Жрец Кровавой Богини

Саске рухнул на землю, прильнув спиной к стволу высокой ели. Смольные волосы прилипали к влажному от пота лицу. Дыхание его было тяжёлым и неровным, и всякий раз, как его грудь вздымалась, можно было услышать характерное хрипение и свист. Будто Учиха страдал от туберкулёза. Яркие лучи солнца, проникавшие через ветви деревьев, ниспадали на его лицо и заставляли парня щуриться, прикрывать глаза ладонями. То было весьма печальное зрелище, единственным свидетелем которого стал Узумаки, так же сидевший под деревом напротив него. — Кажется, прогулка была не такой уж хорошей идеей, — сказал жрец, будучи совершенно серьёзным, но его ухмыляющаяся маска придала словам какой-то издевательский оттенок. — И кто в этом, по-твоему, виноват? — спросил Учиха, задыхаясь. — Не тот ли человек, который вчера на меня с кулаками ни с того, ни с сего набросился? — Каюсь. С другой стороны, кто же знал, что тебя соплёй перешибить можно? — Чего ты вообще так тогда озверел? Просвети, будь так добр. А то я с тобой в такую глушь зашёл, и всё ещё не уверен, собираешься ли ты меня расчленять и закапывать в семи разных могилах, — Наруто усмехнулся. Он и сам не был до конца уверен на этот счёт. — А как тут не озвереть, когда долгожданная встреча с одним из последних наследников клана Учиха приносит такое разочарование? — обладатель шарингана удивлённо взглянул на жреца, вскинув правую бровь, а Узумаки вздохнул. Ему приходилось сочинять смесь лжи и правды в эту самую минуту, поскольку он не готовил никакой речи заранее. По идее, к этому моменту Саске уже должен был быть мёртв. — Для меня, жреца Великой Кровавой Богини, встреча с тем, в чьих жилах течёт столь древняя и редкая кровь, была делом чести. Я жаждал битвы с тобой, да такой, которую смог бы с упоением вспоминать до конца своих дней, но что же ждало меня в убежище Змея, после всех принесённых жертв и пройденных испытаний?.. — …Я. Чахлый, умирающий и преисполненный сожалений. Кажется, я начинаю понимать, что же тебя так разочаровало, — Саске иронично рассмеялся и тут же закашлял, издавая какофонию из свистов и хрипов. Маска скрывала лицо Верховного Жреца, из-за чего Учиха понятия не имел, с каким беспокойством тот сейчас на него смотрел. — Насколько всё плохо? Неожиданно для самого себя Наруто задал терзавший его вопрос. Обладатель шарингана, как ни странно, не удивился. На лице у него застыло какое-то странное выражение покоя, и он долго молчал, задумчиво уставившись вдаль. — На этот вопрос можно ответить по-разному. Будь я нормальным шиноби с планами на будущее и желанием завести семью, я бы сказал, что всё весьма и весьма ужасно. Что я скоро умру, и что мне страшно. — Но ты не такой, верно? — Узумаки продолжил мысль Учихи. — Нет. Я знал, что этим всё кончится, и никогда не планировал долго жить. Мечты о том, чтобы восстановить мой клан, тоже давно уже в прошлом. А что касается моих страданий — всё это заслуженно. Так что я бы сказал, что всё именно так, как должно быть. Я боюсь лишь одного: умереть прежде, чем отомщу брату. Тогда всё будет напрасно… Итачи — слыхал о таком? — Конечно, — «Слыхал ли? Да я вчера виделся с ним!». — Это его поисками я был занят на так называемой «миссии». Ходили слухи, что его видели в соседней стране, вот я решил проверить, насколько они правдивы. Но он как обычно ускользнул от меня. Будто вода, просачивающаяся сквозь пальцы… Хах. Так не хочется верить, что даже после всего, что было, он до сих пор недосягаем для меня. Честно говоря, сейчас Итачи беспокоил Наруто меньше всего. У него, конечно, теперь были свои счёты с ещё одним Учихой, но они могли и подождать. А вот Саске был рядом, всего в паре метров перед ним, после столь долгого и томительного ожидания. Пусть жрец и не так представлял их встречу. — Ты сказал, что твои страдания заслужены. Почему? Что ты сделал? — джинчурики, разумеется, сам знал ответ на этот вопрос, но ему хотелось услышать всё из уст обладателя шарингана. Он жаждал чистосердечного признания предателя, хоть и не понимал, что это изменит. — …Это не важно, — ответил брюнет после недолгой паузы, потупив взгляд. — Разве? Я бы с этим поспорил. — Может, хватит уже говорить обо мне? Твоя очередь раскрыть парочку тайн. Я поведал тебе о своей цели — убийстве старшего брата. Почему бы тебе не сделать то же самое? — Узумаки раздражённо хмыкнул. — У нас тут, что, командное знакомство генинов? Будем делиться своими сокровенными мечтами и желаниями? — Почему бы и нет? — Саске умело пытался перевести тему и заставить Верховного Жреца забыть о вопросах, оставшихся без ответа, но Наруто вмиг раскусил его. Впрочем, не подыграть Учихе было сложно, особенно сейчас, когда на лице у него была грустная ухмылка. — В таком случае, какая-то неполноценная у нас команда. Где же недостающая куноичи? И где сенсей, который давал бы нам дельные советы? — Кабуто сойдёт за куноичи, он та ещё баба. А Орочимару… Думаю, он предпочёл бы, чтобы мы звали его «папочкой», но на безрыбье и «сенсей» сойдёт. — Ха-ха-ха! Что ж, ладно! Раз уж ты так хочешь знать, отвечу: я человек религии, пусть и давно забытой. И я хочу вернуть моему культу былое величие, — внезапно выражение лица Саске изменилось. Теперь взгляд его мутных глаз выражал лишь одно: скептицизм. Он явно ожидал чего-то другого. — Разве в мире шиноби и так не достаточно религий? Столько Богов, в которых люди могут верить, а что толку? Пустые обещания, пожертвования, молитвы по три раза в день, а исход всё равно всегда один. Что такого нового твоя вера может предложить людям? — жрец расплылся в довольной ухмылке. — Божество, которое отвечало бы на людские молитвы. Божество, которое мир шиноби заслуживает. Божество, дарующее истинным праведникам вечную жизнь. Вспомни, не так давно твоя катана пронзила мою грудь, а я жив-здоров. — Готов поспорить, цена за такую силу была велика. Она всегда велика… — последнюю фразу Учиха произнёс совсем тихо. Веки тяжёлым, плотным занавесом опустились на его глаза, а дыхание вдруг вновь участилось. Жрец моментально встревожился.  — Саске? — юноша не отозвался. Даже не шелохнулся. — Эй, Саске! — опять никакой реакции. Наруто вскочил и метнулся к Учихе, лицо которого начало приобретать пунцовый оттенок. Коснулся его лба и тут же одёрнул руку — настолько он был горячим. Узумаки был совершенно не готов к такому повороту событий. Вместо того, чтобы определиться с выбором относительно дальнейшей судьбы заклятого друга, он ещё больше запутался благодаря этой маленькой беседе. «Бросить умирать или тащить в убежище? Бросить или тащить?! Бросить или?.. Вот же дрисня!!!» Поставив ничего не соображавшего от жара Учиху на ноги и позволив ему опереться о себя, джинчурики семимильными шагами направился обратно к логову Змея. Среди всего невнятного бормотания парня он отчётливо различил: — …Точка возврата давно позади, и впереди лишь темнота, а мне всё равно порой так хочется жить… как это глупо… *** Когда Орочимару закончил осмотр и вышел из покоев Саске, его типично-бледное лицо приобрело пепельный оттенок. Смесь злобы, досады и отчаяния читалась в пылающих змеиных глазах, и ещё до того, как он вынес вердикт, было ясно одно: всё плохо. — Саске-кун изначально был в плачевном состоянии из-за побочных эффектов Мангёкью. Его уже давно гложет болезнь, которую нельзя излечить ни одной из известных мне техник, а теперь к ней добавилось что-то новое. Иммунитет у него ослаблен, и, похоже, что в ходе своей миссии он подхватил ещё одну хворь, от которой состояние его резко ухудшилось. Скорее всего, это бактериальная пневмония. Её я вылечить смогу, но процесс уже запущен. Ему становится всё хуже и хуже… — Другими словами? — джинчурики потребовал говорить всё, как есть, без лишних слов. Орочимару серьёзно взглянул на него. — Не думаю, что он доживёт до завтрашнего утра, — в тот же миг жрец тяжело вздохнул и прижал ладонь к своей маске, закрывая ей прорези для глаз. Тяжёлые думы заполнили его голову. — Да вы издеваетесь… — Времени у нас мало, надо спешить! — выждав немного, заявил Змей со стальной решимостью в голосе. В ту же секунду он почувствовал на себе недобрый взгляд Верховного Жреца. — Я должен как можно скорее провести ритуал переселения души и забрать его тело себе, пока он ещё жив. В противном случае все мои усилия, вложенные в его обучение, пропадут даром. — Да на что тебе эта поношенная, изъеденная болезнью оболочка?! — Переселение души может исцелить его тело! Хотя бы частично! — И тебя это устраивает? Ты готов пойти на такой риск?! — После всего, что было?! Да! — Орочимару вспомнил Итачи и свою неосуществлённую мечту завладеть старшим из братьев Учиха. Вспомнил то унижение, что испытал по его вине, и сжал кулаки до боли в пальцах. — Его сила должна принадлежать мне! — Он мой!!! — вдруг заорал Узумаки совершенно не своим голосом, разнёсшимся по убежищу эхом. Несколько свечей в коридоре погасло, будто по щелчку, и воцарилась тишина. Орочимару уставился на Верховного Жреца с укором. Мол, негоже вот так терять контроль над собой, даже в критической ситуации. Наруто и сам это понимал и, уже успокоившись, добавил: — Согласно нашему соглашению, судьбу Учихи решаю я. — А что, если пока ты мнёшься со своим решением, он просто умрёт?! — Значит, так тому и быть. Ты в любом случае получишь его глаза, так какая разница? *** Саске сопел и яростно ворочался в постели, будто не замечая иглу капельницы, введенную в его вену, грозящую в любой момент проколоть её. Вошедшего в комнату масочника он сперва даже не заметил. В течение нескольких минут Наруто просто стоял над ним и сверлил корчившегося от боли, бредившего юношу взглядом. Затем наступило мимолётное мгновение «просветления» помутившегося рассудка. — Ями? — прохрипел Учиха, чуть приподнявшись. — Что… Что со мной творится? — Похоже, что ты умираешь, — будь Саске в себе, он бы удивился от того, насколько спокойным и безразличным был голос его собеседника, сообщившего такую страшную новость. Впрочем это спокойствие странным образом передалось и самому брюнету. — Слишком рано… — в голосе его почти не было протеста или желания жить. Лишь монотонное смирение. Словно он продолжал бороться лишь на автомате, в то время как в глубине души уже сдался. — Я всё ещё не отомстил за свой клан… — Разве это так уж важно? Очень скоро Итачи постигнет та же судьба, что и тебя, и он тоже умрёт в муках. Не этого ли ты желал? Будь то твой клинок или болезнь, какая разница, что оборвёт его мимолётное существование в этом мире? — Его палачом должен стать именно я! — Учиха внезапно напрягся. — Должен сделать всё своими руками! Иначе… Иначе нет смысла!.. Нет ничего, за что мне стоило бы держаться в этой жизни! Месть — это всё, что у меня осталось! — Мне это знакомо, — Наруто горько усмехнулся. — А что, если встретив его, ты передумаешь? Увидишь его страдания своими глазами и поймёшь, что с него довольно? Простишь ли ты его? — Нет! Мы не заслуживаем прощения! Мы оба! Наши руки в крови тех, кто был нам дорог, и наше предательство может искупить лишь смерть! — силы вновь оставили обладателя шарингана и он откинулся на подушку, часто-часто дыша. Взгляд, устремлённый в потолок, сделался мутным. — Пожалуй, всё не так уж и плохо. Смерть в первую очередь обещает мне прекращение страданий, с которыми приходилось мириться каждый день… Но как же всё-таки обидно! Всё окажется напрасно… Я должен довести всё до конца, если не ради себя, то хотя бы ради Него… Последнее слово привлекло внимание жреца. Ему стало любопытно, говорил ли Саске об Итачи или же о ком-то другом, но спросить уже не представлялось возможным. Учиха снова потерял сознание. По его щеке покатилась слеза. Наруто судорожно вздохнул. Он прекрасно понимал, что в его силах спасти Учиху. Не исцелить его, но хотя бы продлить его жизнь. Ему были известны необходимые ритуалы. Только вот зачем ему это? Ведь всё именно так, как он и хотел, разве нет? Саске лежал перед ним, мучился и неизбежно приближался к своей кончине. По идее, это был предел мечтаний. «Я… Я просто буду стоять здесь и смотреть, как ты умираешь. И получу от этого удовольствия. Это ведь легко, мне даже делать ничего не придётся. И нет на свете ничего проще. Просто наблюдать — это легко…. Легко…», — повторял он про себя, но с каждой минутой ком подкатывал к его горлу, и чем чаще Учиха кашлял, тем сложнее было оставаться в стороне. А потом наступил переломный момент, окончательно порушивший всё. Мотая головой, наследник великого клана тихо произнёс: — На…ру…то… Джинчурики чуть не подавился воздухом. Иррациональная мысль о том, что Учиха узнал его, быстро развеялась. Он по-прежнему спал, да и лицо Узумаки всё ещё скрывала маска. Получается, Саске просто звал его во сне. — Наруто… — снова, на этот раз, уже чуть громче. И снова. Саске звал его столь отчаянно, почти срываясь на рыдания. А потом прозвучало новое слово: — Прости. Наруто вновь взглянул на нукенина, но на сей раз совсем по-другому. Учиха теперь казался ему этакой картинкой, нарисованной на воде. Расплывающейся, готовой в любой момент исчезнуть. И её существование захотелось продлить ещё хотя бы на пару мгновений. Не теряя больше ни секунды, Наруто вышел из комнаты, бросил что-то невнятное, велев ждать его возвращения, и побежал к выходу из убежища. Времени осталось не так уж много, а ему предстояло преодолеть не малое расстояние. *** У входа в склеп, где были похоронены десятки их собратьев, канувших в лету, стояли два выбритых налысо монаха в просторных серо-белых одеяниях. Чуть меньше часа назад они приняли свою, ночную смену, которую им предстояло отстоять до самого рассвета, а ночь была долгой и тёмной. Но они не были напуганы, несмотря на то, что совсем рядом, за каменными стенами склепа, лежали трупы таких же монахов, как они сами. Эти двое гордились своей работой, порученной им верховными монахами храма, в котором они провели большую часть своей жизни. Они охраняли покой усопших и видели в этом занятии нечто необычайно важное, близкое к потустороннему миру. Приближение чужака они заметили в первую очередь из-за его чакры. Тёмной, зловещее, тесно связанной с гнилью и смертью. Они никогда раньше не сталкивались с чем-то подобным, и были напуганы ей до дрожи в коленках. Внезапно фигура в чёрном вынырнула под свет факелов и молнией метнулась к монахам, замахиваясь косой. Амулет на его шее завораживающе блестел, въедаясь в память. Лишь один монах успел отпрыгнуть в сторону. Другого же ждала трагичная судьба, он даже понять ничего толком не успел, а уже был зарублен. Боевые навыки этих монахов были весьма сомнительны, но ведь никто не ожидал, что кому-то в самом деле взбредёт в голову нападать на склеп, где лежали самые обычные монахи, а не шиноби, чьи тела представляли огромную ценность. Увидев смерть своего товарища монах незамедлительно бросился бежать со скоростью настоящего рекордсмена. Наруто же даже не посмотрел в его сторону, хоть и знал, что беглеца стоило бы добить. Он не собирался тратить на него время, когда каждая секунда промедлений могла стоить Учихе жизни. Снеся преграду в виде каменной плиты, жрец Кровавой Богини ворвался в склеп, вдыхая затхлый, пыльный воздух. Со всех сторон его окружили трупы врагов — тех, кто исповедовал иную веру, но сегодня трём из них он найдёт достойное применение. По крайней мере, их головам. *** Вернувшись в убежище за полчаса до рассвета, Узумаки, мягко говоря, шокировал Орочимару и Кабуто своим видом. Он принёс с собой три старые, высохшие, похожие на сморщенные картофелины головы монахов и деревянную чашу, наполненную тёмно-красной жидкостью, судя по всему, частично состоявшей из его собственной крови, о чём свидетельствовали свежие порезы на запястьях. — Он жив? — с ходу спросил джинчурики. — На последнем издыхании, — ответил недоумевавший Змей. Ворвавшись в комнату Саске, пропахшую запахом пота и болезни, Наруто быстро начертил на полу большой символ Джашина и на каждую из вершин треугольника, вписанного в круг, положил голову монаха. Повезло, что обладатель шарингана этого не замечал, ведь в противном случае он счёл бы происходящее натуральным безумием. Покончив с приготовлениями, Наруто склонился над брюнетом, приставил деревянную чашу к его потрескавшимся губам и начал буквально вливать в него жидкость, от едкого запаха которой даже Орочимару приходилось подавлять рвотный рефлекс. Первые несколько глотков Саске, к счастью для него самого, не распробовал, а вот третий привёл его в чувства покруче, чем самый ядрёный нашатырь. Он попытался вскочить или отвернуться от чашки, но Верховный Жрец крепко его держал. Захлёбываясь зловонной жижей, Учиха отбивался, как только мог, размахивая руками и пиная свирепевшего джинчурики. — А ну, не брыкайся, теме*! — рявкнул жрец и, влив последние капли зелья, взял Саске за шиворот и швырнул его на пол, прямо в центр триграмма. В тот же миг символ на полу начал излучать слабое свечение, а в глазницах отрубленных голов вспыхнули красноватые огоньки. Наруто начал громко читать ритуальную молитву, нарезая круги вокруг бьющегося в внезапном припадке юноши. Тот катался по полу, дёргался так, словно его били током и орал всё громче, а глаза монахов светились всё ярче, доходя до какой-то кульминации, как вдруг всё резко оборвалось. Узумаки замолк и в тот же миг припадок Саске прекратился. Всё ещё находясь в центре символа он встал на колени, упёршись ладонями в пол и дрожа. Попытался что-то сказать, но тут его вырвало. Вырвало мерзкой чёрной жижей, причём в таком количестве, которое ну никак не могло поместиться в его желудке. Воздух наполнил горький запах земли и земляных червей. Пока Учиху рвало, Орочимару и Кабуто зажимали носы и рты, а жрец спокойно стоял и оценивал плоды своих стараний. — Что ты с ним сделал? — пробубнил санин сквозь ладонь. — Изгнал болезнь. По крайней мере, ту её часть, что мне подвластна. Не пойми неправильно, он всё ещё болен и слеп, да и я пока не уверен, что с ним делать, но зато теперь… Теперь у него появилась отсрочка. *** Посреди ночи в одном из многих храмов, разбросанных по всей территории Страны Огня, был в срочном порядке разбужен великовозрастный монах. Он был до того стар, что не мог встать с постели — двум монахам помладше пришлось подымать его на ноги и вести вниз по лестнице, слушая его оханья и ощущая запах затхлости и мочи. Запах старости. Они привели его в комнату, где сидел часовой, нёсший этой ночью службу у входа в склеп, принадлежавший храму. Краснощёкий, отпоенный вином и чуть пришедший в себя. Он был окружён кучкой других монахов, чьи лица выражали крайнее беспокойство и серьёзность. Один из них подошёл к старцу и шепнул ему на ухо: — На склеп напали. Один из часовых был убит, а захоронение наших собратьев разграблено и осквернено. У нападавшего был… амулет. Триграмм, судя по описаниям выжившего часового, — узкие щёлки глаз старика широко распахнулись, а его губы задрожали. Не так давно в храм так же доставили кое-какие рисунки одной сошедшей с ума девушки из Скрытого Листа, изображавшие странный символ. Рисунки были довольно нечёткими, да и нельзя было всерьёз воспринимать то, что нарисовала полоумная, но теперь не осталось никаких сомнений. — Древнее, давно забытое зло вновь подало признаки жизни… — просипел пожилой монах и напрягся. — Пошлите письма во все монастыри. Сообщите всем о нависшей над нами угрозе.