Шэдоу-Вэлли

      Дым от костра поднимался куда-то к еловым ветвям, путался и лавировал между ними, устремляясь к темно-синему ночному небу. Алек лениво следил за ним, откинувшись на руки. За ним — и за тоненькими кольцами дыма от трубки Великого Бедствия.       Они сидели у его хогана, около догорающего костра. Алек поворошил веткой в тлеющих углях и кинул ее в огонь. Было на удивление спокойно и уютно.       Необычные желто-зеленые глаза шамана мерцали в отблесках пламени. Алек снова перевел взгляд на трубку в длинных пальцах, и — невольно — на касающиеся ее губы.       — Хочешь? — неожиданно спросил тот.       — Да, — ответил Алек прежде, чем сообразил, на что соглашается, и о чем при этом думает. Но Великое Бедствие всего лишь сел ближе и протянул трубку, слегка улыбаясь. Алек затянулся — и тут же закашлялся под пристальным, пронизывающим взглядом.       — Белый мальчик не умеет даже курить, — поддразнил Великое Бедствие.       Алек недовольно фыркнул и хотел уже доказать обратное, но тот забрал у него трубку, чуть задержав свои пальцы на его руке. Алек сглотнул — в горле першило. От дыма, конечно.       — Я покажу, как надо, — почему-то понизив голос, пообещал Великое Бедствие, поднес трубку к лицу, снова обхватил ее губами, вдыхая и выдыхая терпковатый, сладко пахнущий дым. Алек, не мог отвести взгляда, словно заколдованный. А потом Великое Бедствие приблизился почти вплотную. Алек замер, сбитый с толку и ошарашенный этой неожиданной близостью, отмечая как-то краем сознания, как ложится на колено чужая рука, как уверенно пальцы другой приподнимают его лицо за подбородок, как случайно, мимолетно, касается щеки гладкое, отполированное дерево.       И почему-то такая правильная мысль оттолкнуть даже не пришла ему в голову.       — Приоткрой рот, — попросил Великое Бедствие, в очередной раз вдыхая дым из поднятой трубки. А выдыхая его прямо в губы послушавшегося Алека. Их губы не соприкоснулись, только смешалось дыхание, а от табачного дыма у Алека закружилась голова. Определенно, от дыма.       Но так сладко и приятно, что он чуть подался вперед, вдыхая его остатки. На какое-то, показавшееся невыносимо долгим, мгновение они замерли в паре миллиметров друг от друга, а потом губы прижались к губам — Алек даже не успел понять, как так вышло, и кто первым потянулся к другому. На самом деле он вообще ни о чем не думал, просто ловил и прихватывал чужие губы, чувствуя на языке терпкий привкус табака, вцепляясь в плечи прижавшегося к нему Великого Бедствия. В голове шумело, как от выпивки. Рука у него на ноге поползла выше, к бедру, и Алек откинулся назад, увлекая Великое Бедствие на себя.       В затылок что-то больно ткнулось и это, хоть немного, привело Алека в себя. Он замер, с ужасом осознавая, что наделал, и, садясь, не очень-то деликатно спихнул Великое Бедствие. А потом вскочил, запуская руки в волосы.       Великое Бедствие поднялся, неторопливо поправил сбившуюся одежду и только потом, подойдя ближе, посмотрел на Алека.       — То, что мы… Это все…, — тот запнулся, не представляя, что сказать, желая одновременно снова притянуть Великое Бедствие к себе и оказаться как можно дальше отсюда. Он бессильно взмахнул руками. Пара минут ушла на то, чтобы отыскать кольт, куртку и шляпу, брошенные около костра. Пара минут неловкого, напряженного, невыносимого молчания.       — Уходишь? — наконец спросил Великое Бедствие. Спросил спокойно, без намека на обвиняющие нотки в голосе, и Алек оглянулся, чтобы убедиться — тот, и правда, смотрел на него с легкой улыбкой, не касающейся серьезного взгляда.       — Извини, — только и сказал Алек. Прозвучало жалко, но он вообще не представлял, что теперь делать и говорить.       — Я не жалею, — Великое Бедствие шагнул к нему, но Алек отшатнулся, и тот замер. Он казался бы вырезанной из дерева фигурой, застывшей и неподвижной, если бы не горящий взгляд и трепещущие на ветру перья в волосах.       — Прости, — снова повторил Алек, отворачиваясь. Уже когда он вскочил на своего белого — черт возьми, того самого белого жеребца, которого объезжал под руководством Великого Бедствия, — тот придержал коня, глядя на Алека снизу вверх.       — Александр, — позвал он. И продолжил, дождавшись, пока тот посмотрит на него. — Не вернешься — я пойму. Вернешься — не сдамся, — он говорил спокойно и решительно, и Алек, не выдержав, отвел взгляд. И уехал.       Чтобы через неделю вернуться.