Шэдоу-Вэлли

Чем дальше, тем больше Алек ненавидел каждый раз, когда дела подолгу удерживали его в городе без возможности съездить в резервацию хоть на денек. А ведь когда-то он всерьез думал, что работа шерифа — предел его мечтаний! Когда-то Алек считал, что всегда будет один и никогда не сможет быть счастлив с кем-то так, как счастлив теперь с Великим Бедствием. То, что было для него важнее всего ранее, сталкивалось с главным в его жизни теперь, как раз за разом сталкивались его прошлые убеждения с нынешними. Алек начинал чувствовать, как изменился, — и то, что его жизнь в городе не меняется. На этот раз они с отцом и Джейсом ездили в Даун-Спрингс: пошли слухи, что оттуда собираются строить железную дорогу до Уотергласс. Алек понятия не имел, зачем при этом присутствовать шерифу Шэдоу-Вэлли и его помощникам, но отца было не переспорить. — Люди тебя узнают, помня о всем том, что ты для них сделал, — сказал он. — Но этого мало. Ты и сам должен завести некоторые знакомства, сам должен знать людей, с которыми тебе предстоит работать. И Алек, конечно, поехал. Чтобы, вернувшись из Даун-Спрингс, еще только по пути в Шэдоу-Вэлли свернуть в резервацию. — Хоть бы матери на глаза показался! — с осуждением бросил отец. — Да пусть едет, — встрял Джейс и незаметно от отца подмигнул Алеку. В резервации будто бы царило некоторое оживление или, вернее сказать, волнение. Но по пути к хогану Великого Бедствия никто знакомый Алеку не встретился, так что расспросить было некого. Великое Бедствие был не один: рядом с ним у костра сидела незнакомая индианка. Она выглядела значительно старше и Алека, и Великого Бедствия, хотя это было сложно понять из-за нанесенной на лицо ритуальной краски. Другой шаман? Они с Великим Бедствием подняли головы на шорох одеял. — Яат’э. — Алек замер, придерживая одеяло, неуверенный, что не помешал. Но Великое Бедствие отложил плоскую чашку с черным порошком и поднялся на ноги. — Слушающий сердце, — он улыбнулся, — я рад, что ты приехал. На его лбу и щеках виднелся церемониальный узор. Алеку уже дважды доводилось присутствовать, когда Великое Бедствие проводил ритуалы, но такие знаки он ранее не видел. — Это Танцующая Лиса, — Великое Бедствие представил шаманку. Та встала. — У нас не много времени, Великое Бедствие, — достаточно понятно произнесла она на английском, будто хотела, чтобы Алек тоже понял. — Не много времени на что? — спросил он, как только за ней опустилось одеяло, закрывающее вход в хоган. Великое Бедствие, вместо того, чтобы ответить, подошел и молча его обнял. — Что-то случилось? — встревожился Алек, прижимая его к себе. Отстранился, вглядываясь ему в лицо. — Скажи? Великое Бедствие улыбнулся уголками губ. — Я просто рад, что ты приехал. Мне очень хотелось тебя увидеть. Он ласково провел ладонью по щеке Алека. — Ты слышишь, когда я зову? — Меня тянуло сюда, — признался Алек, все еще чувствуя растерянность. Великое Бедствие часто говорил загадками, но сейчас они звучали пугающе. — Что-то плохое случилось? Великое Бедствие кивнул. — Крылатый Ветер проклят и может погибнуть. Я должен провести ритуал, хорошо, что ты успел приехать до него... Он на мгновение сжал пальцами плечо Алека, снова заставив его заволноваться. — Крылатый Ветер болен? Давай, я съезжу и привезу врача? — Алек на секунду запнулся, но пояснил для Великого Бедствия: — Белую шаманку. Тот мотнул головой. — Она не поможет, на нем черное колдовство навахо, а не болезнь белых людей. Алек замялся, взглянул пристально Великому Бедствию в лицо — тот был серьезен и обеспокоен. Он выглядел полностью уверенным в сказанном, словно темное колдовство было чем-то обычным, как простуда или перелом. А вот сам Алек веры в себе не чувствовал. Да, находясь рядом с Великим Бедствием он видел уже многое, на первый взгляд необъяснимое. Но стоило как следует поразмыслить — и тому, что казалось загадочным, часто находились простые обыденные объяснения. Снотворная трава, чтобы усыпить врага. Лихорадочный бред, из-за которого ему виделись духи. Алек, правда, совсем никак не мог объяснить ту ночь у костра, когда видел призрачного белого волка, и не мог перестать об этом думать... И все-таки черная магия, сглаз — это все еще было слишком. — Танцующая Лиса приехала, когда мои травы и молитвы не помогли. Она гораздо опытнее и сталкивалась с колдунами ранее. Она сразу увидела причину болезни Крылатого Ветра. — Великое Бедствие замолчал, вглядываясь Алеку в лицо. — Ты мне не веришь? — спросил он. Алек собрался заверить его в обратном, но замялся, и в итоге сказал, тщательно подбирая слова: — Прости. Но я не вижу и не слышу то, что видишь и слышишь ты. Я хочу тебе верить, но то, что я знаю, и то, что мне привычно, мешает... Великое Бедствие снова тронул его щеку. — Все хорошо, — оборвал он. — Возможно, ты поверишь, когда сам все увидишь. Если у меня получится. Алек нахмурился — раньше Великое Бедствие всегда был полностью уверен в том, что делал. — Ты говорил, что не берешься за лечение, если не уверен, что можешь помочь, — напомнил Алек. — Колдовство — это другое, — ответил Великое Бедствие. — Раньше я никогда с ним не сталкивался... Думаю, я справлюсь, — он коснулся пера, подвязанного рядом с кулоном у него на шее. — Танцующая Лиса поможет тебе? — Она будет наблюдать, — уклончиво ответил Великое Бедствие. Алек закусил губу. Он все еще не мог до конца поверить в то, что причина болезни Крылатого Ветра — именно колдовство. Но при этом почему-то все равно беспокоился за Великое Бедствие. — Могу я чем-нибудь помочь? — Алек видел, как в одном из прошлых ритуалов принимали участие родственники больного. Возможно, он тоже сумел бы. — Может, я мог бы, не знаю... поделиться с тобой силой? — Ты помогаешь уже тем, что рядом со мной, — улыбнулся тот, но на мгновение задумался. — Эй, — обнадежился Алек, — я что-то могу сделать? — Танцующая Лиса говорит, что если знать, кто навел колдовство, оно ослабеет, — медленно проговорил Великое Бедствие. — Но мне некогда искать... — Я могу, — перебил его Алек. — Скажите только, что делать? Великое Бедствие смерил его долгим задумчивым взглядом, потом кивнул. — Тебе объяснит Танцующая Лиса. А я должен идти... Он снова прижался к нему, обнял крепко, будто прощаясь надолго, а потом первым вышел из хогана. Алек проводил взглядом Великое Бедствие, скрывшегося в хогане Крылатого Ветра, и оглянулся по сторонам. Танцующая Лиса сидела под лиственницей и курила трубку, с прищуром глядя на Алека. В ней было что-то, неуловимо дающее понять, что выбор ее имени в племени был неслучаен: не то остренький лисий нос, не то цепкий настороженный взгляд... Алек уже ловил себя на том, что часто представляет, какой дух-покровитель мог бы быть у некоторых знакомых. Например, у отца это был бы бизон, большой и тяжелый: его так же невозможно сдвинуть с места, как переубедить отца, если он упрется. У маленькой и рыжей Клэри — куница, обе они хищницы с острыми зубками, но не приносят большого вреда. Опасный, но умный хищник — степной волк — Вулси. И никаких сомнений, что дух-покровитель у Танцующей Лисы соответствовал имени... — Великое Бедствие сказал, что ты можешь рассказать мне, как искать того, кто навел порчу на Крылатого Ветра. Та выпустила колечко едкого дыма, не сводя с Алека цепкого взгляда. — Ты хочешь помочь? Индейцу? — Он мой друг. — Белый никогда не будет достаточно другом для индейца... — отвернулась та. Алек оторопел. Ему и раньше приходилось видеть недоверие индейцев, но не от друзей Великого Бедствия. — И все-таки, с вашего позволения, я хотел бы попробовать помочь, — стараясь говорить мягко, произнес он. Шаманка фыркнула. — Тебе не нужно мое позволение. Как и никому из белых. Они просто приходят и делают, что хотят. — Я просто пытаюсь быть вежливым, — подчеркнул очевидное Алек. — Ты говоришь пустые, ничего не значащие слова, белый мальчик, — заявила та. — Может, и в слово «друг» ты также ничего не вкладываешь? Великое Бедствие стоит большего, чем пустые обещания. Особенно сегодня. Алек замер. Она про них знала! Знала, что они с Великим Бедствием гораздо больше, чем друзья, и поэтому не смогла не заметить его оговорку. Алек никогда не просил его скрывать их отношения в деревне навахо. Да и поздно было спохватываться: о них знали, кажется, еще даже до того, как сам Алек понял, что происходит между ним и Великим Бедствием. И все-таки каждый раз, когда кто-то говорил об этом так просто, Алека захлестывала вина — за то, что для него это непросто; и раздражение — оттого, что от него требуют чего-то, к чему он не готов. Алек заверял себя, что только пока. Он вздохнул. Танцующая Лиса была права. Она могла не знать всего, не понимать, что он чувствует, и не видеть тот выбор, которые он делает каждый день, но она была права в том, что Великое Бедствие заслуживает большего. Поэтому Алек сдержал досаду, вместо этого спросив: — То, что будет делать Великое Бедствие — опасно? Танцующая Лиса отняла трубку ото рта и выдохнула дым. — Если он не справится — умрет сам, — жестко выговорила она. Алек перехватил ее запястье до того, как она успела снова поднести трубку ко рту. — О чем ты говоришь? — Ты чего-то не понял? — совсем уж по-лисьи ощерилась та. — Если колдун окажется сильнее, то Великое Бедствие умрет. Эй!.. Алек слишком сильно стиснул ее запястье, и она вырвала руку, сердито глядя на него. — Неужто ты и вправду ценишь своего... друга? — прошипела она. — Будешь его помнить после смерти? — Он не умрет, — одернул Алек, убеждая в этом в первую очередь себя. Хотелось наплевать на все их убеждения, все разговоры о порче и колдовстве, и привести в резервацию доктора Лосс. Чтобы Крылатого Ветра спасла настоящая медицина, а Великое Бедствие с Танцующей Лисой поняли, что в мире существуют не только древние ритуалы и их дремучие убеждения. Но что-то его удерживало. Если бы Алек так поступил, навахо, скорее всего, просто не позволили бы доктору Лосс даже осмотреть Крылатого Ветра. Такой поступок не привел бы ни к чему, кроме непонимания. Раз уж Алек хотел помочь, придется делать это по их правилам. В конце концов, не пытался же Великое Бедствие, как и никто из навахо, убедить Алека, что его вера в Бога — неверная. Хотя у Великого Бедствия, вероятно, были причины хотеть этого... «Если никакого колдовства нет», — решил для себя Алек, — «значит, Великому Бедствию ничего не угрожает на самом деле. Если же есть, то кому, как не навахо, знать, как с ним бороться?» В чем же Алек не сомневался никогда, так это в лекарских способностях Великого Бедствия. Он справится. И Алек окажет ему ту помощь, в которой тот действительно нуждается, не пытаясь навязать то, во что верит лишь он. — И как ты собираешься искать колдуна? — насмешливо спросила Танцующая Лиса. — Он может быть очень далеко. Для колдовства не имеет значение расстояние. — Зачем бы кому-то издалека вредить Крылатому Ветру? Танцующая Лиса взглянула на него одобрительно, но тут же заметила: — Если только он не повздорил с мужчиной из другой деревни, или не увел у него женщину. Спорить Алек не стал, хоть и знал, что Крылатый Ветер не из тех, кто легко бросается в драку, а новый хоган строит, чтобы сделать предложение Звонкой Реке, а не девушке из другого селения. Но если колдуна и правда нет в деревне, у Алека никаких шансов его найти. — Как мне отличить колдуна? — По многим признакам, — Танцующая Лиса отложила трубку. — Колдун получает силу, отдав жертву духу-покровителю, чаще всего — ближайшего родственника. Ищи тех, чьи семьи тронула смерть. Свои темные ритуалы колдун проводит без свидетелей, в чаще леса или на вершине холма — ищи тех, кто часто бродит в одиночестве. Для колдовства же он может использовать части тела мертвецов, рисунки на земле или фигурки жертв. Алек задумался. Условий и правда было немало, но, хорошенько расспросив навахо в деревне, можно было и узнать, кто под них подходит. Проще всего, конечно, было бы просто обыскать хоганы в поисках упомянутых Танцующей Лисой орудий темной магии, но едва ли кто-нибудь из индейцев позволит белому войти в свой дом и копаться в вещах. Да Алека самого проклянут, стоит ему только заикнуться! — А ты? — спросил Алек. — Поможешь Великому Бедствию? — Пригляжу, — кивнула та. И добавила, будто смягчившись. — Он не останется один. — Спасибо... — Мне не нужна твоя благодарность, я делаю это ради него, — пожала плечами та. — Тогда спасибо, что делаешь это ради него, — сердито бросил в ответ Алек. Он уже собирался уйти, но Танцующая Лиса вскочила на ноги и цепко схватила его за рукав. — Ты должен верить в то, что ищешь, Слушающий сердцем, — прошипела она. — Иначе у вас ничего не выйдет. Алек отшатнулся, отступил, смешавшись. И ушел, не оборачиваясь. Почему-то ему казалось, что Танцующая Лиса говорила не только про колдуна. Красное Облако, мать Крылатого Ветра, Великому Бедствию не рада. Кажется, вопреки всему она надеялась, что Танцующая Лиса найдет кого-то еще, другого, более опытного шамана, на которого они смогут положиться без сомнений. Не так давно, этой зимой, Красное Облако сама приходила к Великому Бедствию за средством от боли в костях. Как не раз обращалась и ранее. Но, видимо, то, что Великое Бедствие не смог справится с проклятием колдуна без чужой помощи, заставило ее забыть его предыдущие успехи. Великое Бедствие может это понять. Гораздо проще было бы, если бы Крылатый Ветер и его родные больше в него верили — их сила и поддержка могли бы помочь в предстоящей схватке с колдуном. Но остается только сделать все возможное исходя из того, что есть. Зато в него верит его Александр — насколько только может поверить дине белый человек. Достаточно, чтобы предложить помощь. Великое Бедствие понимает, как много это значит: вера белых людей в Великого Духа наполнена предубеждениями и ограничениями, и все, выходящее за них, просто не признается. То, как Александр шаг за шагом идет навстречу, как понемногу прислушивается к тому, что говорит Великое Бедствие, дает ему возможность с надеждой смотреть в будущее. Дает поверить, что Александр от него не отвернется, не испугается и не устанет бороться с теми бедами и неприятностями, которые идут за Великим Бедствием по пятам всю жизнь. Сейчас его помощь нужна, как никогда. И Великое Бедствие чувствует его присутствие поблизости, ощущает его стремление помочь. В хогане Крылатого Ветра собираются все его родственники и друзья. Нет только Звонкой Реки — и это неожиданно, даже странно. Великое Бедствие, омывая руки в чаше с водой, старается вспомнить, когда видел ее последний раз. Кажется, утром — она точно была здесь, помогала матери Крылатого Ветра и сидела с ним. Почему же ушла теперь, когда ее помощь нужнее всего? Ответ напрашивается сам собой. Если человек ведет себя не так, как обычно — значит, тому есть причина. Значит, его вынуждают — обстоятельства или другой человек. Ничто не заставило бы Звонкую Реку оставить любимого в беде; поэтому, очевидно, что это был кто-то. Кто-то, кто желает ее себе так сильно, что навредил и Крылатому Ветру... Если бы только Великое Бедствие понял это чуть раньше, он сразу мог бы указать Александру, где искать! Но теперь уже поздно — ритуал не прервать. Великое Бедствие усилием воли отбрасывает пустые сожаления. Все идет так, как должно идти. Ему остается верить в богов, в свои силы и в Александра. Сейчас же лучше сосредоточиться на том, что он еще способен изменить. Танцующая Лиса подносит ему плоский поднос из коры пиньона с приготовленными ритуальными красками. Ими Великое Бедствие расписывал свою кожу, выводя защитные знаки перед ритуалом. Теперь в них же нуждается и Крылатый Ветер — чтобы колдун не навредил ему сильнее, когда они вступят с ним в борьбу. Великое Бедствие касается влажными пальцами питистчи на блюде. Выводит первый знак золотом — на ладони Крылатого Ветра. Такой же украшает и вторую ладонь. Красный — над сердцем. Черный — ниже, под ним, там, где Крылатого Ветра колют колдовские стрелы. Великое Бедствие тщательно смывает с пальцев краску после этого — Танцующая Лиса поливает ему на руки водой из принесенного ею с собой кувшина для омовения, и мать Крылатого Ветра смотрит с уважением на нее и с неодобрением — на Великое Бедствие. Что за шаман им достался, нет даже своего кувшина на такой случай!.. Великое Бедствие бросает в костер пучок травы, отгораживаясь от ее осуждающего взгляда плотным дымом. Закрыв глаза, глубоко вдыхает, взывая к Богам. В ладонь ложится набитая трубка. Нужные травы ему едва знакомы, поэтому Великое Бедствие по-настоящему благодарен Танцующей Лисе, взявшейся помогать. Пусть она не решилась пройти с ним тропою духов, но и такая поддержка тоже дорогого стоит. Великое Бедствие снова вдыхает едкий дым и выдыхает с первыми словами Песни. Пламя костра отзывается на его зов, вспыхивает ярче, не опаляя, а согревая и придавая уверенности. Великое Бедствие знает, что все подаются от огня назад. Все, кроме Танцующей Лисы, которая понимает, что происходит, едва ли не лучше всех, да Крылатого Ветра, заблудившегося на путях духов. Костер разгорается легко — хороший знак. Великое Бедствие, продолжая напевать, бросает в него еще пучок трав, вдыхает резкий запах и прикрывает глаза, прислушиваясь. К треску пламени, к собственной песне, к дыханию Крылатого Ветра... к шуму ветра высоко в кронах деревьев, к натужному поскрипыванию верхушек сосен, покачивающихся под собственной тяжестью, к журчанию ручья к северу в лесу, к шороху песка в каньоне. К шелесту перьев в крыльях Синей Птицы. Она парит высоко, под самыми облаками, но от острого взгляда не укрыться даже в темноте дремучей чащи. Великое Бедствие скользит взглядом по открывшемуся простору в поисках того, что ему нужно. Вот каньон, река вытекает из него и спешит через равнину к деревне дине, которую обступает лес. А вот и Крылатый ветер, его жизнь — что искра на ветру, едва теплится. Великое Бедствие тянется к нему, касается его тела, накрыв ладонью символы напротив и под сердцем, и духа — трогая ту иглу острой ненависти и злобы, что мучает его. Чувствует его боль, как свою, а игла засела так глубоко, что касаться страшно — не навредишь ли, тронув, не убьешь ли друга своей неосторожностью. Но медлить и того страшнее. А еще Великое Бедствие помнит слова Танцующей Лисы, что мало вытянуть стрелы, надо вернуть их колдуну, для чего его сперва надо найти. И Великое Бедствие снова взлетает над равниной, пытаясь увидеть неподвластное обычному взгляду... Сердитая Сойка нашлась, как всегда — возмущенный тон, которым она ругала пару в чем-то провинившихся детишек, было слышно издалека. Увидев Алека, она сама пошла ему навстречу. — Здравствуй, — коротко кивнул Алек, теряясь под ее серьезным взглядом. Ему еще не приходилось просить эту суровую женщину о помощи, но она относилась к нему лучше многих в племени, и ей можно было объяснить, что ему нужно. — Слушающий Сердцем, почему ты здесь, а не с Великим Бедствием? — прищурилась она. — Великое Бедствие проводит ритуал... — И ты мог бы быть рядом и помогать ему, — Сердитая Сойка, разумеется, имела свое мнение насчет того, что должен делать каждый в ее племени. Даже если этот несчастный — заехавший в гости белый. — Великое Бедствие сказал, что от меня нужна другая помощь. Пока он будет лечить Крылатого Ветра, я попробую отыскать того, кто ему навредил. На этот раз Алеку удалось выговорить все это хоть с какой-то уверенностью. Сердитая Сойка взглянула на него, прищурившись. — Это, конечно, очень бы помогло, — в конце концов неохотно согласилась она. — И не только Крылатому Ветру, но и другим. Кого колдун может проклясть потом. — Она кивнула. — Давай попробуем. Алек не ожидал, что она сразу согласится — думал, Сердитая Сойка, как и Танцующая Лиса, не поверит, что он сможет помочь. — У Крылатого Ветра есть враги? — спросил он. — Кто-то, кто желал бы ему зла? — Кто будет желать зла доброму охотнику? — резонно спросила Сердитая Сойка. — Он кормит наших детей. — Может быть, кто-то ему завидует? — пояснил Алек на всякий случай. — Хочет занять его место? И снова столкнулся с непонимающим взглядом. — Кто хочет ходить на охоту, тот ходит. К чему завидовать? — Не обязательно дело в охоте, — попытался объяснить Алек. — Может, пообещал что-то кому-то сделать и… — он сдержал слишком резкое «обманул» — едва ли прямодушный Крылатый Ветер в самом деле мог бы кого-то обмануть нарочно, — не сделал? Может, он построил хоган на том месте, которое нравилось кому-то другому? — Разве мало у нас… — Сердитая Сойка вдруг осеклась, но тут же гордо подняла голову. — Да, белые люди отняли у нас многое, отняли наши пастбища, заставили покинуть наши родные земли. Потому что белым всего мало, — она смотрела с такой затаенной горечью, что Алеку захотелось провалиться под землю. Оттого, что ему не повезло родиться по другую сторону баррикад, быть тем, кто пользуется благами, полученными на чужом горе. — Но мы не такие, как вы. Мы не будем из-за клочка земли под хоган убивать соседа и предавать друга. — Прости, я не это хотел сказать, — Алек сложил перед собой руки в молитвенном жесте. Сердитая Сойка хмыкнула: — Но ты судишь нас по своим. Нет, Крылатый Ветер не занял чужого места. — И тем не менее, нашелся тот, кто пожелал ему зла, — привлек ее внимание к очевидному Алек. Он не хотел давить, но не думал, что проблемой станут еще даже не поиски колдуна, а только нежелание навахо признавать, что кто-то из деревни может им быть. — Ладно, — Алек провел пятерней по волосам, вспоминая рассказ Танцующей Лисы. — Возможно, получится найти его иначе. Может, в деревне недавно кто-то умер? — Недавно умер старик Треснувшее Копыто, — немного неохотно ответила Сердитая Сойка — видимо, слова Алека задели ее не на шутку. — Но у него никого не осталось, ни детей, ни жены. До того — Дым Полыни, и еще раньше — Светлый Ясень. Имена Алеку были незнакомы — может, он и сталкивался с ними в резервации, но не был знаком лично. Он успел облегченно выдохнуть, что умерших было всего трое, но Сердитая Сойка заговорила снова: — Дым Полыни был стар, а Светлый Ясень был совсем мальчишкой, вспугнул росомаху... У обоих остались семьи, — она задумалась, вспоминая. — А в начале лета умерла Песня Ветра. Пошла собирать травы в лес, и ее ужалил древесный скорпион. Брат до сих пор ее оплакивает, у них никого кроме друг друга не было. Все это, конечно, не имело никакого отношения к Крылатому Ветру, но Алек терпеливо слушал, надеясь, что Сердитая Сойка вспомнит что-то полезное. — Еще зимой погиб Медвежий След, провалился под лед. У него остались жена и дети, — добавила та. Медвежьего Следа Алек даже знал. Тот как-то ходил на охоту с ним, Великим Бедствием и Крылатым Ветром. Подбил всего-то пару куропаток, но был доволен и много болтал, отвлекая сурового Крылатого Ветра от выслеживания добычи. Едва ли его жена стала бы колдовать, тем более против приятеля покойного мужа. Тут Сердитая Сойка была права: мать не станет вредить тому, кто кормит ее детей. Но остальные случаи тоже не внушали подозрений. Едва ли умерший естественной смертью, от старости, мог стать необходимой жертвой. — А кто остался из семьи Светлого Ясеня? — спросил Алек. — Это большая семья, — принялась рассказывать Сердитая Сойка. — Его родители, брат и сестры, дед и семья тетки... — Может, кто-нибудь из них много времени проводит в лесу? Сердитая Сойка ответила почти сразу: — Его старшая сестра плетет корзины из камыша и часто уходит за ним к реке или к болоту за ней. Алек не хотел и думать, что кто-то мог бы из личной выгоды пожертвовать ребенком. Но он и не был уверен, как работает это колдовство. Что, если колдун и не знает поначалу, что от него потребуют? Что, если эта девушка ревновала Крылатого Ветра, а узнав, что он собирается жениться на Звонкой Реке, решила вот так отомстить? Логичнее было бы, правда, проклясть Звонкую Реку, но чувства не всегда бывают логичны... Это было, по крайней мере, уже что-то. Вдобавок, кто знал, не собирает ли она кроме камыша еще и какие-нибудь ядовитые травки? Навахо верили в духов и проклятия, но при этом по любому поводу окуривали больных и здоровых смесью разных трав. Наверняка злоумышленнику не составило бы большого труда окурить Крылатого Ветра чем-то ядовитым и при этом искренне верить, что вред наносит проклятие. — Как ее зовут? — спросил Алек. — И где мне ее найти? — Ее зовут Волчья Ягода, — хмуро сказала Сердитая Сойка, — и я пойду к ней с тобой. Алеку уже доводилось иметь дело с подозреваемыми в нарушении закона и, будь это город белых, а не деревня навахо, предстоящий разговор его бы не пугал. Но теперь он заранее чувствовал неловкость. Что ему, прямо спрашивать — не отравила ли Волчья Ягода Крылатого Ветра? Ведь просто обыскать хоган ему все равно так или иначе не позволят... Сердитая Сойка привела его к краю деревни. Деревья за хоганом стояли плотно, подобравшись вплотную, будто хотели обступить. Сидевший на пороге старик рассказывал сказку мальчишке лет восьми. — ... и тогда барсук запел: «Снег, снег, не падай глубоким, с высокую Траву, ты только припороши землю, потому что у Койота ноги длинные, а у меня, Барсука, короткие. Мне по глубокому снегу трудно бегать». Так Койот с Барсуком и не спелись. Если бы Алек верил в знаки судьбы, решил бы, что зря сюда пришел. Сердитая Сойка обратилась к старику на языке навахо. Алек понял, что она спрашивает о Волчьей Ягоде. Мальчишка разглядывал его с искренним детским любопытством, не глядя ковыряя землю кривой палкой, но стоило старику сказать, что Волчья Ягода ушла не так давно, как он вскинулся и повернулся к деду: — Она опять не взяла меня с собой, — пожаловался он. — Хотя обещала. — Ты — маленький барсук, — ворчливо отозвался старик. — Ты утонешь даже в луже, куда тебе идти на болото? — А кого-нибудь другого она берет с собой? — все же вмешался в разговор Алек. — Раньше с ней Светлый Ясень ходил, — ответил тот. — Но с тех пор, как его забрали боги, она отказывается брать с собой младших. — Они были вместе, когда?.. — Алек не договорил, заметив, какой болью отозвался его вопрос в глазах старика. Потом он нахмурился, бросив на Алека неприязненный взгляд, и спросил, повернувшись к Сердитой Сойке: — Что этому белому нужно? — Только ответ, — мягко сказала она. — И тот же ответ нужен и мне. Старик нахмурился еще больше и махнул мальчику в сторону хогана, без слов веля зайти внутрь. Когда тот скрылся за закрывающим вход одеялом, старик поднялся тоже. — Они пошли на реку, Светлый Ясень и Волчья Ягода. Светлый Ясень ушел далеко, хоть ему и велели держаться рядом. Тогда на него и напала росомаха. Не прощаясь, он скрылся в хогане вслед за внуком. — Ты знаешь, куда ходит за камышом Волчья Ягода? — спросил Алек. Сердитая Сойка некоторое время молча теребила деревянную подвеску в браслете на запястье. — Мне это не нравится, — в конце концов сказала она, — но ты прав. Нам стоит сходить и посмотреть, что делает Волчья Ягода. Великое Бедствие должен уже начать ритуал, и, если бы она хотела ему помешать, лучше времени не представится. Алек думал о том же все время, пока они шли по узкой тропинке вглубь леса. Под кронами деревьев уже начали опускаться сумерки, хотя верхушки сосен еще и золотило заходящее солнце. Перекликались перед сном птицы, то там, то здесь раздавался шорох листвы. Но чем ближе они подходили к болоту, тем тише становился лес, душнее — воздух, и мрачнее — у Алека на душе. Сердитая Сойка тоже выглядела встревоженной. — Иди за мной, — вполголоса велела она, когда Алек ступил мимо тропы и его нога угодила в жидкую грязь, выпустившую сапог с шумным всплеском. Тот поднял взгляд и тут же схватил Сердитую Сойку за плечо, молча привлекая ее внимание. Впереди, за деревьями, кто-то был. Здесь, у болота, не было высоких, монументальных сосен — только невысокие тонкие деревца, за которыми сложно было укрыться. И все-таки Алеку и Сердитой Сойке удалось подобраться поближе незамеченными. На поросшем травой сухом склоне стояли двое. — Ты такая красивая, — говорил высокий худощавый парень в одних только замшевых штанах. Он нежно тронул прядь черных волос Волчьей Ягоды — а Алек не сомневался, что это она, — но та резко отвернулась. Алек пригнулся, но девушка посмотрела в их сторону случайно. — Лучше бы ты иначе показывал, как я тебе нравлюсь, — будто бы немного обиженно ответила Волчья Ягода и капризно надула губы. — Сыграем свадьбу, как только старший брат женится, — парень поднял рубаху с земли, натянул через голову, а потом привлек девушку к себе. — Ну не злись. Обещаю, поженимся до осени... Парень поцеловал ее в щеку, потом в губы. Алек с неловкостью отвел глаза и столкнулся взглядом с Сердитой Сойкой. У той на лице застыло очень сложное выражение — неодобрение так причудливо смешалось с растерянностью и, кажется, даже стыдом, что в другой раз Алек едва ли сдержал бы улыбку. Но сейчас он сам чувствовал себя редкостным дураком. Губы Сердитой Сойки беззвучно шевельнулись — не знай Алек ее, решил бы, что она выругалась. А потом она резко выпрямилась и, развернувшись, быстрым шагом пошла назад. Алек взглянул через плечо на воркующую парочку и, убедившись, что они ничего не заметили, последовал за ней. Ночная чаща по-своему красива мрачной, дикой красотой, но неприветлива. Место птиц — среди облаков, а не под тенью густых крон, смыкающихся так плотно, что едва можно рассмотреть небо. Но когда ищешь корень горечавки — идешь в поле, если охотишься на зайца — ищешь его след. А когда пытаешься выследить колдуна, остается только пойти его тропами. Великое Бедствие видел, как Александр сбился с дороги, как пошел по ложному следу — но не стал вмешиваться. Он все равно не мог указать ему дорогу, покуда не нашел ее сам. Колдун был где-то рядом. Как следует взглянув на Крылатого Ветра, коснувшись его проклятия, Великое Бедствие больше не сомневался в том, что знает того, кто его проклял. Не кто-то из родных Крылатого Ветра и его друзей — нет, кто-то, с кем они оба встречаются редко. Кто-то из деревни. Знакомый, но не близкий. Не очень сильный, но достаточно умелый, чтобы хитро путать следы, чтобы заставить Великое Бедствие блуждать в темноте среди лживых, обманчивых огней светлячков и гнилушек. Что ж, рано или поздно он все равно ошибется. Рано или поздно Великое Бедствие отыщет его и вернет посланное проклятие. На болоте никого не было. Вернее, там была Волчья Ягода с ее возлюбленным и Александр с Сердитой Сойкой, но никаких следов колдуна. Великое Бедствие заметил промельк белой шерсти в камышах и вздохнул с облегчением — хорошо, что Александр не один. Можно оставить его на время. Подняться выше, в небо, прорвавшись через плотную преграду из сплетенных ветвей, и снова вглядываться в темный простор под собой, отыскивая малейший знак, подсказку, где искать. Холм с одиноким деревом, в которое когда-то ударила молния? Кладбище? А может, сама деревня дине? Далеко внизу, среди темных могил, раздался натужный скрип — будто стон, а за ним — уханье совы. Великое Бедствие устремился туда. Чей призрак не может найти успокоения этой ночью? Не тот ли, чьей жизнью заплатили за творящееся нынче колдовство? В другом случае Великое Бедствие не решился бы приближаться к миру умерших. Но время уходило. А в полумраке, между деревьев, у самых корней, мелькнула шкурка бурундука, и следом ее накрыла тень совы. Вот оно! Великое Бедствие спустился вниз, не коснувшись ни скрюченных веток, ни топкой почвы, заступи в которую — не выберешься. Маленькие черные глазки бурундука, духа-покровителя Светлого Ясеня, внимательно смотрели на него из-под корявого корня. Боги уберегли и не отдали его колдуну. — Помоги мне, — попросил Великое Бедствие. — Ты ведь знаешь, кто виноват? Бурундучонок скачет по корням, убегает туда, где гуляет Волчья Ягода с возлюбленным. Пестрая шкурка мелькает в высокой болотной траве, но дух огибает и Волчью Ягоду и Алека с Сердитой Сойкой, бежит дальше, давая Великому Бедствию выдохнуть — сестра не трогала брата, нет на ее руках его крови. Бурундучок взлетает на одинокое дерево, цепко хватаясь коготками за кору, поднимается туда, где в обожженой ударом молнии расселине дрожит на ветру зацепившееся совиное перо. Бьет по нему лапой, сбрасывая с дерева и перо отлетает, подхваченное ветром. Кружится, то поднимаясь выше, то падая вниз — светлый промельк на фоне ночного неба. Великое Бедствие проследовал за ним среди теней и едва слышного нездешнего шепота. Он не искал никого и ничего в темноте, не пытался разглядеть то, что ему не готовы были показать. Лишь не выпускал из виду данную подсказку — крупное перо, которое медленно опустилось на одну из могил, прямо перед серо-коричневой совой с серебристыми глазами. Великое Бедствие узнал ее даже теперь. Узнал, чей дух смотрел на него призрачными совиными глазами, не находя покоя после своей ужасной смерти, желая остановить того, кто причинил ему боль и хочет причинять ее дальше другим. «Твой убийца ответит за сделанное», — пообещал Великое Бедствие. — «Ты сможешь уйти спокойно». Теперь он знал, кого искать. Сердитая Сойка молчала так осуждающе, что Алек не решался спросить, кто еще из семей погибших, по ее мнению, мог бы желать зла Крылатому Ветру. Он уже немного жалел, что ему приходится иметь дело с ней, а не со Звонкой Рекой, пусть та и говорит на английском похуже — смогли бы объясниться! Все лучше, чем чувствовать себя виноватым, просто идя рядом... Проходя мимо одного из костров, Алек услышал негромкое ворчание сидящей возле него старухи. Не успел разобрать ни слова, зато Сердитая Сойка, очевидно, услышала все, потому что резко обернулась и одернула старуху — знаний языка хватило, чтобы разобрать «замолчи». Старуха вскинула костлявую руку и разразилась потоком брани, указывая на Алека. Зубов во рту у нее было маловато, и певучий язык навахо звучал с шипением и шамканьем, но Алек успел уловить, что покуда приезжают белые — добра не видать. Вот Крылатый Ветер с ним водился и к чему это привело. Сердитая Сойка ответила долгой отповедью, из которой Алек понял и того меньше. В груди похолодело и заскреблось — Алек смотрел на разошедшуюся старуху, выплевывающую ругательства, и думал о том, как далеко может зайти такая неприязнь. Нет, не неприязнь — настоящая ненависть. Довольно ли ее, чтобы причинить вред одному из своих? Неприятные, пугающие мысли. Мог ли Алек, сам того не зная, стать причиной болезни Крылатого Ветра? А если тот умрет — по его вине, — как потом с этим жить дальше? Как приезжать в резервацию, к Великому Бедствию, как разговаривать со Звонкой Рекой или Большим Зеленым Змеем, зная, что он подвергает их опасности? Алек тронул Сердитую Сойку за локоть, привлекая ее внимание. — Может ли колдун навахо навредить и мне? — спросил он. Сердитая Сойка поджала губы, поняв его по-своему. — Тебе не стоит бояться, — ответила она. — Я ни разу не слышала, чтобы кто-то из белых становился жертвой колдуна. Еще пару часов назад Алек счел бы это доказательством того, что никакого колдовства и вовсе нет. Но теперь его мучила мысль о том, что его друзья беззащитны, в отличие от него самого. Страх за них оказалось сильнее неверия. — Это вдова Дыма Полыни, — пояснила Сердитая Сойка. — Такая змея, что того и гляди подумаешь, что извела мужа ради колдовских сил! — А она могла бы? — подобрался Алек. — Но зачем ей вредить Крылатому Ветру? Старуха как раз ответила очередной обоймой ворчания. — Да она любого со света сжить готова! — в сердцах бросила Сердитая Сойка. И снова прикрикнула на старуху. Но теперь Алек разобрал имена Крылатого Ветра и Великого Бедствия. Та выпучила глаза, изумленно раззявив беззубый рот. Сердитая Сойка пошла в наступление, голос ее то взлетал, то шелестел, как сухая трава, потревоженная змеей. Вот кто мог бы быть шаманом: индейские Боги исполняли бы ее просьбы — даже не просьбы, приказы! — лишь бы не слушать ее дольше необходимого. На шум и ругань подошли еще несколько навахо. Молодой парень — Алек помнил, как Крылатый Ветер учил его стрелять из лука, — тоже вмешался в спор, за ним — две пожилые женщины. В воцарившемся гаме было уже совсем не разобрать, о чем они говорят. Алек понял только, что почти все пришедшие оказались на стороне Сердитой Сойки. То ли так ее уважали, то ли не любили старуху. А может, боялись колдовства. Алек, не в силах как-то вмешаться и что-либо изменить, просто ждал. И тут спор утих. Двое мужчин — Алек знал их в лицо, но не по именам, вышли вперед. Один из них жестом позвал Алека за собой. — Иди с ними, Слушающий сердцем, — пояснила Сердитая Сойка. — Вы пойдете в ее хоган и проверите, правда ли она невиновна. Старуху с ними не пустили. Друг Крылатого Ветра крепко ухватил ее за плечо, так, что она вздрогнула и поморщилась. И Алек впервые задумался, что навахо сделают с колдуном... Вряд ли тут могло быть больше одного варианта. Но в хогане старухи Алек растерялся, не зная, что искать. Едва ли у колдунов были те же инструменты, что у Великого Бедствия... но что тогда? Танцующая Лиса говорила про части тел мертвецов, но кто станет хранить такое в доме. Да и запах сразу бы выдал. Алек попытался представить, что это еще могло быть, остро жалея, что не догадался спросить у Танцующей Лисы. Особый нож? Кости? Может, шкурки и зубы змей? Он заглянул в каждый из глиняных горшков, стоящих у стены, но не нашел ничего, кроме еды и воды. Поворошил угли в костре, но тоже не увидел ничего подозрительного. Пучки трав, висящие под потолком, были точь-в-точь, как те, что висели у матери на кухне. Алек перетряхнул одеяло, заглянул в каждую щель, но не нашел ничего похожего хотя бы на то, что он видел в хогане Великого Бедствия, не говоря уже о чем-то более подозрительном. «Свои темные ритуалы колдун проводит без свидетелей, в чаще леса или на вершине холма», — вспомнил он слова Танцующей Лисы. Конечно, не стоило и надеяться найти что-то в хогане… Пришедшие вместе с ним мужчины ждали снаружи — видимо, решили не рисковать и оставить это неподвластному колдовству белому. Алека они встретили вопросительными взглядами, но тот молча покачал головой. Возвращаться к Сердитой Сойке ни с чем не хотелось. Алек замешкался ненадолго. Порыв прохладного ветра коснулся лица, ласково взъерошил волосы. И Алек, сам не понимая, зачем, пошел вовсе не к костру, у которого оставил Сердитую Сойку, а к хогану Звонкой Реки. Наверняка та была сейчас вместе с Крылатым Ветром, но Алек чувствовал себя так, словно кто-то ведет его. Звонкую Реку он встретил на полпути. Та растерянно оглядывалась, будто пытаясь кого-то отыскать. Она скользнула по лицу Алека пустым взглядом и отвернулась. — Звонкая Река! — окликнул он. Та будто не услышала. Алек подошел ближе. — Я думал, ты с Крылатым Ветром. Великое Бедствие пытается вылечить его, думаю, твоя помощь пригодилась бы, — сказал он. Звонкая Река только теперь подняла на него взгляд. — Я должна найти Красного Мха. Алек не сразу понял, что она говорит о каком-то навахо, а не о растении. Первой мыслью было, что Великое Бедствие послал ее за чем-то. — Зачем? — удивленно спросил он. При Алеке она никогда не упоминала, что у нее есть друг с таким именем. — Не помню... надо... — Звонкая Река шагнула в сторону. Она шла медленно, но двигалась рывками, будто спала на ходу. Или словно кто-то тянул ее против воли, как марионетку за нити. В этот момент Алек окончательно поверил, что вовсе не гоняется за тенью. То, как вела себя Звонкая Река, было... жутким. Великое Бедствие заметил Звонкую Реку не случайно — он искал знакомую силу, и нашел там, где не ожидал. Яд колдуна проник пока неглубоко, но этого было достаточно, чтобы Звонкая Река заблудилась между своей и чужой волей, чтобы следовала за тончайшими нитями колдовства, еще не поняв, что им нужно сопротивляться. Первым естественным порывом было избавить ее от этого, освободить из колдовской ловушки. Но разорви Великое Бедствие ее связь с колдуном, потерял бы ведущую к нему ниточку... А он уже начал уставать от этого поиска. Танцующая Лиса была права — бороться с колдуном на его поле оказалось сложнее, чем он представлял. Великое Бедствие медлил. Звонкая Река следовала уготованному ей колдуном пути. А неподалеку Александр остановился на мгновенье, прислушиваясь к шелесту ветра, — и Великое Бедствие позвал его к себе. Александр крепко стоит на земле, он сможет удержать Звонкую Реку. Сможет помочь им обоим — и ей, и слабеющему Великому Бедствию. Мир духов не место для живых. Здесь каждый неосторожный шаг может стать последним. Сколько было запутавшихся и сгинувших в мире духов шаманов, Великое Бедствие не знал, но не хотел становиться одним из них. Ему было ради кого жить. Великое Бедствие взмывает вверх, противостоя ветру, прибивающему его к земле. Тяжело, чем ближе колдун, тем труднее к нему подобраться... и все же это обнадеживает, говорит о том, что Великое Бедствие на правильном пути. Он видит даже выстланную колдовством тропу — едва заметную в траве — угольки да зола, не будешь искать нарочно — и не заметишь. Но стоит на нее ступить тому, кому она предназначена, и колдовство затянет в свои сети, приведет прямо колдуну в руки... Или темень сгущается, или в глазах темнеет. Великое Бедствие падает, падает бесконечно долго, а потом лежит в траве, глядя в небо, не в силах сделать вдох и подняться. Ветром на мгновение разводит тучи, и он видит за ними небо, синее, как глаза Александра. Слушающий Сердце стоит того, чтобы не сдаваться. И Великое Бедствие снова поднимается. Остановить Звонкую Реку не представлялось возможным. Нет, Алек, вероятно, смог бы справиться с ней, применив силу, но для того, чтобы удержать, ее пришлось бы связать. — Звонкая Река! — не в первый раз окликнул он, следом за ней уходя все дальше от деревни. — Крылатому Ветру ведь нужна твоя помощь сейчас. Звонкая Река как будто замерла на мгновенье, но тут же продолжила путь. Все дальше и дальше в лес, по едва приметной темной тропе. Алек присел и провел пальцами по змеящейся по земле тонкой черной полосе. На пальцах остался след золы. Похоже, так или иначе Алек все же скоро найдет колдуна, пусть ему и не нравился способ. Он догнал Звонкую Реку. Узкая тропа не позволяла идти рядом, но Алек постарался ступать за девушкой след в след. В ушах звенела неестественная для леса тишина — ни шороха, ни шелеста, будто тропу накрыл непроницаемый для звуков купол. Раздавшееся в этой тишине уханье совы заставило Алека нервно схватиться за револьвер. Птица сидела на дереве впереди. Когда Звонкая Река прошла под ним, сова взмахнула крыльями, будто собиралась взлететь, но осталась на месте. Только одно светло-серое перо выпало из крыла. Алек поймал его в воздухе. Великое Бедствие говорил, что найденные перья, особенно орлиные, соколиные или совиные, стоит держать при себе, как обереги. И теперь Алек, не особенно задумавшись, сунул перо во внутренний карман куртки перед тем, как догнать Звонкую Реку. Стало чуть светлее: они вышли к подножию холма. Колдун выбрал хорошее место для своего ритуала. Хорошее для него и его силы, конечно, а не для Великого Бедствия: тень холма с крутыми голыми склонами давила, казалось, даже тогда, когда он поднялся в воздух над ним. Звонкая Река, а с ней и Александр, поднимались по тропе, пересекающей наиболее пологий склон. Великое Бедствие всмотрелся и заметил еще движение на вершине холма, под почерневшим деревом с голыми изломанными ветвями. Конечно, у колдуна должен был быть защитник. Вот только раньше у Красного Мха его не было, как не было и Силы, когда он с другими дине пытался пройти обряд посвящения в шаманы. Боги тогда отказали и ему, и другим, и шаманом стал Великое Бедствие. Но Красный Мох не отказался от желания ступить в мир духов, пусть даже дорогой ценой… Кому же он ее заплатил? Великое Бедствие должен был узнать это, прежде чем возвращать проклятье пославшему. Узнать, кто ему противостоит. Но сейчас на это не оставалось времени — ему и вправду недоставало опыта бороться с колдуном, он слишком долго провозился и потерял много драгоценного времени. Великое Бедствие мог сейчас только попробовать вытянуть стрелы из Крылатого Ветра и отправить их обратно в колдуна. Бороться с его духом-покровителем времени уже не было. И все же было еще кое-что, что он мог и должен был сделать теперь, когда они нашли колдуна. Алек боялся, что Звонкая Река может вмешаться, встать между ним и колдуном, что тот заставит ее это сделать. Поэтому, как только он заметил на вершине холма, в тени дерева, темную фигуру, схватил девушку за руку повыше локтя, пытаясь остановить. Та только сильнее рванулась вперед. Но в следующее мгновение замерла, пошатнулась… Алек за подбородок приподнял ее лицо, заставляя посмотреть на себя. Взгляд у Звонкой Реки был рассеянным, словно она только проснулась, но уже не пугающе-отстраненным. — Слушающий Сердцем? — удивилась она. — Когда ты приехал? Погоди… — она огляделась. — Где это мы? Краем глаза Алек заметил движение и взглянул вниз, на землю. Дорожка золы, которой до сих пор следовала Звонкая Река, быстро выцветала, рассыпаясь белесым пеплом. Звонкая Река тоже это заметила: уставилась себе под ноги с ужасом, а потом со вскриком отшатнулась назад. — Колдовство! Алек снова поймал ее за руку и уверенно произнес: — Уже нет. — Он не смог бы точно сказать, как это понял. Возможно, подумав над этим, он мог бы сказать, что колдун ни за что не отпустил бы Звонкую Реку просто так, значит, кто-то заставил его это сделать. А кто это мог быть, кроме Великого Бедствия? Но, по правде сказать, в тот самый момент, когда со Звонкой Реки спало колдовство, Алек просто почувствовал, что Великое Бедствие рядом, как чувствовал это, когда сидел рядом с ним в хогане. — Беги в резервацию, Звонкая Река, — сказал Алек. Та ответила испуганным и растерянным взглядом, и он тряхнул ее за плечи, стараясь хоть как-то привести в себя. — Звонкая Река! Она кивнула все еще немного заторможенно. Алек подтолкнул ее в сторону тропы, по которой они пришли сюда. Она сделала несколько шагов, а потом, словно осознав, наконец, происходящее, бросилась бежать. Алек не стал ждать, пока она скроется за деревьями. То, что со Звонкой Реки спало колдовство, значило, что Великое Бедствие уже сражается с колдуном по-своему. И Алек не собирался оставлять его одного. На то, чтобы разорвать нити, привязывающие Звонкую Реку к Красному Мху, ушло гораздо больше сил, чем Великое Бедствие ожидал. Но даже знай он это заранее, выбора не было — оставлять ее здесь слишком опасно: колдун мог ей навредить. Великое Бедствие почти не видел его в хогане и едва слышал размеренный голос Танцующей Лисы над ухом — она просила своего духа-покровителя отвести беду от всех, кто находился рядом с ней. Великое Бедствие поднял руку ладонью вверх, и Танцующая Лиса тут же вложила в нее заранее приготовленный наконечник стрелы. Холодный металл помог собраться с силами. Великое Бедствие тронул грудь Крылатого Ветра сначала пальцами, нащупывая, где именно кольнут кожу глубоко засевшие в нем стрелы. Нажал сильнее, едва не смазывая красный защитный символ, а потом быстрым и точным движением надрезал кожу. Из пореза выступили густые черные капли крови. Великое Бедствие отложил наконечник стрелы, и Танцующая Лиса тут же подала ему трубку из оленьего рога, которую тоже принесла с собой. Через нее Великое Бедствие собрал отравленную кровь, сплюнул на блюдо. Повторил несколько раз, пока кровь не очистилась, отложил трубку к наконечнику стрелы. Оставалось самое сложное. Больше не задаваясь вопросами, получится или нет, Великое Бедствие опустил ладонь на грудь Крылатого Ветра под сердцем, поверх нанесенного золой черного знака. Вдохнул пряный и резкий запах сжигаемых в костре трав и резким движением смазал символ, тут же сжимая пальцы в кулак. Крылатый Ветер резко, со свистом втянул воздух, дернувшись следом за его рукой, но почти сразу расслабленно раскинулся на одеяле. По его лицу еще прошла болезненная судорога, но спустя минуту он уже дышал свободно, а его сердце забилось ровно и громко. В кулаке Великое Бедствие сжимал колдовские стрелы Красного Мха, и они ядом жгли его руку, пытаясь забраться под кожу, желая забрать взамен его жизнь. Алек не пытался прятаться, ведь наверняка колдун видел и его, и Звонкую Реку, когда они шли к холму от леса, или хотя бы слышал их голоса. Странно, что он не попытался бежать. Алек заранее достал револьвер, взвел курок. Колдун неподвижно стоял под деревом, прикрыв глаза. Его лицо, нездорово-бледное для смуглых и загорелых навахо, в свете луны казалось застывшей посмертной маской. И Алек понял, что не знает, что делать дальше. Выстрелить? Но ему не хотелось убивать, тем более, не зная, как к этому отнесутся навахо и что скажет Великое Бедствие. А если он ему помешает? Алеку уже не хотелось искать простое и логичное объяснение происходящему — после того, как он своими глазами видел то, что случилось со Звонкой Рекой. Он просто знал, что должен остановить колдуна, какими бы способами — плутовством или чарами — тот ни действовал. — Красный Мох! — окликнул он. Алек не был уверен, видел ли его раньше. — Не делай резких движений, и я не стану стрелять. Колдун никак не показал, что услышал его, стоял все так же неподвижно. Алек шагнул к нему, ожидая чего угодно — что тот все же бросится бежать или, наоборот, накинется на него. Но тот не двигался. Еще один осторожный шаг — сухая трава под ногами отозвалась негромким шорохом. Алек уже почти уверился, что не встретит никакого сопротивления и собирался подойти вплотную, как на очередном шаге его куртка распахнулась, и подобранное в лесу совиное перо выпало из внутреннего кармана. Алек невольно проследил за ним взглядом — и вовремя заметил движение в траве. Отшатнулся. Небольшой, едва заметный на фоне земли и травы древесный скорпион угрожающе поднял хвост с жалом над головой. Ветер бил в лицо, не давая приблизиться к колдуну, не давая и шанса отправить его ядовитые стрелы обратно. Сил уже не оставалось. Великое Бедствие попытался подняться с колен и не смог. Боль в руке становилась почти невыносимой, но больнее было думать, что все кончится так. Когда он почти справился — смог защитить и Крылатого Ветра, и Звонкую Реку... и только себя не сумел. Теперь-то он увидел духа-покровителя Красного Мха! Огромный, размером с лисицу, скорпион больше не пытался прятаться, чувствуя, как вместе с силами Великого Бедствия тает исходящая от него угроза. Неторопливо перебирая ногами, скорпион подбирался ближе: глянцево блестел темно-коричневый в черноту панцирь и кончик занесенного над головой хвоста с выставленным жалом. Хотя дух-покровитель Красного Мха мог и не стараться: стоило еще немного задержать Великое Бедствие, и яд стрел убьет его и так. Великое Бедствие оглядывался, пытаясь высмотреть Красного Мха — тот ведь точно был совсем рядом! — но все заволокло густым серым туманом. Уже жестом отчаяния он попытался стряхнуть с себя колдовские стрелы — зная, что от них так просто не избавишься, помня, что их можно только вернуть отправителю или же умереть самому — но те только вонзились в руку, потихоньку проникая под кожу. Скорпион подобрался вплотную. Жало покачивалось прямо перед глазами. С его кончика на землю упала капля густого желтого яда — и трава задымилась, истлевая на глазах. Великое Бедствие отшатнулся, уже понимая, что это его не спасет... и услышал позади себя приглушенное, злое рычание. И тут же громадного скорпиона сбил с ног прыгнувший на него белый волк. Они покатились по склону холма, но Великое Бедствие не мог следить за схваткой. Черной неблагодарностью было бы упустить так щедро данный ему шанс. Туман рассеялся: дух скорпиона был вынужден защищаться сам, а не прикрывать своего колдуна. И Великое Бедствие снова увидел того ясно и четко прямо перед собой. Увидел растерянное лицо, на котором непонимание быстро сменялось осознанием поражения и страхом. Красный Мох не знал, как защититься, и понимал, что без своего покровителя на это не способен. Понимал он, очевидно, что и бежать ему некуда, и замер, одеревенев от ужаса... Великое Бедствие поднял руку с колдовскими стрелами. Прошептал над ними молитву, вынимая засевшие в ладони иглы, собрал их в горсть — и почти не глядя бросил вперед, не боясь промахнуться: теперь они наверняка вернутся к тому, кто их создал. Скорпионов было четыре. Алек отступил на несколько шагов, но они следовали за ним, держась полукругом, как загонщики. Алек попытался отбросить одного с дороги, толкнув сапогом, но скорпион ловко вскочил на ногу. Пришлось сбрасывать его дулом револьвера. Как только он упал на траву, Алек с силой придавил его сапогом. Повернулся к оставшимся трем... и понял, что их уже штук семь, не меньше. Считать точно было некогда — особенно когда очередная тварь свалилась на Алека с дерева. Он почувствовал несильный удар — скорее даже прикосновение, — и успел скинуть скорпиона с плеча. Раздавил его и еще двоих. К счастью, подошвы сапог были достаточно толстыми, и можно было не бояться, что жало сможет их проколоть. Опасаться стоило только тех скорпионов, что падали сверху. Алек вовремя избавился от еще одного, едва не свалившегося прямо ему за шиворот, поискал взглядом в траве следующего — и не нашел. Вскинул взгляд, услышав негромкое бормотание. Колдун пятился, выставив перед собой руку, будто заслоняясь от опасности. Едва ли он так отреагировал на самого Алека. Тот заозирался, но ничего пугающего поблизости так и не заметил. А навахо смотрел в пустоту перед собой расширившимися от ужаса глазами. Качнул головой, вскрикнул, будто от боли — и согнулся, прижимая ладонь к груди. Прямо перед этим Алек заметил несколько красных искр, будто бы вспыхнувших прямо перед колдуном. В ночной темноте их было видно так ясно, что он мог поклясться — ему не показалось. Колдун упал на колени, и Алек подскочил к нему. Он не жалел того, кто хотел навредить Крылатому Ветру и Звонкой Реке, но все же не смог бы стать безучастным свидетелем чьей-то смерти. Впрочем, что бы это ни было, оно не убивало сразу — колдун был жив, хоть и морщился от боли и едва держался на ногах. Алек был рад, что тот не умер, пока он вел его назад в деревню. А потом — что до костра тот, все же, не дожил. Большой Зеленый Змей только и успел велеть собрать на него дрова и хворост, как Красный Мох, до того безучастно сидевший на земле и ожидавший решения своей судьбы, завалился набок. Рука, комкавшая рубаху у сердца, разжалась и упала. И Алеку снова на мгновение стало жутко от мысли, что это Великое Бедствие мог бы сейчас так же упасть у себя в хогане… Алек обернулся и как раз увидел, как тот выходит, поддерживаемый Танцующей Лисой, находит его взглядом и улыбается устало. Алек прочитал по его губам свое имя и подошел ближе. Помедлил едва ли секунду и обнял его, на глазах у хмыкнувшей Танцующей Лисы. Великое Бедствие прижался к нему, ничего не говоря, но это и не было нужно. Они справились, и Великое Бедствие с Крылатым Ветром остались живы. А об остальном можно было подумать потом… На Охэнзи Великое Бедствие забрался привычно ловко, но все же без своей обычной грациозности. Да и в том, насколько напряжена была его закаменевше-прямая спина, сквозила бесконечная усталость, как когда заставляешь себя держаться на ногах, потому что если ляжешь, то не поднимешься. Может, лучше было бы остаться в хогане, но не возвращаться же с полпути. И все же Алек посматривал на него с тревогой, не уверенный, как бы не пришлось ловить Великое Бедствие, вздумай тот свалиться со своего Охэнзи. Они ехали к реке через просыпающийся лес, в рассветных лучах лишившийся мрачной угрозы. Великое Бедствие сказал, что им нужно к реке, провести ритуал очищения после сражения с колдуном, и Алек не стал спорить. Он вообще не собирался больше оспаривать то, что тот говорит про духов, ритуалы, колдовство и колдунов. То, что Алек видел этой ночью... было странным. Поразительным и пугающим. И Алек точно знал, что понимает во всем этом гораздо меньше Великого Бедствия, так что лучше всего будет довериться ему и его опыту. Поверить. В первую очередь — Великому Бедствию, и, видит бог, это было не особенно сложно. За ночь вода в реке остыла, но все же не была ледяной — скорее, просто прохладной. После непростой ночи окунуться в такую в любом случае приятно. Но у Великого Бедствия были и другие причины искупаться. — Нужно избавиться от остатков колдовства, — рассказывал он, глядя на легкую рябь от порывов ветра на поверхности реки. — Смыть их с себя. Он неторопливо избавился от одежды, оставив ее валяться на берегу, и зашел в реку. Набрал в ладони воды, смывая краску и остатки питисчи с лица. Словно маску чужого человека — Алек иной раз поражался, насколько велик был контраст между шаманом навахо и тем Великим Бедствием — спокойным, рассудительным и ласковым, — которого знал он. Соблюдая свои ритуалы, тот будто в самом деле видел индейских богов и духов и был... не совсем человеком. Кем-то большим — пугающим и восхищающим одновременно. Алек старался лишний раз об этом не думать, но после сегодняшнего это было особенно трудно. Великое Бедствие снова плеснул водой, запрокидывая голову и подставляя лицо лучам рассветного солнца. «Йохано-ай», — вспомнил Алек, — «бог Солнца навахо, должно быть, доволен им сегодня.» Великое Бедствие провел по лицу мокрыми ладонями, потом по плечам и груди, смазывая цветной узор. Снова плеснул водой — цветные струйки побежали по телу, оставаясь на коже дрожащими каплями. Великое Бедствие стер их ладонью, легко скользнувшей по смуглому животу. — Александр? — негромко и мягко окликнул он, поворачиваясь к нему. — Ты идешь? Алек кивнул, но снова замешкался, не в силах прекратить им любоваться. — Иди ко мне, — с улыбкой позвал тот. — Тебе тоже не помешает смыть все лишнее. Алек понимал, что он говорит о колдовстве Красного Мха, но в голове сидела другая мысль — как было бы славно смыть действительно _все лишнее: тревоги, предрассудки, собственную мнительность и нерешительность. Просто позволить себе быть собой и не бояться ничего и никого, так, как это делал Великое Бедствие. Алек все-таки скинул сапоги и стянул рубаху, краснея под внимательным взглядом Великого Бедствия. Тот всегда смотрел так внимательно, будто не верил, что Алек и вправду это делает — хочет с ним близости. Поэтому штаны Алек стягивал уже совсем торопливо, желая скорее оказаться рядом, привлечь Великое Бедствие к себе. Показать, что он и правда хочет быть рядом, хочет быть с ним. Стоило подойти, и Великое Бедствие притянул его к себе, обнял, скользнув мокрыми руками по спине, что отозвалось во всем теле сладковатой дрожью. — Александр, — выдохнул ему в шею Великое Бедствие. — Спасибо, что ты со мной. Алек не нашел, что сказать, только обнял его покрепче в ответ. Хотелось пообещать быть с ним всегда. Но он и сам понимал, что это будет только обещанием, которое он, конечно, не сможет выполнить. Но тот будто и не ждал, что Алек что-то ответит. Отстранился, с улыбкой глядя ему в лицо. — Тебе тоже надо умыться, — сказал он, касаясь мокрой ладонью его лба. Алек поймал его руку, прижимая к своей щеке. Взгляд Великого Бедствия потемнел, он наклонил голову к плечу, и Алек снова притянул его к себе, целуя. Как хорошо, что здесь и сейчас можно было не волноваться, что кто-то их увидит. Великое Бедствие, не разрывая поцелуя и объятий, потянул его за собой, туда, где было уже глубже. — Может, лучше пойдем на берег? — почти без стеснения спросил Алек, скользнув руками ниже, так, что Великое Бедствие довольно застонал ему в губы. — Обязательно, — задыхаясь, согласился тот. — Как только смоешь чары... Алек снова закрыл ему рот поцелуем. Ему не хотелось вспоминать о колдуне и о том, что с ним связано. Обо всем потустороннем и призрачном... Особенно когда Великое Бедствие прижимался к нему, такой горячий, что даже в прохладной воде Алека кидало в жар от его прикосновений. А тот будто нарочно дразнил, оглаживая его грудь и живот. Отстранился, плеснул на Алека прохладной водой. Но прохлада тут же снова сменилась жаром от его кожи. Кажется, ему уже тоже не очень хотелось вспоминать о сегодняшней ночи. И все-таки Великое Бедствие опять увернулся от объятий, мягко улыбнулся, качая головой. — Подожди немного, Александр, — попросил он. Легко коснулся его губ. Легко — но с обещанием во взгляде. Голос у него тоже стал заметно ниже, в нем прорезалась хрипотца, от которой у Алека мурашки побежали по спине. — Повернись, — Великое Бедствие потянул его за плечи, и Алек покорно подставил спину, на которую тот тоже плеснул водой. Огладил плечи, лопатки, провел ладонью вдоль позвоночника, заставляя ищуще выгибаться навстречу. И снова — холод стекающих струек, а за ними — обжигающее на контрасте прикосновение кожи к коже. Великое Бедствие прижался к нему, обнял поперек живота и едва слышно зашептал что-то в затылок на языке навахо. Тепло, чуть щекотно и очень чувственно. — Надеюсь, это особый вариант очищения специально для меня, — охрипнув, выдохнул Алек. Он собирался просто пошутить, и сам не понял, почему его слова прозвучали так серьезно. Но Великое Бедствие негромко фыркнул над ухом и поцеловал его в шею. Потом еще раз и еще, то нежно касаясь кожи губами, то игриво прихватывая зубами. Шепнул на ухо: — А ты сомневаешься? Алек качнул головой, обернулся через плечо, и Великое Бедствие тут же поцеловал его в губы, крепче прижимая к себе. — Пойдем? — выдохнул он. Ему не надо было спрашивать — Алеку уже давно не терпелось. Он обернулся, подхватил Великое Бедствие под бедра, целуя его на ходу. Тот прижался еще ближе, держась за плечи, и разжал руки, только когда Алек уложил его спиной на брошенную на песок рубаху. Без краски и питисчи он был настолько красивым, что перехватывало дыхание. Алек отвел в сторону влажные волосы, целуя шею, чувствуя, как под губами дрожит жилка. Прихватил кожу зубами, и Великое Бедствие сорванно выдохнул, выгибаясь и вжимаясь в него всем телом. Он хотел так же сильно, как и Алек его, но едва ли у самого Алека хватило бы терпения и выдержки продержаться долго — слишком сильно соскучился. Великое Бедствие с силой провел ладонями ему по спине, прижимая к себе, стиснул бока бедрами, будто торопя. Алек сгреб его одной рукой под спину, прижимая к себе. Втерся всем телом — жарко и сладко до головокружения, до застревающего в легких воздуха. Впрочем, плевать — обнимать Великое Бедствие было нужнее. Чувствовать его дыхание на своем лице, частое, заполошное биение сердца в груди, и понимать, что он рядом, что он в порядке, и никакая опасность более ему не угрожает. Алек поцеловал его нежнее, придержал за плечо, заставляя снова откинуться назад. Великое Бедствие подчинился, хотя в глазах его поначалу отразилась растерянность. Алек снова прижался губами к его губам — не смог удержаться, слишком соблазнительно было поймать длинный несдержанный выдох, когда его рука скользнула по животу Великого Бедствия ниже. Еще один поцелуй он оставил на шее за ухом, потом — ниже и ниже, к ключицам, смуглой груди и животу. Алек ласкал его почти исступленно, вспоминая, что и как делал Великое Бедствие с ним. И как бы ему самому ни хотелось большего, гораздо важнее было, чтобы хорошо стало Великому Бедствию. И ему было хорошо. Алек слышал это в его стонах и сбившемся дыхании, читал в потемневших от страсти и желания глазах, видел в каждом жесте, движении навстречу ласкающим рукам и губам. Понимание, как с ним хорошо Великому Бедствию, весь этот жар желания, близость, прикосновения — пьянили. Чем отзывчивей, чувственнее льнул к нему Великое Бедствие, чем больше Алек старался. — Знаешь, Александр, такая награда стоит всех сегодняшних трудностей, — прошептал Великое Бедствие позже, когда они лежали рядом на берегу. Алек отвел волосы с его влажного плеча, коснулся губами карамельно-смуглой бархатной кожи. — Лучше бы их не было вовсе, — едва слышно ответил Алек, оставляя еще один поцелуй на его шее. Великое Бедствие ничего не сказал, но Алек и не ждал ответа. — Я волновался за тебя, — признался он. Должно быть, что-то подобное испытывал и Великое Бедствие, когда сам Алек искал очередных бандитов. И теперь он не ожидал, что Великое Бедствие пообещает больше не рисковать, просто хотел, чтобы он знал, что Алек о нем думает. Он почувствовал нежное прикосновение к щеке и вскинул голову. Великое Бедствие смотрел на него с нежностью. — Спасибо за помощь, Александр, — произнес он. — Без тебя я бы не справился. Спасибо, что поверил... Ему не надо было объяснять, что он имел в виду — Алек понял это и сам. — Я всегда тебе верю, — шепнул Алек, снова целуя его. Помедлил, прежде, чем признаться: — Даже когда очень трудно... Он осекся, не зная, как объяснить, насколько много это для него значит: доверять кому-то — Великому Бедствию! — настолько, чтобы отбросить сомнения, чтобы делать что-то вопреки всему. Вопреки логике, здравому смыслу и тому, во что верил ранее. Впрочем, последнее подвергалось сомнениям с самого знакомства с Великим Бедствием, который научил его столь многому. Показал, что и Алек может быть счастлив. И хотя порою им обоим хотелось большего, и тогда Алек думал, что редких встреч недостаточно, чтобы это продлилось достаточно долго, что однажды Великому Бедствию надоест ждать его, и тогда все это закончится... Но в то утро на реке, когда особенно яркими были воспоминания о прошедшей ночи, Алек не хотел думать об этом. Не хотел сомневаться. Вместе они справятся. То, что у них есть сейчас, стоит того, чтобы бороться. Невзирая на трудности. Нужно только найти в себе веру... А Алек ее нашел. --------------------- Чудесные арт и баннер авторства Рия Ареи: https://i.imgur.com/VGGnVY5.jpg https://i.imgur.com/eLkBT7i.jpg