The Beginning of the End

Хафез оказался очень упрям, организуя свою экспедицию в западную долину мертвых. А вернее сказать - ему уже нельзя было свернуть с пути: как руководителю, на которого были устремлены взгляды многих. Он навестил супругов Амир и заявил Имхотепу, что "без его участия экспедиция невозможна". Жрец молча стоял, рассматривая этого маленького человека, с которого началась его вторая жизнь. Он теперь испытывал определенное уважение к безапелляционности и безрассудству старого директора. - Ты уверен, что не обойдешься без меня? - переспросил Имхотеп. Жрец улыбнулся. - Ну что ж, тогда я отправлюсь с тобой. Меила, присутствовавшая при разговоре, вскрикнула и шагнула вперед. - Нет, ты не можешь!.. Она схватила Имхотепа за локоть. - Тогда и я с тобой! Жрец качнул головой. - Нет. Ты останешься, Меила. Он опустил глаза на ее живот, но Меила и без того присмирела от его слов. Имхотеп назвал ее по имени, что до сих пор делал редко... и проявил свою власть мужа, что при посторонних тоже делал редко. - Для тебя это очень опасно, - умоляюще сказала египтянка. Ее взгляд метнулся к полному торжества лицу Хафеза, потом обратно к непроницаемому лицу Имхотепа. Жрец посмотрел ей в глаза. - Я вернусь к тебе, моя царевна, знай это. А мистер Хафез хочет посостязаться с богами. Имхотеп слегка поклонился директору музея. - Наши боги любят смелых врагов, мистер Хафез. Но тех, кто оказывается в их власти, они не прощают. На лице Имхотепа по-прежнему была улыбка. "Вот в чем отличие древней веры, - с содроганием подумала Меила. - Боги Та-Кемет были справедливы - но беспощадно справедливы. Преступившему священный закон нельзя было вымолить у них прощение, как у Бога многих народов: вот в чем сила и слабость язычников..." Однако Хафеза это не расхолодило. Старый директор был уверен, что, выбравшись из стольких передряг и вернув неумерщвленного жреца в мир живых, он заслуживает вознаграждения и преуспеяния. - Тогда начнем собираться сегодня же! - воскликнул Хафез, потерев руки. Имхотеп кивнул. Они обсудили экипировку, а потом Хафез отбыл, пожелав Меиле всяческого благополучия. Египтянка больше не возражала, зная, что этим теперь только пошатнет силы мужа. Она только по мере сил помогла ему собраться, имея больше опыта в таких предприятиях. Имхотеп был готов на следующий день - тогда же ему принесли записку от Хафеза. Тот писал, что будет ждать Имхотепа в порту, со своими помощниками. С Хафезом приехали несколько сотрудников Британского музея: хотя в этот раз ни одной женщины. И кое-кто из египетских коллег тоже присоединился. Жрец выбрал для путешествия свою обычную темную арабскую одежду: он еще ни разу не надевал английского костюма - и, по мнению Меилы, выглядел бы в подобном платье очень нелепо. Разве можно представить в этом костюме делового человека, - человека минуты, - например, Будду или Магомета?.. Меила не провожала мужа, он снова запретил. Не хотел, чтобы его жена показывалась в таком положении "перед ними всеми": и, пожалуй, египтянка была согласна, что это унижение. Супруги обнялись и поцеловались, стоя в холле. Потом Имхотеп легко подхватил свой вместительный саквояж и вышел. Меила осталась стоять, глядя ему вслед: она почувствовала, что глаза жгут слезы, и больно прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Имхотеп вернется! Самое большее через две недели - муж твердо обещал ей это. Через четыре дня Меила получила письмо. Имхотеп сообщал, что они достигли Карнака, но теперь он возвращается, потому что Хафез скончался. "У него разорвалось сердце во сне, когда мы провели ночь в храме, - писал жрец. - Врач, который был с нами, установил это, и помощники Хафеза устрашились и растерялись. Я вызвался сопроводить его тело назад, и Абдул Рафик и Али Сегир возвращаются со мной". Меила прикрыла глаза, сминая бумагу. Сердце у нее колотилось, платье на спине и животе промокло от пота. Услышав известие о смерти Хафеза, она ощущала боль, страх, опустошенность... и облегчение, которое преобладало над всем. Этот старый мошенник сделал для нее больше, чем родной отец. Но теперь египтянке было легко, когда она сознавала, что отныне с нее и Имхотепа никто не станет требовать выплаты долга, который не мог быть выплачен. И Имхотеп ехал домой, к ней. Трудности, которые последуют за смертью директора Британского музея, - это все потом... Арабские коллеги Балтуса Хафеза, как и следовало ожидать, оказались не только почтительны, но и суеверны: и теперь ехали назад в Каир вместе с ее мужем. Англичане же намеревались попытать счастья и двигаться дальше. В лучшем случае им предстоит неделями просеивать песок, обливаясь потом, - и, скорее всего, вернуться домой ни с чем. Долина царей почти разорена их более удачливыми предшественниками. А в худшем - что ж, такие исследователи никогда не обращают внимания на знаки судьбы. Имхотеп благополучно вернулся: и в тот же день состоялись похороны Хафеза - в каирском некрополе, старинном кладбище на юго-востоке города, где хоронили именитых граждан. Это была скромная церемония: на ней присутствовали сотрудники Каирского музея и несколько британских меценатов, спонсировавших это старинное европейское учреждение. Никаких родственников - во всяком случае, тех, кто пожелал бы прийти, у Хафеза не обнаружилось. Меила оказалась на этих похоронах единственной женщиной - она слышала, что у Хафеза когда-то были две или три жены: но он с ними не то развелся, не то просто забыл. Для египтянина-мусульманина развестись с женой было очень легко, если он не подписывал с ней договора. Когда на крышку гроба, обитого зеленой шелковой тканью, бросили последнюю горсть земли, Меила повернулась к Имхотепу. Тот стоял мрачный - точно сам потерял родственника... - О чем ты думаешь? - спросила египтянка. Жрец только взглянул на нее, и все стало ясно. Никто из них не мог знать, каков был посмертный приговор, вынесенный Хафезу. Каким богам этот человек, соединивший их, был вынужден взглянуть в лицо?.. Они молча вернулись домой. Аббас, который тоже пошел, - как охранять хозяйку, так и проводить своего начальника в последний путь, - размышлял, кого теперь назначат директором Британского музея. Госпожа Меила говорила, что на этот пост притязала Эвелин О'Коннелл: но Аббас понимал, что даже в Англии женщину едва ли сделают таким начальником. Тем лучше для них. Когда его отпустили, Аббас пошел в спальню, где его ждала жена. Госпожа Меила распорядилась, чтобы у каждого из ее слуг оставалась собственная комната: но они больше времени проводили в общей спальне. Роза встретила мужа улыбкой, но Аббас увидел ее печаль. Он подошел и поцеловал жену в лоб, нежно прижав к себе. - Ты жалеешь господина Хафеза? - Как же не жалеть, - англичанка всхлипнула. - Человека всегда жалко! И он столько для нас... - Да, - Аббас не стал продолжать. У мусульман была принята сдержанность по отношению к смерти - тот, кто причитает над умершим, не согласен с волей Аллаха. И хотя Аббас уже давно не соблюдал обычаев, сердцем он был со своими собратьями. А Роза вдруг сказала: - Я тут подумала, когда мы поедем в Англию... - Что? - спросил египтянин. Конечно, они давно уже решили со своими господами и между собой, что Роза поедет в Лондон с хозяйкой и будет рожать в той же больнице. - Мы ведь там задержимся, правда? Аббас кивнул, плохо понимая жену. - Задержимся, сколько будет нужно. Роза подошла к корзинке, где спала ее кошечка, и наклонилась над ней. Погладив животное, англичанка посмотрела на мужа, схватившись за плетеную ручку, будто так ей было легче говорить. - Я хочу, чтобы наш ребенок был крещен. Аббас нахмурился. Они еще даже не говорили об этом! - Но... - начал он. - Нет, не возражай. Так нужно сделать, - в голосе Розы появилась та страстность, с которой эта слабая женщина всегда защищала тех, кого любила. - Наш ребенок, сын или дочь, должен получить европейское воспитание и узнать нашего Бога! Аббас некоторое время молчал. Ему было бы очень трудно ответить жене - если бы он сам уже неоднократно не раздумывал об этом. Наконец египтянин сказал: - Хорошо, пусть будет так. Я понимаю, от чего ты отказалась, когда стала моей женой. Тут Аббас улыбнулся своей неотразимой улыбкой. - И я сам хотел, чтобы наш ребенок говорил с Богом на твоем языке. Роза, ахнув от радости, бросилась мужу на шею и порывисто поцеловала. - Спасибо!.. Аббас прижал ее к себе. - Это не так просто, - сказал он дрогнувшим голосом. - Быть мусульманином - значит иметь многие прочные связи, которых вы, европейцы, не понимаете! Он посмотрел в голубые влажные глаза жены. - А я теперь связан только с тобой и с нашими хозяевами. Роза опустила глаза. - Я понимаю. Она опять подошла к корзинке, достала из нее теплого со сна котенка и начала гладить и покачивать его, точно свое нерожденное дитя. Аббас улыбался, глядя на это, и не мешал им. Англичане вернулись из экспедиции усталыми и разочарованными. Они ничего не нашли - только пересыпали пустой песок изо дня в день. Какой убыток для их спонсоров! Даже такой великий национальный музей, как Британский, существовал в большой степени за счет частной поддержки. За это время назначили нового главу администрации музея - того джентльмена, который был заместителем Хафеза, Орвила Бертрама. Этот англичанин был в хороших отношениях с покойным - но Меилу знать не знал, и к египтянам относился очень настороженно. Британцы вообще не любили иностранцев, а тем паче иммигрантов с востока. Самое забавное было то, что господа, подобные Орвилу Бертраму, смотрели на современных египтян как на тех, кто крадет их собственное культурное наследие... Теперь на поддержку лондонских коллег рассчитывать не приходилось - и скоро семье Амир угрожали финансовые затруднения. Само собой, о подпольной торговле древностями после смерти Хафеза следовало забыть. Бизнес? Это было слишком европейское - вернее сказать, американское понятие для их страны. Возможно, им удалось бы начать какое-нибудь прибыльное дело - например, вложиться в одну из новейших промышленных корпораций, которые объединяли существовавшие раньше мелкие предприятия. Такова была общеамериканская тенденция, захватившая и Европу. Имхотеп, знавший об этих гигантах со слов жены, был потрясен не столько великими технологиями двадцатого века - сколько общей их вредоносностью. - Я бы примирился со всем этим, если бы вы могли остановиться, - сказал жрец. - Но ведь вы все время стремитесь обогнать друг друга! Неужели вы не понимаете, что все равно прибежите только к смерти?.. Меила, которая уже познакомилась с темпом жизни и воздухом Лондона, под взглядом мужа неожиданно снова почувствовала себя так, точно задыхается от этого смога. Египтянка прижалась к Имхотепу, зажмурившись в его объятиях. Благословенная Та-Кемет, Та-Мерит, - жизнь в ней была так неспешна, что каждый день, казалось, вмещал в себя тысячу нынешних суматошных дней... В Каире это еще не так ощущалось - но им в скором времени придется возобновить связи с Европой. К счастью, Англия живет все же более консервативно и размеренно, чем Америка. Про себя Меила называла Соединенные Штаты "страной отщепенцев". Но пока для нее главное - родить здорового ребенка. Меила однажды спросила Имхотепа, кого бы ему хотелось, сына или дочь, - а жрец отвечал, что это две радости, которые нельзя сравнивать. А когда они размышляли о том, какое имя дать ребенку, Имхотеп сказал, что для него это все едино. - Ваши имена для наших богов одинаковы, - сказал он. - И для Бога, которому вы поклоняетесь, между ними, кажется, тоже нет разницы! Меила решила, что назовет ребенка, все равно, сына или дочь, английским именем. Она пока еще не выбрала, каким. И она, и Роза хорошо переносили свою первую позднюю беременность. Но когда пошел седьмой месяц, Меиле опять начали сниться беспокойные сны. Иногда она будила мужа своими стонами. - Я опять была Анк-су-намун, - жаловалась египтянка, когда муж подносил ей стакан воды. Имхотеп и без объяснений понимал это. Сам жрец часто видел во сне прежнюю жизнь - но для Имхотепа она и не прерывалась, и он не рождался человеком другой эпохи, как его супруга! Однажды Меила спросила: - Ты бы хотел, чтобы я опять стала Анк-су-намун? - Нет, - сказал Имхотеп. Меила была счастлива осознать, что это искренне. Но, вместе с тем, возобновление снов все больше тревожило ее. Не значит ли это, что, зачав ребенка от Имхотепа, она снова ощутила связь со своей прежней сущностью?.. Но пока загадывать, как и сопротивляться, не имело смысла. Когда до родов осталось два месяца, супруги Амир со своими слугами отправились в Лондон. Имхотеп впервые готовился, - в новом человеческом обличье и с новым пониманием вещей, - ступить на чужую землю, о которой до сих пор только читал.