Жрец Кровавой Богини

Писалось под Shiro Sagisu – Nothing Can Be Explained (vocal ver.) — Я… Сын Четвёртого Хокаге..? — Джашин поведала Наруто историю его происхождения, рассказав о кланах Намикадзе и Узумаки, и о деревне Водоворота, канувшей в Лету. Когда блондин отошёл от шока, он испытал искреннюю радость, гордость, какую испытывает сын легендарного героя. Но счастье длилось недолго: вскоре его накрыло осознание неприглядной истины. — Они лгали мне… Тсунаде, Какаши, старик Сарутоби, и ещё чёрт знает кто! Все они знали, что я сын Четвёртого, знали, как все в деревне ко мне относятся, но ничего не сделали, чтобы помочь! Всего пара слов из их уст могла бы изменить мою жизнь! — Закон запрещал им рассказывать тебе об этом, но, несомненно, это их не оправдывает, — Богиня Крови говорила спокойно и холодно, и лишь в глазах можно было разглядеть блеклую тень сочувствия. — А Джирайя! ОН мой крестный?! Какого же чёрта он тогда не сказал мне об этом?! Почему даже не попытался намекнуть, что мой отец — Жёлтая Молния Листа, ведь была же возможность!!! Когда мы были за пределами Конохи, он мог… Никто бы его не наказал, никто бы даже не узнал об этом!.. Почему?.. — Узумаки прикрыл глаза, чтобы скрыть от неё навернувшиеся на глаза слёзы. — Правда бывает жестока, но я рассказала тебе всё это не затем, чтобы причинить боль. Я хотела, чтобы ты осознал, насколько уникальным ребёнком являешься: наследник древних кланов и сосуд девятихвостого демона, ты словно не огранённый алмаз. И я хочу заполучить тебя, — джинчурики непонимающе взглянул на женщину сквозь пальцы. — Я хочу, чтобы ты стал моим жрецом. Не спеши отказываться, дитя. Я не похожа на остальных Богов: тебе не придётся уходить в монастырь или отказываться от стези шиноби и вести образ жизни, отвергающий насилия и все блага мирские, при этом даже не получая ничего взамен. На самом деле, всё как раз наоборот. Принося мне жертвоприношения и совершая кровавые ритуалы, ты обретёшь силу, с которой не могут сравниться даже потомки клана Учиха. Джашин ударила по больному, и она это знала. Стоило упомянуть злосчастный клан, и глаза цвета ясного неба вспыхнули от ненависти. Узумаки до боли сжал кулаки и посмотрел на неё решительно и серьёзно. — Как жрецу Богини Крови, мне придётся убивать людей? — Да, но не забывай, что тебе и так уже приходится это делать, как шиноби. Так в чём разница? — «Ха, а ведь она права…». — А взамен, я дарую тебе бессмертие. Ничто на свете не сможет убить тебя, и это лишь крупица того могущества, которое ты сможешь обрести. — …Почему для тебя так важно заполучить меня в свои ряды? Ради этого, ты даже вернула меня к жизни. Не пойми неправильно, я благодарен, правда. Но это кажется подозрительным, — Богиня Крови задумалась над ответом, устремив взгляд куда-то вдаль. — Моя религия умирает. Оставшихся проповедников можно пересчитать по пальцам… Я, раньше вселявшая ужас в души смертных одним своим именем, отныне забыта. Я, пожинавшая сотни жертвенных душ в год, вынуждена довольствоваться жалкой парой десятков! Я утратила былую силу! Я!..  — на долю секунды глаза Джашина вспыхнули малиновым пламенем от злобы, но она тут же заставила себя успокоиться и глубоко вдохнула. — Я скажу честно: ты моя последняя надежда, Наруто. Посмотри, как низко я пала — вынуждена умолять о помощи! Но другого выбора у меня нет. Либо ты вернёшь былое величие моему культу, либо, спустя пару поколений, меня ждёт забвение. А это пострашнее смерти будет. Так что, давай поможем друг другу? Я знаю, что ты жаждешь отмщения. Так прими же моё покровительство, и вместе мы покажем Учихе Саске, что такое настоящий Ад. Прозвучит странно, но в глубине души Наруто хотел быть с Кровавой Богиней. Хотел, с момента, как увидел её, задолго до того, как она озвучила своё предложение. По какой-то, пока неясной ему самому причине, Узумаки ощущал умиротворение в её присутствии. Но, несмотря на это, он не тешил себя иллюзиями относительно сущности своей новой знакомой. Он уже сейчас мог прочертить параллели между ней и Орочимару: та же личная заинтересованность и то же обещание силы, за которую, похоже, придётся дорого заплатить. И, ещё вчера, все эти доводы сыграли бы против Богини, но только не сегодня. «Саске нарушил все правила, чтобы получить желанную силу. Так почему я не могу поступить так же?», — думал джинчурики, вставая с колен, неотрывно смотря Божеству в глаза. Он не испытывал ни сомнений, ни угрызений совести, ни стыда. Да и перед кем? С чего это вдруг его должно волновать мнение жителей Листа, когда половина его ненавидит, а другая скрывает от него правду? Сейчас всё, чего он желал, всё, чего жаждал всеми фибрами своей души - примкнуть к Джашину. Это желание шло от сердца, боль в котором утихла, как только Богиня предстала перед Наруто. Узумаки решительно произнёс: — Хорошо. Я стану твоим жрецом. — Превосходно. Я знала, что не ошиблась в тебе, — губы Кровавой Богини вытянулись в довольной ухмылке. Её ликование было видно невооруженным взглядом, однако даже Наруто, ничего толком не знавший об учении Джашина, понимал, что до обретения статуса жреца ему далеко, как до Луны. Слова ничего не значат, их необходимо подкрепить действиями. — Что дальше? Мне нужно поклясться в верности, или что-то вроде того? — Ты ещё принесёшь свою клятву, но не здесь, и не сейчас. Первым делом займёмся твоими ранами. Возвращайся домой и подготовься к целительному обряду. *** Наруто всё сделал, согласно наставлениям Богини Крови. Переступив порог своей квартиры, он не стал нигде включать свет и сразу же прошёл в спальню. Открыл там окно, разделся до пояса и лёг на спину, скрестив руки чуть ниже груди. Джашин явилась сразу же: Узумаки видел, как в темноте, у изголовья кровати загорелась пара глаз. Богиня приблизилась к нему и извлекла из своего рукава небольшие песочные часы с тёмным песком внутри. Указательным пальцем свободной руки она «начертила» на ритмично вздымающейся груди блондина триграмм и поставила песочные часы в его центр. В то же мгновение генин почувствовал слабость. Его сердцебиение начало замедляться с каждой пересыпавшейся песчинкой, а веки стремительно тяжелели. Последняя песчинка, и глаза джинчурики закрылись. — Приятных снов, — прошептала Джашин, но Узумаки её не слышал. Он вообще уже ничего не слышал. Узумаки погрузился в летаргический сон. Наруто было одновременно и душно, и зябко, и холодно. Ему являлись странные образы сражений, о которых он никогда прежде не слышал. Людей, которых ни разу не встречал. Незнакомых земель, устланных обугленными костями. А ещё ритуалов. Кровавых, жестоких, тёмных. Иногда, перед ним представали и совершенно безобразные твари, от которых бросало в дрожь. Так, прошла ночь, а когда Узумаки проснулся, уже рассветало. Джинчурики встал и тут же понял, что больше у него ничего не болит, и левая рука теперь двигается вполне свободно. На самом деле, он даже ощутил прилив сил и бодрость, обычно неприсущую ему в это время суток. Только кончики пальцев на руках и ногах слегка онемели, но в остальном он чувствовал себя прекрасно. Желая проверить свои предположения, генин подошёл к зеркалу и стал разматывать свои бинты и отклеивать пластыри. Как он и ожидал, все ссадины, синяки и ожоги прошли, и лишь грубый шрам внушительных размеров на груди остался, как напоминание о его поражении. В отражении Наруто увидел Богиню Крови, возникшую у него за спиной, и обернулся. Пустой взгляд женщины изучающее окинул тело блондина и замер на его грудной клетке, оживившись. Можно было подумать, что Джашин лицезрела произведение искусства, созданное рукой истинного мастера. Она приложила ладонь к шраму, и от неё по телу разошёлся могильный холод. Джинчурики выдохнул облако пара. — Эта рана была смертельной. Шрам от неё останется на всю жизнь, — Джашин странно ухмыльнулась, и что-то в этой ухмылке сразу же не понравилось Наруто. — Даже я не могу вылечить разбитое сердце. — Не пори чушь, — нахмурившись, Узумаки резким, похожим движением одёрнул её руку. Ему было плевать, Богиня она или нет, подобных намёков он терпеть не собирался. Джашин лишь строго взглянула на него. — Теперь, когда с этим разобрались, каков следующий шаг? Я не могу позволить себе тратить время впустую, так что давай поскорее перейдём к делу. — Ты отправишься в Страну Железа. Там, среди заснеженных гор, живёт человек по имени Тайга. Он выдаст тебе необходимое… снаряжение, и подготовит тебя к твоему первому ритуалу. *** Наруто постучал в дверь кабинета Хокаге и, дождавшись разрешения, открыл её. Тсунаде сидела в своём кресле, к чему джинчурики был готов. Чего он не ожидал, так это того, что по правую руку от неё будет стоять Джирайя. Седовласый поздоровался с сыном Четвёртого кивком, но вот выражение его лица назвать приветливым уж точно было нельзя. Оба санина озадачено уставились на генина по двум причинам. Во-первых: едва живой ещё вчера, сейчас он предстал перед ними совершенно здоровым. Во-вторых: он пришёл с походным рюкзаком на плечах. — А я вчера заходил в больницу, хотел тебя проведать. Теперь понимаю, почему я тебя там не обнаружил. Боже, парень, на тебе всё заживает так быстро, что аж страшно становится, — подал голос шиноби-писатель, попытавшись разрядить атмосферу. На лице Наруто не дрогнул ни один мускул. — Мда… — По поводу Сакуры, — начала Пятая, не скрывая своего негодования. У Узумаки, совершенно забывшего об инциденте с Харуно, возникла лишь одна мысль: «Ох, бля…». — Тебе есть, что сказать? — …Я был не в себе, и глубоко сожалею о том, что сделал. При первой же возможности я попрошу у Сакуры-чан прощения, - но, уже секунду спустя, Наруто смог не только выкрутиться, но и направить беседу в нужное русло. — В последнее время, на меня многое надавило, и нервы начали сдавать… Именно поэтому я и пришёл. После всей этой истории с Саске, находиться в деревне для меня стало просто невыносимо. Воспоминания давят на меня, я боюсь снова сорваться и причинить кому-нибудь боль. Я знаю, что много прошу, но, пожалуйста, дайте мне неделю-другую, быть может, месяц вдали от Конохи. — Ты… просишь об отпуске? — удивление внучки Хаширамы вытеснило весь праведный гнев. Она не ожидала от генина, который обычно до потери сознания готов тренироваться, подобной просьбы. – Но куда же ты хочешь отправиться? — В Страну Железа. — На месяц в другую страну?! Это исключено! — Почему? Из-за того, что я джинчурики? — Узумаки не без презрения взглянул на Хокаге. – То, что я живое оружие Конохи, делает меня ещё и пленником? — Дело не в этом! Ты же ещё ребёнок! Ни один родитель не отпустил бы своего ребё… — вмешался, было, Джирайя, но осёкся на полуслове и опустил виноватый взгляд в пол. Наруто горько ему ухмыльнулся. — Точно. Вот только у меня родителей нет, - да, давить на эмоции таким образом было подло. Но, хэй, всё, что Джирайе нужно было сделать, так это признать здесь и сейчас, что он — крестный Наруто, и у него есть право решать. Но санин молчал, растягивая давящую тишину. – Ну, так что, отпустите или нет? Обещаю вернуться в срок, целым и невредимым. — Уход Саске из Скрытого Листа действительно так сильно тебя травмировал? — спросила Пятая, поразмыслив. — Знаешь, весь мир ведь не погиб, лишь потому, что один прогнивший Учиха решил предать всех, кому он был дорог… -… Для меня погиб, — блондин в неосознанном жесте положил ладонь на болезненно нывшую грудь. Хокаге устало вздохнула, потёрла виски и сдалась: — Так уж и быть, отпускаю. Может, отдых действительно пойдёт тебе на пользу… — Спасибо, — не желая более задерживаться ни здесь, ни в самой Конохе, Наруто незамедлительно вышел из кабинета, но прежде, чем он успел закрыть за собой дверь, Джирайя успел протиснуться в дверной проём. Шиноби-писатель и джинчурики оказались в коридоре резиденции Хокаге один на один. Сейчас, когда ничего больше не нужно было выпрашивать у Тсунаде, Наруто смотрел на разочаровавшего его крёстного с откровенным презрением. Седоволосый секунд десять молча смотрел на Узумаки изучающим, колким взглядом. — Не знаю, что сейчас творится в твоей жизни, Наруто. И не собираюсь заставлять тебя рассказывать мне. Но позволь кое-что тебе сказать, как шиноби: если ты продолжишь в том же духе… — Джирайя вдруг моментально переменился. Нет, лицо его не исказилось в ужасной гримасе гнева, но что-то в его взгляде говорило: я могу убить и глазом не моргнуть. Этот взгляд навсегда врезался в память Узумаки, — …ты плохо кончишь. Наруто даже не знал, что напугало его сильнее. Грозная сторона личности санина, открытая им впервые, или тот факт, что после этого вселяющего ужас мимолётного мгновения шиноби-писатель вернулся в свой «нормальный режим», улыбнулся ему и, пожелав хорошо отдохнуть, покинул блондина.