Шэдоу-Вэлли

Спокойные вечера даются Джо нелегко. Особенно после не менее спокойных — по его мнению, “скучных” — дней. Когда он возвращается из Уотергласс после авантюры с Алеком — как бы невероятно это ни звучало! — таких дней выдается несколько. Вулси занимает его, как может, гоняет с мелкими поручениями, но для кипучей энергии Джо это что капля воды для костра. Еще немного — и Джо пойдет вразнос, выплескивая накипевшее на окружающих ядом, а то и нарвавшись на драку. Вулси знает отличный способ сбросить лишнее напряжение, но... Всегда есть "но". Сейчас оно в вопросе, насколько сам Вулси сможет держать себя в руках. А его самоконтроль отнюдь не бесконечен, особенно когда кто-то настолько горячий выгибается под ним на кровати и трется всем телом, разводя длинные ноги. Вулси считает, что тот факт, что он до сих пор сдерживался и не взял Джо, спишет десяток грешков с его пропащей души. Особенно если вспомнить, что в самый первый раз Джо, без сомнения, за тем и пришел… Не имея толком представления, на что решается, он тогда смотрел, как одичавший пес, который тянется к теплу, но по собственному опыту ждет удара. И готов укусить в ответ. Вулси тогда просто не смог бы причинить ему боль. Ну и в его же интересах было сделать так, чтобы Джо все понравилось. А ему понравилось – о, ему понравилось достаточно, чтобы едва успев отдышаться и докурить сигару, он недвусмысленно потребовал повторения… В чем Вулси, само собой, не стал отказывать. И вот теперь, казалось бы — бери тепленьким. Но Джо — как головешка из костра, даже если холодная на вид, всегда может оказаться, что под слоем угля прячется живой огонь, обжигающий руку. Это заставляет думать дважды — а то и трижды! — перед тем, как что-то сделать, но видит Бог, Вулси до чертиков устал ходить вокруг да около. Говорят: седина в голову — бес в ребро. Седины у Вулси почти нет, зато бесов — хоть зови священника. Вулси следовало бы вести себя спокойнее и холоднее. В его возрасте попросту глупо влюбляться, и тем более в кого-то настолько моложе, настолько злее, настолько безрассуднее… но Джо — как плитка шоколада для сластены. Как бутылка виски для алкаша. Как сам Джо для Вулси. Слишком большой соблазн. Должно быть, за годы, что Вулси провел в этом тихом забытом миром углу, он настолько завяз в его сонной неподвижности, как пчела в смоле, что понадобилось целое пожарище, чтобы смола растаяла и дала ему снова почувствовать себя живым. Было бы проще, если бы Джо хотя бы не провоцировал нарочно, но дорвавшись, он растерял после пары раз всякие остатки страха и сомнений. Не умея еще говорить о своих желаниях прямо, он просто мастерски заставляет Вулси захотеть уложить его на лопатки. Или вжать в стену. Или нагнуть над столом — но с этим стоит немного повременить, сейчас Джо точно на такое не пойдет... Вулси не очень понимает, как желание защитить этого кусачего, озлобленного парнишку уживается с желанием сделать с ним все грязные вещи, которые он только может вообразить. Впрочем, когда Джо заходит в дом, всякие посторонние мысли отпадают сами собой. Потому что о чем, дьявол его раздери, можно думать и в чем сомневаться, когда этот злющий волчонок подходит к нему, сердито кусая губы. Он загнал в конюшню свою омерзительную — вот уж когда характеры у хозяина и скотины совпали! — лошадь и, видимо, зазевался: рукав рубашки надорван. Джо тяжело дышит, шея в расстегнутом воротнике рубахи покрыта бисеринками пота, и Вулси прикипает к ней взглядом. Загар на светлую кожу ложится неохотно, так и норовит обжечь краснотой, но в конце лета проходится бронзой по всем, бывающим на солнце. У Джо еще и без того светлые волосы выгорели почти до белизны. Несколько длинноватых, отросших волосков прилипли к шее. Надо будет загнать парня в парикмахерскую, чтобы не ходил неряхой и не портил репутацию шерифского значка. И не соблазнял Вулси россыпью светлых прядей, в которые хочется запустить пальцы. Потянуть, привлекая к себе... — Скотт! — уже совсем свирепо рявкает Джо. — Ты меня вообще слушаешь?! Вулси смотрит в его злые темные глаза и спокойно отвечает: — Нет. Тянет за куртку к себе. Джо давится вздохом, теряется поначалу. "И отказываться не хочет, и считает нужным сохранить статус-кво", — безошибочно определяет Вулси. Как же, как же, гордые и независимые мужчины не дают завалить себя в койку. А если и дают, то исключительно гордо и независимо... Вулси не может сдержать смешка перед тем, как поцеловать Джо в шею. Тот вздрагивает, хватается за плечи. "Оттолкнуть — не оттолкнуть", “позволить — не позволить”... Вечная дилемма. Вулси его от нее избавит. Он трогает солоноватую влажную кожу языком, и тут же прихватывает зубами. На этот раз Джо не дергается — только вздыхает шумно. — Скотт, ты охренел, я с тобой разговаривал вообще-то, — сипло выговаривает он. Вулси поднимает голову и смотрит на него едва заметно вскинув брови, а потом снова, не произнеся ни слова, впивается в шею уже с другой стороны. Кожа солоновата от пота, на зубах скрипит пыль, но какое это имеет значение, когда Джо захлебывается стоном? Его бы сейчас поцеловать, попробовать на вкус искусанные губы, но ведь огрызнется же, а то и оттолкнет. Как-нибудь в другой раз, Вулси и всего остального хватит. Пуговицы на рубахе тугие, Вулси едва не обрывает их, пытаясь расстегнуть первые две. Джо не сильно-то и против, вернее сказать — вообще не против. Если еще вернее: раз он не отбивается и не рычит — можно считать, что он обеими руками за. Но увлекаться все-таки не стоит, им еще до кровати надо дойти. А там Вулси уже поживится... Джо смотрит на него поплывшим взглядом, в котором желание мешается с чем-то темным и опасным. Нет, все-таки приходится быть начеку, а то еще решит, что его используют только для удовлетворения низменных желаний — святые угодники, да Вулси и сам бы дал, если бы Джо догадался попросить! По лестнице удается подняться почти чинно — Вулси впереди, Джо за ним, прожигая взглядом спину. Ну и не только спину, очевидно же. Не просто так ведь идет следом, как привязанный. Вулси замечает, какой у него снова взгляд — решительный, будто он на войну собрался,— и это было бы забавно, не усложняй все в сотню раз. Вулси прекрасно представляет, где и когда Джо нахватался всевозможных предрассудков их общества, но единственное, что теперь может сделать — это показать на деле, насколько они нелепы. Показать Джо, что им может быть хорошо вместе. Джо сам расстегивает рубашку до конца по пути наверх — Вулси понимает это, когда он просто сбрасывает ее с плеч в спальне. Щелкает пряжкой ремня, косится — Вулси тут же шагает ближе, накрывает его руки своими, помогает — "все правильно, Джо, вот так". Гладит плоский живот, бока. Джо худощав; острая угловатость, которой парни его возраста обычно уже лишены, сохраняется именно благодаря недостатку веса. Если бы Вулси мотало по стране в его возрасте, если бы он не осел тут, то тоже был бы таким: поджарым и тощим, с бесприютным холодком во взгляде. В груди что-то разгорается, и Вулси притягивает Джо к себе, чтобы ни о чем не думать. Снова жадно прихватывает зубами кожу на шее — назавтра Джо не выйдет из дома без платка или будет выслушивать вопросы, какая из девочек Дойла так горяча. Джо снова стонет, на мгновение подставляя шею и тут же снова поворачивает свою упрямую башку, мешая, не давая целовать. Вулси все-таки запускает пальцы ему в волосы на затылке, тянет, понукая запрокинуть голову и накрывает ртом дрожащий кадык. Джо цепляется за его плечи, сжимает пальцы до боли. Сам подталкивает к кровати. Горячий, нетерпеливый, обнаженный. Уже заведенный. Вулси приподнимается, неаккуратно стягивает собственную рубашку — он не должен бы так спешить, он-то не мучимый неудовлетворенностью мальчишка. Но он все равно не скрывая нетерпения тянет Джо к себе, роняет на себя сверху. Джо горячий, будто не вернулся в дом с улицы в октябрьский вечер, а вынырнул прямиком из палящего августа, где голышом стоял под солнцем. Вулси ведет ладонями по его спине, царапает острые лопатки и сам плавится, плавится, плавится, отдается тягучему душному возбуждению. Черт знает, сколько лет так не было... Вулси прижимает Джо к себе, с дурацким восторгом ощущая, как тот заведен. Тот в ответ прижимается ближе, проезжается влажной головкой по животу и стонет над ухом. Шумный. Старается сдерживаться, чтобы не показать, как ему хорошо, из все тех же заморочек, но Вулси-то все равно замечает. Да и как можно не заметить, когда полминуты спустя Джо отстраняется, чтобы стянуть с него штаны? Вулси помогает, приподнимается — Джо так сдергивает с него одежду, будто предпочел бы ее порвать. Снова вжимает в кровать, жарко дышит в шею, трется всем телом. Вулси давит ему на плечи, собираясь поменяться местами, но Джо только сильнее наваливается, а потом неожиданно кусает в шею. Вулси замирает, Джо на мгновенье тоже, ожидая реакции. Проводит по укусу языком, прихватывает зубами уже полегче, а не так, словно собрался перегрызть горло. Вулси гладит его по затылку и запрокидывает голову. Что ж, ладно. Инициатива должна поощряться. Джо, осмелев, кусает повыше, прижимается губами, обжигая шею горячим дыханием. — Еще, — шепотом подсказывает Вулси, и на коже сжимаются зубы — больно и сладко. Джо дышит ему в ухо, и Вулси замирает, предчувствуя, что будет дальше и, конечно, угадывает: Джо прихватывает мочку губами, прикусывает сперва ее, потом выше, дразнит языком и дышит, господи, дышит так, что можно сойти с ума!… Что ж, видимо, он все-таки успел побывать у Флоры. Главное, никогда не сказать ему, у кого он этому учился и кто учил Флору так делать... Самому Вулси важнее то, на ком Джо спешит выученное испытать. Вулси снова ведет ладонями по его спине, ниже, с удовольствием сжимает и тискает задницу. Джо, кажется, совсем не против — едва ли, правда, он подставляется под руки осознанно. Чуть прогибает поясницу, и Вулси, не упуская момента, оттягивает ему ягодицу и проводит между ними. Джо напрягается, плечи сразу же каменеют. И взгляд опять настороженный и затравленный. Как же с ним непросто... Может, потому и интересно? Потому так кружит голову простая близость, что в любой момент Джо может отшатнуться? Потому так заводят кусачие поцелуи, что на их месте могло бы быть что похуже. И когда Джо — этот комок яда и нервов — все-таки подчиняется, Вулси теряется в эйфорие оттого, что именно ему удается укротить этот пожар и не сгореть. — Не хочешь? — прямо спрашивает Вулси, и Джо смотрит уничтожающим взглядом. Понятное дело, сказать "хочу" гордость не позволяет. Тогда стоит спросить иначе. — Боишься? Джо смотрит так, будто готовится отгрызть ему голову. — Не бери меня на слабо, — шипит он. Вулси едва удерживается от того, чтобы спросить, а можно ли его взять без всяких танцев вокруг да около. — Я тебе не пугливая девчонка, — по-своему выворачивает все Джо, и Вулси какое-то время не может понять — это что, "да"? Джо и вправду, пусть и в своей заковыристой манере, сказал, что готов? Он перекатывается на постели, подминает Джо под себя. Тот не брыкается, но все еще напряжен, как натянутая струна. Ничего, Вулси заставит его издавать самые восхитительные звуки... Впрочем, когда он спускается по груди и животу поцелуями, Джо только кусает губы. Вулси ныряет языком во впадинку пупка — Джо вскидывается, но снова сдерживает стон. Упрямец. А если так? Вулси обеими ладонями проводит по его груди, нарочно задевая соски. Склоняется, ловит губами, дразнит и прикусывает. Джо шипит и неразборчиво ругается сквозь зубы. Кажется, честит Вулси по матушке… Он в отместку прикусывает снова, тянет сосок губами, пока Джо не всхлипывает возбужденно. Вот так-то лучше. Вулси неторопливо, вдумчиво оглаживает его тело кончиками пальцев, ладонями, губами... Джо дышит тяжело и загнано, вскидывается, когда он прикусывает кожу над пупком, одновременно поглаживая его по бедру. Должно быть он ждет, что Вулси спустит руку пониже, но когда тот делает ровно наоборот и обеими ладонями проводит по груди, потирая мозолистыми пальцами искусанные соски, Джо кусает губы и смотрит с таким желанием, что Вулси просто не может удержаться: — Все еще хочешь поговорить? Взгляд Джо меняется, как картинка в калейдоскопе. С желания на что-то близкое к бешенству. — Сука ты, Скотт... — Не сука, а кобель, — с довольной ухмылкой поправляет тот. Вжимается пахом в бедро Джо, трется, снова припадает к его шее. Джо выгибается под ним, подается навстречу, а потом скользит ладонями по спине. Вулси стонет от неожиданной, и тем особенно чувственной ласки. Ведет ладонью по бедру Джо ниже, до колена, давит недвусмысленно, но тот не поддается. Отталкивает Вулси — тот приподнимается на локтях. В животе холодеет при мысли, что Джо все-таки передумал; Вулси не хочет и не может остановиться сейчас. Но Джо со свистом выдыхает и переворачивается на живот. Вулси гладит его по спине. Он предпочел бы видеть его лицо, но если Джо так проще расслабиться, то пусть. У того и так жарко полыхают уши от стыда. Спина Джо стараниями самого Вулси и еще пары ублюдков представляет из себя не самое лучшее зрелище. Рубцы, рубцы… Тогда, той ночью на заброшенной ферме, Вулси не двигало ничего, кроме желания как следует припугнуть и наказать Джо, чтоб неповадно было. Ему и в голову не могло прийти, что однажды тот вернется. Что однажды тот повернется к нему спиной, не боясь ни удара, ни унижения. Джо сводит его с ума тем, что никогда нельзя угадать заранее, на какой кривой козе к нему подъехать и что в итоге из этого выйдет. Вот как сейчас. Джо сводит его с ума тем, как выгибает спину под его ладонями, будто, если отвернулся, то не стыдно. Вулси не отказывает в ласке, разглаживает пальцами рубцы, гладит, разминает, хотя самому уже больно от возбуждения, а Джо — бесстыже трется о простыню. Он уже не дергается, даже когда Вулси снова спускает ладони пониже. Без ложного стеснения, неторопливо лапает подставленную задницу. Трет пальцами между ягодиц, а потом тянется за заранее приготовленным маслом. Джо встряхивает головой, прячется за челкой. Застывает напряженно, когда Вулси вводит первый палец. Тот протискивает под него руку, накрывает ладонью пах, ласкает, отвлекает. В голове шумит от мысли, что хоть с девочками, но так Джо уже пробовал, раз не рычит и не отпихивает руку — знает, как надо. Желание его взять становится почти невыносимым. Вулси приходится вспоминать тетушку Адалуолфу, чтобы хоть немного остыть, потому что рано!.. Как бы Джо не подставлялся — рано. Вулси тянет его к себе за бедро, заставляя приподняться, проталкивает второй палец — с трудом, но один черт достаточно долго не получится, ни у него самого, ни у Джо не хватит на это терпения. Третий палец Вулси добавляет почти сразу. Джо шипит и зажимается, приходится дать ему пару минут привыкнуть. Вулси целует его шею под линией роста волос, прикусывает, проводит языком, слизывая соленый пот. Осторожно двигает запястьем, и Джо мелко подрагивает; черт его знает, от возбуждения ли, боли, стыда, всего сразу... — Скотт, — хрипло выдыхает он. Вжимается лбом в подушку. — Ты там золото надеешься отыскать? Вулси замирает. Голова не соображает абсолютно, и он едва ли не целую минуту пытается понять, о чем Джо вообще говорит. — Хватит копаться, — злым шепотом поясняет тот, не надеясь на чужую сообразительность. Вот же язва. Даже теперь не может не уколоть! Вулси в отместку проталкивает пальцы глубже. Дожидается глухого и совсем не недовольного стона. Вот теперь можно. Он ставит Джо на четвереньки под язвительное “да ладно?”. Не обращает на это внимания — Джо заведен до предела, к черту не посылает, и уже хорошо. Втирается между ягодиц, и Джо снова замирает. — Джо, — наклоняясь, шепчет ему на ухо Вулси. — Выдыхай, ты же не в засаде… Джо трясется от смеха и болезненно выдыхает, когда Вулси толкается в него. Джо узкий, тугой, а от боли еще и снова зажимается. Вулси целует его между лопатками, гладит по животу, но сдержаться уже не может. Его самоконтроля хватает только на то, чтобы толкнуться медленно, а не задвинуть сразу до упора. Джо, кажется, кусает кулак. Вулси поддерживает его под животом, пока подается назад и снова вперед. Ему кажется, что он кончит позорно быстро, как мальчишка. И Джо будет припоминать ему это до гробовой доски. Нельзя. Надо хоть дать ему попривыкнуть, но Вулси в самом деле не железный… Он наклоняется, вжимаясь лбом во влажное от пота плечо. — Какого… хрена?! — снова шипит Джо. Дергает плечом, едва не ударив Вулси по лицу. — Ты уснул, что ли?! Вулси в отместку кусает его за загривок. Паршивец, еще и подгоняет!.. Тот от этого не то чтоб затыкается — стонет так, что у Вулси мурашки бегут вдоль позвоночника. Он дергает Джо за бедра на себя, втирается до шлепка кожи об кожу, и стонет тоже, потому что, черт возьми, как тут вообще удержаться?! Как удержаться, когда Джо — колючий, язвительный, непокорный, — этот самый Джо под ним во всех смыслах, когда так стонет, когда толкается в его ладонь. Вулси крепче сжимает его член, резче двигает рукой и вбивается без всякого ритма. Жестко, сильно, безжалостно — нечего было напрашиваться! Снова кусает его загривок. Джо встряхивает волосами, а потом откровенно подставляет шею. У Вулси и так уже шумит в ушах, а от этого совсем ведет. Он впивается в шею Джо колким поцелуем, слышит очередной стон и кончает, войдя до конца, до влажного шлепка кожи о кожу. Джо вздрагивает раз, другой, прячет лицо в сгибе локтя, второй рукой накрывает и направляет ладонь Вулси на члене. Вулси едва дышит после оргазма, его самого трясет, и хочется растянуться на кровати и не шевелиться, но нельзя же оставить Джо справляться самого. Тот, безусловно взрослый мальчик и знает, что делать, но… что это за близость, если приходится додрачивать самому? Тем более осталось-то! Несколько движений и в ладони становится мокро, а Джо приглушенно стонет, зарывшись лицом в подушку. Вулси торопливо сползает с него, ложится сбоку, за плечо разворачивая Джо. Тот запыхавшийся, красный, волосы прилипли ко лбу… Джо сбрасывает его руку, отворачивается и некоторое время лежит, опершись на локти. Вулси представляет, о чем он думает, ему знакомы эти минуты, когда угар возбуждения отступает и оставляет с тем, что случилось под ним. Джо хочется притянуть к себе, размять закаменевшие плечи, пропустить между пальцами пряди волос. Хочется поцеловать, приласкать, но Вулси не делает ничего, прекрасно понимая, как тот это воспримет. Для Джо с его заморочками это не поддержка, а унижение. Не забота, а сомнения в его мужественности, так ее растак. Джо переворачивается на спину, морщится, и Вулси в очередной раз прикусывает язык, делая вид, что ничего не заметил. Перегибается через Джо, достает сигары, закуривает. Джо с вызывающим нахальством отбирает у него сигару и затягивается. Вулси в отместку припечатывает ему на влажный от пота и семени живот холодный портсигар. Джо вздрагивает и закашливается, поперхнувшись не то дымом, не то рвущейся с языка бранью. — Не отказывай себе ни в чем, — с умилением говорит Вулси. Джо показывает ему похабный жест, а потом ухмыляется: — А я себе ни в чем и не отказываю. И это пожалуй, можно расценить как признание того, что все нормально. Насколько вообще может быть нормально, когда идешь меж горящих костров, увешавшись связками динамита.