — Мы мельком говорили об этом в салуне — только что съездим к нему, разумеется, но если там был человек, знающий, что именно Старквезер может нам рассказать, он мог или понять, зачем тот нам понадобился, или решить перестраховаться. Кроме того, тип, который все это рассказал нам, мог с той же легкостью предупредить Мортмейна или его людей. — А ты уверял, он не станет, — напоминает Джо. Вулси смотрит на него уже с раздражением, но тот твердо намерен отыграться за каждую секунду пребывания в одном помещении с живым Лайтвудом. — Как именно Старквезер был связан с Мортмейном? — спрашивает тот, глядя на Вулси. — Хотел бы я знать, — он достает и раскуривает сигару. — Одно известно точно: у них были какие-то дела с контрабандой или с остатками «Отреченных». Мы хотели прижать его сегодня, да опоздали. — «Отреченных»? — переспрашивает Лайтвуд. — Брось, Старквезер не мог... я хочу сказать, что он же жил с нами в одном городе, ходил на все собрания, когда мы решали, как спасаться от банды... — Все-то у вас хорошие и порядочные, — не выдержав, вставляет Джо. — Один порядочный — не мог сдавать вас «Отреченным», другой — подручный шерифа и уважаемый человек. А теперь один убит, второй в бегах. А вы верьте в порядочность и дальше. Он принципиально игнорирует Лайтвуда, обращаясь только к Вулси. И тот не выглядит впечатленным его словами. — Между прочим, Нэйт вчера болтался в салуне, — напоминает ему Джо. — Готов поспорить, если сейчас мы заглянем к часовщику — окажется, что он не явился на работу. — Есть только один способ проверить, — кивает в ответ Вулси. Разумеется, Джо оказывается прав. И часовщик, старик Дженкинс, и квартирная хозяйка Нэйта разводят руками — со вчерашнего дня, мол, не видели. — Не везет тебе с помощниками, Скотт, — язвит Джо. — Мошенник, убийца… — он косится в сторону Лайтвуда. — Святоша… — Может, когда-нибудь повезет, — скалится в ответ Вулси. — И найду свое счастье. — Как ты ищешь, так хорошо если к старости найдешь, — не может замолчать Джо. — Будет кому стакан воды подать… — От тебя-то не дождешься, — не остается в долгу тот. Лайтвуд смотрит на них со странным выражением лица. Вроде священного ужаса от того, что кто-то может не слишком уважать шерифа. — Вы все время так собачитесь? — не выдерживает он. — А тебе какое дело? — огрызается Джо. — Он просто не в духе, — со вздохом поясняет Вулси. — У меня на сегодня, вообще-то, были другие планы, — напоминает Джо. — А труп ни расспросишь, ни к ногтю не прижмешь. — Вы удивитесь, но у меня на сегодня тоже были совершенно другие планы, — будто потеряв всякое терпение, цедит Лайтвуд. — Какая жалость, что кто-то умер так не вовремя! Джо смотрит на него с удивлением — по большей части фальшивым. — Что, сегодня нужно было нести справедливость и закон в другом месте? — На ферму Старквезера нужно съездить все равно, — вмешивается Вулси, не давая Лайтвуду ответить. — Если убийца... — Грей, — поправляет Джо. — Если убийца, — подчеркивает Вулси, — так спешил, что не заметил свидетеля, может, он забыл еще что-то. — Что? Револьвер с именной гравировкой? — с сарказмом предполагает Джо. — Если считаешь, что ехать бессмысленно — оставайся, — спокойно предлагает Вулси, и Джо прикусывает язык. * * * Алек был бы только рад, реши Моргенштерн остаться в Люпусвилле, но на это не стоило и надеяться. Вины за подозрения в его адрес Алек не чувствует — едва ли не впервые его не грызет совесть за совершенную ошибку. Джонатан заслужил это недоверие. И, по правде сказать, Алеку проще поверить в то, что Марк видел не убийцу, а еще одного свидетеля, чем отказаться от подозрений в адрес Моргенштерна. Вдруг Грей всего лишь увидел, как тот убивает Старквезера, а сбежал потому, что побоялся стать следующим? Джонатан нисколько не стесняясь выдал, что сам сделал бы со свидетелем! И так легко, без сомнений, принялся обвинять Грея... будто точно знал, что того не окажется в городе. Может, он и вовсе догнал его по пути и успел прикопать где-то в лесу?! Алек представляет Моргенштерна, за неимением лопаты револьвером разгребающего землю, а потом маскирующего тело ветками и листьями, и мысленно себя одергивает. Это какой-то бред. Но противное чувство, что с приездом Джонатана начались все нынешние проблемы, никак не уходит. На ферме Старквезера с утра ничего не поменялось — только на ступеньках сидит, задумчиво жуя травинку, Джейс. — Алек! — вроде бы и радуется, но скорее удивляется он. — Вулси, — кивает он. Затем его взгляд упирается в Джонатана и голос становится таким скрипучим, словно приветствие застревает в горле: — Мистер Моргенштерн. Тот не кивает в ответ даже из вежливости. Если раньше неприязнь была, по большей части, односторонней, то в какой-то момент, незаметно для Алека, видимо, стала взаимной. Джонатан обходит Джейса, заглядывает в дом и с ленивым пренебрежением спрашивает: — Что, ничего не нашли, мистер Вэйланд? Джейс отвечает, но так, будто говорит это Алеку: — Там пусто, я в каждый угол заглянул, нет ни оружия, ни чего другого, за что стоило бы убивать. — А что насчет шайенов? — спрашивает Алек, почти уверенный, что раз Джейс здесь, хоть одна проблема уже решилась без их участия. Но тот отвечает с виной и досадой: — Солдаты уже приехали и велели не высовываться. Это, мол, их работа. — Они в Шэдоу-Вэлли? — напрягается Алек. Если солдаты поедут в резервацию, ему лучше быть там. — Половина. Остальные отправились в Люпусвилль. Алек оглядывается на Вулси, но тот задумчиво крутит в руках сигару, не раскуривая, и взгляд его направлен куда-то вдаль. — Раз уж приехали, осмотрим все тут, — решает он. Словно в ответ на его слова из дома раздается шум, будто что-то упало. Или уронили. Алек заглядывает в дом и видит Джонатана, который скидывает с полки на стене книги. Он поворачивается к Вулси, пытаясь понять, что задумал его помощник, но тот только пожимает плечами. — Что ты делаешь, Джо? — спрашивает за всех троих он. — Он был учителем, — ворчливо отзывается тот. — Где, по вашему, он бы хранил свои секреты? Алеку почему-то трудно оставить его наедине с секретами Старквезера. Он подходит и тоже снимает с другой полки книгу, встряхивает ее. Джонатан смотрит на него, как на идиота. — Она пыльная, Лайтвуд. Мы ищем не настолько древние секреты. — Почему же убийца не стал ничего искать? — спрашивает с порога Джейс, буквально озвучив мысли Алека. — Потому что он и так все знал, — не колеблясь отвечает Джонатан. — И все равно, гораздо умнее было позаботиться, чтобы мы не узнали, — с сомнением произносит Алек, снимая с полки очередную книгу. Сбрасывать их на пол, как делает Джонатан, у него не поднимается рука. — Грей — дурак, — пожимает плечами тот. Хлоп — еще одна книга шлепнулась раскрытыми страницами вниз. Одернуть бы, но и правда же обещал Вулси не нарываться. — Ты так уверен, что это он, — замечает Алек. — А ты все еще уверен, что это я, — без заминки отбивает Джонатан. — И я сказал бы, что между нашими подозрениями нет разницы, но... она в том, что я прав. Очередная книжка шлепается на пол. Джонатан будто понял, как это Алека задевает, и теперь в его взгляде явный вызов. — Джонатан, — окликает Вулси. — Что? — тот не оборачивается и не отводит взгляда — как и Алек. — Прекрати, — голос у Вулси спокойный, но твердый. Он продолжает после заметной паузы: — Швырять книги. Джонатан не смотрит на него, но бормочет недовольно: — Как скажете, шериф. Следующая книга падает на пол точнехонько у ног Вулси. — Спасибо, что не по голове, — только и фыркает тот. Алеку же остается удивляться его терпению и задаваться вопросом, чего ради Вулси все это понадобилось. Серьезно — приручить койота и то, наверное, было бы проще! — Когда у нас появятся дети, обращусь к тебе за советом по воспитанию, — хмыкает Джейс. Джонатан оборачивается. На его лице отражаются растерянность и шок, будто сама мысль Джейса о детях приводит его в ужас. Как будто это не в порядке вещей вообще. На новоиспеченного родственника он смотрит так, словно ему проще его убить, чем пережить появление племянников. Алек роняет книгу и хочет уже схватиться за револьвер — просто на всякий случай, — но не успевает. На пол с шелестом падает пара сложенных листков. Видимо, были вложены между страниц книги. Джонатан забывает о Джейсе. Подходит и поднимает листки. Разворачивает. — Что это? — с любопытством спрашивает Джейс, так и не заметив, какая ему минуту назад грозила опасность. Джонатан не отвечает и не дает заглянуть в листы Алеку. Проходит мимо, будто его тут и нет, и отдает их Вулси. Тот вскидывает брови. — Карта? — Тебе лучше знать, — хмуро признает Джонатан. Алек подходит и видит два плотных пергаментных листа, сложенных вчетверо и изрисованных от руки. Если бы Вулси не догадался первым, что это карта, Алек бы и не предположил — слишком похоже на скверный детский рисунок. — Ты уверен? — спрашивает Алек. — Это река, — указывает Вулси. — а вот какая из излучин, не пойму... — Тогда рядом каньон? — присматривается Алек. Джонатан неслышно выходит из-за его спины — будто подкрался нарочно! — Ты узнаешь эти места? — спрашивает он, скользнув по Алеку взглядом «что ты так шугаешься, придурок». — Нет, — качает головой Вулси. — Они могли оставить карту хоть на самом видном месте: вряд ли здесь кто-то кроме «Отреченных» знает каньон. — Великое Бедствие! — осеняет вдруг Алека. Вулси поднимает на него удивленный взгляд. — До появления «Отреченных» это были пещеры шаманов для общения с духами, — поясняет Алек, торопясь убедить его. — Великое Бедствие знает их, он показывал мне, когда мы... — Алек замолкает и бросает настороженный взгляд на Джонатана. — Ловили «Отреченных», — договаривает тот. Угрозы в его голосе нет, но Алек сомневается, что Моргенштерн все забыл или, еще маловероятнее — простил. — Найдешь эти пещеры снова? — спрашивает Вулси. Алек уже открывает рот, чтобы сказать, что Великое Бедствие найдет их наверняка, но тут слышит со стороны: — Индеец в любом случае знает их лучше, пусть поможет. Джонатан произносит это таким снисходительно-презрительным тоном, словно для Великого Бедствия большая честь пойти с ними. Скорее всего, так он и думает — как и большинство белых. — Он не обязан нам помогать, — возмущается Алек, хотя сам только что собирался предложить то же самое. — Кроме того, если это карта Могильного Ущелья, то у мистера Старквезера она наверняка всего лишь потому, что когда-то там скрывались «Отреченные». До их поимки. Нет никакой гарантии, что Мортмейн или же убийца... — Они бы наверняка не стали прятаться в Могильном Ущелье после того, как там повязали «Отреченных», — перебивает его Вулси. — Да и после взрыва там слишком опасно. Но тут не только ущелье отмечено. — Поезжай спроси его, — говорит Джейс. — А мы задержим солдат. Их нельзя пускать в резервацию после эпидемии, мало ли что... Вулси кивает, но тут влезает Джонатан: — Что с того, что он поедет один? Даже если ваш индеец и поможет, то что он будет делать в ущелье с бандой Мортмейна? — Вам хоть вместе, хоть порознь нечего соваться в ущелье, — отрезает Вулси. — Неизвестно, сколько там бандитов. — Неизвестно, там ли они еще, — пожимает плечами Алек. — Тебя там один раз уже подстрелили, — напоминает Джейс. — Если это повторится, отец открутит мне башку, что я за тобой не уследил. Джонатан смотрит с гадкой усмешечкой. Наверное, доволен, что Алеку досталось от «Отреченных». — Вдвоем в любом случае безопаснее, — неожиданно спокойно говорит он, будто на время отбросив все личные претензии ко всем присутствующим. — Я и буду вдвоем с Великим Бедствием, — отбивает Алек. На самом деле он не собирается просить того ехать с собой — наоборот, будет настаивать, чтобы он остался в резервации. Великое Бедствие еще недостаточно оправился после болезни. Но спросить-то про ущелье можно! А потом осторожно осмотреться там самому. И не вздрагивать от каждого подозрительного шороха из-за спины потому, что рядом Моргенштерн. Но Вулси, к несчастью, тоже все это понимает. — Великое Бедствие с тобой не поедет, — уверенно произносит он. — Сам же не пустишь. — Он переводит взгляд на Джонатана. О чем они безмолвно договариваются, Алек не знает, но в конце концов Вулси кивает. — Ну уж нет, — не скрывая раздражения, выговаривает Алек. — Он со мной не поедет. — Боишься? — поддевает Джонатан. — Я не идиот, — Алек смотрит ему в глаза. — Мне достаточно один раз получить по затылку, чтобы больше не поворачиваться к человеку спиной. — Мы в одинаковом положении. — Нет, не в одинаковом. Я не ударю исподтишка, и ты это знаешь. А ты — можешь. Джонатан сверкает злым взглядом и возвращает: — И ты это знаешь. — Он будто бы хочет сказать что-то еще, но колеблется и продолжает совсем иначе, заметно сдержаннее: — Пока что мне важнее рассчитаться с Мортмейном, Лайтвуд. До этого времени можешь на меня положиться. Алека тянет уточнить: «А как только ты застрелишь его, тут же направишь револьвер на меня?» — но это звучит истерично даже у него в голове. — Ты ему доверяешь? — вместо этого спрашивает он у Вулси. Вулси окидывает Джонатана оценивающим взглядом, как будто специально напоказ. — Сейчас — да. Складка между бровей Джонатана разглаживается. Он словно победитель в этой ситуации и смотрит на Алека с превосходством: — Убедился? — До резервации и обратно, — срезает его Вулси. — В ущелье поедем вместе. — А шайены? — уточняет Джейс. — Может, к этому времени все и решится. Там посмотрим, — Вулси давит окурок сигары в стоящем на столе блюдце. — Поехали. К развилке они едут втроем, и Алеку иногда удается забыть о трусящем позади Джонатане — когда он не чувствует спиной его буравящий взгляд. Вулси же спокоен, будто это обычное утро, и нет ни шайенов, ни армии, ни убитого Старквезера. Алеку не хочется думать, что через пятнадцать лет он сам станет относиться ко всему так же отстраненно. Вулси тем временем рассказывает о поездке в Уотергласс и о том, как незадачливый тамошний шериф не сумел узнать бандита, даже посадив его за решетку. Алек не выдерживает и оборачивается. — Выкуси, Лайтвуд, — скалится Джонатан. — Мои портреты на столбах не висят. — Видишь ли, Джо, — вкрадчиво говорит Вулси. — Не всякий художник сможет еще передать твое жизнелюбие и твою открытую доброжелательную улыбку… Алек снова оборачивается и успевает увидеть на лице Джонатана довольную усмешку. — Чего пялишься? — почти доброжелательно спрашивает он. — Хочешь попробовать себя в портретах? — Нет, но я знаю кое-кого, кто мог бы, — находится Алек. Усмешку стирает с лица Джонатана. Вулси смотрит на Алека с укоризной. — Вас точно можно оставить вдвоем, детишки? — Не волнуйся, папаша, — скрипуче отзывается Джонатан. — Младшенькому ничего не грозит. А старшенький, если что, сам справится. — Знаю я, как ты справляешься, — ворчливо, но на удивление мирно отзывается Вулси. — Главное, собственным ядом не захлебнись. Алек старается больше не оглядываться — и так придется пообщаться с Джонатаном больше, чем хотелось бы. Но отношения у них с Вулси действительно странные: со стороны можно подумать, что они едва друг друга выносят. Но при этом работают они вместе уже полтора месяца, и за это время ни Джонатан Вулси, очевидно, никак не навредил, ни тот его до сих пор не выставил. — Для тебя оставлю, — с явным удовольствием огрызается тот. — Все лучшее для меня, — саркастично замечает Вулси, натягивая поводья. Впереди развилка, и Алеку, пожалуй, никогда еще так не хотелось не отпускать Вулси. А тот по очереди оглядывает их пристальным взглядом. — Присмотрите друг за другом, — с долей насмешки велит он. — Обязательно, — серьезно обещает Алек. Он и правда намерен глаз с Джонатана не спускать. — Не волнуйся, довезу твою принцессу до дома в сохранности, — фыркает Джонатан и сворачивает на дорогу к резервации. Первой в резервации их встречает Сердитая Сойка. Она явно — и чуть ли не впервые! — рада Алеку, но на Джонатана смотрит с большой подозрительностью, наглядно показывающей, что пары добрых дел и нескольких человек — таких как Алек, доктор Лосс и Вулси — мало, чтобы перевесить все причиненное белыми зло. Да и недавняя эпидемия наверняка укрепила многих в предубеждении — ведь очередную беду снова принес белый человек. — Это помощник Вулси, Себастьян Верлак, — предупреждая ее вопрос, представляет Алек. — Он за него ручается. — А ты? — на языке навахо спрашивает Сердитая Сойка. Алеку очень хочется сказать «нет», но здесь и сейчас, посреди резервации, Джонатан точно ничего не выкинет: он тоже заинтересован в том, что расскажет Великое Бедствие. Так что Алек неохотно кивает. — Мы только поговорим с Великим Бедствием и уедем, — обещает Алек и оглядывается. — Как тут все? Резервация заметно ожила, но полностью к обычной жизни пока не вернулась: девушки не пекут лепешки, а кипятят воду и заваривают травяные настойки. Кое-где у хоганов и костров сидят больные, завернувшись в одеяла. — Больше никто не умер, — кратко отвечает Сердитая Сойка уже на английском. А потом добавляет: — Во многом благодаря вашей женщине-шаману. Спасибо, что привез ее, Слушающий Сердцем. Вы с ней спасли много жизней. Лучше бы она и дальше говорила на своем языке! Алек косится на Джонатана, боясь, что тот встрянет с каким-нибудь неуместным ехидным замечанием, но тот ни словом, ни взглядом не выдает своего отношения к услышанному. Но стоит Сердитой Сойке отойти в сторону, как он придвигается к Алеку: — Пожинаешь славу за добрые дела? — Тебе, должно быть, такое незнакомо, — отвечает Алек. — Едва ли ты за всю жизнь хоть кому-то помог. Попробуй как-нибудь, вдруг понравится, — он хлопает его по плечу, и с каким-то неправильным удовлетворением замечает, что Джонатан тоже напрягается. Хотя бы не одному Алеку не по себе! Алек видит подружек Звонкой Реки и приветливо машет им. Те подходят, поглядывая на Джонатана с абсолютно неуместным, но явным интересом. — Звонкая Река идет на поправку, — говорит первая девушка и тут же спрашивает: — А кто твой друг? А вторая произносит прежде, чем Алек успевает заверить, что Джонатан ему не друг и вообще, от него лучше бы держаться подальше: — О, ты привез нам еще одного белого шамана? Посмотрите, какой злой — должно быть он приехал, чтобы найти дух торговца и заставить его кочевать по свету, не зная покоя… — говорит она на языке навахо, но Алек не понимает лишь несколько слов. Зато Джонатан, к счастью, не поймет ничего! — Себастьян Верлак, — все-таки представляет он. Джонатан приподнимает перед девушками шляпу, и те улыбаются и хихикают. — Великое Бедствие у себя? — торопится закончить неловкий разговор Алек и, получив подтверждение, тащит Джонатана прочь, остановившись только у хогана Великого Бедствия. Вести его внутрь нет никакого желания — это место, где Алек привык чувствовать себя в безопасности. Дом. И приводить домой Джонатана, со всей его ненавистью, незакрытыми счетами и обидами, неприятно. Как сказал бы Великое Бедствие — такой человек отравляет воздух одним своим дыханием. Да и Великое Бедствие еще не до конца оправился после болезни. Алек решительно вскидывает руку и останавливает Джонатана, уже собравшегося последовать за ним. — Подожди здесь, — он почти уверен, что того подобный расклад не порадует, но если это и так, то Джонатан снова ничем это не показывает, сразу же отступая. Алек ждет возражений, но их нет. И, отведя в сторону загораживающее вход одеяло, ныряет внутрь. Великое Бедствие поднимается ему навстречу. — Александр! Алек оглядывается, убеждаясь, что одеяло надежно занавешивает вход, и только тогда притягивает его к себе. Касается губ легким поцелуем, который почти сразу из целомудренного становится страстным. Впрочем, через пару минут они все-таки находят в себе достаточно силы воли, чтобы отпустить друг друга. — Я соскучился по тебе, пока болел, — Великое Бедствие ласково касается щеки Алека кончиками пальцев. — И все же не ожидал, что ты вернешься так скоро. Что-то случилось. — К сожалению, да, — признает Алек. — И мне, как всегда, нужна твоя помощь и совет. Но в первую очередь меня все еще волнуешь ты сам и твое самочувствие. — Все хорошо, Александр, — Великое Бедствие улыбается, но Алек все равно замечает, как тот осунулся и каким бледным кажется его лицо. Волосы спутались, и в них не видно привычных перьев и бусин. — Волноваться уже не стоит. Пойдем, — он увлекает Алека на одеяла у дальней стены, но едва тот обнимает его снова, как слышит шаги за стенкой хогана и напрягается. — Что это он задумал? — вслух спрашивает Алек, хотя не Великому Бедствию об этом знать. — Ты приехал не один? — удивляется тот. — Тогда почему оставил «его» снаружи? Шаги снова отдаляются, будто Джонатан просто прогуливается вокруг хогана. — Потому что не доверяю, — отвечает Алек. — Это новый помощник Вулси, ты его еще не знаешь… — Почему же, знаю, — Великое Бедствие хмурится. — Его зовут Джонатан, и он сын человека, которого мы с тобой ловили. Ты прав, что не доверяешь ему. — Вас Вулси познакомил? — Да, — он смотрит на Алека с беспокойством. — Он просил взглянуть на него… — Великое Бедствие делает паузу, как всегда, когда пытается объяснить обычными словами то мистическое, что видит и с чем сталкивается. — Тогда я видел его на развилке. Теперь понимаю, какой из виденных мною путей он выбрал. — Это хороший путь? — Алек трогает его за плечо. — Для него да. Но и на этом пути много огня и боли. И опасность для вас всех: для него, для Вулси… и для тебя. Будь осторожен, Александр. — Буду, — искренне обещает тот. — Обязательно. Ты ведь говорил об этом Вулси? Великое Бедствие кивает, потом тянется за табаком и трубкой. — Ему что, просто нравится рисковать собой и другими, держа под боком парня, который всех его знакомых мечтает видеть в гробу? И которого ничего не сдерживает? — Его сдерживает сам Вулси. — Великое Бедствие разжигает трубку, вдыхает и выдыхает дым. — Вулси почему-то очень дорог Джонатану. Алеку кажется, что он ослышался. — Да он только и делает, что ему перечит! Великое Бедствие качает головой. — Я видел его лишь раз и не могу судить о многом. Но разве ты сам не замечал ничего подобного? Разве кого-то другого Джонатан слушает хоть в чем-то? Алек хочет сказать, что он не слушает и Вулси, но сразу вспоминает направленное в свою сторону дуло револьвера, холодный, торжествующий взгляд Джонатана и остановивший его оклик Вулси. Да, в тот момент для Джонатана мнение Вулси и правда оказалось важнее мести Алеку. — Но Вулси это зачем? — устало вздыхает он. Великое Бедствие вздыхает тоже. — А вот ему и правда просто нравится танцевать под звон гремучей змеи. — Он гладит Алека по щеке. — Но ты ведь приехал не для того, чтобы показать мне Джонатана? Алек достает из кармана листок, найденный у Старквезера. — Ты разбираешься в картах? — спрашивает он, протягивая его Великому Бедствию. — Это каньон. Но мы не знаем, где это. Великое Бедствие изучает карту, задумчиво ведет пальцем по линии реки. — Если ты уверен, что это каньон, то, кажется, я знаю, что это за место. Он кивает. — Да, думаю, это оно. — Где это? — нетерпеливо переспрашивает Алек. — За пещерами духов, — Великое Бедствие уточняет, — там, где мы ловили отца Джонатана, есть еще пещеры. Это нехорошие места, Александр, но если тебе это нужно, я объясню. — Почему нехорошие? — Там живут темные духи, — серьезно говорит Великое Бедствие. — Они могут навредить, внушить дурные мысли и желания. — Мне очень нужно, — заверяет Алек. — Там могут скрываться бандиты, и я должен их найти. Великое Бедствие молчит, раздумывая, а потом говорит: — Раньше от пещер духов была тропа к темным пещерам. Но она трудна, и я не знаю, пройдете ли вы ее без проводника... Он колеблется, будто пытаясь оценить, сможет ли дойти, если пойдет с ними, но Алек сжимает его плечо. — А другого пути нет? Вряд ли бандиты полагались на эту тропу, ее и на карте нет, видишь? Великое Бедствие смотрит на нее и кивает. — Да, там, где река делает поворот у красного берега, есть еще один проход в каньон. Оттуда можно будет добраться до темных пещер на лошадях. Но это плохая дорога, дине ею не ездят, Александр. — Красный берег? — припоминает Алек. — Красная глина, — поясняет Великое Бедствие. — Однажды мы были с тобой в тех местах. Весной. Было холодно, когда ты опрокинул меня на одеяло, — с лукавой улыбкой добавляет он. Алек краснеет, вспоминая, как они охотились и забрались далеко и от резервации, и от Шэдоу-Вэлли. Ночи еще были холодные, но они согревали друг друга... Алек одергивает себя и усилием воли выкидывает из головы посторонние мысли и желания: он приехал по делу. * * * Джо первый раз в резервации и чувствует себя немного не в своей тарелке. Он отвык от индейцев, так как долгое время видел их разве что мельком, и сам не имел с ними никаких дел. С детства же он сохранил не самые радужные воспоминания — еще с Колорадо он помнил нападения сиу и шайенов на фермы и стада. Однажды воины-псы, напавшие на караван переселенцев, убили нескольких белых... Но Лайтвуд абсолютно спокоен и расслаблен, запросто приветствует то одного, то другого на их языке. Он уверенно проводит Джо по деревне к стоящему чуть в стороне за деревьями хогану. Но когда Джо уже собирается последовать за ним и внутрь, Лайтвуд вскидывает руку и упирается ему в грудь. — Подожди здесь. — Смотрит он так, будто заранее приготовился спорить, но Джо только пожимает плечами: он помнит, что индеец болен, и сам не хотел бы видеть чужаков в момент слабости. Может, шаман еще оскорбится и откажется помогать. Правда, так у них будет шанс сговориться против Джо, но, во-первых, при желании они и при нем могут попросту начать болтать по-индейски, а во-вторых, едва ли Лайтвуд на такое способен, он же прямой и честный до зубовного скрежета. Лайтвуд ждет еще с полминуты, но, убедившись, что Джо и правда не собирается навязываться с ним, скрывается за занавешивающими вход одеялами. Джо сначала разглядывает яркие, замысловатые узоры на них, но почти сразу соображает, что едва ли Лайтвуд всего лишь спросит дорогу и тут же вернется к нему. Наверняка будут трепаться добрых полчаса. Джо обходит хоган по кругу, пока не упирается в заросли колючих кустов позади него. Возвращается ко входу. Проходит по тропинке, ведущей к остальной деревне. Все в резервации занимаются своими делами, не обращая на него внимания; разве что молоденькие девицы, вышивающие в тени под деревьями цветастые одеяла, поглядывают в его сторону, шепчутся и хихикают. Джо немедленно представляет, как они смеются над нелепым и странным чужаком, и хмурится, отворачиваясь. Чуть в стороне здоровенный мрачный индеец мастерит что-то, напоминающее ловушки для кроликов. Джо с интересом следит, как он ловко обрезает и затачивает колышки, а потом связывает их тоненькой веревкой. Любопытство подталкивает подойти ближе и, в конце концов, опуститься на траву. Интересно, а устанавливать их как?.. Индеец поднимает на него внимательные карие глаза. Протягивает несколько колышков. Джо мотает головой и открещивается: — Не умею. Индеец настолько явно осуждающе качает головой, что ему даже и говорить ничего не нужно — у Джо в голове и так звучит «такой здоровый парень, а силки делать не умеешь». Поэтому он все-таки берет несчастные деревяшки и веревку, внимательно следит за индейцем и пытается повторить. Он так увлекается, что даже не слышит шагов и вздрагивает, когда над ухом раздается звонкое: — Привет! Джо поднимает голову и видит одну из девушек, которые над ним смеялись. Она присаживается на траву рядом. С первого взгляда видно, что ее оспа стороной не обошла: девчонка совсем исхудала, а на лбу видна пара не заживших еще язв. Впрочем, Джо не особенно волнуется: Лайтвуд до сих пор не помер, значит, и ему нечего бояться. — Меня зовут Звонкая Река, — ничуть не смутившись отсутствием какого-либо ответа, довольно-таки внятно и правильно говорит она. — А это Крылатый Ветер, едва ли он назвал себя, он совсем не знает вашего языка. Джо про себя отмечает, что в этом и достоинство молчаливого индейца. У него никак не получается правильно закончить ловушку, а болтовня над ухом отвлекает. Но Звонкая Река, видимо, очень хочет познакомиться. — Ты друг Слушающего Сердцем? — спрашивает она. Джо уже собирается откреститься от сомнительной чести зваться другом Лайтвуда, но молчавший до этого Крылатый Ветер что-то довольно резко говорит Звонкой Реке, и та почти сразу вскакивает. Отвечает длинной возмущенной фразой, по одному только звучанию которой Джо догадывается, что Крылатого Ветра обозвали грубияном. Когда она уходит, тот указывает рукой ей вслед и разражается целым ворчливым монологом. Джо не понимает ни слова. Или, вернее, и без всякого перевода понимает все, что хотел сказать Крылатый Ветер, и согласно кивает. Чертова ловушка наконец-то собирается правильно. Крылатый Ветер одобрительно хлопает Джо по плечу, а тому приходит в голову, что знание языка еще не гарантирует взаимопонимания. В этот момент к ним подходит Лайтвуд, будто нарочно, чтобы подтвердить эту мысль. Вид у него не особенно воодушевленный. — Что, шаман ничем не смог помочь? — Джо аккуратно откладывает собранную ловушку, благодарно кивает индейцу — такой урок обязательно пригодится в будущем, — и только потом встает. — Великое Бедствие объяснил, где это место, — сухо отвечает Лайтвуд. Джо не сводит с него выжидающего взгляда. — Тогда в чем дело? — не хватает надолго его терпения. — Он точно уверен, что там никого? Или что? Мы едем или нет? — Вообще-то мы собирались только съездить в резервацию. Джо вскидывает бровь. Да он что, серьезно? — Не хочешь же ты сказать, что мы, узнав, где искать Мортмейна, вернемся ни с чем? — Их может быть слишком много для нас двоих, — как-то отстраненно, без убежденности произносит Лайтвуд. — Мортмейн не захочет делиться со многими. — Джо цепляет большими пальцами ремень, оглядывается. — Кроме того, как сказал Вэйланд, раньше тебя такое не смущало. Один наверняка бы поехал, скажешь, нет? Лайтвуд молчит. — Не доверяешь — твое дело, — Джо пожимает плечами. — Просто объясни мне дорогу и возвращайся к Скотту. — Он, кстати, и сказал нам только узнать дорогу и возвращаться, — напоминает ему тот. — А ты его всегда слушаешься? — поддевает Джо. — А то ты его никогда не слушаешь, — возвращает подначку Лайтвуд. Джо хотел бы это оспорить, но они оба знают, что это не так. Он пожимает плечами. — Если бы Скотт не был уверен, что мы обязательно отправимся туда сами, не послал бы нас вдвоем, — заверяет он. — Думаю, он знает, что ты в состоянии съездить к индейцам и без эскорта. Он разберется с делами и сам нас нагонит. Лайтвуд смотрит с сомнением. Взвешивает для себя что-то... — Да мне плевать, что ты мне не доверяешь, — честно признается Джо. — Я тоже не горю желанием лишний раз видеть твою рожу, знаешь ли. Но пока мы теряем время, этот ублюдок может сделать ноги, и пока мы съездим за Скоттом, там след успеет простыть. Не знаю, как ты, а я ради того, чтобы его поймать, готов тебя потерпеть. — И почему же ты так хочешь его поймать? Похоже, выдать желание поквитаться с Мортмейном за служебное рвение не удастся. Джо, правда, и не собирался. — Личные счеты, — не скрывает он, но и не вдается в подробности. Незачем Лайтвуду знать о его глупости, о неуместной доверчивости и о том, чем он за них поплатился.— Ну так что? — поторапливает Джо. — До каньона больше суток пути, — все еще раздумывая, тянет тот. — Вулси нас хватится. — Ну и отлично, — пожимает плечами Джо. — Нам его помощь не помешает. Скажи уж, что просто боишься ехать со мной вдвоем, боишься, что прикопаю по пути. Упрек попадает в цель, как надо. Лайтвуд вздергивает подбородок, смотрит упрямо и осуждающе: — Я тебя не боюсь. — Что-то не похоже, — язвит Джо, скрещивая руки на груди. — Прям, как девица — решиться не можешь... Не трусь, Лайтвуд, твоя честь мне без надобности. У него такое чувство, будто тот сейчас ему врежет. Но Лайтвуд неохотно кивает. А потом негромко, будто сам себе, бормочет: — Надеюсь, я об этом не пожалею. Джо, разумеется, просто не может удержаться: — Надейся. Солнце начинает медленно клониться к закату, когда Джо с Лайтвудом уезжают из резервации. По-хорошему, конечно, стоило бы выехать с утра, но у них есть еще пара часов до темноты, а зря терять время не хочется. — Уверен, что сможешь найти это место? — Джо то так, то эдак рассматривает листок с картой. — Уверен. — Лайтвуд к нему даже не поворачивается. Еще и коня пускает рысью, так что Джо приходится догонять. — Не надейся, не отстану, — почти весело произносит он. Напряженное, угрюмое молчание ему уже надоело, а Лайтвуд — просто идеальная мишень, чтобы попрактиковаться в остроумии. — Что ж мне теперь, любоваться на тебя? — в сердцах бросает тот, чем изрядно веселит Джо. — Да уж, бессмысленно надеяться, что в этой дыре кто-то что-то понимает в красоте. Он скептически осматривает потертую куртку Лайтвуда и выглядывающий из-под нее край застиранной рубашки. Вулси бы такое даже в конюшне убирать не надел. — И зачем ты остаешься в этой дыре? — Лайтвуд, как и Вулси, питает к этим местам особые трепетные чувства и обижается, когда вещи называют своими именами. — Ехал бы, где получше. — Видишь ли, у меня тут есть парочка незавершенных дел, — тянет Джо. — Так что вам всем придется потерпеть меня какое-то время. — И как долго? — Лайтвуд даже не пытается придать фразе подобие вежливости. — Посмотрим, — отмахивается Джо. Он сам не знает, сколько здесь пробудет, и не видит смысла загадывать наперед. — А тебе никогда не хотелось увидеть что-то еще? Лайтвуд все-таки оборачивается, смотрит испытующе. Ищет в вопросе подвох. — Мне и дома хорошо, — осторожно отвечает он. — Ну, конечно, тут-то ты местная знаменитость, — радостно поддевает Джо. — Каждая собака в лицо знает. Спина у Лайтвуда деревенеет. Что, неужто снова по живому? Воодушевившись успехом, Джо продолжает: — В другом-то месте не посмотрят на твою известность. Придется всего своим умом добиваться... — И многого ты добился? — зло бросает Лайтвуд. Джо удерживает на языке «всего, чего хотел». Вот, перед глазами, живое подтверждение обратного. — Не меньшего, чем ты, — Джо поправляет приколотый к куртке шерифский значок. — Я спрашивал, многого ли ты добился сам, — бесстрастным тоном уточняет Лайтвуд. — А не с помощью Вулси. — Думаешь, Скотт меня из благотворительности к себе взял? — щурится Джо. Лайтвуд раздражающе спокойно, словно разом взял себя в руки, смотрит куда-то поверх его головы. — Думаю, именно так. Джо растягивает губы в усмешке, но даже сам чувствует, насколько выходит фальшиво. Да, он приехал в Люпусвилль с вполне определенной целью — отомстить Вулси. Но за проведенное там время уже достаточно хорошо узнал его, чтобы понимать: сказанное Лайтвудом может быть не так уж и далеко от правды. Пусть Джо ни в чьей помощи не нуждается и не нуждался тогда. — Я подачки не принимаю, — бросает он. Чувствует, как жжет изнутри злость, и старается ударить в ответ побольнее: — И свои проблемы решаю сам, не полагаясь на отца — думаю, ты знаешь, почему, — Скотта или индейцев. Лайтвуд так сжимает уздечку, что костяшки пальцев белеют. — Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о Великом Бедствии. — Ты понятия не имеешь о том, что за дела у нас со Скоттом, — возвращает Джо. — Так объясни, — Лайтвуд смотрит с неожиданным интересом и упрямством, будто готов схватить Джо за плечи и вытрясти правду вручную. — Только после того, как это сделаешь ты, — огрызается Джо. — Я знаю Вулси почти столько же, сколько себя помню, — без малейших колебаний отвечает Лайтвуд. — Он часто оказывался рядом тогда, когда был больше всего нужен. И он дорог мне. Нежданная, и потому абсолютно нелогичная и неоправданная откровенность сбивает Джо с толку. Лайтвуд что, совсем идиот, прямо такое говорить? Ему ничего не колет признаваться в собственных привязанностях тому, кому он не доверяет? Джо, правда, и так в курсе их с Вулси нежной дружбы и взаимного восхищения, одна мысль о которых отдается глухим раздражением, как застарелая зубная боль. — Что ж ты не пошел к нему в помощники? — с иронией спрашивает Джо. На какое востребованное место он, оказывается, попал: сначала Дойл, теперь вон Лайтвуд с подозрительной какой-то привязанностью к Вулси. — Поздно об этом задумался, ты уже занял вакансию, — отбивает Лайтвуд. Он снова понукает жеребца, и Джо сверлит яростным взглядом его затылок, представляя, с каким удовольствием всадил бы в него пулю. К Вулси в помощники он хотел, надо же... Интересно, зачем? Искра недовольно всхрапывает и прибавляет ходу — она терпеть не может оказываться позади. Как и Джо. — А может просто Скотту ты нахрен не сдался? — теперь он точно никак не может смолчать. — В любом случае, я рад, что успел первым. — И что ты собираешься делать дальше? — уже в который раз, пусть и другими словами, спрашивает Лайтвуд. И опять слишком прямолинейно — таланта путать собеседника и вытягивать из него то, что нужно, он полностью лишен. — Лайтвуд, — с удовольствием тянет Джо как можно более уничижительным тоном, — я все-таки был лучшего мнения о твоем уме. Что мы, по-твоему, тут делаем и куда направляемся? — Что ты собираешься делать после того, как расквитаешься с Мортмейном? — не дает сбить себя с толку тот. — Поквитаюсь с кем-нибудь еще, список длинный, — скалится Джо. На этот раз Лайтвуд затыкается. Наверное, свежи воспоминания... Джо ухмыляется и понукает Искру. В этот раз оставляя Лайтвуда позади. Джо спит чутко и просыпается, как только Лайтвуд вдруг принимается ворочаться. Какое-то время спустя тот поднимается. Джо лежит с закрытыми глазами, стараясь и дальше дышать размеренно, но медленно и аккуратно сдвигает руку под одеялом ниже, нащупывая револьвер. Где-то в степи слышится тявканье шакала. Лайтвуд проходит мимо — медленно, осторожно ступает по траве. Джо прислушивается к удаляющимся шагам и, когда решает, что тот отошел уже достаточно далеко, вскакивает на ноги. Едва ли Лайтвуд просто решил отойти отлить. Для этого вовсе не обязательно уходить в лес. Джо старается не шуметь и не потерять его из виду, хотя темный силуэт на тропе, залитой лунным светом, видно издалека. Как и второй, тоже знакомый. Джо инстинктивно прячется за деревом, но потом выглядывает из-за него, решая подойти ближе. Один черт отсюда ничего не слышно. Подобраться удается достаточно близко. Джо становится за толстым стволом сосны, отодвигает в сторону загораживающую обзор ветку. — ... уверен, что он спит? — тем временем спрашивает Вулси. Лайтвуд самоуверенно кивает и даже не понижает голос, отвечая: — Я думал, будет сложнее. Но он, видимо, считает меня совсем идиотом, — он вздыхает. — Расслабился. Мечтай! Джо крепче сжимает револьвер. Нет ничего надежнее прохладной стали в руках. Оружие — всего лишь оружие. Оно не исчезнет в нужный момент, не подведет, если держать его в порядке. И не замыслит за спиной подставу. — Ты нашел способ связаться с Мортмейном? — спрашивает у Вулси Лайтвуд. Тот смотрит поверх его плеча — Джо кажется, что прямо на него. Но, видимо, только кажется, раз уж Вулси никак не показывает, что заметил его. — Да, — говорит он Лайтвуду. — Идите дальше по карте. Джо выходит из своего укрытия, вскидывая руку с револьвером. Он услышал достаточно. На этот раз Лайтвуд ответит ему за все. — Джо, — с укором окликает его Вулси. Снова пытается остановить… Но на этот раз у него не выйдет. На этот раз он не сможет защитить ни Лайтвуда, ни себя. — И давно ты это придумал? — все-таки спрашивает Джо. Интересно, как долго Вулси удавалось его дурить. — С самого начала, — сдержанно отвечает тот. — Еще когда ты попался Блэквеллу. Мортмейн, когда мы с Джозефом взяли его, успел мне рассказать про оставленный твоим отцом тайник. Джо чувствует поднимающийся внутри жар, чувствует, как он жжется и колется искрами где-то под ребрами. Револьвер в руке тоже кажется раскаленным. Джо подходит ближе шаг за шагом, вплотную к Лайтвуду, так что дуло упирается ему в грудь. Смотрит в до странного бесстрастные глаза — и как тот может быть таким спокойным? От его взгляда, холодного и отстраненного, по спине пробирает холодом. Джо пытается подобрать верные слова, высказать все то, что подспудно мучило его с самой смерти отца. В конце концов, хотя бы снова обвинить Лайтвуда в ней. Но под тяжелым взглядом язык будто отнимается. Лайтвуд смотрит и смотрит, не мигая, и у Джо начинают дрожать руки. Тогда он стреляет. И слышит сухой щелчок — осечка. Еще попытка. И снова осечка. — Это все равно бы не сработало, — произносит Лайтвуд. Запускает руки под воротник рубашки и вытаскивает из-под него обрывок веревки. — Ты меня уже убил, забыл? Джо на мгновение сковывает какой-то первобытный ужас. Он смотрит в стекленеющие глаза Лайтвуда и не чувствует ни торжества, ни облегчения — только страх. — Ты сам виноват, — со злостью обвиняет его Вулси. — Я же велел забыть о мести. Предупредил, что не спущу тебе с рук любой причиненный Алеку вред. Он тоже подходит ближе. Вулси не хватается за оружие, но в самой его фигуре, в том, как он движется, проскальзывает угроза. Бесполезный револьвер выпадает из руки. Вокруг будто бы темнеет. И Джо отступает. Едва не спотыкается, оглядывается на мгновенье, а когда оборачивается, Лайтвуд уже снова прямо перед ним. Крепко хватает его за предплечье, сжимает до боли, словно намеревается сломать. Джо пытается отшатнуться, наступает на что-то скользкое, движущееся, слышит змеиное шипение… И просыпается. Сон так неожиданно переходит в реальность, что Джо не сразу удается понять, где кончается одно и начинается второе. Лайтвуд хмурится, а потом отталкивает в сторону упирающийся в грудь револьвер. — Хватит уже тыкать в мою сторону оружием, — произносит он. — Особенно если не собираешься стрелять. Джо пару раз вдыхает и выдыхает. — А ты не подкрадывайся ко мне во сне! — Мне показалось, тебе снился кошмар, — поясняет тот. Вот, казалось бы, уже можно было и привыкнуть к его логике, но Лайтвуд все равно раз за разом ставит Джо в тупик. — Погоди, — он проводит ладонью по лицу, стирая остатки сна. — Тебе показалось, что мне приснился кошмар, и ты решил меня разбудить? Лайтвуд отвечает таким же недоумевающим взглядом. — Зачем? Ты что, думаешь, на том свете тебе за каждое доброе дело отрядят лишнюю хорошенькую шлюху? — У тебя какое-то искаженное представление о рае, — сердито отвечает Лайтвуд. — К тому же, не для всех высшей наградой является то же, что и для тебя. — Для меня высшей наградой было бы увидеть всех моих врагов мертвыми, — Джо откидывается назад, на одеяло. В молчании Лайтвуда сквозит неуверенное желание добавить что-то еще. — Знаешь, Великое Бедствие сказал, что дорога к каньону, которой мы едем, — не лучший путь, — все же решается он. — А еще рассказал, будто навахо верят, что в указанных на карте пещерах живут злые духи. — Брось, — Джо морщится. — Ты же не воспринимаешь индейские байки всерьез? И ты что, решил, что на меня духи напали? Лайтвуд не отвечает, ложится по другую сторону костра. — Ты просто мешал мне спать, — бормочет он. — Не пытайся оправдаться, на самом деле ты разбудил меня не поэтому, — ворчит Джо. — У тебя, Лайтвуд, настоящая зависимость от благодеяний. Тот поворачивается спиной. Джо бездумно пялится в небо. Спать не хочется. Негромко потрескивает костер, минуты тянутся — каждая дольше предыдущей, а у Джо даже часов нет, чтобы убедиться, что время не остановилось. Где-то в степи тявкает шакал, Джо зябко ежится и следит за Лайтвудом. Но тот спит себе и, вроде бы, не думает о том, чтобы куда-то идти. Его мерное дыхание в конце концов успокаивает, и Джо снова проваливается в сон. Чтобы на рассвете проснуться от еще одного душного, непристойного сна со Скоттом. Самое время поверить, что Джо и правда заколдовали злые духи. * * * День на редкость хорош для осени: теплый, но уже не жаркий. Солнечные лучи просвечивают сквозь листву деревьев над головой, бросая на землю кружево теней. Пахнет хвоей и сухими листьями. Такой день Алек предпочел бы провести в совсем другой компании, но выбирать не приходится. Справа раздается резкий и громкий свист какой-то птицы. Алек оборачивается, враз насторожившись, и видит, как еще две или три вспархивают с веток. Тишина. И отдаленный, но уже слышный шум — стук копыт и людские голоса. — Ты слышишь? — Алек смотрит на Джонатана. Тот кивает. Он уже на ногах, с пристегнутым поясом с оружием. — Думаешь, это те, кого мы ищем? — спрашивает Алек. — Идем проверим, — пожимает плечами Джонатан и направляется в ту сторону, откуда доносится шум. Без колебаний и не озаботившись, следует ли Алек за ним. Как всегда. Алек подхватывает собственный револьвер и идет следом. Он догоняет Джонатана через минуту — тот не спешит, осторожничает и всеми силами старается не шуметь. Голоса теперь слышатся четче — и говорят явно не на английском. — Индейцы, — выдыхает Алек. Джонатан пригибается и делает еще несколько шагов в сторону поросшего орешником склона. Не оборачиваясь, машет Алеку рукой, но тому и самому интересно. У подножия склона проходит тропа, по которой и едут индейцы. Вернее, прямо сейчас они остановились и спорят, судя по резким голосам и напряженным, нервным жестам. Сколько Алек ни вслушивается, никак не может разобрать ни одного знакомого слова. Более того, сам язык, кажется, звучит иначе, не как тот, на котором говорят навахо. — Это шайены, — шепчет Джонатан. — Откуда?.. — Видел раньше, — отрезает тот. — Уходим. Алек оглядывается еще раз и замирает. — У них ружья, — он никогда не видел, чтобы кто-то из навахо носил ружье или револьвер. Они охотились, предпочитая свои луки огнестрелу. — Не все индейцы так святы, как твои обожаемые навахо, — шипит на него Джонатан. — Это воины-псы. Разбойники и убийцы. Убираемся. — Ты лично знаешь, сколько людей убил каждый из них, что так смело их обвиняешь? — не остается в долгу Алек. — Нет, это у меня чутье на себе подобных, — огрызается Джонатан чуть громче, чем следовало бы. Голоса на дороге разом смолкают. Индейцы оглядываются. Алек бросает на Джонатана сердитый взгляд — и встречает в ответ такой же. Густые заросли орешника надежно скрывают их, так что с дороги не заметить. И все же один из шайенов, совсем молодой парнишка, не сводит глаз с их укрытия. Джонатан оглядывается и медленно и осторожно ползет назад. Алек бросает еще один взгляд на индейцев. Кем бы они ни были и что бы ни собирались делать, ясно было одно — им пришлось нелегко. Их одежда грязная и потрепанная. У одного рука на перевязи. Может быть, в резервации им помогли бы. Не хотелось бы уходить просто так, не узнав ни кто они, ни откуда, ни что с ними случилось. Но сейчас у них с Джонатаном есть другая задача. Алек с сожалением отворачивается. Он собирается тихонько отступить, как это сделал Джонатан, но под ногу попадает что-то круглое, он оступается, задевает ветки и едва не срывается со склона вниз. Резкий окрик после этого более чем ожидаем. Алек медленно выпрямляется и поворачивается к шайенам лицом, поднимая руки. В его сторону направлены три ружья и две стрелы, наложенные на тетивы луков. — Эм... — Алек не уверен, что его поймут, но попробовать стоит. — Я оказался здесь случайно и не желаю вам зла. Молодой парень, который до этого все косился в сторону зарослей орешника, спрашивает вполне разборчиво: — Воин? — Он сильнее натягивает тетиву и щурится. И Алек снова не вполне уверен, что именно тот имеет в виду. — В смысле, военный ли я? — Шайены молчат, и он решает не уточнять, что шериф, чтобы не путать и не вызывать лишних подозрений: — Нет. — Что делаешь тут? — Шел мимо, — стараясь говорить попроще, отвечает Алек. — Я не желаю вам зла, — повторяет он. Мужчина с поврежденной рукой говорит что-то на их языке успокаивающим тоном. Шайены опускают оружие. Только один, который держит второй лук, хмурится и бросает в ответ что-то резкое. Мальчишка, знающий английский, начинает говорить, и тут... Свист и удар в плечо. Режущая, колкая боль, жар крови в плече. Алек, покачнувшись, с трудом удерживается на ногах и бросается назад. Он не понимает, в какой момент Джонатан снова оказывается рядом. — Сюда, — он подталкивает Алека куда-то в сторону поляны, на которой они остановились. — Скорее! Позади слышатся крики. В дерево рядом с Алеком вонзается стрела, потом грохает выстрел — но пуля проходит над их головами. — Чертов ты идиот, Лайтвуд! — рычит Джонатан, вскакивая на свою кобылу. Алек хватается за гриву Дикого, и тот фыркает недовольно, но не трогается с места, терпеливо ожидая, когда Алек заберется. — Да скорее же! — торопит Джонатан, трогая лошадь с места. — Пока твои святые индейцы не сделали нас великомучениками! Кровь оставляет на белой шкуре Дикого яркие алые пятна. Плечо жжет. Дикий без понуканий срывается вслед за рыжей как раз в тот момент, когда первый индеец выбирается на поляну. Прицеливается, вскидывая ружье... Выстрел. Шайен заваливается на траву, выронив оружие. Джонатан стреляет еще пару раз, но когда Дикий пролетает мимо, направляет свою кобылу следом. Почти сразу сзади доносится перестук копыт. — Восторженный тупица, — продолжает ругаться Джонатан. Алеку не до его претензий. — Это ты полез смотреть, что там такое! — орет в ответ он. Просвистевшая между ними стрела у обоих отбивает охоту искать виноватых. Лошади несутся через лес, не разбирая дороги, мимо мелькают деревья. Алек едва успевает пригнуться перед низкой веткой сосны, чтобы та не выбила его из седла. — Нам нужно правее, к реке! — кричит он. Индейцев уже не видно, но едва ли они оставят преследование так легко. А река хотя бы поможет скрыть следы. Джонатан без пререканий направляет лошадь вправо. Хвойные иголки под копытами Дикого. Слепящее глаза солнце. Рубашка намокает от крови — надо остановиться, перевязать рану. «Когда переберемся на другую сторону реки», — обещает себе Алек. Они выезжают к ней через несколько минут — деревья растут вдоль берегов, склоняя ветви к воде. Джонатан выезжает вперед. — Течение тут не сильное? — только и спрашивает он. — Лошади справятся, — так же кратко отвечает Алек. Дикий входит в воду, и штаны тут же намокают. Вода уже холодная, даже слишком: ледяная вода, отблески солнца на поверхности, мелкая рябь волн. Рябь и пляшущие пятна. Алек пытается ухватиться за узду или седло, но пальцы не слушаются. В глазах рябит и темнеет, он моргает — и, проваливаясь в темноту забытья, соскальзывает со спины Дикого. * * * Лайтвуд, может, и идиот, но вот конь у него явно лучше хозяина. Красавец. И умница. Услышав громкое ржание, Джонатан оборачивается, собираясь велеть Лайтвуду успокоить зверюгу. Но тот занят — старательно тонет, пуская по воде розоватые струйки крови. Искра уже почти выбралась на берег — бедная, уставшая девочка, она явно заслуживает лучшего, чем снова лезть в реку. — Сукин ты сын, — бормочет Джо, спрыгивая в воду. Ловит узду и тянет Искру за собой, направляясь к Лайтвуду. Река не очень глубокая, но дна не чувствуется, а течение быстрое и сильное. Остается надеяться, что этот неудачник подождет немного и не успеет захлебнуться... Пока Джо до него добирается, успевает выдохнуться, вымокнуть и замерзнуть так, что желание не вытаскивать, а притопить идиота становится почти невыносимым. Джо старательно представляет, как с помощью Лайтвуда найдет ублюдка Мортмейна, но все равно чувствует себя дураком, пока забрасывает бесчувственное тело на спину Искры. Дикий с берега косит глазом, словно присматривает за хозяином. — Не досмотрел уже, — ворчит Джо, когда и они, наконец, выбираются из реки. Искра бессовестно сбрасывает Лайтвуда на землю, и тот мешком падает в траву. Джо присаживается рядом, прислоняется ухом к груди. Мерный стук сердца его успокаивает. Ну, не помер — и ладно. Остальное поправимо. Древко стрелы сломалось в какой-то момент лайтвудовского купания. Джо приподнимает Лайтвуда и за выглядывающий наконечник выдергивает стрелу, прошившую плечо насквозь. От боли тот приходит в себя. Кашляет, выплевывая воду. Джо оставляет его на минуту. Дикий ни во время погони, ни в реке не потерял седельные сумки. Джо проверяет их — та, что была выше, не промокла и в ней отыскивается рубаха. Пусть не первой свежести, но перевязать сгодится. Он рвет ткань на полосы. Лайтвуд лежит на спине, закрыв глаза. Джо легонько пихает его носком сапога. — Та жидкость, которой ты наглотался, не заменит ту, что из тебя вытекла, — говорит он. Лайтвуд пялится на него, явно не соображая, о чем он. — Перевязать тебя надо, — поясняет Джо, снова опускаясь на траву около него. Из своей сумки он прихватил еще и флягу с виски. Открутив крышку, сначала прикладывается сам, а потом протягивает Лайтвуду. — Лучше на рану, — хрипло выговаривает тот. — На рану тут тоже хватит, — обещает Джо. И, действительно, когда Лайтвуд возвращает флягу, щедро поливает дырку в его плече, прежде чем перевязать ее тряпками. — Зачем ты меня вытащил? Джо бросает на Лайтвуда раздраженный взгляд. — У нас есть план, и твоей смерти в нем пока что нет, — отвечает он. — И все? Джо хмыкает. — Буду рад, если тебя это расстроит, так что — это все, Лайтвуд, я все еще тебя ненавижу. И если вдруг ты захочешь утопиться после того, как мы найдем Мортмейна, я с огромным удовольствием привяжу к твоей шее камень поувесистее и верну тебя, откуда вытащил. Прикосновение мокрой холодной одежды отдается по коже неприятными мурашками. Джо стягивает рубашку и штаны, выливает воду из сапог. Когда он отходит, то знает, что Лайтвуд пялится ему в спину, и знает, о чем тот думает. Но поначалу ничего не спрашивает. Решается он, уже когда смеркается и Джо разжигает костер из собранных еловых веток и шишек. Пламя немного дымит — ветки недостаточно сухие, но зато приятно пахнет смолой и хвоей. — Шайены могут найти нас по дыму, — замечает Лайтвуд, но не делает ничего, чтобы погасить костер. — Они не станут, — уверенно отвечает Джо. — Ты же видел этих оборванцев — они бегут от военных и не станут задерживаться, чтобы отыскать нас. — Спасибо, — невпопад говорит Лайтвуд, но Джо ждет чего-то такого. — Засунь в свежую дырку, — грубо обрывает он и с удивлением слышит смешок. Лайтвуд замолкает еще на пару минут. Он, по правде, выглядит довольно хреново. Остается надеяться, что им не придется возвращаться из-за его раны. Джо тогда точно притопит его в реке! — Откуда у тебя шрамы? — Лайтвуд, наконец, перестает мяться, как невинная девица в койке. Джо смотрит на него поверх костра. — Посвежее — от Блэквелла, — начинает он, следя за его выражением лица. — Самые старые — от отца. — Он выдерживает паузу. — Те, что между ними — от Скотта. — Вулси? — переспрашивает Лайтвуд так, словно не может поверить, и Джо смеется про себя. Он так и знал, что образ Вулси в глазах окружающих, а тем более Лайтвуда, изрядно осветлен. Он не отвечает на вопрос — чего подтверждать очевидное, вместо этого с иронией произносит: — И чего всех так и тянет к моей заднице? Лицо Лайтвуда стоит этой небольшой мелочной интриги. Он явно гадает, что именно Джо имеет в виду, и выводы, которые приходят ему в голову, его откровенно ужасают. Пусть теперь Вулси сам выкручивается, отвечая на неудобные вопросы своего приятеля. — Что, это не то, чего ты от него ожидал? — Джо просто не может удержаться и не поддеть Лайтвуда. — Думал, он меня простил и отпустил? Извини, что разочаровываю, но он избил меня до полусмерти, оставил подыхать на заброшенной ферме и жалеть, что не пристрелил. — Ты это заслужил, — отрезает Лайтвуд. — Может быть, — вкрадчиво соглашается Джо. — Только это не делает его праведником. Ты никогда не задумывался, — он подается вперед, — что у меня с ним гораздо больше общего, чем у тебя? Джо смотрит на то, как Лайтвуд упрямо стискивает челюсти, и продолжает: — И, может быть, он не по доброте душевной взял меня к себе работать, а потому что увидел, что мы с ним одной породы? — Вулси не такой, — цедит Лайтвуд сквозь зубы. Джо усмехается. — Такой. В груди что-то разгорается. Сама мысль, что святоша-Лайтвуд наконец понял, что Вулси не тот, кем он его себе представлял, греет лучше огня. Джо только старается не думать, что, может, он это все придумал сам, и на деле у них с Вулси гораздо меньше общего, чем кажется. Он оставляет Лайтвуда у костра и проверяет поставленные раньше, пока было светло, ловушки. В резервации им дали несколько кукурузных лепешек, но вовсе не обязательно же два дня есть один сухари. Тем более, что сегодня они все равно никуда не поедут — Лайтвуду нужно прийти в себя, да и темнеет уже. Им везет — в одну из ловушек попадается жирный кролик. Разделывать их Джо, правда, еще не приходилось, но едва ли это сложно. Когда он возвращается, Лайтвуд сидит, вороша веткой костер. Пламя разгорается ярче, освещает напряженное лицо с бисеринками пота на лбу. Он вскидывается, услышав шаги, подбирается. Нервничает, чувствуя себя уязвимым рядом с Джо. Наверняка понимает, что сейчас тот ничего ему не сделает, раз уж только что спас. Но расслабиться все равно не может. — И все-таки. Ты все еще хочешь меня убить? Потом, когда мы поймаем Мортмейна. Джо насмешливо фыркает. — Объясни мне, Лайтвуд, смысл этого вопроса, который ты так упорно повторяешь. Если ты мне не доверяешь — то что значат мои слова, даже если я и пообещаю, что ничего тебе не сделаю? — Хочу понять. — Не трудись так — надорвешься, — хмыкает Джо. — На вот лучше, делом займись. Он кидает Лайтвуду на колени тушку кролика. Тот смотрит на него удивленно. — Что, думал, если я приехал из Бостона, то охотиться не умею? — ехидничает Джо. Лайтвуд поднимает кролика за задние лапы и сам встает. — Смотря что считать добычей. У Джо в печенках сидят эти разговоры и подозрения Лайтвуда. Да, не будь Вулси, он всадил бы в него пулю, но это не значит, что теперь все его мысли заняты мечтами поквитаться. — Ты — параноик, — бросает он. — Знаешь, что это такое или объяснить? Лайтвуд уже успел отвернуться, но ради такого дела оборачивается: — Совсем за дурака меня держишь? Джо ухмыляется. Неужто терпение святоши-Лайтвуда и в самом деле не бесконечно? А то он уже устал его испытывать… — Ну так ты одно и то же переспрашиваешь — делай выводы. Лайтвуд, очевидно, делает. Потому что кладет кролика на землю, а потом коротко и почти без замаха бьет Джо в челюсть. Силищи в дурне хватает, чтобы Джо от удара покачнулся. Во рту становится солоно, челюсть сводит от боли, но Джо, не задумываясь, бьет в ответ. В этот раз он даже не чувствует злости, только искрящий азарт и удовольствие — что вывел Лайтвуда из себя. Что тот, черт возьми, вовсе не идеален. Не образец для подражания Джо, каким, должно быть, видит его Вулси. Чего, должно быть, ждет от него. Этого Джо пока достаточно. От второго удара он уворачивается, а потом подныривает под руку Лайтвуда и хватает его за простреленное плечо. Тот не может сдержать вскрика. Джо, удерживая его так, заламывает вторую, здоровую руку, и тычком в спину опрокидывает Лайтвуда на землю. С почти стоическим терпением дожидается, пока он перестает дергаться. — Видишь, Лайтвуд, — Джо отпускает его. — И даже теперь ты все еще жив. Тот сразу же переворачивается на спину, хотя плечо, должно быть, разрывает от боли. — И на что ты рассчитывал? — интересуется Джо. — Сейчас, когда едва на ногах держишься? Лайтвуд отпихивает его в сторону и садится, хотя по играющим желвакам видно, чего ему это стоит. Джо ловит себя на мысли, что сам поступил бы так же. Стиснул бы зубы, стерпел бы, но не позволил бы смотреть на себя свысока. Задел бы хоть словами. Но Лайтвуд только бросает сдержанно-раздраженно: — Я устал все рассчитывать. Все равно никакого толку… Он хмурится и отворачивается к костру. — Что, жизнь не спешит вписываться в твои представления о ней? — не задумываясь подкалывает Джо. Лайтвуд смеривает его одним из своих коронных серьезных взглядов, будто действительно обдумывает ответ. — У меня в седельной сумке есть нож, — в конце концов говорит он. — С твоей раной я бы ставил разве что на меткий выстрел. Лайтвуд хмыкает. — И кто из нас параноик? Как ты собираешься разделывать кролика? — О, — Джо, по правде сказать, успевает об этом забыть. — Никак. Я его поймал, тебе разделывать. — Поэтому принеси мне нож, — кивает Лайтвуд. * * * Запах жарящегося над углями кролика щекочет ноздри. Во рту собирается слюна, а живот болезненно подводит от голода. Алеку кажется, что от боли в плече ему кусок в горло не полезет, а вот поди ж ты — стоит запахнуть едой и это все перебивает. Джонатан сидит напротив нахохлившись и ворошит угли длинной веткой. После драки он не сказал и дюжины слов. Алек и сам понимает, что сглупил. Они с Джонатаном и без того косятся друг на друга при каждом лишнем вздохе, и едва ли махание кулаками поможет это исправить. Но он не соврал — он и правда просто устал все рассчитывать. Непрестанно думать о том, как то или иное его действие выглядит со стороны, переживать, не вызывают ли подозрений его поездки к Великому Бедствию, беспокоиться за Вулси, живущего в одном доме с Моргенштерном и гадать, не подставит ли тот его. В последнем Алек не уверен и теперь, но почему-то все равно чувствует необъяснимое облегчение. Но бросаться с кулаками на того, кто только что спас ему жизнь, все равно было одним из худших решений за последнее время. Сам Джонатан, однако, навряд ли думает о том же и, несмотря на неразговорчивость, выглядит спокойнее, чем до драки. Будто у него самого зудели кулаки и хотелось как-то выплеснуть злость. Или они сравнялись в счете, ведомом одному лишь Джонатану. Вот только интересно, если он и в самом деле к каждому имеет счет, то чем Вулси расплатился за те шрамы? Алек, по правде сказать, вовсе не хотел бы о них знать. И дело не в том, что сложно представить Вулси, вот так наказывающим кого-то — как раз в его жесткости не приходится сомневаться… Чего не хочется Алеку, так это думать, заслуживает ли Джонатан побоев. Если не от Вулси, то от Валентина или Блэквелла. Меньше всего Алек хочет ему сочувствовать. — По-моему, уже готово, — замечает тот абсолютно обыденно. Это даже непривычно, особенно если учесть, что сказанные им Алеку фразы без подвоха и желания уколоть можно пересчитать по пальцам. Впрочем, судя по тому, что с остальными Джонатан разговаривает точно так же, скорее всего дело в его манере общения, а не в том, что он ненавидит именно Алека. В костер падает капля растаявшего жира, шипит на углях. — Еще нет. — Алек пытается поудобнее пристроить руку на колене, чтобы плечо не так болело, но оно глухо ноет даже без движения. — Это же не домашний кролик, он жесткий. Джонатан нетерпеливо хмыкает, но слушается. Алек достает из мешка лепешки, одну берет себе, другую протягивает Джонатану. Тот отламывает четвертину, накалывает на ветку и греет над углями. Алек смотрит на него и думает, что и предположить не мог, что ему придется вот так сидеть с тем, кто пытался его убить. Великое Бедствие наверняка сказал бы что-нибудь мудрое. Алека хватает только на: — Не думал, что буду с тобой вот так сидеть. Джонатан кривовато усмехается. — Когда вы со Скоттом обыскивали мою комнату в салуне Камиллы, я и представить не мог, что через неделю он будет готовить мне завтраки. — А он?.. — Алек осекается. В каком-то смысле прямо сейчас он сам готовит Джонатану ужин, но в том, как он говорил о Вулси, было что-то еще. Едва уловимый подтекст, на полтона другой голос, взгляд. Алек цепляется за ускользающие ощущения и не может решить, мерещится ему или нет. Да еще и слова Иззи никак из головы не идут — «А они с Вулси…» и «он же красавчик». Да и Вулси ведь о том же говорил в первую их встречу в Шэдоу-Вэлли. Так может ли быть... Алек усилием воли додумывает неприятную мысль — может ли быть, что Джонатан просто сразу понравился Вулси как любовник и именно поэтому до сих пор жив? Звучит мерзко даже в мыслях, и, кроме того, Алек уверен, что Вулси никогда бы не поставил собственную прихоть выше чей-то безопасности. А обмануть его у Джонатана едва ли получилось бы. Нет, что бы их ни связывало теперь — или будет связывать их в будущем, — изначально Вулси действительно увидел в Джонатане не только опасного преступника. Поверил в него. В то, что он может себя контролировать, что способен на что-то хорошее, способен не только убивать. Может, Вулси знает что-то, чего не знает Алек. Может, просто лучше понимает Джонатана. В любом случае, переубедить его явно не получится. Да и не особенно хочется: Алек будет рад, если ошибется в Джонатане, если тот окажется лучше, чем он о нем думает. В какой-то степени, тот уже оказывается лучше. — Лайтвуд. Алек переводит взгляд с языков пламени на лицо Джонатана. — Что ты на меня смотришь, за кроликом следи! — возмущается тот. Алек не дает сбить себя с мысли. — Прости, что ударил, — твердо произносит он. — Не нужны мне твои извинения, — с вызовом бросает Джонатан и щурится с подозрением. Пятерней зачесывает волосы со лба назад. — Знаю, — Алек смотрит на него прямо и открыто. — Это нужно мне. Я не должен был терять контроль. Джонатан хмыкает. — Ну, ты неплохо держался, учитывая, что я нарочно тебя выводил, — признается он без капли стеснения или раскаяния. — Вулси ты тоже... нарочно выводишь? — с некоторой неловкостью договаривает Алек, не сумев с ходу сформулировать иначе. Джонатан пожимает плечами. — Кролик, — напоминает он. И на этот раз тот и правда уже готов. Алек отвлекается и забывает о своем вопросе, но Джонатан, видимо, вовсе не пытается сменить тему и увильнуть от ответа. — Скотт отлично держит себя в руках, — пожалуй, даже охотно начинает рассказывать он. — Хотя пару раз задеть его все-таки выходило. Но я не так уж и много о нем знаю... — Джонатан бросает на Алека быстрый взгляд. — А ты, должно быть, больше? Алек замирает, не донеся до рта кусок мяса. — Хочешь, чтобы я рассказал? Джонатан снова пожимает плечами. — Почему нет? — Потому что выходит, что узнать что-то новое про Вулси ты хочешь, чтобы потом использовать против него же? — у Алека подобная кривая логика попросту не укладывается в голове. Джонатан так говорит, словно нет ничего странного в том, чтобы узнавать про чьи-либо слабости и уязвимые места у друзей, не скрывая при этом, что ничего хорошего не замышляешь. — Тогда расскажи что-нибудь, что я не смогу использовать против Скотта, — безразлично отзывается Джонатан. Алек не знает, что на это сказать. Откусывает кусок лепешки и жует, давая себе время собраться с мыслями. Он и так не большой мастак травить байки, а тут еще и слушатель такой, что врагу не пожелаешь. Но ведь Вулси и вправду сделал столько хорошего, разве ему не найдется, что рассказать? Алек смотрит, как Джонатан, обжигаясь, объедает кроличью лапку. В голове ни единой мысли. Он подбрасывает хвороста на угли и, глядя, как огонь лижет ветки, вспоминает далекую уже ночь, когда он, Джейс и Иззи тряслись у костра и не знали, доживут ли до утра. — Когда мы с Джейсом были детьми, — начинает он, — нам пришло в голову съездить в резервацию… До этого он рассказывал о том случае только Великому Бедствию, потому что тот не стал бы смеяться и упрекать их в глупости. А кто-то другой решил бы, что Алек попусту хвастается тем, что им удалось завалить медведя. Но он-то знал, что это сделал Вулси. Что, не появись он в нужный момент, неизвестно, остались бы они живы... История выходит длинной, потому что Алеку кажется правильным донести до Джонатана, какую ответственность он тогда чувствовал за Иззи и Джейса, как старший брат — вдруг это заставит Джонатана задуматься о своих отношениях с Клэри? — и то, как он благодарен Вулси за спасение. Алек старается припомнить побольше подробностей, чтобы рассказ не показался всего лишь забавным случаем из жизни, чтобы Джонатан понял. Алек замолкает. Заново разгоревшийся костер уютно потрескивает, после еды клонит в сон. Даже рука, кажется, болит уже не так сильно. — Да, — тянет Джонатан, вскинув брови. — Не такого я ожидал. Вообще-то я просил тебя рассказать что-нибудь про Скотта, а не предаваться сентиментальным воспоминаниям о сопливом детстве. Алек внимательно разглядывает его лицо в отсветах костра и не обнаруживает на нем ни следа раздражения или злости — разве что некоторую насмешку, которая в случае Джонатана вполне может сойти за дружелюбную. А уж Алеку-то не привыкать к ироничным замечаниям и саркастичным подколкам. — И кстати, Скотт, отважный спаситель заблудившихся детишек, и правда герой рангом повыше известного спасителя старушек и невинных дев? Я уже устал слушать хвалебные оды в честь обоих... Алек с трудом сдерживает смешок и молча устраивается на одеяле. Ворчание Джонатана уже даже не задевает. — Ты что, собрался спать? — уточняет тот. — Именно, — Алек закрывает глаза. Слышит, как Джонатан обходит костер. — А если ночью я все-таки склонюсь к тому, что проще тебя добить, чем тащить за собой раненого? — провокационно спрашивает он. Алек все-таки открывает глаза: Джонатан стоит, уперевшись ладонями в колени и склонившись над ним с неприкрытым любопытством. — Тогда убивай так, чтобы я не проснулся, — отрезает Алек. — Какое тогда в этом удовольствие, — снова насмешничает тот. Алек вздыхает, борясь с острым желанием бросить в него что-нибудь. Вместо этого он просит: — Бога ради, просто дай мне поспать. — Я не особенно верующий. Алек отмахивается: — Заткнись, Джонатан. До берега с красной глиной они добираются ближе к полудню. Алека знобит, несмотря на жару, плечо ноет не переставая, и, оказавшись у воды, он не только поит Дикого, но и какое-то время просто стоит неподвижно, давая плечу отдохнуть после тряски. — Показывай, что там у тебя, — скрипуче приказывает Джонатан, подкравшись сзади. — Давай, не мнись, не девица. — А ты еще и помощником врача служишь? — Алек оборачивается неловко и морщится от боли. Джонатан смотрит на него с вечным выражением «ну ты и придурок», но все-таки отвечает: — Скотта недавно тоже в плечо подстрелили. Алек раздумывает с минуту, но потом расстегивает рубашку, открывая плечо. Джонатан рассматривает рану несколько секунд. Потом хмыкает: — Чистая, везучий ты черт. Да уж, подхватить заражение в сутках пути от дома... проще и легче сразу пустить себе пулю в лоб. — Татуировку тебе Огромное Несчастье рисовал? Алек не сразу соображает, о ком это Джонатан, а когда понимает, резко поправляет: — Великое Бедствие. Джонатан хмыкает. Наверняка опять нарочно пытается задеть побольнее — ну и черт с ним, пусть радуется, что удалось. — В седле удержишься? — Джонатан заново перевязывает Алеку рану. Тот хочет пожать плечами, но вовремя спохватывается и кивает. — А если нет, то ты бросишься сооружать мне носилки? — устало спрашивает он. — Перебьешься, — ожидаемо огрызается Джонатан. Закончив, из вредности хлопает Алека по плечу, и тот шипит от боли. — Болит, значит — заживает, — с паршивой усмешкой говорит он. У Алека уже нет сил ему отвечать. Он забирается в седло и понукает Дикого. Конь стрижет ушами, артачится и не хочет идти. Нависающий громадиной каньон Алека и самого пугает. Он не суеверен, но общение с Великим Бедствием наложило свой отпечаток: Алек знает, что в мире гораздо больше загадочного и необъяснимого, чем кажется. И если Великое Бедствие сказал, что это плохое место, значит, так и есть. Джонатан тоже заметно настораживается и пускает кобылу рядом, бок о бок. Может, просто думает о Мортмейне, но Алеку кажется, что он тоже что-то чувствует, ощущает неким скорее звериным, чем человеческим, чутьем тенью накрывающую их опасность. Солнце застывает в зените вбитым в купол светильником. Гравий похрустывает под копытами. Дикий постепенно замедляет шаги, снова мотает головой, будто бы отказываясь идти дальше. Джонатан опережает Алека на несколько ярдов, оборачивается. — Что... — начинает он, но его прерывает испуганное лошадиное ржание — Искра едва не встает на дыбы, а потом шарахается назад. Удержаться в седле Джонатану удается разве что чудом. Алек выхватывает револьвер следом за ним, но рука слишком дрожит. Сейчас он Джонатану не противник... Но тот несколько раз стреляет куда-то на тропинку между камней. Первая пуля вгрызается в песчаную стену, вторая — высекает несколько искр, ударившись о камни. Зато третья превращает голову аспида в месиво. — Чертовы твари! — ругается Джонатан. Потом смотрит на Алека и, видимо, догадывается, о чем тот думал. Презрительно усмехается и пускает лошадь вперед. Алек утирает пот со лба — чертова духота! — и чувствует себя очень скверно. Джонатан не скрывает, конечно, что все еще не прочь с ним разделаться, но ведь не сейчас. Пора перестать шарахаться от каждого его движения. — Ты едешь или решил домой вернуться? — окликает его тот. Алек снова понукает приунывшего Дикого. — Не надейся... С четверть мили они едут по прямой. Скалы нависают над ними, давят, и совсем не дают тени. Печка... Алек облизывает пересохшие губы, потом прикладывается к фляжке. Горлышко высохло, какое-то мгновение кажется, что воды там нет, и от этого обдает нездоровой излишней жутью. В конце концов, в седельной сумке есть еще вода. И на этот раз Алек в каньоне не один. Раскаленный воздух плывет перед глазами маревом, в ушах начинает противно звенеть, как бывает от густой, ничем не нарушаемой тишины. Но сейчас Алек определенно слышит негромкий шорох копыт по земле, слышит, как Джонатан ворчит что-то себе под нос, тоже прикладываясь к фляжке с водой. А еще Алек слышит собственное слишком шумное дыхание. Он встряхивает головой, и звон в ушах сменяется шипением. Змея скользит между камней прямо под копыта Дикого, а тот, утомленный жарой, этого даже и не замечает. Алек резко дергает повод в сторону, конь всхрапывает недовольно, но слушается. Змея скрывается в неприметной щели в стене ущелья. Джонатан бросает на Алека подозрительный взгляд, но ничего не спрашивает. Следующая змея выползает прямо перед ним буквально пару минут спустя. — Стой! — окликает его Алек и вскидывает руку с револьвером, только теперь с удивлением осознавая, что так и держал его все это время. Рукоять едва не выскальзывает, и Алек судорожно стискивает ее во влажной ладони. — Лайтвуд, ты не охренел ли? — очень холодно и зло спрашивает Джонатан. Змея — Алек никак не может определить, какая именно, хотя всю жизнь прожил тут и умеет отличать, — с шипением распахивает пасть. Острые желтоватые клыки влажно блестят от яда. Еще немного — и она вцепится в ногу Искры, а та сбросит Джонатана, и хорошо, если удержится на ногах сама и не придавит его своим весом. Алек сглатывает, медленно выдыхает... Руки все еще дрожат, и ствол револьвера то поднимается выше, то опускается. — Лайтвуд, не дури! Алек мотает головой. И как только Джонатан до сих пор ничего не видит? — Змея, — выдавливает Алек. Взводит курок. На дорогу перед ним падает тень какой-то птицы. Скользит по тропе пару секунд, но Алек готов поклясться, что чувствует прохладное бережное прикосновение к затылку. В голове разом проясняется. Змея с сухим шипением исчезает, как подожженный клочок бумаги. — Ты ополоумел, Лайтвуд? — вскидывается Джонатан. — Какая, к дьяволу, змея?! Алек опускает взгляд. Ему неловко признаться, что та лишь почудилась. Но скептик вроде Джонатана в жизни не поверит в духов и будет насмехаться над ним всю дорогу. — Мне показалось, — выдавливает он. — Если тебе еще так «покажется», не удивляйся, когда я всажу в тебя пулю! — огрызается Джонатан. Он подъезжает поближе, щурится с подозрением, вглядываясь в лицо Алека. Тот смаргивает зыбкое жаркое марево перед глазами и пытается ответить тем же. — Слезай с коня, — сердито велит Джонатан и недовольно поджимает губы. — Это еще с чего? — Алеку не до вежливости, пусть он и испортил все сам же только что. — С того, что иначе ты с него свалишься. — Джонатан и сам спешивается, подходит ближе. Он подхватывает Алека, когда тот сползает со спины Дикого и чуть не падает. — Надо было и правда оставить тебя тонуть, — бормочет Джонатан, помогая ему сесть в тени, облокотившись спиной о стену каньона. — Я сейчас переведу дух и поедем дальше, — обещает Алек. — Ты останешься здесь, а то не переведешь, а испустишь дух, — отрезает тот. — По крайней мере, пока не спадет жара. Это звучит так заманчиво, что Алеку приходится напомнить в первую очередь самому себе: — Мы потеряем время. — Мы не потеряем время — я поеду вперед один, — будто размышляя вслух, говорит Джонатан. — Если не вернусь до вечера — поедешь за Скоттом, да не дури, сам не суйся. Алеку не требуется много времени, чтобы понять, что он имеет в виду. — Одному может быть слишком опасно... — Не опаснее, чем тащить тебя с собой и ждать: свалишься ты в самый неподходящий момент или пальнешь мне в спину, спутав с Мортмейном! — Не надо считать меня доходягой! — раздражается Алек. — Я в состоянии держаться в седле. — Ты не доходяга, ты — балласт, — жестко отвечает Джонатан. — И тебе надо отлежаться, а не в седле трястись. И уж поверь мне — я не из большой любви к тебе так говорю. Хочешь провалить все дело — вперед, можешь ехать один. Но я надеюсь, у тебя есть хоть немного мозгов. Алек понимает, что Джонатан прав, хотя от этого не легче. Но что ему остается? Не силой же его удерживать — да Алек сейчас и не сможет. — Ладно, — в конце концов неохотно соглашается он. — Я жду до темноты и еду за Вулси. — Ты подождешь пару часов, а потом мы повезем Скотту схваченного Мортмейна, — заявляет Джонатан с самоуверенной усмешкой. Алек отдает ему карту, и тот торопливо отходит к Искре. Будто, и правда, сбросил балласт и рад, что дальше можно не тащить Алека с собой. — Джонатан, — в последний момент, когда Искра уже трогается с места, окликает Алек. Тот не оборачивается, но придерживает лошадь. — Будь осторожен. — Даже не надейся, что так легко от меня отделаешься, — отзывается тот и пускает Искру рысью, быстро скрываясь за поворотом каньона. Цокот копыт слышен чуть дольше — по каньону расходится эхо, — но вскоре стихает и он. Оставшись один, Алек наконец позволяет себе откинуться на прохладную стену и прикрыть глаза. Как ему это удается — подводить не только друзей, но даже врагов? Время тянется бесконечно. Солнце неподвижно висит в небе, и Алек не может понять, сколько времени прошло с тех пор, как уехал Джонатан. Глаза слипаются — ночью Алеку удалось разве что подремать урывками из-за мучившей его боли в плече, — но спать нельзя. Нужно ждать. Он прикладывается к фляжке, но разрешает себе сделать только один глоток. Воду во второй фляжке надо сохранить, чтобы напоить Дикого: вернется Джонатан или нет, до реки неблизко. Дикий собирает траву, прорастающую между камнями, машет хвостом, отгоняя мух. Воздух будто дрожит в прозрачном мареве. Как же душно… Алек утирает пот со лба, обмахивается шляпой, но это не приносит облегчения. Интересно, Джонатан в самом деле приведет Мортмейна или не упустит шанса поквитаться с ним? Алеку не жалко Мортмейна, но он преступник, и его надо судить по закону. Проходит час, может, больше. Алек успевает напоить Дикого, дважды заклевать носом и встряхнуться. На третий раз его будит шорох щебня, потревоженного чьими-то шагами. Алек поднимает голову, но солнце теперь светит в лицо и слепит глаза. Судя по тому, что оно начинает клониться к горизонту, прошло уже часа четыре. Алек прикрывает глаза ладонью, рассматривает нечеткую фигуру перед собой: надвинутую на глаза шляпу и темную одежду. Но лицо все еще расплывается. — Джонатан? — окликает Алек. — Как любопытно: обычно его принимают за меня, а не наоборот. Алек слышал этот голос только пару раз, но узнает сразу. Сложно забыть того, кому он принадлежал. Мужчина делает шаг вперед, и его темная фигура нависает над Алеком, загораживая его от солнца. Все подозрения подтверждаются. Но поверить в это все равно почти невозможно. — Валентин? — переспрашивает он, уверенный, что обознался или что Джонатан решил сыграть с ним дурную шутку, а жара и усталость Алека стали ему невольными союзниками. — Александр Лайтвуд, верно? — лениво тянет тот. Снимает шляпу, чтобы убрать со лба упавшие на лицо волосы. Неторопливо надевает ее снова. — Герой, победивший чудовище. Алек неловко поднимается. Плечо прихватывает тупой, отдаленной болью, и он на мгновенье опирается о стену. Валентин замечает, кивает на его рану — плечо то самое, когда-то простреленное в каньоне одним из «Отреченных». — Я думал, что убил тебя тогда. Что даже если ты не умрешь сразу, каньон и жара тебя прикончат. В тот момент, когда я решил не идти за тобой только чтобы самому завершить неизбежное, я, можно сказать, сам выбрал смерть… — Я тебя не убивал, — возражает Алек. Что это — призрак? Злой дух, вернувшийся после смерти в то место, которое при жизни было ему своеобразным домом? Просто бред? Не мог ведь Валентин и правда избежать наказания и скрываться все это время? Алек не присутствовал на суде и при повешении в Уотергласс, но более чем уверен, что сбежать у Валентина не было ни шанса. Уверен, но все равно чувствует ощутимую угрозу от того, кого не должно быть в живых. Валентин молчит, разглядывает его с насмешкой и с презрением. Алек заговаривает сам: — Я тебя не убивал, — повторяет он. — Я лишь делал свою работу, работу шерифа, и не брался судить ни тебя, ни других. Если ты ищешь виноватого в том, как и чем закончил, то начать стоит с себя. — Алек замолкает, но, не дождавшись ответа, добавляет: — И героем я себя не считаю. — Но другим не мешаешь это делать, так? — Валентин усмехается. Он не выглядит бледным или бесплотным. Высокий, с широкими плечами и открытым лицом с резковатыми чертами, он и правда очень напоминает Джонатана. Тот отличается разве что более тонкой и легкой, еще не приобретшей мужской грубости и угловатости фигурой. — Все в порядке, мальчик. Ты сделал то, что тебе было нужно, а после выдержал последствия. Это заслуживает уважения. — Я сделал то, что было правильно. Валентин его будто не слышит: — Но не убийство чужими руками. Вот это — слабость, да… Свои счеты надо сводить самому. Алек хочет сказать, что никогда не имел к Валентину никаких личных счетов, но встречается с ним взглядом и осекается. Он разом вспоминает то, что уже давно забылось, затерлось за другими событиями так, будто ничего и не было. Сначала — десятилетний Джейс, бледный, в рваной одежде с пятнами гари. Чудом уцелел при пожаре, в котором погибли его родители… После того, как люди Валентина подожгли ферму. Потом — другие лица и имена. Уже не такие близкие, но все еще знакомые, те, кого Алек привык считать своими. Убитые или разорившиеся после грабежей «Отреченных». Но было еще кое-что. Не такое благородное. Недостойное. Мелочное, глупое желание проявить себя, корысть, зависть и обида на Джейса — на Джейса, который лишился всего! — на отца. За то, что на Джейса больше полагались, за то, что это было оправдано, и он и в самом деле был отцу лучшим сыном, чем Алек. За то, что Джейс вообще был лучше во всем, за то, что он подходил этому миру, месту и времени, а оно — ему… За то, что он был слишком хорош для Алека, за то, что Джейс никогда бы на него не посмотрел так, как Алек этого хотел. Ревность к приезжей девчонке. Все это разом наваливается на Алека душным комком из полузабытых чувств, хватает за грудки крепкими руками Моргенштерна и смотрит его черными глазами. Собственные демоны, с которыми Алек, как он считал, уже справился. Но у него с Великим Бедствием никогда не будет своего дома и семьи, они никогда не смогут открыто жить вместе так, как Алеку этого хотелось бы. Так, как это могут Джейс и Клэри. — Ты шел мстить, ты думал, что имеешь право на это, — озвучивает Валентин. — Так? Алек не отводит взгляда: не может, словно кролик, завороженный взглядом удава. — Так, — выдавливает он. — Ты шел доказывать, что чего-то стоишь. Хотел стать кем-то значимым, стать героем. Так? Алек молчит, и Валентин встряхивает его за плечи. — Так. — И ты готов был убивать за это. Ты и убивал. — Валентин отпускает Алека и брезгливо отряхивает ладони друг о друга. — Не люблю лицемеров и глупцов, занимающихся самообманом, — презрительно бросает он. — Твои мотивы, Лайтвуд, на удивление просты и приземленны для всеобщего примера для подражания, которого из тебя сделала моя смерть. Алек выдерживает его взгляд, хотя это непросто. Но с самой встречи с Великим Бедствием ему уже столько раз приходилось выдерживать бои с самим собой, со своими страхами, предубеждениями, недостатками. Некоторые вещи невозможно просто победить в себе раз и навсегда, они требуют постоянной борьбы. Великое Бедствие заставил его захотеть бороться. — Я шел не просто мстить за Джейса, — собственный голос звучит глухо и сипло, и Алек откашливается. — Кроме того, я боялся, что он сам решит так поступить. Хотел его защитить. Где-то сбоку раздается негромкий шорох. Алек косится, не поворачивая головы, и встречается взглядом с ярким желто-зеленым глазом птицы, сидящей на камне. Она расправляет и складывает крылья, шелест перьев смешивается с едва слышным поскрипыванием щебня под крадущимися шагами. Алек не столько слышит их, сколько угадывает. — Я был глуп и самоуверен, — продолжает он, — я не понимал, что делаю, что мне придется делать. Я только хотел защитить тех, кто мне дорог. — Я не подписывался умирать за твои идеалы, — ухмылка Валентина становится злее. — А если уж ты радеешь за благо большинства, так, может, не следовало совсем недавно рисковать целым городом из-за одного, чужого тебе, индейца? Птица вспархивает с камня. Алек естественным, чисто рефлекторным жестом протягивает руку и ничуть не удивляется, когда птица опускается на его согнутый локоть. — Глупец, из-за бесплотной идеи губящий сотни, хуже подлеца, из мести убивающего одного. Что, Лайтвуд, нечего ответить? — Валентин щурится, отводит в сторону полу куртки и опускает руку на пояс с револьвером. — Может, мне забрать тебя с собой? — Я не всегда поступал правильно, — медленно выговаривает Алек. Он не оправдывается, но чувствует необходимость высказаться, сформулировать это для себя. — Но отвечать готов только перед теми, перед кем виноват. Так же, как ответил ты. — А за мою смерть перед кем ты ответишь? — Уже ответил, — отрезает Алек. — И я не собираюсь больше спорить с мертвецом. Из-за спины Валентина слышится приглушенное рычание. Белая шерсть волка вспыхивает на солнце. — Я — твой мертвец, Лайтвуд, — шипит Валентин. — Сколько их встанет за твоей спиной к концу жизни? Сколько их будет ждать тебя здесь? Каньон и выцветшее небо, палящее солнце и тень будто смешиваются, плывут перед глазами, и Алек не противится, только выхватывает взглядом разрозненные картинки: дымящееся дуло револьвера, вспышка взорвавшегося пороха, падающая на грязные, пыльные доски разрезанная веревка, волк, зубами вцепившийся в горло змеи… Алек закрывает глаза, а когда открывает, перед ним нет уже ни Валентина, ни духов — один лишь прогретый, обыденный каньон. В голове проясняется, дурнота, мучившая его со вчерашнего дня, отступает без следа. Алек вдыхает свежий, несущий вечернюю прохладу воздух и обещает: — Я сделаю все, чтобы их было как можно меньше. * * * Оставлять Лайтвуда неспокойно. Сейчас, когда они так близко подобрались к возможному убежищу Мортмейна, велик шанс на то, что кто-то из его подручных или он сам наткнется на раненого Лайтвуда. Тогда они узнают, что Джо здесь, а он рискует нарваться на ловушку. Кроме того, если уж и убивать Лайтвуда, то самому, получив хоть какое-то удовлетворение от свершившейся мести. Но Джо помнит данное Вулси обещание не причинять ему вреда. Да и жаль собственных усилий, потраченных на то, чтобы его спасти. Помри Лайтвуд сейчас, все старания пропали бы зря. Хотя, справедливости ради, без него под боком Джо впервые за два дня дышит свободно. Оказывается, волчара в сравнении просто отличный спутник и почти не бесит. Джо достает карту, нарисованную для Лайтвуда индейцем. Все просто и понятно, заблудиться тут не получилось бы при всем желании. Уж не каракули Старквезера. Джо находит на карте отметку с приметно изогнутой скалой и, подняв взгляд, видит ту же скалу прямо перед собой. Солнце только переваливает за полдень, и в его лучах отвесная стена каньона, вдоль которой едет Джо, горит ярко-красным. Различающиеся по оттенкам горизонтальные слои образуют причудливый узор, будто бы перетекая один в другой — это похоже на сочащуюся из скал кровь. С другой стороны более пологий склон, поросший редкими деревцами и кустарником, спускается к реке. Негромкий, но навязчивый шум текущей воды отвлекает. От прогретого песчаника пышет жаром, как от печи, и Джо так и тянет спуститься к реке, чтобы хоть на время избавиться от жары. Но вместо этого он, наоборот, направляет Искру выше — под арку, ведущую в узкий проход между скалами. Отвесные склоны поднимаются теперь по обе стороны от дороги. Ущелье достаточно широкое — при желании можно проехать втроем, — но скалы нависают высоко над головой, давят, заставляя почувствовать собственную незначительность. Джо здесь раньше не был: отец перебрался ближе к Шэдоу-Вэлли уже после того, как отправил его в интернат. Но любоваться видом причудливо изрезанных когда-то протекавшей здесь рекой скал абсолютно не тянет, хочется поскорее выбраться из чертовой западни. Джо чувствует себя здесь именно так: перекрыть с обоих выходов ущелье ничего не стоит, да и сверху, он, должно быть, как на ладони. Он до рези в глазах всматривается вверх, пытаясь понять, где мог бы притаиться кто-то из людей Мортмейна, но кругом чисто, и он понукает Искру ехать дальше. Он явно погорячился и за пару часов обернуться вряд ли успеет. Интересно, свалит ли Лайтвуд, как было наказано? Вряд ли, будет геройствовать... Джо снова чувствует глухое раздражение. Насколько проще было бы, если бы не приходилось тащить его с собой. Дурацкая обуза, Джо быстрее справился бы сам, если бы Вулси ему больше доверял! Джо не хочется думать о том, что уж индеец-то доверять ему не стал бы точно, а самому найти дорогу не получилось бы. Выехав из ущелья, он снова сверяется с картой. Отыскать дорогу оказывается на удивление просто даже в первый раз. Джо находит заброшенную тропинку, всю поросшую травой — узнается только по камням, попадающимся иногда по обе стороны от нее. Путь к пещерам злых духов. Джо насмешливо хмыкает. Лайтвуд, право же, как ребенок, готов наравне с индейцами поверить в их сказочки. Во всех этих богов и духов, в шаманское колдовство и предсказания. Хотя... Вулси ребенком уж точно назвать сложно, но языческие суеверия пронимают и его. Зачем-то же он притащил его на встречу с индейцем, да еще слушал болтовню у костра... Джо впервые задумывается, зачем нужна была эта встреча. Показать его кому-то, кто будет знать настоящее имя Джо? Подстраховаться? Но ведь и так Лайтвуд узнал бы, если бы Джо прикончил Вулси. Так зачем? Все это волнует больше, чем должно бы. Вулси делает слишком много необъяснимых вещей. И хотя Джо бравировал перед Лайтвудом тем, что похож на него, на самом деле он иной раз ни черта не понимает, чем руководствуется Вулси. И чего от него ждет. Нет, Джо вовсе не собирается подстраиваться под чьи-то ожидания. Но почему-то приятно думать, что Вулси считает его... сам он наверняка сказал бы — «небезнадежным», Джо выбирает более приятное для себя — «способным». На скачках в Люпусвилле Вулси сказал, что верит в Джо — мельком, вроде бы не подразумевая ничего особенного. И Джо, наверное, забыл бы о вскользь брошенной фразе, если бы потом тот не пришел за ним к Блэквеллу. Если бы не появился, когда Джо сам уже почти списал себя со счетов. А ведь в салуне в Шэдоу-Вэлли, когда они встретились впервые, Джо всего лишь хотел поставить на место заносчивого ублюдка, который насмешничал над ним вместе с Лайтвудом и Вэйландом. Посмотрел, как Вулси пьет и зубоскалит, и легко обманулся этим нарочитым легкомыслием. Это уже потом Скотту удалось его уделать. Напугать, чего уж там. Это потом Джо его возненавидел — и уже тогда же не смог не заинтересоваться. Потому что, опять же, не понял, почему тот поступил так, как поступил, почему не избавился от угрозы в лице Джо сразу же, зачем оставил в живых возможного врага. Вулси уже тогда интриговал. А теперь... Джо не идиот. Он понимает, что историей с Блэквеллом похерил свой первый шанс. Не вполне понимает он только, почему Вулси расщедрился на второй, но, в любом случае, упускать его не собирается. Ему слишком нравится все это — новая жизнь не лишена той остроты и риска, которые Джо всегда любил, но при этом в ней нет той грязной обратной стороны, которая казалась раньше неизбежной: постоянная дорога, постоянное напряжение, обязанность ежеминутно прикидывать, не ударит ли в спину очередной сообщник. Вулси — не ударит. Вулси пустил его к себе домой, дал ему работу, спас ему жизнь и, черт возьми, готовит отличные завтраки, и Джо все нравится настолько, что как бы это не стало причиной, по которой он все испортит. А Джо не заблуждается и понимает, что умеет испортить все, что только можно. Едва ли есть в этом больший профессионал. Он зло усмехается над самим собой, но в глубине души что-то противно екает. И хуже всего то, что Джо понятия не имеет, где проходит та черта, которую достаточно переступить, чтобы Вулси его выгнал. Сейчас его беспокоит не Лайтвуд — Вулси, как наседка, дорожит людьми вокруг себя, и их нельзя трогать, да особо и не хочется. Другое. Более запретное и пугающее. Джо не страшит ад — если тот и существует, попадет в него он явно не за непристойные сны с мужчиной. Его не волнует общественная мораль — а личная легко позволяет простить себе довольно многое. Джо не беспокоит и отказ — вернее, не беспокоил бы, будь это кто угодно другой. Будь это женщина. Потому что легко представить, чем обернется отказ в их случае. Легко — но представлять абсолютно не хочется. Да, Джо помнит все, что было на ферме Вэйландов. Чем его больше, чем побоями, напугал Вулси. Каким унижением. И того, что теперь его желания обернутся им же, Джо боится тоже. Когда до пещер остается одна развилка, Джо спешивается. Тащить с собой лошадь глупо, но, привязывая Искру в стороне от тропы, он чувствует себя предателем. Девочка не раз выручала его в самых дурных ситуациях, а сейчас он оставляет ее, будто она ему помеха. — Скоро вернусь, — обещает Джо, хлопая ее по шее. Искра косится на него, всхрапывает и коварно тянется к рукаву, за что получает по носу. Джо поит ее перед тем, как уйти, но на душе все равно скребут кошки. Топать пешком по жаре — хорошего мало, но зато это позволяет оставаться почти бесшумным тогда, когда звуки далеко разносятся эхом. Джо слышит сперва доносящиеся обрывки слов, потом — стук копыт. Успевает спрятаться за кустом и провожает взглядом двух всадников. Хочется надеяться, что они поедут не в ту сторону, где он привязал Искру. И хорошо бы еще не в сторону Лайтвуда, хотя это совсем маловероятно — все-таки ближайший выход из каньона. В любом случае, это значит одно: цель близко. И едва ли у Мортмейна много подручных, этот жлоб не будет делиться даже призрачной добычей. Значит, шансы Джо его прищучить только что хорошо повысились. Он чувствует разгорающийся азарт. Уж он-то не даст Мортмейну сбежать! Эта крыса ответит за свое предательство, а Джо исправит, наконец, допущенную ошибку. Теперь, после всего, он вообще с трудом понимает, как мог быть таким идиотом, чтобы связаться с ним да с Блэквеллом. Джо прикидывает, откуда ехали те двое, и направляется туда же. Медленно, осторожно крадется вдоль уже не отвесного, но еще и не совсем пологого склона. Прикидывает, стоит ли пробовать по нему забраться, но тут же отбрасывает эту идею: если Мортмейн прячется в пещере, то абсолютно бессмысленно пытаться высмотреть его сквозь толщу земли. Но, глядя наверх, Джонатан замечает кое-что другое: тонкую, едва приметную струйку дыма, которую ветер выносит из-за скалы. Вот ведь самоуверенный подонок! Мог бы и подумать о том, что его будут искать. Хотя, если судить по оружию в подвале его бывшего магазинчика, прятаться на виду у всех — излюбленная тактика Мортмейна. До темноты еще больше пары часов. С одной стороны, проще сориентироваться, тем более, что раньше Джо здесь не был. С другой — его самого будет легче заметить. Но Мортмейн его не замечает. Он успевает затушить костер и засыпать его песком, а теперь копается в седельных сумках оседланной лошади. То ли только приехал, то ли собрался уезжать. Если второе, то вовремя же Джо добрался! Вполне может быть, что это не единственное убежище Мортмейна и его подельников. Джо вытаскивает револьвер из кобуры, взводит курок. Первые пару шагов он делает осторожно, следит, чтобы никакая сухая ветка не хрустнула под ногами. Когда между ними оказывается чуть больше десяти футов, Мортмейн все-таки слышит что-то и оборачивается. Джо наставляет на него револьвер и испытывает дурацкое ребячливое желание сказать «бум», как Вулси в Уотергласс. Впрочем, Мортмейн и без того меняется в лице. — Моргенштерн, — цедит он. — Я смотрю, ты не рад меня видеть, — усмехается Джо. — Кто бы такому обрадовался? — Мортмейн кивком указывает на револьвер. — Может, опустишь эту штуку и поговорим, как старые приятели? — Не получится, — Джо зло усмехается. — Брось, Джонатан, — Мортмейн, слащаво улыбаясь, складывает руки на животе. — Тебе не кажется, что у меня гораздо больше причин злиться на тебя? — Не кажется. — Ты ведь первым нарушил наш уговор. Сговорился против меня с шерифом... Джо качает головой. — Да, ведь ты в этот момент вовсе не прятался около места моей встречи с Блэквеллом, чтобы потом помочь ему схватить меня и пытать. — Я понятия не имел, что Блэквелл пойдет на такое, — неискренне возмущается Мортмейн. — Я был против. Но Блэквелл и мне стал угрожать, ты же помнишь — мне даже пришлось уехать... — Или же ты просто оставил Блэквеллу грязную работу, — замечает Джо. Он несколько запоздало осознает, что у него с собой нет даже веревки, чтобы связать Мортмейна — все вещи, кроме оружия, остались вместе с Искрой позади. Впрочем, наверняка у Мортмейна найдется что-то такое: главное, его вырубить. Хотя, по правде, стоило бы просто сразу пристрелить змею... Джо отбрасывает заманчивую мысль: Мортмейн еще должен сдать им Грея. Но ждать больше не имеет смысла — зачем-то же Мортмейн тянет время! Едва ли он надеется на то, что его подручные так быстро вернутся; скорее, выжидает момент самому схватиться за оружие. Поэтому Джо не сводит с него глаз. Делает пару шагов ближе, готовый отреагировать на любое хоть сколько-нибудь подозрительное движение. Он настолько сосредоточен на Мортмейне, что шаги слышит, лишь когда они раздаются прямо за спиной. Джо хочет обернуться и чувствует упершееся в позвоночник дуло револьвера. Первая мысль — нелепая, необоснованная, вызванная постоянным напряжением последних двух дней, — «Лайтвуд!». Только она и не дает дернуться сразу же. У Лайтвуда рука не дрогнула бы выстрелить. Никто из подельников Мортмейна, стрелять, конечно, не стал бы — им Джо нужен живым. Но тот на мгновенье теряется, медлит, и этого времени как раз хватает Мортмейну, чтобы неожиданно быстро для полноватого коротышки броситься вперед и сбить его с ног. Револьвера Джо, правда, не выпускает, но пуля уходит куда-то в небо. А потом Нэйт — а вторым оказывается всего лишь он! — бьет его ногой по голове, и перед глазами моментально темнеет. — И что делать-то? — голос Нэйта звучит растерянно. — Неужели, как Блэквелл?.. Тишина. Потом Мортмейн вздыхает с досадой. — У Блэквелла-то ничего не вышло из него вытрясти. Но придется попробовать, конечно. Что еще делать? — И добавляет недовольно: — Вот если бы ты привез ту девчонку, у нас хоть было бы, чем на него надавить! — Так она все равно замуж выскочила за другого! — Идиот! Раз Моргенштерн за ней бегал не так давно, не смог бы допустить, чтобы ей навредили! Джо прислушивается к их разговору, не открывая глаз и не давая понять, что уже очнулся. Но — девчонка, за которой он бегал? Он даже теряется в первый момент. Они что, про Клариссу?! Нэйт вздыхает. — Может, стоило все-таки хоть Флору прихватить? — с настолько явной тоской в голосе произносит он, что Джо хочется рассмеяться. Мортмейн, конечно, тоже понимает всю подоплеку вопроса. — Чтобы ты мог бесплатно трахать ее по ходу? — ядовито уточняет он. — Моргенштерн не такой дурак, чтобы делиться с нами своими секретами ради шлюхи! Джо, разумеется, при всем желании не смог бы ничего никому рассказать про несуществующий клад, но не может не отметить ироничность того, что Мортмейн, сам того не зная, собирался схватить не только сына, но и дочь Валентина. — Ты хорошо все проверил? — тем временем спрашивает Мортмейн. — Да кому он сдался, — отмахивается Нэйт, за что тут же получает сердитый окрик — по ходу, быть помощником у Мортмейна немного чести: — Блэквелл тоже так думал — и где он теперь? Сколько пуль всадил в него Скотт? Вулси разрядил в ублюдка всю обойму. Джо мечтательно представляет, что и Мортмейн удостоится того же. Правда, в этот раз ждать Вулси совсем глупо. Разве что Лайтвуд влезет с геройствованиями, но Джо слишком хорошо понимает, что тот вряд ли на это способен сейчас. В лучшем случае он доберется до ближайшего городишки и отправит сюда подмогу. Значит, надо тянуть время… — Так что поднимайся и иди проверь выход, — командует Мортмейн, и на этот этот раз Нэйт больше не возникает. Джо лежит, стараясь не шевелиться. Чем дольше провозится Нэйт, тем позже возьмутся за него, так что дорога каждая выторгованная минута. Главное не думать, что Мортмейн — не Блэквелл, и стоит ему понять, что никакого тайника нет, как не станет и самого Джо. — Снаружи никого, — это возвращается Нэйт. — Я все проверил. — Лошадь привел? — все еще ворчливо уточняет Мортмейн. Нэйт непонимающе переспрашивает: — Лошадь? — Не пешком же Моргенштерн сюда пришел! — снова злится тот. — Иди разыщи его кобылу, она должна быть привязана где-то неподалеку. Не хватало еще, чтобы Скотт на нее наткнулся и нашел нас здесь! Джо остается только зло сжимать зубы. Его Искра, считай, у этих подонков! — Видишь, с какими идиотами приходится работать? — спрашивает Мортмейн, когда шаги Нэйта затихают снаружи. Похоже, притворяться дальше нет смысла, и Джо открывает глаза и осматривается. Он лежит у стены в широкой низкой пещере. Посредине горит костер, бросая на стены насыщенные темные тени. Около костра — пояс Джо с кобурами, складной нож и связка отмычек. Под щекой — каменный пол, к коже прилипли колючие песчинки. Связанные спереди руки успели онеметь. Джо шевелит пальцами и шипит, когда в кисти вгрызается острая боль. — А я предлагал поговорить по-хорошему, — напоминает Мортмейн. Поднимается, подходит ближе. В руках у него револьвер Джо. Тот упирается ладонями в пол и резко садится. В голове на мгновение вспыхивает боль, но почти сразу унимается. В целом Джо чувствует себя вполне прилично. — Это ты на мушке моего револьвера предлагал, — огрызается он. — А если бы я вышел к тебе безоружным, все кончилось бы тем же. Мортмейн качает головой, потом приподнимает в воздухе кольт, обращая внимание на него. Револьвер тот самый, из его же подвала. — Не сложилось у нас с тобой сотрудничество, Джонатан, — будто бы даже с сожалением произносит он. — Жаль. Ты кажешься способным парнем, мог бы и большего, чем твой отец, добиться. — Это я и собираюсь сделать, — с нажимом выговаривает Джо. — Посмотрим, — спокойно отвечает Мортмейн, вроде бы без угрозы, но Джо сразу же вспоминает, что живым его отпускать не собираются. Что ж, действительно — посмотрим, кто кого. Связали его, может, и на совесть, но веревку можно пережечь над костром или перетереть об острый камень, главное, выбрать момент. Может, если Нэйт долго не будет возвращаться, Мортмейн отправится за ним? Едва ли, конечно, но при нем точно не освободишься — убивать он Джо, может, и не станет, но и церемониться с ним тоже. — Давай поговорим. — Мортмейн оглядывается, подтаскивает поближе расстеленное у костра одеяло и опускается на него с кряхтением. Играет немощного он все-таки отлично, Джо даже теперь сложно представить, что именно он его и скрутил. — Ты должен понять, какая невыгодная для нас обоих сложилась ситуация, Моргенштерн. Ты разрушил мое дело здесь, ославил меня как бандита. — Мортмейн с сожалением качает головой. — Теперь мне придется уезжать и начинать все сначала. За это мне хочется получить некую компенсацию, разве это не справедливо? — Нет, — отрезает Джо. — Ты незаконно торговал оружием. — С твоим отцом и твоим другом Блэквеллом, мир их праху. А сам ты, Джонатан — мошенник, и пользуешься фальшивым именем и документами, разве не так? — Что ж каждый так и норовит ткнуть мне этим в нос? — раздражается Джо. — Я это не ради выгоды делаю, а из необходимости. — Это как посмотреть, — гадливо усмехается Мортмейн. Он сидит спиной к костру, так что его лицо в тени, и выражение удается понять не всегда. Но сейчас он будто нарочно поворачивается к свету. Хотя, наверное, просто смотрит в сторону входа — ждет Нэйта. — А ты на себя смотри и за собой следи, — нисколько не дружелюбно советует Джо. — Ладно, — Мортмейн хлопает ладонью по колену. — Зайдем с другой стороны. Видишь ли, Моргенштерн, какое дело: убить я тебя не могу, хотя порядком хочется, а отпустить не могу и не хочу. Мне нужно, чтобы ты рассказал, где же все-таки спрятаны деньги твоего отца. Ты, как я понимаю, делать этого не хочешь, — он потирает подбородок. — Думаешь, в любом случае не жилец, да? Так хоть гадость нам сделать напоследок? — Примерно так, — соглашается Джо, несколько заинтригованный. И к чему Мортмейн ведет-то? Но тот вздыхает и разводит руками. — Будем тут сидеть, видимо, пока тебе не надоест. — Или пока меня не найдут, — усмехается Джо. — Я бы на это не рассчитывал, — говорит Мортмейн. — Из этих пещер есть второй выход, — он кивает на темный провал естественного коридора, — туда мы и пойдем. А этот — завалим. Думаю, Скотт вполне способен пройти по твоим следам до завала, но после ему придется повернуть назад. Лучше всего было бы, конечно, обрушить потолок ему на голову… Но это как получится. Не хочется рисковать. — Не слишком много возни ради сомнительного дела? Кто знает, сколько там на самом деле денег. И есть ли они там вообще. — Едва ли твой отец поделился тайной с кем-то еще. Он Блэквеллу-то не говорил. — А что, если я скажу, что уже забрал деньги? Что тогда? Попросите выкуп у Скотта? Мортмейн морщится с досадой. — Мы оба знаем, что он не поведется на такое. Кроме того, после стычки с Блэквеллом ты уезжал из Люпусвилля только раз — в Уотергласс. — Нэйт, — догадывается Джо. Следил за ними, паршивец! Вулси еще пожалеет, что за него заступался. — Так что? — Мортмейн снова будто бы ненавязчиво приподнимает револьвер. — Может, расскажешь мне все? — Чтобы ты тут же от меня избавился? — Джо вскидывает брови. Сжимает кулаки, делая вид, что злится, а сам хорошенько разминает пальцы. — Вот об этом я и говорил, — кивает Мортмейн и снова бросает взгляд на выход из пещеры. Нэйт, видимо, никак не может найти Искру. — Кому-то придется пойти на уступки, иначе мы так и не сдвинемся с мертвой точки. Как насчет такого расклада: ты ведешь нас к тайнику твоего отца. Если не будешь глупить по пути, то на месте мы тебя даже развяжем и оружие вернем. Делим деньги на троих и расходимся. Что скажешь? Что и говорить, предложение неплохое. Не будь этот чертов клад выдуманным, стоило бы серьезно подумать, прежде чем отказываться. Но даже сейчас в этом есть какой-никакой смысл: в пути может представиться шанс сбежать. — Скотт последует за нами, — Джо пристально смотрит на Мортмейна. — Тогда, видимо, нужно будет ему помешать. — Так я должен еще и помочь вам прикончить его? Мортмейн поднимается. Задумчиво проходится вдоль стены. — Я вот все думаю, Джонатан, — он взмахивает в воздухе револьвером, в отполированной стали отражаются отблески огня. — А не было ли все это подставой изначально? Сначала ты Блэквелла отпускаешь, потом сам ловишь. Потом снова отпускаешь и просишь моей помощи. В итоге мне эта помощь дороговато обходится, а Блэквелл и вовсе мертв. — Тогда зачем предлагать мне работать вместе сейчас, если все равно не доверяешь? А ведь Мортмейн не выпускает из рук револьвер, хоть Джо и связан. Более того — нет-нет, да выставляет его напоказ. Напоминает. Видимо, чтобы Джо не вздумал рыпаться. Вот только стоит ему осознать, что Мортмейн-то нервничает с ним наедине, как сам он успокаивается. Его боятся. А он — нет. Значит, на этом можно сыграть. Джо подбирается, ловит взгляд Мортмейна и смотрит, не отпуская. Замечает, что тот крепче сжимает в руке револьвер, но не отводит взгляда. Повелся… Джо медленно наклоняется вперед, опираясь на руки. — Правильно не доверяешь, — низким угрожающим голосом произносит он. Улыбается и обещает: — Ты — труп, Мортмейн. Мортмейн наводит дуло револьвера прямо на него. Джо видит по его глазам, как страх в нем борется с жадностью, с желанием и из этой передряги выбраться с прибылью. Сейчас или никогда… Снаружи доносится приглушенный вопль. Джо вскакивает и кидается в сторону, уходя из-под прицела. Выстрел. Пару шагов до Мортмейна Джо преодолевает одним прыжком. Тот снова целится. Джо бросает ему в глаза песок, который сгреб с пола раньше. Выбивает револьвер у него из руки. А дальше все совсем просто. Мортмейн не зря все-таки педантично играет перед всеми роль немощного простака. Эффект неожиданности — единственное его преимущество. Джо сбивает его с ног, но и сам падает. Со связанными руками особо ничего не сделаешь: Джо тянется к ножу, лежащему у костра — он ближе, чем отлетевший в сторону револьвер. Пинает Мортмейна, который ползет за ним. Стряхивает его руку, вцепившуюся в штанину, лягает еще раз, для острастки. Пальцы нащупывают рукоятку ножа — есть! Теперь-то поговорим! Джо раскладывает нож — со связанными руками все равно неудобно! — и кошкой кидается на Мортмейна. Но и тот, наконец, вспоминает о своем револьвере. Дуло жестко упирается Джо в бок. Нож прижат к горлу Мортмейна. Ситуация, что ни говори, патовая... — Эта сука рыжая мне чуть не отгрызла... — Нэйт застывает у входа в пещеру, прижимая ладонь к уху. Джо разбирает нервный смех. Да уж, не это он ожидал увидеть. — Доставай пушку, идиот! — рычит Мортмейн, по-черепашьи вытягивая шею. Лезвие ножа скребет седую щетину. — Нэйт, — с весельем окликает Джо. Черт, если у Мортмейна дрогнет рука, он выпустит ему пулю в кишки... — Самое время выбрать сторону! Нэйт замирает, не донеся руку до револьвера. Мортмейн тоже не дергается, только сопит тяжело: ну, в Джо все-таки фунтов сто пятьдесят живого костлявого веса. — Серьезно, чем он лучше Скотта? — ухмыляется Джо. — Нормальное же место у тебя было, уважаемое людьми. Какого дьявола ты с этой жабой связался? — Нэйт, ты же не хочешь всю жизнь проторчать в лавке безумного старика, протирая ржавые шестеренки? Ты ведь способен на большее… — Мортмейн пытается высвободить из-под Джо вторую руку. Тот наваливается на него сильнее. — Мне он десять минут назад то же самое говорил, — сдает он Мортмейна. — Что я способен на большее. К его выгоде, разумеется. Ты же не такой дурак, Нэйт, чтобы не понимать, что Мортмейн думает исключительно о своей выгоде? — Я, может, и думаю о выгоде, но Нэйта сразу взял в долю, — огрызается тот, но голос тут же становится елейным: — Может, я и прикрикиваю на него иногда, но это чтобы из парня вышел толк — я-то вижу, что он соображает! — Скажи еще, что Блэквелл отходил меня кнутом от большой заботы, — хмыкает Джо, сильнее прижимая нож к шее Мортмейна. — С тобой, Нэйт, могут сделать то же, как только ты станешь лишним. — А что сделает Скотт с убийцей Старквезера? — издевательски спрашивает Мортмейн. — Это тебя он пожалел с какого-то ляда, а Нэйта вздернут на первом же суку. Нэйт все-таки достает револьвер. — Ты ведь знаешь, что меня они обманули, — предпринимает последнюю попытку убедить его Джо. — Ты меня тоже обманывал, — огрызается Нэйт. — Когда не знал, что я и так с Мортмейном работаю. — На него ты работаешь, на него, — поправляет Джо. — Идиотом меня посчитал, — припоминает Нэйт. — Ты хорошо играл свою роль! — рычит Джо. Мортмейн, почувствовав поддержку, снова принимается брыкаться. Нэйт поднимает револьвер, но в кого целится — черт поймешь. Джо на себя бы не поставил. Лайтвуд, бледным привидением вынырнувший из темноты за спиной Нэйта, тоже предпочитает не рисковать. Бьет его рукояткой револьвера по голове, и тот падает, как подкошенный. Мортмейн слышит шум и отвлекается, чуть дергает шеей, будто собирается вывернуть ее и посмотреть, что происходит. Почти сразу соображает, конечно, что делать этого не стоит — нож оставляет у него на шее неглубокий порез. А Джо бьет его лбом в лоб — была не была, у кого голова крепче! В ушах раздается звон, но зато Мортмейн закатывает глаза и обмякает. Джо скатывается с него и переводит дух. — Хорошо, что Вулси не дал тебе меня убить? — с непонятным лицом спрашивает Лайтвуд. — Еще чего, — Джо разрезает стягивающую руки веревку ножом. — У меня все было под контролем. Ответить Лайтвуд не успевает: Вулси плечом оттесняет его с прохода. Видимо, рядом был — может, страховал снаружи, может, просто отстал от своего героического приятеля. Подходит торопливо и останавливается, будто наткнувшись на стену. Смотрит на Джо, потом на бессознательного Мортмейна. Шея у того в крови из пореза. — Да живой он, — бурчит Джо. — Хотя, как по мне — зря. Вулси молчит. Молчит и смотрит, черти б его взяли... Джо медленно поднимается. В горле почему-то пересыхает. Что теперь-то не так?! Джо ведь почти справился, не налажал. И они вовремя успели. Так какого хрена Вулси с него взглядом скальп снимает? Или они не за ним спешили? Может, Лайтвуд сказал, что его ранил Джо? Да нет, он не стал бы... В желудке у Джо холодеет. Он не стал бы! Да и тогда он просто мог подождать, пока Мортмейн и Нэйт Джо укокошат, и не мешать им! Джо не дает всплыть в голове очередному «или» и жестко, хрипло спрашивает: — Что? — Ничего, — так же каркающе отзывается Вулси. — Пересрал я за тебя. Помнишь?.. Джо помнит. Ферму, труп Блэквелла, собственный истеричный смех. «А ты пересрал за меня, да?» И Вулси... боялся снова найти его полуживым? — Ты... — начинает Джо. Краем глаза замечает, как Лайтвуд отворачивается. Вулси сгребает его в охапку. — Выпороть бы тебя, идиота. Был один герой на мою голову, лезущий в каждую передрягу, теперь — двое. Джо молча вырывается. Вулси упрямо не выпускает. Ну не драться же с ним, дьявол его побери! — Хватит меня лапать, — шипит Джо, и Вулси отстраняется. Хочет что-то сказать, но Лайтвуд кашляет с намеком. — Надо связать их, пока не очнулись, — спокойно напоминает он. Джо обжигает гневным взглядом сначала его — нечего лезть, куда не просят! — потом Вулси — нечего лезть так не вовремя! Лайтвуд и сам не спешит заниматься Мортмейном с Нэйтом. Смотрит на Джо как-то странно, будто бы оценивающе. — Если хочешь, могу и тебя обнять, — ядовито, тоном «и воткнуть тебе нож в живот» предлагает Джо. Лайтвуд, впечатлившись, поспешно мотает головой. * * * Алек, должно быть, слишком много переживает о том, кто его чуть не убил, но он чувствует огромное облегчение, когда понимает, что Джонатан в порядке. Не стоило отпускать его одного. Но Алек тогда был слишком измучен раной, чтобы даже спорить, не говоря уже о том, чтобы пытаться остановить. Однако, случись что с Джонатаном, как бы он потом посмотрел Вулси в глаза? Джонатан ему явно дороже, чем он показывает. И он — Джонатану (прав был Великое Бедствие!), но у того скрывать это получается еще хуже. Если бы он не набросился на Алека с такой очевидной злостью — и таким очевидным смущением, неловкостью, в целом, чувствами, которые от него никак нельзя было ожидать, — тот даже не обратил бы внимание на их объятие. Попади в такую передрягу Джейс, Алек повел бы себя точно так же. И он не увидел бы в этом ничего особенного, если бы Джонатан не показал своим поведением вполне однозначно, что здесь есть, что видеть, кроме встречи друзей. Перемолвиться с Вулси парой слов удается, когда пленников вытаскивают из пещеры наружу, а Джонатан отправляется как следует ее осмотреть. Алек трогает Вулси за рукав и кивает в сторону зарослей ельника. Тот без вопросов следует за ним. — Значит, Джонатан? — вскинув брови, спрашивает Алек. Вулси смотрит на него долгим взглядом, в котором сквозит усталость. Но хоть не делает вид, что не понимает, о чем речь. — С каких это пор ты заразился праздным любопытством твоей сестры? Алек растерянно запускает руку в волосы. Так что, значит — правда? — Он спрашивал у меня про тебя, — признается он. По дороге сюда им с Вулси было особенно не до разговоров, да Алек и не думал, что об этом стоит рассказывать. Но не теперь, когда увидел, как Джонатан отталкивал Вулси: так, словно получил нечто желанное, но тогда, когда никак не мог это принять. — Он у всех про меня спрашивал, кроме меня самого. — А ты бы рассказал? Вулси пожимает плечами. — Что мне ему рассказывать-то, — отмахивается он. Алек чувствует себя довольно странно. Наверно, он просто привык всегда видеть Вулси одного… Эта мысль окатывает его стыдом — что, теперь Вулси всегда быть одному, потому что кому-то так привычнее? — и заставляет спросить снова: — Так вы с Джонатаном?.. — договорить у Алека решимости все-таки не хватает. Вулси смотрит на него неожиданно неприязненно. — Если ты пытаешься тактично выведать у меня, не оставил ли я его у себя для того, чтобы трахать — то нет, — особенно четко, напряженно даже выговаривает он. — Когда он приехал, я больше думал о том, как бы он чего не натворил. — Больше? — Бога ради, Алек! Ну я же не слепой! А тебе, если хочешь слушать мои исповеди, все-таки стоило по совету отца Захарии пойти в священники. Алек молча пытается уложить услышанное в голове. Потом выдыхает: — Прости. Я просто… — Переживаешь, — договаривает за него Вулси уже спокойнее. — Расслабься, Младший, я в состоянии о себе позаботиться. — Если ты захочешь поговорить… Вулси смотрит на него с насмешкой. — Не о чем говорить. Я не собираюсь ни к чему склонять парня, который от меня зависит и которому больше некуда идти. — А потом Вулси усмехается шире, глаза лукаво блестят: — Если сам не захочет. Раз уж даже Алек, не самый наблюдательный человек, это заметил и понял, то Вулси знает наверняка. Ведь знает же? Алек пытается понять это по его лицу, но не успевает — Вулси хлопает его по плечу и уходит. Джонатан встречает их такими красноречивыми взглядами, будто готов разорвать Алека голыми руками. Но даже не спрашивает, куда они ходили. — Вы что, совсем идиоты, оставлять этих двоих без присмотра? — раздраженно интересуется он. Швыряет на землю пару ружей и несколько револьверов, которые держал завернутыми в ткань. — Это было в пещере. Плюс запасы еды, воды и динамита. — Динамита? — удивляется Алек, разглядывая продолговатый ящик с чуть сдвинутой крышкой.. — Да, они собирались обрушить пещеру вам на головы, когда придете, — резко отвечает Джонатан. — Очевидно, не блефовали. И я привел их лошадей. «Пока вы бездельничали и прогуливались по лесу» он не озвучивает, но Алек уверен, так и думает. Если не похлеще. Вулси кивает ему с явным одобрением, и Джонатан немного расслабляется. Вытаскивает из горы сваленных в кучу вещей флягу, отвинчивает крышку и выплескивает воду в лицо Грею. Тот сразу приходит в себя, вздыхает, фыркает и встряхивается. Джонатан подходит к Мортмейну — Алек близко с ним не знаком, но не раз видел в Люпусвилле и в церкви, как и Грея, — примеривается… и пихает его носком сапога под ребра. — Хватит придуриваться, — бросает он. Разоблаченный Мортмейн открывает глаза. Джонатан с удовольствием обливает водой и его. Алек помнит все, что они с Вулси говорили о Мортмейне, и понимает, что он, по сути, даже более виновен в смерти Ходжа, чем Грей, и все равно его неприятно задевает та грубость и бесцеремонность, с которыми Джонатан с ним обращается. За свои преступления и он, и Грей теперь ответят. А унижать того, кто и так в твоей власти — мерзко. Последнее Алек повторяет вслух, и Джонатан смотрит на него со снисходительной жалостью. — Брось, Лайтвуд. — Он хмыкает. — Я же его водой облил, а не на лицо ему помочился… Вулси на их перепалку внимания не обращает. Присаживается на корточки перед Греем и спрашивает: — Зачем? Тот прячет глаза. Встряхивает головой, чтобы челка упала на лицо. — Вот чего тебе не хватало, а? — устало продолжает Вулси. — Легких денег захотелось? Грей кусает губы, потом поднимает умоляющий взгляд. — Джесси за меня так просто не пошла бы… У меня же ничего и нет. Вы же понимаете… — Пошла бы, — обрывает его Вулси. — А за убийцу не пойдет. И за мертвеца не пойдет, а все ведь к тому и идет теперь, Нэйт. Нелегальная торговля оружием вместе с Мортмейном, пособничество Блэквеллу, убийство Старквезера. Он ведь и тебя учил, как рука-то поднялась? — Он первый за револьвер схватился, — уже откровенно всхлипывает Нэйт. Алеку его жаль — понятно ведь, что Мортмейн задурил парню голову. Джонатан морщится с досадой и говорит пренебрежительно: — Трус он и слабак, вот и все. Что ты хочешь от него услышать, Скотт? Грей бросает на него косой взгляд, но потом его лицо, наоборот, проясняется. — Дайте мне еще один шанс, мистер Скотт, — упрашивает он. — Только один. Я его не упущу, не подведу больше никогда. Ему ведь дали! — кивает он на Джонатана. Тот щурится со злобой, сверлит Грея ненавидящим взглядом. Алек поражен, как быстро Джонатан вспыхнул яростью — будто кинули спичку на пропитанные керосином дрова. — Верно, — спокойно подтверждает Вулси. — Второй. А какой по счету шанс это был у тебя? Грей молчит. Потом выдыхает: — Пожалуйста… Вулси смотрит на него с грустью, но поднимается и качает головой. — Мы отвезем тебя в Люпусвилль. Скорее всего тебя повесят, Нэйт. Мне жаль. — Может, лучше в Уотергласс? — вмешивается Алек. Он не собирается оправдывать Нэйта и тоже не может представить, как тот мог так поступить с Ходжем, но есть другой человек, о чьих чувствах стоит подумать. В Люпусвилле у Нэйта есть невеста, мисс Лавлейс, и едва ли повешение возлюбленного — то, чему ей стоит становиться свидетельницей. — Эти двое не такие известные бандиты, чтобы везти их к маршалам, — Вулси не то и правда не понимает, к чему Алек ведет, не то делает вид, что не понимает. — Да но... — снова пробует тот. — Мисс Лавлейс будет не лишним узнать, за кого она собиралась замуж, — перебивает Вулси. — Пусть смотрит. Алек не решается спорить и дальше. Джонатан тоже не спорит, но кто знает, потому ли, что так же доверяет решениям Вулси, или же ему просто все равно. — Что с динамитом? — деловито спрашивает он. — С собой повезем, не оставлять же, — не глядя отвечает Вулси. Наклоняется, собирает оружие и снова аккуратно заворачивает в ткань. — Как и это. Мало ли кто его тут найдет. — Я тогда закреплю на том жеребце, — отзывается Джонатан. Алек подходит, чтобы помочь ему, и тут молчавший до этого Мортмейн поднимает голову: — Господа, с мистером Греем вы поговорили, а обо мне почему-то забыли. — Почему же? — Вулси неприятно усмехается. — Я прекрасно помню, что ваших дел хватит по меньшей мере на три повешения. Мортмейн отвечает ему еще более неприятной усмешкой. — Было бы любопытно узнать — каких дел? Алек непонимающе смотрит сначала на него, потом на Вулси, но тот молчит, давая Мортмейну продолжить. — Я всего лишь скромный торговец, которого оговорили настоящие преступники. И я был вынужден какое-то время идти на поводу у Блэквелла, который грозил мне смертью — но кто меня за это осудит. Он смотрит на них почти с жалостью, отчего Алек чувствует себя неуютно. — Чтобы обвинять человека — нужны свидетельства, а что вы можете мне предъявить? — Нэйт подтвердит, что вы были в сговоре, — лениво бросает Вулси. — Мальчишка просто пытается свалить с себя часть вины, вот и оговаривает меня, — пожимает плечами тот. — Я — порядочный гражданин, а он... достаточно спросить Дженкинса, сколько раз из его кассы пропадали деньги. Паренек вор и игрок, вот и заигрался... — Ах ты ублюдок! — взрывается Нэйт. — Хочешь все свалить на меня?! — Шериф, держите его от меня подальше, — кривится Мортмейн. — Я всем расскажу, чем ты промышлял! — кипятится Нэйт. — Может, я и буду висеть в петле, но тебя утащу с собой! — Пустые угрозы, — хмыкает тот. — Твое слово против моего. — А, по-вашему, слова шерифа недостаточно? — не сдерживается Алек. — Того, который приютил у себя сына преступника, годами изводившего всю округу? Или того, который назвался чужим именем и выпустил из-за решетки правую руку своего отца? Вот оно что. Алек так и не добился от Вулси подробностей, как именно Блэквеллу удалось сбежать. А его, оказывается, отпустил Джонатан. И как Вулси может ему после этого верить? «Посвежее — от Блэквелла», — всплывает в голове. И изрезанная едва зажившими глубокими рубцами спина. Алек ждет, что Джонатан снова вскипит, как всегда бывает, стоит при нем упомянуть Валентина, но тот морщится с досадой и насмешливо предлагает: — А теперь придумай, в чем упрекнуть Лайтвуда, кроме того, что он бесит своей святостью. Мортмейн смотрит на Алека так, будто пытается по одному виду разгадать его грехи. — Его вы, шериф Скотт, могли и обмануть, — предполагает он. — Все знают, что вас он слушает даже больше, чем отца. — В первую очередь я опираюсь на то, что вижу, а не на чье-либо мнение, — огрызается Алек. — И как, интересно, ты собираешься объяснять вот это? — Джонатан хлопает ладонью по ящику с динамитом. — Впервые вижу, — открещивается Мортмейн. — Его нашли в той же пещере, где и вас, — напоминает Алек. — Ты это сам видел? — хитро щурится Мортмейн. — Ты только видел, как его принес Моргенштерн. А ты ему веришь? — Больше, чем вам, — без сомнений отбивает Алек. Джонатан довольно усмехается, встретившись с ним взглядом. — А вот поверят ли присяжные… — снова начинает Мортмейн, но его перебивает Вулси. — Достаточно. Вы забыли, что у нас есть еще один свидетель — Джозеф Мур, на которого вы напали. — Вы скрутили меня и потащили в камеру! Разумеется, я запаниковал! — И вместо того, чтобы доказывать свою невиновность, сбежали из города? — Боялся, что из меня сделают крайнего, как это происходит сейчас. Похоже, у Мортмейна на все готов ответ. Вулси же только качает головой. — Вы же понимаете, как это нелепо. Ваша история уже сейчас трещит по швам. Ваше слово против слов трех шерифов, Нэйта и Джозефа. А еще доктора Фелла, Дойла и Генри Бранвелла, с которыми мы обыскали вашу лавку и дом в тот же день, как вы сбежали. Вы многое не успели оттуда забрать. — Я могу помочь вам поймать оставшихся членов «Отреченных», — почти без заминки меняет тактику Мортмейн. — И тех парней, с которыми имел дела сам. Избавитесь не от одного безвредного торговца, а от целой шайки головорезов за раз. А я тихонько продолжу свою мирную торговлю в городе. Ничего запрещенного на этот раз. Или, наоборот, если захотите, стану вашим человеком в определенных кругах. Это выгоднее, чем просто от меня избавиться. Вулси молча закрепляет оружие на спине Луны. — Уверен, мы сможем договориться по-хорошему, — Мортмейн даже в самой дерьмовой ситуации не теряет надежды выбраться сухим из воды. Не теряет ни самоуверенности, ни наглости. — А если нет, то, боюсь, вы взяли не всех моих людей, шерифы. Дорога до Люпусвилля длинная. Неприятно даже предполагать, что может случиться в пути. Джонатан сплевывает, прожигает Мортмейна ненавидящим взглядом. — Я видел двоих всадников поблизости, когда шел к пещерам, — признается он. Мортмейн улыбается. — Рад, что не придется доказывать, что я не лгу. Алек вопросительно смотрит на Вулси — сам он Мортмейну не верит, но в его словах есть некоторая логика, — и едва не упускает тот момент, когда Джонатан достает револьвер. Хотя тот, вообще-то, не торопится. Медленно взводит курок. Алек сомневается, что угроза заставит Мортмейна заткнуться. Так и выходит. — Так что, Скотт, обсудим… Выстрел. Мортмейн замолкает на середине слова. В центре лба у него аккуратная темная дырка, из которой начинает течь струйка крови. Джонатан опускает револьвер, проверяет, чтобы камора, в которую упирается курок, осталась пустой, и прячет револьвер в кобуру. Спокойно, будто стрелял по мишени, а не по живому человеку. Будто не убил только что. — Он был безоружен, — с отвращением выдавливает Алек. — В нашей власти. Его должны были судить. — Пока бы мы везли его в город, попали бы в передрягу, — пожимает плечами Джонатан. — Не уверен, что этот сукин сын не врал насчет сообщников, но я бы не рискнул проверять на себе. У Мортмейна всегда с десяток планов на всякий случай и заранее проплаченные подельники. Но едва ли кого из них заинтересует его труп. Алек сжимает зубы. Он почему-то не может отвести взгляда от побелевшего лица Мортмейна, на котором застыло удивление — он тоже такого не ожидал. — Вулси... — окликает Алек, надеясь хоть на его благоразумие и поддержку. Тот надежд не оправдывает. — С трупом возиться будешь сам, — бросает он Джонатану и наклоняется, чтобы тоже перебрать принесенные из пещеры вещи. — У меня такое чувство, что с вами я оказался не по ту сторону закона, — цедит Алек. — Поверь, — снисходительно объясняет Джонатан, — когда убиваешь, нет никакой разницы. А мертвому так вообще побоку, есть ли у тебя модная брошка в виде звезды. — В том-то и дело, что он не должен быть мертв. — Много кто не должен, — Джонатан пожимает плечами. — Но его бы точно повесили. Думаешь, это лучше? Сидеть в тюрьме, ждать приговора в суде, а потом болтаться в петле, задыхаясь под взглядами зевак? Как по мне, я сделал Мортмейну одолжение. — Не сомневаюсь, он тебе благодарен до глубины души, — саркастично отвечает Алек. — А если бы я застрелил твоего отца лично, ты бы тоже сказал мне спасибо? Джонатан разворачивается к нему всем телом, как враз подобравшийся для прыжка хищник. — Даже не надейся, — отрезает он. — Но с твоей стороны это было бы честнее. Если так боишься запачкать руки, возможно, тебе следует подыскать себе другую работу. Алек долго молчит, не отводя взгляда. Думает, глядя в черные, кажущиеся сейчас холодными, как могильная тьма, глаза. О Валентине, о своем отце и Джейсе, о Великом Бедствии и индейцах, «Отреченных», сенаторе Элдетри и эпидемии ветрянки. — Возможно, — кивает он. Джонатан удивленно вскидывает брови и поворачивается к Вулси, словно ждет, что тот ему все объяснит. — Пора отсюда убираться, — Вулси оглядывается в сторону пещер. — Великое Бедствие не советовал здесь задерживаться. С этим Алек не может не согласиться. После сна-видения в каньоне он тоже не хочет задерживаться тут дольше необходимого. * * * Люпусвилль к индейским пещерам ближе, чем Шэдоу-Вэлли, так что назад Лайтвуд едет с ними. Вулси не отпускает его даже в резервацию: — Свалишься по дороге, и найдут твой скелет лет через сто какие-нибудь ученые, — грозится он. — Мы за ним возвращаться не будем, — подхватывает Джо. Лайтвуд отворачивается, будто его нет рядом. Ну, дело хозяйское, Джо его уважение без надобности. — Ты-то как тут очутился? — поворачивается он к Вулси. Тот усмехается. — Что-то подсказало, что вы на месте не усидите. — Интересно, что? — ухмыляясь, поддакивает Джо. — Угу, ничто же не предвещало, — саркастично соглашается Вулси. — Великое Бедствие сказал, каким путем поедете вы. Я поехал тем, что короче. — Что, через пещеры? — уточняет Джо с насмешкой. — Не боишься гнева индейских духов? — Великое Бедствие замолвит за меня словечко, — в том же духе отбивает Вулси. В городе он первым делом тащит Лайтвуда к Феллу. Джо отводит Нэйта в офис шерифа и запирает в камере. Тот молчит, как молчал практически всю дорогу. Наверное, после участи Мортмейна не решается слова сказать. По-хорошему, возможно, от Нэйта тоже стоило бы избавиться, чтобы не рассказал никому правду о том, кем Джо является, и не подкинул им с Вулси проблем. Но Джо достаточно хорошо успел его узнать, чтобы быть уверенным — у Нэйта пороху не хватит попытаться утащить их за собой. Когда Джо запирает решетчатую дверь камеры, Нэйт будто встряхивается, оживает. Смотрит на него жалобным взглядом. Джо не особенно ему сочувствует — он почти уверен, что не вмешайся тогда, в пещере, Лайтвуд, и в ельнике прикопали бы его, а не Мортмейна. — А ведь я все это время знал, кто ты такой на самом деле, — говорит Нэйт. — И не сдал тебя. — Потому что Мортмейн так велел, — пожимает плечами Джо и собирается уйти. Нэйт тянет руку через решетку и хватает его за рукав. — Джонатан, ну, правда... я ведь не законченный мерзавец, как Блэквелл! А ему ты помог... помоги и мне! Я в долгу не останусь, честное слово! — Блэквеллу я помог, — кивает Джо. — И зря. Во второй раз такой ошибки не допущу. Проходя через кабинет, он замечает стопку старых газет на подоконнике. Месячной, если не больше, давности — вон как пылью покрылись. Оставить, что ли, Нэйту — время скоротать? Джо сгребает их, чихает от пыли. На пол падает какой-то конверт. Джо поднимает его, усмехаясь — что это у них с Вулси за самообразовавшийся тайник в духе Старквезера? И кстати, надо будет все-таки из любопытства перетрясти книжки на ферме — вдруг найдется что-нибудь интересное. Из Вулси-то ничего силком не вытянешь, не любит он о себе рассказывать… На конверте только название фермы — "Золотые дали". Похоже, письмо Джозефу. Так почему ни сам Джо, ни Вулси так его и не отдали? Почему, для начала, Томас его не доставил? Под названием фермы на конверте царапина — бороздка, будто кто-то несколько раз провел по бумаге ногтем. И Джо вспоминает. Он сам! Это он черкал по конверту, пытаясь добиться от Бломфилд толковых объяснений, как ему добраться до фермы. Это он, а не Томас, не доставил письмо! Название банка в Уотергласс на сургуче печати дополняет картину. Так вот почему Джозеф не заплатил по счету вовремя! Потому что действительно не получил это чертово письмо. Потому что Джо ему его не отдал, увлекшись поисками Джозефины, договором с Мортмейном и противостоянием с Вулси. А потом — это Джо помнит уже отчетливо — он просто притащил оставшиеся газеты в офис, решив как-нибудь забрать их на ферму, растапливать камин. Ну и что теперь делать? Идти и говорить Джозефу, что выселяют его абсолютно справедливо и законно, а единственный идиот тут Джо? Джозефу, который, вместе с Вулси, спас Джо от Блэквелла. Бросив поиски своей ненаглядной свиньи. Джо столько смеялся над ним за глупую привязанность, а теперь впервые представляет, как сам вел бы себя, если бы потерялась Искра. Джо в растерянности меряет шагами комнату. Он ведь ждал шанса вернуть Джозефу долг, а на самом деле, оказывается, давно уже его подставил. Нет, нельзя это так оставлять. Джо сам себе противен будет, если ничем не отплатит за спасение. Но его зарплаты не хватит оплатить счет Джозефа, даже если откладывать ее пару лет, не тратясь на выпивку, девочек и объедая Вулси. Не говоря уже о том, что платить-то нужно срочно, а не через пару лет! Джо с тоской думает о том, как пригодился бы теперь мифический отцовский клад. Он сгребает со стола дротики. Бросает в мишень один — мажет, тот ударяется о стену и падает. Второй и третий вонзаются в самый край доски. Нервное возбуждение требует немедленных действий, но что делать — Джо не знает. Да и Нэйта оставлять, все-таки, не стоит. Раз уж Блэквелл умудрился сбежать — и не столь важно, как! — значит, и у Нэйта, у которого здесь друзья и невеста, будет шанс. Это завтра все его преступления зачитают перед толпой, а сегодня у него еще есть возможность выставить себя перед знакомыми невинной жертвой обстоятельств. Джо жалеет, что у него даже нет часов. По ощущениям, проходит часа два до того момента, как на улице показываются Вулси с Лайтвудом. Они останавливаются чуть дальше по улице, около почты, и Джо не выдерживает — запирает офис и идет к ним. Рядом он замечает незнакомого парня в военной форме. Вулси как раз у него спрашивает: — Полковник еще в городе? — Нет, шериф, он уже уехал в Уотергласс, — отвечает тот, переминаясь с ноги на ногу, словно он очень торопится, но ему неловко об этом сказать. — Нам, наконец, удалось поймать этих краснокожих. — Шайенов? — вмешивается Лайтвуд. Ну кто бы сомневался. Солдат кивает. — Надеюсь еще успеть на казнь. — Их не будут судить? — Ну почему же... — солдат как будто удивляется. — Мы же цивилизованные люди. Их будут судить, а потом казнят. Думаю, успею взглянуть, если не задерживаться. Полковник послал меня отправить телеграмму. Джо морщится. Этот тип его раздражает — сразу видно, что выслуживается, и еще яснее — что идиот. Так горд, что ему доверили хоть какое-то поручение, что спешит все рассказать первому встречному. Лайтвуд тоже хмурится, но едва ли его волнуют военные тайны. — Я поеду в Уотергласс, — он говорит это Вулси, но Джо не может не вмешаться: — Любишь смотреть, как людей вешают? — Я думал, это твое любимое занятие, — не глядя на него, отбивает Лайтвуд. Вулси не обращает внимания на их перебранку. — Тебе нечего там делать, — он смотрит на Лайтвуда слишком пристально, слишком обеспокоенно. — Мне нужно взглянуть на суд. — Алек, они тебя едва не убили. — Я не собираюсь выдвигать им обвинения. — Конечно, нет, ведь ты не можешь не пытаться спасти каждую бешеную собаку, — поддевает Джо. Лайтвуд смотрит на него так, будто не понимает, кто он такой и почему еще здесь. Потом бросает: — А это — любимое занятие Вулси. Джо бы ответил, но натыкается на тяжелый взгляд Вулси и все-таки почитает за лучшее заткнуться. Он поворачивается к солдату — тот следит за их спором с жадным любопытством. — А тебя это не касается, приятель, — находит, на ком оторваться, Джо. Но тот не особенно смущается. — Эй, мистер, — не вполне понятно окликает он. Потом уточняет: — Лайтвуд, мистер Лайтвуд. Я ваше фото в газете видел... Лайтвуд отчетливо скрипит зубами — что, слава ему все-таки не по вкусу? Солдат не замечает, продолжая говорить: — Так вы поедете в Уотергласс? В компании веселее... — Поеду, — перебивает Лайтвуд. — Дайте нам минуту. Солдат все-таки отходит от них ярдов на тридцать, где привязана хорошенькая гнедая лошадка. — Послушай, Алек, — начинает Вулси раздраженно, — твоя рана еще не зажила. Ты вымотался. И ты ничего там не сделаешь. Я понимаю, о чем ты думаешь — этот суд не будет справедливым, шайенов, по сути, уже признали виновными. И на этот раз я не могу сказать, что это целиком и полностью несправедливо. Это не навахо из резервации, которые только и хотят, что жить своей жизнью, без нашего вмешательства. Это — воины-псы. Их вождь уже заключил мир, но они с этим не согласны. Они думают, что сражаются за правое дело, за свой народ, но на самом деле они всего лишь настраивают белых против индейцев. Только потому, что у них слишком много гордыни, чтобы признать поражение. — Это с самого начала была нечестная война. — Но она почти закончилась... Она закончилась. Что было бы с солдатами, если бы они ослушались командира и отправились самовольно убивать и грабить? Их бы объявили мародерами и повесили. И воины-псы точно такие же мародеры и бандиты. — Что же они украли? — Лайтвуд зло щурится. — Как минимум — ружья, — снова вмешивается Джо. Даже просто слушать ругань Лайтвуда с Вулси неплохо, а уж самому подлить масла в огонь... — Или их продал им подонок вроде Мортмейна, которому все равно, кто платит, — отрезает Лайтвуд. — Кроме того, не припомню, чтобы закон запрещал индейцам носить ружья. — Стрелять по людям он всем запрещает, из ружья или из лука, — замечает Вулси. — Алек, эти парни не воюют с армией. Они просто не могут с ней тягаться, поэтому убивают фермеров и их семьи. И они заслуживают виселицы так же, как ее заслуживает любой белый убийца. Лайтвуд молчит, а потом медленно произносит: — Я вроде не говорил, что их оправдываю. Вулси это не сбивает с толку. — Тогда что ты собираешься делать в Уотергласс? — с подозрением щурится он. — Я сказал, что: взглянуть на суд. Хочу посмотреть, настолько ли он будет фарсом, насколько я ожидаю. Потому что в какой-то момент могут судить уже не убийц, а кого-то из навахо. Их без сомнений обвинили в убийстве в тот раз, когда сенатор пытался их подставить. Предубеждения играют против виновных и невиновных одинаково. — Это не лучший момент, чтобы вмешиваться и пытаться что-то изменить. К этим парням у многих есть счеты. — Я не идиот, Вулси, — Лайтвуд смотрит упрямо, пока Вулси не кивает, все еще недовольный. — Если считаешь, что тебе это нужно. Лайтвуд улыбается благодарно, чуть не светится, ублюдок. Врезать бы ему, чтобы не пялился. Вулси придерживает его коня, пока тот неловко, явно оберегая руку, забирается в седло. — Прости, что уезжаю сейчас… — начинает он, но Вулси отмахивается. — Здесь мы уже разберемся. Нэйт получит по справедливости. Лайтвуд медлит. Джо уже хочет съязвить, что их нежное расставание заставляет людей ждать, но тот, словно почувствовав, переводит взгляд на Джо, коротко кивает и понукает жеребца. Солдат легко вскакивает на лошадь, дожидается его, и дальше они едут бок о бок, переговариваясь. Джо поворачивается к Вулси, собираясь бросить ему что-то насмешливое, козырнуть сдержанным обещанием — «Смотри, в порядке Младшенький!» — но слова застревают в горле. Тот стоит совсем рядом, так, что еще пара дюймов, и они бы соприкоснулись плечами. И взгляд у него почти как тогда, в пещере — тяжелый, едва выносимый взгляд, сметающий всякое притворство, сдирающий кожу и пробирающийся под ребра. Джо тяжело сглатывает. С вызовом приподнимает подбородок, поддаваясь разгорающемуся азарту пополам с чем-то еще. С чем-то темным, щекочущим нервы, греховным и притягательным. Тогда, в пещере, Джо показалось, что он не единственный, кто это чувствует, кто хочет этому поддаться. Но в пещере они были не одни. Сейчас, вообще-то, тоже. — Вулси, тебя поздравлять или сочувствовать? — подходит к ним с обычной своей ухмылкой Дойл. Вулси поворачивается к нему не сразу, и эта пауза, эта короткая заминка показывает Джо очень многое. Он почти не прислушивается к их разговору с Дойлом, поглядывает по сторонам, чтобы не смотреть неотрывно на Вулси. Если Джо ошибается, это будет не первый раз, когда он ошибся в Вулси. Но наверняка последний. Вчерашняя картошка Бриджит после лайтвудовского кролика кажется райской едой. Джо уминает две тарелки и какое-то время просто сидит, откинувшись на спинку стула и тяжело дыша. Наконец-то он дома. Вулси больше курит да прихлебывает кофе. Джо рассказывает, как они были в резервации и индеец научил его ставить силки. Про встречу с шайенами — но это он уже и так знает от Лайтвуда. Про путь через каньон, про Мортмейна и Нэйта. Умалчивает Джо пока только насчет письма — потому что не уверен, что с этим делать, но точно знает, что не хочет вмешивать Вулси. Тот явно не беден и может позволить себе сорить деньгами, но одно дело выкинуть пять сотен на собственную прихоть, а другое — оплачивать долги, к которым не имеешь отношения. Нет, этот вопрос Джо должен решить сам. Придумает что-нибудь, не впервой. Правда, придумать что-нибудь, укладывающееся в рамки закона, на порядок труднее, но так даже интереснее. В любом случае, сейчас все мысли Джо заняты другим. «Другой» сидит напротив и выпускает в потолок сигарный дым. О чем он думает, Джо не берется угадать. Может, об убитом им Мортмейне, может, о запертом за решеткой Нэйте, а может — о том, что лучше всего и эту ночь было бы провести в койке с Флорой. Вероятно, для Джо так тоже было бы лучше. Просто пойти и сбросить напряжение. Забыть, хоть на время, об откровенно нездоровом влечении. Джо наблюдает за тем, как Вулси подносит сигару ко рту. Пальцы и губы, обхватывающие ее, линия подбородка и челюсти с легкой щетиной — все это складывается для Джо в почти непристойную, эротичную картину. Или, вернее, его воображение слишком легко наполняет простые действия подтекстом. В нынешнем взвинченном состоянии Джо во всем видит двойной смысл, в каждом жесте. Он не успевает вовремя отвести взгляд и сталкивается им с Вулси. Сцепляется поверх всего этого — пальцев, сигары, огонька, искр на кончике, — и забывает, как дышать. Несколько ударов сердца оба молчат, а потом Вулси отводит сигару в сторону и выпускает дым. Резко поднимается из-за стола. Уходит в гостиную. Джо выдыхает. Момент упущен, и поначалу он этому рад. Вот только в гостиной Вулси привычно прячется за книжкой, а Джо не может найти себе места. — У тебя совесть проснулась, что ли? — перелистывая страницу, спрашивает тот. И поясняет: — Что ты ходишь кругами? Джо замирает, пытаясь понять: неужели его мысли в самом деле написаны на лице? Но Вулси продолжает невозмутимо: — Если вдруг Мортмейна жалеешь, то пусть совесть спит дальше. Джо Мортмейна и еще бы раз с удовольствием пристрелил, выдайся такая возможность. — Еще чего не хватало, — ворчит он. Опускается на диван. Вулси смотрит на него поверх книги. — Тогда в чем дело? Пара верхних пуговиц рубашки у него расстегнута. Какая-то пара пуговиц, а Джо так жарко, как не было впервые наедине с обнаженной женщиной! Впрочем, ни одну женщину он так и не хотел... Он и понимает, что сам себя накручивает и распаляет, и остановиться — не смотреть, не думать — не может. — Джо... — взгляд Вулси становится вкрадчивым. Он медленно закрывает и откладывает книгу. Чуть наклоняется в кресле вперед. Вулси — какое-то гребаное воплощение греха! Жар поднимается по шее на лицо, и Джо вскакивает. Нужно что-то сказать, объяснить, чтобы можно было потом сделать вид, что ничего особенного и не было. Но слова не находятся. — Пойду... — Джо начинает говорить, понятия не имея, чем закончить. Злится на себя, скользит взглядом по комнате, ища какую-нибудь подсказку. — Конечно, — так, словно получил исчерпывающий ответ, кивает Вулси и откидывается в кресле назад. Прячется за книгой. — Джо, — совсем другим тоном окликает он, когда тот уже в дверях. Джо замирает, схватившись за дверную ручку. — Не уходи, ничего не сказав. «Как в тот раз», — договаривает про себя Джо недосказанное, но повисшее в воздухе очень явно. Оборачивается, снова встречаясь с Вулси взглядом. — Я не собираюсь уходить, — осторожно выговаривает он. На самом деле он именно это и делает, открыв дверь и выскочив во двор. Но Джо уверен, что Вулси поймет правильно. На улице прохладно. Дневная жара сменяется кристальной свежестью ветра с гор. Джо, выскочивший из дома в рубашке, быстро начинает мерзнуть. Зато остывает и тело, и мысли. Джо успокаивается и наконец-то начинает соображать трезво. И все сразу становится до смешного простым. Сам выбор становится простым — рискнуть или струсить. Но когда бы Джо выбрал второе? Если Вулси не хочет, он скажет. Или врежет. Или схватится за револьвер. Если хочет таким образом подмять Джо под себя, показать его место — пусть попробует. Если же хочет так же, как Джо — без поводов и причин, просто потому, что искры колюче кусают позвоночник, жар растекается по телу, а мышцы наполняются тягучим, беспокойным предвкушением... Один к трем. Джо готов сыграть. В гостиной Вулси уже нет. Впрочем, судя по настенным часам, Джо провел во дворе больше времени, чем ему казалось. По лестнице он поднимается решительно, почти торопливо. Стаскивает сапоги еще в коридоре около своей спальни. Половица, постоянно скрипевшая под ногами ранее, молчит. Дверь тоже открывается беззвучно — она и без того приоткрыта. Джо останавливается на пороге: Вулси спит. И ведь не проснулся, не почуял, волчара, что уже не один. Расслабился. Размяк. Бери и... только вот дальше мысли сворачивают не к логичному «убивай», а совсем к другому. Он заходит в спальную и под ногой все-таки негромко скрипит половица. Вулси поворачивается к нему. — Джо? — хрипловато окликает он. С подозрением или все же нет? Джо не может разобрать. Вулси приподнимается на локте, но не спешит вставать. Джо поводит плечами, сжимает и разжимает кулаки. Со стороны, наверное, выглядит так, будто он готовится к драке. Он и готовится. На два из трех. До кровати пять шагов — спальня у Вулси большая. И кровать широкая, может, еще родительская. Ее, должно быть, и собирали тут, в дверной проем она бы не прошла. Дурацкие мысли проносятся в голове, пока Джо делает эти пять шагов. Когда он встает одним коленом на край кровати, то чувствует сладкую тяжесть в солнечном сплетении. Как каждый раз, когда творит не пойми что, не зная, чем все кончится. Он молчит — и Вулси тоже ничего не спрашивает. Напрягается заметно, но не настороженно, а иначе. С ожиданием? Они сцепляются взглядами на несколько долгих мгновений, тишина отзывается звоном в ушах и едва заметной, на грани ощущений, дрожью по хребту. Вулси помогает решиться: хватает за руку и тянет на матрас. Выдыхает шумно. Удивленно? Джо это неожиданно важно — знать, о чем он думает сейчас. Что собирается делать. — Дозрел? — спрашивает Вулси чуть насмешливо. И, видимо, приняв молчание Джо за согласие, привлекает его к себе. — Долго же ты думал... — Заглохни, Скотт, — Джо упирается руками в подушку, нависает, едва задевая тело Вулси своим. Мозолистая ладонь ложится ему на шею. Гладит осторожно, пробираясь под распахнутый воротник рубашки. Джо вздрагивает — да, это не тонкие ручки Флоры... Ладонь замирает. — Почему? — Вулси смотрит тяжелым немигающим взглядом. — Я сюда не болтать пришел, — огрызается Джо. Он ждет, что Вулси что-то сделает. Трахнет его, к дьяволу... Джо пытается отшатнуться, но Вулси удерживает его за плечо. — Джо, ты уже пришел, — напоминает он. Джо сбрасывает его ладонь и стягивает рубашку через голову. Вулси как будто только этого и ждет: притирается к нему и ведет горячими и шершавыми ладонями по спине. По еще слишком чувствительным рубцам от кнута. Вверх, к лопаткам, с силой, всеми ладонями, и вниз — притягивая к себе. Джо от этого продирает мурашками, даже волосы на руках поднимаются. Вулси и сам горячий — или это озябшему во дворе Джо так кажется? — и дышит жарко ему в шею. И — дьявол раздери! — у Джо встает уже от этого. Больше не колеблясь, Джо стаскивает и штаны. Руки Вулси беспорядочно гладят его по груди, плечам, спине, потом сползают на задницу. Все кажется непривычным — жесткое поджарое тело, уверенные, жадные прикосновения. Стояк, упирающийся Джо в бедро. — Ты что, голым спишь? — осипнув, спрашивает он. — Как еще мне спать? — рычит тот. — Или ты тут чего-то не видел? Джо видел, конечно. Еще на озере все рассмотрел. Не просто ж так потом сны донимали. Сейчас так хорошо и не рассмотришь — темно. В темноте проще, хотя с девками ему больше нравится кувыркаться днем или при свете лампы. Вулси темнота и не должна мешать, наверное. Тогда, в амбаре посреди поля, он Джо отлично видел. Но сейчас больше исследует его тело руками, пальцами проходится от шеи вниз, по груди и животу. Неторопливо, вдумчиво. Джо хочется побыстрее. Он хватается за плечи Вулси, а потом прижимает открытую ладонь к шее. Большим пальцем едва ощутимо обрисовывает кадык — Вулси дергает головой, сбрасывает его руку. Перекатывается по кровати и оказывается сверху, вжимает Джо в постель своим телом. Джо потряхивает и разбирает на смех, — дурацкий, нелепый смех, — потому что он не особо представляет, что сейчас делать. Целовать Вулси, как девку, уж точно глупо, да и с собой он это делать не даст, вот еще!… Горячее дыхание Вулси обжигает шею. На коже сжимаются зубы, заставляя Джо задохнуться от возбуждения. Вулси зарывается пальцами в его волосы, тянет, заставляя запрокинуть голову. Джо поддается — слишком приятно поддаться, слишком заводят эти почти болезненные, жаркие прикосновения. Вулси терзает его шею, спускается на грудь. Джо проводит ладонями по его спине, царапает ногтями. Чувствует, как ладони Вулси бессовестно сжимают ягодицы, и рывком переворачивается, снова подминая его под себя. Чем-то это действительно похоже на борьбу. Вулси рук с его задницы не убирает, наоборот, так ему даже удобнее. И нет, это все еще меньше всего похоже на ласку: девки, бывало, лапали его за задницу, пока он их трахал, и это раздражало. От того, как Вулси жадно, сильно, почти болезненно царапая ногтями, тискает его зад, встает каменно. Джо бесстыже втирается членом в бедро Вулси. Тот ерзает под ним, смещается чуть вбок — так, что теперь они соприкасаются бедрами, вжимаются пахом в пах. Джо вдыхает открытым ртом, плавится от обхватившего тело жара. Вулси доволен, как никогда — по нему видно, по глазам, по усмешке. Джо приподнимается на локтях, потирается об него всем телом. Вулси прижимает его к себе еще сильнее, поперек поясницы. Сам не то выгибается навстречу, не то просто втирается в него пахом. Джо дуреет от того, как сильно у него стоит. Что не только он тут может кончить, едва завалившись в койку... Вулси ведет открытым ртом по его шее, языком проводит по ключицам. Кусает. Прихватывает губами. И ниже — по груди, втягивает в рот сосок. Джо подхватывает его под затылок — вот так, еще, да-да-да — дышит тяжело, прижимается, путаясь с ним ногами… И снова оказывается на лопатках. Давит Вулси на плечи, но тот наваливается сверху сильнее и протискивает между их телами руку. Обхватывает член, проводит снизу вверх. Джо толкается в его руку, приподнимая бедра — и все равно, что-то внутри не дает просто расслабиться и позволить делать с собой все, что Вулси вздумается. Как бы хорошо это ни было. Он прикусывает Вулси плечо, ведет губами выше, к шее. Оставляет красный след под кадыком, потом — на ключицах. Вулси шипит и сжимает его в ладони как-то особенно подло, чувствительно, так что Джо охает и стонет в голос. Он просто не может сдержаться — удовольствие напрочь выбивает из головы все мысли. Ему разом становится плевать на все, кроме жесткой ладони, медленно скользящей от основания к головке и обратно. Ему надо, в общем, совсем немного. Хватит нескольких движений, чтобы кончить, но у Вулси свои планы на этот счет. Он пользуется тем, что Джо расслабился и размяк, и бесцеремонно разворачивает его вниз лицом, вздергивает под живот, ставя на колени. В горле пересыхает — Джо понимает, в каком положении оказался и что с ним сделают. Что на этот раз Вулси не остановится! Но какое-то дикое желание узнать, как это, пробивается через все сомнения. Вулси прижимается к нему, горячий и тяжелый, буквально — ложится на него, и у Джо на руках поднимаются волосы, а от возбуждения становится больно. Вулси трется об него. — Ноги сожми, — глухо шепчет он, и Джо делает, как велено, чувствуя между бедер его член. Головка влажно касается мошонки, когда Вулси за бедра тянет Джо к себе. Он снова обхватывает пальцами член Джо, и тот толкается в ласкающую его ладонь, неосознанно потираясь и о член Вулси. Чувствует, как он скользит выше, раздвигает ягодицы, и Джо успевает снова задохнуться, представляя, что сейчас-то ему точно вставят. Но Вулси только трется головкой о промежность, стонет и снова толкается между его сдвинутых ног. Джо сжимает их крепче, вырывая у Вулси еще один довольный стон, отдающийся мурашками между лопаток, и Джо становится все равно, что он сейчас стоит с унизительно задранной кверху задницей, а человек, которого он хотел убить, сношает его между ног. Все перебивает животное желание толкаться в мозолистую ладонь и скручивающееся узлом возбуждение внизу живота. Вулси крепче сжимает его член, ускоряет движения руки. У Джо тяжелеют и поджимаются яйца. Вулси задевает их головкой при каждом толчке, размазывая выступившую смазку. Он снова наваливается всем весом, прижимаясь грудью к взмокшей спине. Слизывает капли пота, а потом прикусывает кожу между лопаток, и это определенно больше, чем Джо может выдержать. Вырвавшийся стон больше напоминает скулеж, Джо прогибает спину, трется о член Вулси задницей, вбивается в его кулак. И спускает, когда тот большим пальцем трет головку. Он додрачивает Джо, пока тот выплескивается ему в руку, а потом крупно вздрагивает сам, стонет, и между ягодиц становится жарко и мокро. Джо не держат ни руки, ни ноги. Он зарывается лицом в подушку, падая на постель, но дышать так тяжело, и он переворачивается на спину. Лежит, пытаясь отдышаться, и не может понять: это что, все? И что дальше? По животу стекает влажное. Девка бы ластилась, но Вулси лежит рядом, не касаясь его, и тяжело дышит. И молчит так, что хрен разберешь, что теперь делать. Наверное, лучше уйти, но Вулси садится первым. Достает сигары и пепельницу. Закуривает сам и вторую протягивает Джо. Невозмутимо, будто они каждый день тут... Джо закуривает, чувствуя, как легкие наполняются теплом. А, черт с ним... — Если у тебя еще и выпить тут есть, то я того и гляди останусь до утра, — иронично замечает он. Надеется, что иронично. — Здесь нет, — так же спокойно отвечает Вулси. — Подожди. Он встает, заставив Джо поперхнуться дымом. Он что, в самом деле пойдет за бутылкой? Голым? Вулси, для начала, кидает ему полотенце. И только потом скрывается за дверью. Джо испытывает позорно-глупое желание сбежать. Пока Вулси ходит за бутылкой и его нет рядом, есть минута-две на то, чтобы сгрести свои вещи. Уйти и сделать вид, будто ничего не было. Джо остается. Врать себе он не умеет. Было. Было и понравилось. И еще бы повторить — слишком быстро все закончилось, Джо даже понять-то толком не успел. А если Вулси будет потешаться — начистить морду ему всегда можно. Вулси возвращается с виски. На секунду останавливается в дверях, будто не ожидал, что Джо в самом деле останется. Тот испытывает от этого мелочное злорадство — а волчара-то тоже не особо уверен в себе! Но виски приходится как нельзя кстати. И главное — вместо дурацких разговоров. Утром Джо просыпается поздно — от бьющих в окно солнечных лучей и от пения Бриджит. Подскакивает в постели и с облегчением вспоминает, что ближе к рассвету все-таки вернулся к себе в спальню. Он кое-как обтирается полотенцем, смоченным холодной водой, и спускается вниз. Вулси сидит с газетой за столом. Пьет кофе. Интересно, тоже не выспался? Джо останавливается в дверях, гадая, что изменится после этой ночи. В глубине души что-то гадко екает, и Джо не особо торопится узнавать ответ. Пока Вулси не опускает газету и не замечает: — Кофе стынет. Он смотрит на него так же, как раньше. Джо специально ищет в выражении его лица что-то новое… Может, некое пренебрежение. Брезгливость. Снисходительность. Или что угодно другое, отличающееся от того, что было. Показывающее, что Джо для Вулси стал иным после того, что позволил с собой делать. Вулси вопросительно вскидывает брови и спрашивает с насмешкой: — Тебя только что осенило простым и гениальным планом, как проще всего от меня избавиться? В таком случае пусть это, по примеру Блэквелла, будет яд — сегодня утром ради кофе я даже готов разок умереть. — Перебьешься, — бурчит Джо, отодвигая от него кофейник — в котором и правда уже меньше половины! — Нет в тебе снисходительности и любви к ближнему своему, — вздыхает Вулси. Джо многозначительно усмехается. Потом не ленится пойти и закрыть дверь на кухню, чтобы хоть как-то приглушить очередную балладу Бриджит. — Вот так лучше. Вулси застегнут на все пуговицы выглаженной рубашки, только волосы небрежно растрепаны, но так они выглядят всегда. Джо теперь есть, с чем сравнивать: он-то видел его растрепанным по-настоящему. — Я тебе сегодня не нужен? — Джо опускается на диван. — Надо съездить в Уотергласс. Вулси ничего не говорит, но смотрит так многозначительно, что Джо немедленно возмущается: — Да я же сказал, что не убегу! Тем более, сразу сказал, куда еду. — Если намерен ввязаться в какую-то авантюру, то не забудь захватить отмычки, — ворчит Вулси. — Мне сегодня будет некогда ездить и забирать тебя у Эдмера. Джо, в общем-то, думал, что отвязаться от Вулси будет сложнее, но тот больше ничего не спрашивает. Даже не уточняет, что именно ему понадобилось в Уотергласс. Хотя стоило бы вспомнить, что Лайтвуд только вчера туда поехал. Но Джо не его едет разыскивать. Просто в голову пришла неплохая идея, как можно решить проблему Джозефа. Правда, для ее воплощения ему все же нужна помощь одного человека. Когда Джо приходит, Бранвелл — вот удивительно-то! — возится с каким-то механизмом до дворе. — Мистер Верлак! — выпрямившись, восклицает он с радостью охотника за головами, догнавшего жертву после месяца погони. — Вы как нельзя кстати. Поможете? Джо подходит, разглядывает странную конструкцию из керосиновой лампы, нескольких железных подпорок и целой кучи проволоки и веревок. — Подержите, — Бранвелл поднимает один конец подпорки и, пока Джо ее придерживает, принимается что-то к ней привязывать. — Знаете, что это? Джо не знает и знать не хочет, но понимает — если ему нужно, чтобы Бранвелл помог, сначала его лучше задобрить. — И что же? — заранее смирившись с тем, что впустую потратит время, задает он вопрос, которого Бранвелл так ждет. У того разгораются глаза. — Эта автоматическая система для зажигания лампы. Смотрите, с помощью вот этого лампа будет крепиться где-то над дверью или к потолку, а вот так будет подаваться сигнал, например, открытия двери: в закрытом состоянии веревка будет натянута, а когда дверь откроется — спичка опустится, высечет искру... «Упадет на пол и половина города будет сожжена», — ужасается про себя Джо. Бранвелла срочно нужно отвлечь. — А что же те часы, которые я вам вернул? — спрашивает Джо. Бранвелл, нисколько не огорченный, охотно переключается на них: — О, я их починил. Чудесная вещица. Хотите взглянуть? Они в доме... — Очень хочу, — с чувством произносит Джо. В доме — это хорошо. Там как раз удобно будет поговорить. Бранвелл приводит его в гостиную. Миссис Бранвелл, ставящая в вазу на столе букет, при виде него хмурится. — Генри! Ты так и не начал собираться на суд? Вот за тобой уже даже мистер Верлак пришел! — Мне осталось пристроить буквально пару деталей…— начинает оправдываться тот, но под строгим взглядом быстро сдается. — Я только покажу мистеру Верлаку те часы. Миссис Бранвелл провожает их неодобрительным взглядом, пока они поднимаются по лестнице в кабинет. Он довольно большой, но весь завален чертежами, непонятного назначения железками, механизмами да книгами. Сразу понятно, что общего у этого чудака с Вулси. Остается надеяться, что тот не начнет изобретать автоматически заполняющуюся поилку в конюшню или что-то в этом роде. — А вот и они! — Бранвелл вытаскивает часы из-под завала на столе. Джо берет их у него, рассматривает. Сейчас, бережно отполированные и отлично смазанные, они производят совсем иное впечатление — не ржавой бесполезной железки, за которую из-за чудачества цепляется фанатичный любитель механизмов, а в чем-то, пожалуй, даже изысканной вещицы. Пусть они и из обычной стали, но зато океанские волны на крышке выполнены с большим мастерством. — Удивительно, — признается Джо. — Совсем другое дело, да? — улыбается Бранвелл. — Некоторые вещи требуют заботы, мистер Верлак. Нужно увидеть, какими они могут быть. Люди часто не дают никакого шанса тому, что считают бесполезным и глупым, но на самом деле они просто не видят... не видят красоты за ржавчиной. Но приложенные усилия всегда окупаются. — Да. — Джо возвращает часы. Бранвелл, конечно, говорит только про свои железки, но в то же время его слова почему-то отзываются неким колким, тянущим ощущением. Словно Джо это тоже касается. Словно в нем тоже увидели интересный узор под ржавчиной. Джо отбрасывает эту мысль до поры до времени. — На самом деле, мистер Бранвелл, я хотел попросить вас об услуге, — признается он. — Надеюсь, у вас тут найдется бумага и чернила? Бранвелл смотрит на бардак на столе. — Разве что с вашей помощью, — вздыхает он. Джо аккуратно сдвигает в сторону какую-то железяку. — О, подайте мне, с этим надо осторожно! — Бранвелл бережно забирает ее у Джо из рук и так с ней и остается, рассматривая и проверяя шарнирный стык двух деталей. Джо решает, что момент самый подходящий: — У меня довольно деликатное дело, но мне не хотелось бы обращаться с ним к шерифу, — начинает Джо. — Я и так слишком многим ему обязан... — Да-да, — рассеянно отзывается Бранвелл, запускает ладонь под груду бумаг и — каким-то удивительным чутьем, не иначе! — выуживает оттуда отвертку. — Я хотел бы взять ссуду в банке, но мне нужен поручитель, — Джо с надеждой заглядывает под ту же стопку и обнаруживает там чернильницу. — Я подумал, что, может, вы не отказали бы мне… — Нет, — задумчиво говорит Бранвелл, и Джо растерянно замирает. — Здесь нужна отвертка поменьше... Что, простите? — опомнившись, переспрашивает он. — Поручитесь за меня перед банком, чтобы я мог взять ссуду? — кратко и по делу повторяет Джо, пока Бранвелл не отвлекся на что-нибудь еще. Бранвелл несколько секунд смотрит на него, будто не понимая, о чем его спрашивают. — Конечно, — в конце концов пожимает он плечами. — Почему бы и нет. Мы можем попросить Вулси составить бумагу... — Я справлюсь, — обрывает Джо и позволяет себе выдохнуть с облегчением. Он достает чистый лист бумаги из-под чертежей, а Бранвелл убирает со стола перед ним несколько железок и банку с гвоздями. Десять минут спустя Джо уже выходит из дома Бранвеллов с подписанным мэром поручительством. Джо возвращается на ферму, когда солнце садится за кукурузное поле. Небо синее, золотое и красное, необъятное, дышит прохладой, остужая прогретую землю. Джо чувствует себя так, словно впервые его видит. Словно сам впервые дышит полной грудью. Он только что подписался на то, чтобы выплачивать чужой долг, но вместо этого наконец-то чувствует себя рассчитавшимся по всем обязательствам. Свободным. Или, может, наконец-то принявшим, что никому ничего не должен — как и ему никто и ничего... Джо не хочет философствовать, он вообще такое не любит — он предпочитает действовать, а не тратить время на пустые размышления. У него появился долг — он его оплатил, вот и все, что имеет значение. Джо надеется только, что Джозеф не узнает ни по чьей вине он попал в такую передрягу с банком, ни кто выплатил задолженность. Лампа над крыльцом горит, но в доме темно. Джо устраивает Искру в конюшне, отмечая, что и Луна здесь. Спит Вулси, что ли, так рано? Вчера, и правда, выспаться не довелось... Джо усмехается, с удовольствием вспоминая, почему. Вулси сидит в гостиной, освещенной одним камином. В доме уютно-тепло после вечерней свежести снаружи. — Как съездил? — Вулси отпивает виски из бутылки. — Нормально, — Джо пожимает плечами. — Сделал, что хотел. — То, для чего тебе понадобилось поручительство Генри? — ровно уточняет Вулси. Его лицо в полумраке толком не разглядеть, но Джо все равно чувствует его испытующий взгляд. — Подозреваешь? — спрашивает он, прислоняясь плечом к косяку. Вулси хмыкает. — Не стоит? — Почему же, в ином случае я был бы даже разочарован, — признается Джо. Вулси тянется к дивану, берет куртку, в кои-то веки неаккуратно брошенную на сиденье. Достает из кармана портсигар. — Зачем тебе деньги, Джо? — интересуется он, чиркая спичкой. — Проигрался? — Когда бы я успел? — вопросом на вопрос отвечает Джо. Запускает руку в волосы, растерянно проводит по затылку. В этом сознаваться Вулси было бы проще. А рассказывать про банк почему-то стыдно. Джо выжидает еще полминуты в тишине, а потом достает из внутреннего кармана куртки конверт. Машет им в воздухе. — Это письмо Джозефу от банка. Помнишь, как в первый день работы я искал с ним Джозефину? Это я не отдал ему письмо. — Так вот почему он не уплатил вовремя, — Вулси кивает. — А просто так деньги он бы не взял, не стал же брать их у меня… Джо шагает к камину и бросает письмо в огонь. — Я думал, Бранвелл сразу же об этом забудет. Увлечется каким-нибудь из своих механизмов... — Так и было, — Вулси выдыхает сигарный дым. — Зато Шарлотта все видит и ничего не забывает. — Вот черт, — без капли сожаления произносит Джо. — А ты все продумал, м? — насмешничает Вулси. — И Генри, и банк… и как сделать, чтобы Джозеф не отказался. Даже страшно, сколько добра можно причинить с таким криминальным талантом. — Я все-таки учился на адвоката, — с иронией напоминает Джо. — Эта страна многое потеряла, когда ты бросил колледж, — замечает Вулси. Подзывает взмахом руки. Джо подходит и разглядывает его сверху вниз: шею в распахнутом воротнике рубашки, темные круги под глазами, расслабленные руки на подлокотниках кресла. Вулси прямо встречает его взгляд. Слишком прямо, слишком открыто. В его глазах намешано чересчур много всего: что-то болезненное, тяжелое, темное и что-то будто бы мягкое. Джо не знает, чем ответить на такой взгляд. Он впервые видит Вулси действительно разбитым, уставшим, но это не воспринимается слабостью, как раньше, и не будит желание тут же вцепиться в горло. Джо этого вообще уже не хочет — по крайней мере, сейчас. Он хочет предложить: «Пойдем наверх?», но не может решиться. Повторится ли то, что было вчера ночью? Хочет ли Вулси этого сейчас? Захочет ли вообще? Что это значит для него? Что это значит для самого Джо, тот тоже не понимает, но полагает, что с собой разобраться будет проще. Вулси опускает ладонь ему на бедро, ведет снизу вверх, подцепляет пальцами ремень. — Пойдем наверх? — выдыхает он. Джо колеблется, потом спрашивает: — Меня ты тоже сдашь, если не оправдаю ожиданий? Глаза Вулси темнеют, но выражение лица не меняется — та же смесь боли, спокойствия и желания. — Тебя я сам убью, — глухо произносит он. Джо за грудки тянет его из кресла, а потом — к лестнице. Других обещаний ему и не нужно.