***
Родители Сакуры боялись за свою дочь по понятным причинам. Едва заметив её пропажу, они тут же явились в кабинет Хокаге. Мать и так была на нервах, да и отец с трудом сдержался, так что спустя несколько минут после начала беседы зазвучали крики и слёзные мольбы вернуть их дорогую, сбившуюся с пути доченьку. Одним лишь Богам известно, что в происходило в голове Пятой в ходе этого разговора и как ей удавалось держать самоконтроль. Какими словами она сумела успокоить паникующих родителей, при этом не выдав собственный испуг? Вопрос без ответа. Как только супружеская пара покинула Тсунаде, их место занял Джирайя. Войдя в кабинет он обнаружил Принцессу Слизней, стоявшей у окна, спиной к нему. Санин не мог сказать наверняка, но он был уверен, что сейчас его давняя подруга смотрит на лица предыдущих Хокаге. И он был прав. Она вглядывалась в высеченные в скале глаза Четвёртого Хокаге и как бы спрашивала у него совета. — Почему ты не приставил к Сакуре АНБУ? — спросила Тсунаде не своим голосом. Не нужно было видеть её лицо, чтобы понять, какие она сейчас испытывала переживания. — Знал ведь, что если данные ей показания правдивы, её жизнь в опасности. Почему, Джирайя? Почему ты не защитил её? — До самого конца мне не хотелось верить, что я ошибся насчёт Наруто. Что всё, что Сакура рассказала мне о нём — ложь. В таком случае ей не понадобилась бы защита. Но похоже, что я оказался прав, — признался Жабий Отшельник, склонив голову. — Надеюсь, оно того стоило. Ведь это мне сейчас пришлось успокаивать родителей Сакуры, говорить, что всё будет в порядке, и в то же время осознавать, что их дочь, возможно, уже мертва, — Принцесса Слизней резко обернулась. В глазах у неё стояли слёзы. Джирайя ничего не сказал ей. — Сакура всегда была проблемной ученицей. После ухода Саске она заглушала боль всеми подручными средствами, в числе которых были и алкоголь, и наркотики… Я пыталась её спасти, правда. Но она никогда не слушала меня. Уверяла, что у неё всё под контролем. Я знаю, что мне стоило подвергнуть её принудительному лечению, но ведь это поставило бы крест на её медицинской карьере и опозорило бы её в глазах всех жителей деревни. Каким-то образом я научилась не замечать её пагубные пристрастия, закрывать на всё глаза. Притворяться, что всё хорошо… Боже, Джирайя, как мы допустили всё это? Мы ведь были в ответе за этих детей. И мы так облажались. — Так бывает… Привыкаешь к тому, что в нашем мире всем приходится рано взрослеть и забываешь о том, что подросткам всё ещё нужна наша забота и опека. Начинаешь давать им слишком много свободы, думая: «Он ведь взрослый, сознательный человек, способный принимать ответственные решения сам». В моём же случае роль сыграло ещё и чувство вины. Какое я имел право вмешиваться в жизнь Наруто, если мне не хватило смелости быть с ним с самого начала, когда он так нуждался в поддержке? Теперь нам придётся расплачиваться за свою беспечность, — после этой фразы давящее молчание продлилось примерно минуту, ибо что тут ещё можно было сказать? — Что будем делать? — Тсунаде решила на время забыть о самобичевании и обсудить план действий. — Для начала объяви Наруто в розыск. Нет смысла скрывать всё от народа. Если его или Сакуру кто-то заметит в деревне или в округе, пусть немедленно сообщит их местонахождение… Ещё созови всех, кого я допрашивал. С этого момента они официально состоят в отряде, главной целью которого является захват Наруто. Мне надо обговорить с ними стратегию. И что насчёт Какаши? По словам Сакуры, он является соучастником Наруто. — Я отправлю к нему группу захвата… Чёрт. В самом сердце Листа поселилось зло и безумие, а мы этого даже не заметили.***
Веки Сакуры задрожали. Она захлопала ресницами, щурясь от тусклого света и глядя в потолок. Голова была тяжёлой, как после похмелья или сильного наркотического опьянения. Первым, что она увидела при пробуждении, стала ползавшая по ней многоногая тварь. Это была огромная сколопендра, сантиметров в тридцать длинной. Толстые усики и прочные пластины, из которых состояло её тело, были золотисто-оранжевого цвета. Многоножка, обладавшая одним из самых болезненных в мире укусов, просто ползала по потолку, тихо постукивая лапками. Харуно попыталась встать, но не смогла даже пальцем шевельнуть. Тело её попросту не слушалось, но она по-прежнему всё чувствовала. Чувствовала сильную боль в нарывавшем левом соске и странное жжение в области живота. Не в силах даже повернуть голову, девушка попыталась оглядеться по сторонам и заметила, хоть и не сразу, сидевшего в углу на полу Узумаки. — Да ты, должно быть, издеваешься надо мной, — прохрипела куноичи, у которой во рту всё пересохло. — Отчего же? Я вполне серьёзен, — усмехнулся джинчурики, вскочив на ноги и приблизившись к Сакуре. Вопреки её ожиданиям, первым делом он поднёс к её губам флягу с водой. Девушка недоверчиво на него покосилась. — Что? Сакура, я тебя, конечно, убью, но уж точно не при помощи отравленной воды. Пей давай. Поколебавшись ещё несколько секунд, Харуно всё же припала к горлышку и принялась с шумом глотать живительную влагу. Наруто не поскупился и позволил ей осушить всю флягу, отчего его забота стала ещё более подозрительной. — Если собрался убивать, то зачем поишь? — обречённо спросила девушка. Жрец хмыкнул. — Прозвучит противно, но мне позарез нужна твоя моча. В качестве приманки для одной тварюшки из потустороннего мира, — Узумаки выдал всё это так, словно говорил об абсолютно нормальных вещах, в которых ничего странного не было. Сакуре даже захотелось рассмеяться. — Какой же ты всё-таки псих… — сказав это, Харуно снова уставилась в потолок с абсолютным безразличием, написанным на её лице. Словно ей было плевать на то, что она обнажена и скоро будет убита. Это раздражало жреца. — Тебе что, правда больше нечего мне сказать? Это ведь твой первый и последний шанс выговориться! — А не похуй ли? — огрызнулась куноичи. — Я всё равно здесь умру, так какая разница, что я тебе скажу? Мы и так с тобой вечно друг друга поливали грязью, не хочу свои последние часы тратить на это. — Как-то слишком уж спокойно ты всё воспринимаешь. Так не интересно. — Я просто устала от всего этого… Я даже рада, что всё подходит к концу. Наконец-то я буду свободна от твоего вечного гнёта. Хах, странно, да? — Узумаки прикусил губу, впившись в девушку грозным взглядом. Не такого он от неё ждал. Подобная реакция его совсем не устраивала. — Ого, как тебя коробит! Что, неприятно осознавать, что я тебя переиграла, а ты и отомстить мне толком не сможешь? Я ведь уже говорила: я тебя не боюсь. — Ты не знаешь, что такое настоящий страх, — Наруто убрал прядь волос с лица Харуно, а у той аж дыхание сбилось от отвращения. — Пока не знаешь. Джинчурики стал вальяжно расхаживать из стороны в сторону, а куноичи следила за ним взглядом. Она насторожилась, чувствуя, что у юноши на уме что-то действительно нехорошее. — Тебе доводилось переживать за своих родных? Знать, что твоих близких ожидают страдания, и быть не в силах помочь им — вот это действительно страшно, — Сакура злобно сощурилась на блондина. — Семью мою в это не впутывай, — процедила девушка столь грозно, словно это она сейчас контролировала ситуацию. — Или что? Как ты собираешься помешать мне? Ведь когда всё закончится, ты будешь мертва. При желании я покажу твоему отцу твоё изуродованное, бездыханное тело. Буду пытать или просто убью его. А твоя мать… Существует огромнейший список вещей, которые я мог бы проделать с твоей матерью, — Узумаки облизнул губы. — Тронешь их, и я тебя с того света достану, больной ты ублюдок!!! — благодаря печати, Наруто чувствовал, как Харуно изо всех сил старалась перебороть паралич и вцепиться ему в глотку. Все эмоции, которые она старалась сдерживать, чтобы не доставлять джинчурики удовольствие, начала прорываться наружу. — Ненавижу! Как же я тебя ненавижу!!! Чёрт! По щекам девушки покатились крупные солёные капли. Снова она увела взгляд от жреца и завыла. Тихо и жалобно, будто забыв человеческий язык. Наруто упёрся ладонями в каменный алтарь и наклонился к её лицу. — В забавном мире мы живём, — тихо сказал Узумаки, без ожидаемой злобы или издёвки. — Здесь и сейчас мы — палач и жертва. Казалось бы, совершенно разные люди, но у нас есть кое-что общее: в самом центре наших судеб стоит один человек, по вине которого мы такими стали. Разница только в том, что ты скатилась потому, что ты его любишь, а я вознёсся, потому что я его ненавижу. — Ха… Ха-ха-ха! Аха-ха-ха-ха! — Сакура вдруг залилась безумным смехом. Её лицо исказилось в странной гримасе, дыхание куноичи сбилось. Она чуть ли не задыхалась от хохота. Можно было подумать, что куноичи сошла с ума. И от того, что она затихла столь же внезапно, это подозрение только укрепилось. — Тебе что-то показалось смешным? — Тобой руководствует не ненависть, жалкий ты сукин сын! Я знаю, что такое ненависть! Знаю и что такое любовь! И в отличие от тебя, вижу разницу между первым и вторым! Ты так обижен на Саске, но тебе духу не хватает признать, что он разбил твоё маленькое, холодное сердечко! Так что можешь сколько угодно заливать про ненависть, но мы с тобой знаем, что твоя мнимая мотивация — фальшь! Твоя мотивация — шапито! ЦИРК ЕБУЧИЙ!!! И ты в нём главный клоун! Лицо Наруто словно окаменело. Оно не выражало абсолютно никаких эмоций, в отличие от глаз, которые чуть ли не искрились от дикой злобы. Какое-то время шиноби просто буравили друг друга взглядами, а затем джинчурики распрямился и свистнул, будто подзывая верного пса. Многоножка мигом метнулась к нему, с потолка переместилась на стену, сползла вниз по алтарю и, подбежав к хозяину, скрылась под его плащом. Харуно недоумевающе наблюдала за тем, как Узумаки подошёл к её ногам и поднёс руку к обнажённой промежности. Глаза куноичи широко распахнулись от ужаса, когда многоножка высунулась из-под его рукава и как бы встала на дыбы, протягивая свою голову к сокровенному месту. Сакура ощутила, как усики твари коснулись её половых губ, и от этого каждый волосок на её теле встал дыбом. — Т-ты ведь не собираешься… — не дав ей договорить, Наруто поднёс руку чуть ближе, позволив многоножке вцепиться в нежную девичью плоть мощными жвалами. Боль, которую в этот момент испытала Сакура, невозможно описать или представить в полной мере. Единственным, что давало отдалённое представление о том, что она ощущала, был её оглушительный, душераздирающий, нечеловеческий визг. Узумаки почувствовал, как всё её тело напряглось до такой степени, ещё немного, и её позвоночник не выдержит, поэтому он слегка ослабил технику паралича. Куноичи тут же изогнулась дугой, задёргалась в конвульсиях, с силой ударяясь о холодную поверхность алтаря, словно исполняя какой-то безумный лежачий танец. Сколопендра, подобно Харуно, рвала и метала, кусая её снова и снова, разрывая розовую плоть, превращая половые губы в изодранное месиво. В довершение кровавого действа тварь вгрызлась в крупную бусинку клитора, доведя Сакуру до пика агонии. Она запрокинула голову, издав протяжный вой, который постепенно затих, и обмякла, лишившись чувств. Глаза её закатились, лицо, покрытое смесью слёз и слюны, исказило выражение чистой, ослепляющей боли. Многоножка разжала жвала и уползла куда-то, а спустя несколько секунд по алтарю с тихим журчанием разлилась телесная жидкость. Неприятный запах аммиака тут же ударил в ноздри. «Какое страдальческое лицо», — удовлетворённо подумал Узумаки, к паху которого прилила кровь от всего этого зрелища. Его переполняли порочные, садистские желания. — Нельзя. До самого конца она должна оставаться девственницей, — за спиной у Наруто прозвучал хорошо знакомый шёпот, но, обернувшись, он никого не обнаружил. — Я знаю. Знаю…***
У порога квартиры Хатаке стояли трое АНБУ: девушка в маске совы и два парня в масках кота и медведя. Они не стали стучаться, а сразу же вскрыли дверь. Без шума, воспользовавшись отмычкой. Дверь с тихим скрипом отворилась и все они прошли внутрь, ступая осторожно и не издавая ни звука. Пройдя на кухню, АНБУ замерли. Какаши стоял у окна, повернувшись к ним спиной и, кажется, не замечая их. Он неотрывно наблюдал за движением сгущавшихся туч, подобных кольцам апокалиптического змея, обвивавшего в эту самую минуту весь мир. Да, день сегодня был серым и непогожим. Казалось, что сами силы природы предвещали беду. — Какаши-сан… — подал голос мужчина в маске кота, сделав шаг по направлению к джонину. — Какой прекрасный день, — Какаши заговорил столь неожиданно, что АНБУ чуть не подпрыгнули от неожиданности. При этом он по-прежнему на них не смотрел. — Птицы сегодня помалкивают, а единственные цветы, которые благоухают, это цветы зла в наших душах… Тревожась, АНБУ переглянулись. Для них слова Хатаке казались бессвязным бредом, указывавшим на возможное помешательство. Может, его удастся повязать без боя? Не похоже, чтобы он намеревался драться. — Простите, но нам приказали доставить Вас к Хокаге, — продолжил кот. По его манере речи чувствовалось, что он уважал Копирующего, даже сейчас, вопреки всем обстоятельствам. И его сокомандники были с ним солидарны в этом плане. — Прошу, не усложняйте ситуацию. Просто… Пойдёмте. — Да, да, конечно, — спокойно ответил Какаши и обернулся. АНБУ не увидели в его взгляде или выражении лица никакой враждебности. — А могу я попить водички, прежде чем мы уйдём? Хатаке кивком указал на кухонный стол, на котором стоял гранёный стакан с водой. АНБУ пожали плечами. Всё-таки Какаши — уважаемый шиноби, который, кажется, адекватно воспринял собственный арест. Не будут же они теперь отказывать ему в такой ерундовой просьбе? Копирующий подошёл к столу, а кот встал возле него и достал кунай. — Только без глупостей, — предупредил юноша. — Разумеется, — ответив, Хатаке поднял стакан со стола и поднёс его к своему лицу. Лицо. АНБУ только сейчас сообразили. Не станет же джонин пить через маску? Выходит, сейчас они воочию увидят лицо Хатаке Какаши — предмет слухов и сплетен, чуть ли не главную тайну Скрытого Листа? И в самом деле, вот, он уже зацепил краешек маски указательным пальцем свободной руки и потянул вниз. АНБУ напряглись, сосредоточив всё своё внимание на лице джонина. Они были настолько этим увлечены, что на мгновение позволили себе забыть о цели своего визита и осторожности. А зря. Внезапно Какаши ударил стаканом о край стола, пролив воду и разбив стекло, превратив предмет в своей руке в оружие. Он резко обернулся на сто восемьдесят градусов, встав лицом к лицу с ошарашенным парнем в маске кота, и нанёс хладнокровный удар, вогнав острое стекло ему в горло. Юноша издал булькающий, захлёбывающийся звук, из-под маски по его подбородку и перерезанной глотке потекла густая тёмно-красная кровь. Прежде, чем кот упал, Хатаке выхватил у него кунай, зарядил его чакрой молнии и метнул в того, что носил маску медведя. Кунай угодил ему в голову, пробив маску, и вошёл в череп, прямо промеж глаз. — Проклятье!!! — девушка была последней, так что у неё было больше всех времени на то, чтобы среагировать и принять меры. Она приготовилась атаковать Какаши, холодно смотревшего на неё, но моргнула, и в ту же секунду джонин исчез из её поля зрения. — Какого… — Я здесь, — раздалось у АНБУ за спиной. Какаши выдернул короткую катану из ножен, закреплённых у девушки на поясе, и как только она обернулась, нанес молниеносный удар. Взгляд её глаз, скрывавшихся под маской, тут же погас. Пару секунд она простояла неподвижно, а затем на её шее появилась тонкая алая полоска, становившаяся всё шире и шире. Голова куноичи свалилась с плеч, к ногам Хатаке. Он абсолютно безразлично посмотрел на неё, бросил катану и, не особо торопясь, вышел квартиры, оставив дверь настежь открытой.***
Пока Сакура валялась в отключке, Наруто занялся приготовлениями к явлению Дитя Тьмы. Он расставил и зажёг свечи, собственной кровью исписал все стены лаборатории странными символами, приглашавшими потустороннюю тварь в мир людей. Потайной люк, ведущий в подземелье, Узумаки оставил открытым, а у самого входа оставил тряпку, пропитанную мочой и кровью девственной жертвы, следуя инструкциям Книги Боли. У самого алтаря он разложил четыре алые паучьи лилии. Везде выключил свет, сел в углу комнаты в позу лотоса, сцепил руки в замок, зажав меж них амулет Кровавой Богини, и начал читать заклинание вызова. — Слушайте и повинуйтесь, рождённые Матерью Тьмы. Простритесь ниц перед Господином вашим, взывающему к вам из мира живых. Слушайте и повинуйтесь, рождённые Матерью Тьмы. Придите на зов, и будете напоены молодой девичьей кровью. Слушайте и повинуйтесь, рождённые Матерью Тьмы. В эту ночь будет растлена людская невинность. Слушайте и повинуйтесь, рождённые… Жрец читал запретные строки так долго, что сам начал впадать в транс, чему способствовало то, что ему пришлось замедлить поток чакры в собственном теле, чтобы скрыть своё присутствие. Но вот, пламя свечей затрепетало и словно стало более тусклым — явный признак того, что нечто потустороннее рядом. В спешке джинчурики закатал рукав, под которым скрывалась призывная печать, надкусил большой палец и провёл им по печати. Раздался тихий хлопок, и из облака дыма в руках Узумаки появилась боевая коса. Сжав её покрепче, блондин притих и прислушался. Из коридора донёсся тоскливый, жалобный вой, не похожий ни на звериный, ни на людской. От него у джинчурики внутри всё похолодело, а в горле встал ком. Раздался топот множества ног или каких-то других конечностей. Топот становился всё громче, по мере того, как нечто приближалось к комнате. Остановившись у самого порога, оно начало водить по двери лапами, царапая её длинными когтями. Затем нащупало ручку, надавило на неё и толкнуло дверь вперёд. Дверь отворилась со скрипом, и в комнату вразвалку ввалилось огромное Дитя Тьмы. В темноте Наруто смог разглядеть его силуэт, больше всего походивший на здоровенного паука. Комнату наполнило омерзительное зловоние, смесь запаха гнили и болотной трясины. Дитя Тьмы принюхалось, почуяло распластанную на алтаре девственницу и довольно ухнуло. Всё так же вразвалку, перекладывая весь вес своего тела с одной лапы на другую, оно приблизилось к Харуно. Наруто не мог разглядеть, чем Дитя занималось, но, судя по чавканью и хлюпанью, оно облизывало девушку. Сакура от такого начала приходить в себя, тихо мыча. Поняв, что жертва ещё жива, тварь часто и возбуждённо задышала, то и дело хрюкая. Она взобралась на алтарь, нависнув над куноичи с очевидными намерениями. На щеку Сакуре упала капля густой смрадной слюны, заставляя поморщиться. В опухшую, красную от укусов промежность упёрлось что-то горячее, и от жгучей боли девушка окончательно проснулась. Первые несколько секунд она в растерянности вглядывалась в темноту, но едва угадав кое-какие черты своего ухажёра, она отчаянно вскрикнула: — Что это?! Н-нет! Кто-нибудь, помогите! Помогите мне!!! Не-е-ет! — чудовище недовольно заурчало, широко разинув пасть и обдав лицо куноичи дыханием, от которого её чуть не стошнило. — Эй, уродец! — окликнул джинчурики, щёлкнув выключателем. Перед ним предстало чудовище с шестью когтистыми лапами, толстым округлым туловищем и жесткой чёрной шерстью. Дитя Тьмы повернуло свою уродливую голову, похожую на морду кабана, и пронзительно завизжало. Но прежде, чем оно успело атаковать, Узумаки рванулся к нему, подпрыгнул и нанёс сокрушительный удар в воздухе, разрубив твари череп надвое косой. Дитя Тьмы пошатнулось и рухнуло всей своей массой на истошно вопящую Сакуру, чуть её не расплющив. Из раскроённой морды толчками вытекала густая чёрная кровь, заливая лицо куноичи, попадая ей в рот, глаза и ноздри. Она захлёбывалась, сплёвывала вязкую жидкость и умоляла помочь ей, а Наруто просто стоял и смотрел. Уж слишком забавно и жалко сейчас выглядела Харуно. Наконец смилостивившись, Узумаки вцепился в колкую шерсть на спине твари и рывком стащил её с девушки, повалив тушу на пол. Он взял заготовленный литровый стеклянный сосуд, вроде тех, в которых хранили самогон, и подставил его под напористую струю крови Дитя Тьмы. Наполнив сосуд до краёв и убрав его в сторону, жрец вздохнул и перевёл взгляд на Сакуру. Той, как оказалось, хватило сил перевернуться на живот и кое-как поползти. Вот, она оказалась на краю алтаря и с шумом свалилась с него, тут же застонав от боли, но спустя мгновение она уже поползла дальше, к двери. Со скоростью слизняка, страдающего церебральным параличом. А дальше под Asa-Chang & Junray - Hana. Даже если вы не из числа тех, кто пользуется предложенными саундтреками, эту песню я в любом случае рекомендую послушать. Божественная же музыка. Бесплодные попытки спасти свою шкуру и убогий вид голой девушки, измазанной с ног до головы в чёрной крови — всё это казалось удручающим. Усугубляло ситуацию то, что Узумаки даже не мог толком воспользоваться её телом. Наруто сжал рукоять косы и решительно шагнул к куноичи. — Несчастную, недобитую сучку всё же стоит добить, — безучастно сказал он, уже замахиваясь, как вдруг кто-то одёрнул его за край плаща. На лице блондина застыло удивление, когда он увидел свою Богиню. Сейчас она выглядела точно так же, как при их первой встрече — всё та же завораживающая темноволосая женщина, полная загадок и тайн. В рубиновых глазах плясали озорные искры. Джашин протянула жрецу руку, в которой она держала кнут с рукояткой, сделанной из кости, на которой были вырезаны причудливые узоры. — Развлеки меня, — произнесла она отчего-то хриплым голосом. Наруто услышал в её словах что-то новое, нетипичное для Богини Крови — настоящую мольбу и муку. Джашин буквально упрашивала его утолить воспылавшую в ней жажду страданий Харуно. Что же разожгло в ней столь сильное желание? Кто знает. Быть может, близость судьбоносной ночи открытия Врат сделала её особенно кровожадной. В любом случае, Богиня Крови оказывала ему честь, и Узумаки был не в праве отказывать ей. — Слушаюсь, — джинчурики положил косу на пол и принял протянутый Богиней кнут. От него веяло могильным холодком, и едва взяв, Наруто тут же захотел опробовать его в деле. Он встал метрах в пяти от Сакуры. Та в ужасе оглянулась и попыталась прибавить скорости, по-прежнему питая призрачную надежду на побег. Наруто ухмыльнулся, замахиваясь, зная, что первый же удар развеет эту несбыточную мечту. Взмах. Хлыст со свистом разрезал воздух. Удар оставил красную полосу, пересекавшую всю спину куноичи по диагонали. Тело Сакуры на секунду напряглось, подобно вытянутой струне, весь воздух как-то сам по себе вышел из лёгких вместе с хрипом, она даже закричать толком не смогла. Зато удар по ягодицам сумел высечь из неё полноценный, ласкающий ухо крик. — Больно! Остановись! Я умру! Умру!!! — Сакура только это и выкрикивала, в перерывах между воплями. Удар, удар, ещё удар. Узумаки хлестал Харуно, не щадя, покрывая её тело затейливым узором пересекающихся, накладывающихся друг на друга алых полос. Вскоре они были у Сакуры на ногах и руках, на спине и животе, на ягодицах и на грудях, и даже на том месте, которое ранее сколопендра изгрызла. Только лицо жрец старался не трогать, ведь именно в этой перекошенной мордочке с закатывающимися зелёными глазками, язычком, вываливающимся изо рта наружу, и беспрестанных слезах была особая прелесть. Это болезненное выражение заставляло джинчурики твердеть, и сколько бы он ни сёк куноичи, ему было мало. Он желал видеть больше. Краем глаза Наруто наблюдал за Богиней, а та, в свою очередь, внимательно следила за его работой. Он заметил, как сбилось её дыхание, оголённая грудь начала вздыматься чаще, а соски набухли и затвердели. Она тоже была возбуждена. Узумаки взопрел от усердия. Он рывком снял с себя плащ, подбросив его в воздух, и остался в одной лишь сетчатой футболке. С Сакуры тоже уже семь потов сошло, а потому, когда жрец замахивался, с хлыста слетали капли пота. И крови. Кровь начала проступать на теле девушки мелкими крапинками, и казалось, что она потеет кровью. Действо подходит к своей кульминации. Наруто с остервенением наносит последние три удара и отшвыривает пропитавшийся влагой хлыст, подхватывает отложенную косу и подбегает к Сакуре. Она в беспамятстве и смотрит сквозь него пустым остекленевшим взглядом. Не раздумывая, джинчурики рубит косой по коленной чашечке куноичи, желая привлечь её внимание. Лезвие косы высекает из каменного пола искру и отсекает девушке правую ногу. Кровь начинает хлестать из обрубка. Проходит пара секунд, Харуно моргает и взгляд её проясняется. Она смотрит на свою укороченную конечность и одичало воет, срывая голос. Но Узумаки не даёт ей времени осознать весь ужас произошедшего. Пинком по рёбрам он переворачивает Сакуру со спины на живот, надавливает ей на позвоночник собственным коленом, приковывая куноичи к полу, оттягивает волосы, задирая ей голову. Приставляет лезвие косы к глотке Харуно и обменивается с ней прощальным взглядом. И перерезает ей горло. Наблюдает за тем, как в глазах Сакуры тухнет искорка. И тут же наступает апатия. Потому что всё кончено. Злоба и страсть, всё угасает. Помня о своей цели, Наруто поспешил подставить второй сосуд под перерезанное горло девушки и собрать кровь девственницы. Он придерживал бездыханное тело за розовые волосы, а сделав дело, просто отпустил, позволив ему рухнуть на пол мёртвым грузом. Теперь это всего лишь тело, весь интерес пропал, потому что в нём больше нет души, личности или человека. Нет вообще ничего, кроме быстро стынущей крови и внутренностей. От усталости у Наруто подкосились ноги, он сел на пол рядом с трупом. Окинул взглядом комнату и только сейчас понял, насколько же здесь грязно. Всё в крови, поту и телесных жидкостях, там уже разлагается туша потусторонней твари, тут лежит оттяпанная девичья нога, позади него — её же труп. Вдобавок ко всему, это место, наверное, навсегда пропиталось невообразимым смрадом, но к этому Узумаки не привыкать. Джашин куда-то пропала. Должно быть, потеряла ко всему этому интерес. В сухом остатке, джинчурики остался один на один с собственным чувством неудовлетворённости. — Это было прекрасно, — вдруг раздался голос Кровавой Богини за спиной у жреца. Узумаки обернулся… и увидел Сакуру. Девушка, которая, вне всяких сомнений, умерла, сидела, как ни в чём не бывало, и улыбалась ему. Вся в собственной крови, с перерезанной глоткой и обрубком ниже правого колена, из которого до сих пор вытекала ярко-красная жидкость. Наруто, наверное, поседел бы от страха, если бы не одна деталь: глаза её сменили цвет с изумрудного на рубиновый. — Эта изломанная оболочка тебя недостойна, — проанализировав ситуацию, Узумаки понял, что Джашин зачем-то вселилась в бездыханное тело Харуно. Богиня лишь рассмеялась, обведя руками контуры своего «мясного костюмчика». — Знаешь, а ведь эта шкурка ещё тёплая. Потрясающая боль всё ещё отдаётся в ней эхом… — поймав взгляд Наруто на бесчисленных синяках и ссадинах, Джашин лукаво ухмыльнулась. — Хочешь его? Наруто не ответил, уведя взгляд в сторону. Кровавая Богиня вульгарно облизнула губы и нежно обхватила лицо юноши ладонями, проницательно взглянув в голубые глаза. — Ты вот-вот станешь моим верховным жрецом. А верховный жрец должен брать всё, чего только пожелает. Поэтому спрошу ещё раз: ты хочешь это тело? — Плевать на оболочку. Меня куда больше заботит то, что скрыто под ней, — Джашин насмешливо хмыкнула. — Тогда ты получишь то, чего жаждешь. Считай это ответной услугой. Всё-таки, тебе удалось неплохо меня позабавить, — с этими словами Богиня наклонилась вперёд и впилась в губы джинчурики. Наруто ощутил сильный привкус металла. Вкус крови не вызвал у него отвращения, ведь чего ещё стоило ожидать, целуя Кровавую Богиню? Язычок Божества в человеческом теле вскоре проник в его рот извивающейся змеёй. Узумаки стал посасывать и покусывать его, порой, опять же, до крови. Джашин тем временем забралась ему на колени, перепачкав брюки парня. Она запустила руки ему за спину, прижавшись к рельефным мышцам обнажённым телом, и порвала на нём сетчатую футболку в клочья, отбросив её в сторону. Маленькая ладонь легла на выпиравший из-под брюк бугорок, слегка сдавила плоть, сорвав с губ джинчурики стон. Понимая, что Узумаки и так терпел всё это время, Богиня Крови не стала его мучить и расстегнула ширинку, высвободив окаменевший орган. Приподняв таз, Джашин направила член жреца в отверстие, скрывавшееся среди складок искусанной и опухшей плоти. Опустилась на него резко, введя агрегат приличных размеров сразу на всю длину, позволяя чужой боли от потери невинности ворваться в собственный разум и пробудить давно забытые чувства. Снова кровь. На этот раз Наруто чувствовал, как стекает по его собственной плоти. Ей же он ощущал, как от Богини Крови одновременно исходит холод и жар. Она вдруг прервала поцелуй, запрокинула голову и издала громкий и протяжный, сладострастный стон. По всему её телу прошлась мелкая дрожь. Затем притянула жреца к себе, уткнувшись ему в губы порванным соском. Узумаки беспрекословно впился в него, причмокивая, словно младенец, пивший грудное молоко. Только вот у молока был всё тот же неизменный металлический привкус. Узумаки с громким шлепком схватился за красные от ударов хлыста бёдра. Вцепился в них с небывалой жадной, погружая пальцы в мягкую плоть так, что ногти оставили на коже маленькие порезы, и, придерживая таким образом богиню, с силой задвигался в ней, раздирая неразработанное влагалище теперь и изнутри. Плевать. Всё равно оболочка одноразовая. Джашин, сама того не замечая, царапала спину жреца до крови. Она обвила джинчурики ногами (по крайней мере, той ногой, что у этого тела была на месте) и прижала его к себе сильнее, заставляя проникать ещё глубже, чем прежде. Наруто сделал резкий, грубый толчок вперёд, завалив Богиню Крови на лопатки. Жёстче, быстрее, сильнее. Движения их стали совсем уж дикими, нечеловеческими. Это даже на животных было не похоже. Скорей уж на полу в грязи сношались и одновременно пытались насмерть загрызть друг друга две кровожадные твари из другого мира. Последние мощные толчки, чем-то похожие на удары хлыстом, Узумаки совершил под аккомпанемент стонов Богини, сливавшихся в один единый крик эйфории. Вслед за ней блондин достиг своего пика, извергаясь в мёртвое лоно и впиваясь зубами в девичье плечо, чтобы сдержать собственный крик. Богиню и жреца ещё какое-то время сотрясали сильные судороги. Сознание Наруто куда-то поплыло и он провалился в вязкий, неспокойный сон, так и не осознав, что во рту у него остался кусок кожи, выгрызенный из плеча. Потому что он привык ко вкусу крови.