The Beginning of the End

Имхотеп начал выходить на улицу на третий день - но только в одиночку. Прогуливаться вдвоем с женой так, как это делали английские пары, было для них невозможно, слишком они выделялись. Только идти в толпе: но толпы как раз следовало избегать. В Каире, среди арабов, которые вели по-азиатски закрытую жизнь, жрецу было намного легче - хотя арабам он был чужд не меньше, чем англичанам... Во время "моциона" Меилу сопровождал Аббас. Они выбирали безлюдные участки королевского парка: к счастью, сад был очень велик. Там, где народу было больше, Аббас мог идти позади своей хозяйки - Имхотепу вести себя подобным образом не позволяло достоинство супруга и господина. Несмотря на то, что Аббас напомнил своим хозяевам об опасности, которой неожиданно вновь озаботился. Меилу слова телохранителя вначале позабавили, но потом смех у нее пропал. - Меджаи могут узнать о нас, как узнали о воскрешении Имхотепа в Лондоне, - сказал египтянин, когда они были вдвоем в гостиной. - Они ведь не остановятся, если решат вас... ликвидировать, госпожа! Вы теперь в опасности не только из-за вашего мужа, но и из-за ребенка! Меила при этих словах ощутила иррациональный ужас, знакомый только матерям. - Но ведь это только ребенок, - медленно проговорила она, глядя на своего охранителя. Аббас пригладил свою подстриженную бородку. - Вы думаете, эти люди беспокоятся о детях тех, кого они убивают во имя Аллаха? - серьезно спросил египтянин. - Меджаи такие же дикие, как пустынные бедуины, и еще опаснее их, потому что привержены своей идее! Меила села в кресло-качалку, которое было у нее за спиной. Она побледнела. - Ты прав, - сказала хозяйка. Она нервно оттолкнулась туфлей, резко качнувшись в кресле и не глядя на Аббаса. - Наверное, тебе лучше носить оружие. Из-за этого у Аббаса в Лондоне могли возникнуть серьезные неприятности. Но если оружие не понадобится, никто его и не увидит. Имхотеп тоже согласился с доводами телохранителя. - Женщина, которая носит ребенка, ближе к миру духов, чем любой другой смертный, - сказал жрец. - Женщина, которая рождает ребенка, ступает одной ногой в Дуат. Пока что близкой опасности они не приметили, но бдительность терять было нельзя. Роза в эти дни если и прогуливалась, то рядом с домом, и занималась домашними делами, которые не требовали большого напряжения. Единственным сильным переживанием для нее был визит к сестре, Вайолет Саймон, которая родила третьего ребенка - второго сына Дэнни, и уже не чаяла встретить Розу вновь. Несмотря на то, что Роза с сестрой регулярно списывалась. - Я сама чуть не родила, когда увидела лицо Вайолет, и когда она увидела моего мужа, - заливаясь смехом, сказала англичанка. - Ой!.. Ребенок у нее внутри толкнулся, и Роза прикусила губу. - Ты потише там, - предупредила ее Меила. И неожиданно египтянка ощутила уверенность, что Роза Дженсон носит сына. А сама она ждет дочь! Почему-то эта мысль Меиле совсем не понравилась... - Как вас хоть приняли? - спросила она. Горничная задумалась на миг, точно сама не была уверена. - Хорошо, - наконец сказала Роза. - Я даже удивилась. Вайолет... она немного жесткая, мисс, вы знаете... Меила знала. Жесткость старшей из сестер Дженсон - обратная сторона мягкости Розы. Саму Розу, по правде говоря, тоже было очень трудно сбить с курса. И египтянка не сомневалась, что впоследствии ребенок Розы, особенно если он вправду окажется мальчиком, будет иметь немало проблем с добрыми католиками Саймонами и Дженсонами. Теперь Розу родственники приняли хорошо, потому что появление сестры для Вайолет Саймон было шоком... Но это все подождет. Главное - благополучно дождаться разрешения от бремени, которое для Меилы должно было наступить на пару недель раньше, чем для Розы. Оставалось немногим больше месяца, и египтянка отложила все деловые встречи. Имхотеп захватил с собой из Каира работу на дом - копии папирусов, которые нужно было разобрать: и мог почти неотлучно находиться рядом с супругой. Однажды жрецу понадобилось - или он просто пожелал посетить Британский музей. По великолепному Лондону можно было гулять сутками, и не увидеть и десятой доли его достопримечательностей. Однако Имхотеп до сих пор видел мало - и проявил к Лондону меньше интереса, чем можно было ожидать, судя по книгам из библиотеки жены, которые он упоенно читал в Египте. Меила теперь подозревала, что жрец увлекся Диккенсом, Гарди и Шекспиром, как увлекался всем новым в своей новой жизни: и теперь ее муж возвращался к тому, что было ему свойственно. Вдруг перевоплотиться в изумленного туриста было бы ниже его достоинства. Египтянка вызвалась пойти в музей вместе с мужем, и Имхотеп не возражал. Их обоих тянуло туда, где он был воскрешен. Имхотепу хотелось определить, остался ли Британский музей "местом силы": ведь только в таких местах можно было входить в соприкосновение с миром мертвых... - Хотела бы я знать, что сталось с твоими слугами? - спросила Меила, когда они вышли из такси и направлялись к музею пешком. До сих пор она не смела задать мужу этого вопроса... Имхотеп посмотрел на нее. Лицо его было бесстрастным. - Что сталось? Вернулись туда, где им надлежит быть, - жрец едва заметно улыбнулся. - Будь они еще живы, мы бы узнали об этом. Меила поежилась. Она просунула руку в облегающей черной кожаной перчатке мужу под локоть. - И они... там навечно? - Это теперь не мне решать, - жрец усмехнулся и накрыл ее руку своей свободной рукой. Меила вздрогнула от этого "теперь". - Однако многие цивилизованные англичане окажутся там же, где и те, над которыми они торжествуют, - прибавил Имхотеп. - Не верить в свою душу - значит лишать ее глаз, ушей и разума... Имхотеп посмотрел на музей, размерами не уступавший королевской резиденции. Жрец остановился, вынудив остановиться и жену. - Помнишь, как в Та-Кемет мятежники расправлялись со статуями богов, которых хотели лишить силы? Выкалывали им глаза, откалывали уши и носы, чтобы бог не мог чуять, что происходит... Ваши ученые сейчас смеются над этим... - Ты хочешь сказать, что любое телесное воздействие производит эффект в мире духов, потому что эти два мира неразделимы, - тихо проговорила Меила. Имхотеп только наклонил голову в ответ и двинулся дальше. Жрец погрузился в молчание, и Меила не стала ему мешать. Египтянка размышляла над тем, что Имхотеп говорил ей раньше, - мир духов не один и не един: есть сферы, доступные всем, а есть - доступные только избранным. Как мало известно об этом тем профанам, что сегодня называют себя "образованными"! В музее Имхотеп словно бы еще больше ушел в себя. Жрец попросил Меилу пока оставить его и занять себя чем-нибудь: они встретятся у выхода из музея, если он не найдет жену раньше. - Когда ты освободишься? - спросила Меила. Эта отчужденность, которая теперь - и раньше порою возникала между ними, ей очень не нравилась... - Жди меня через полчаса, - решил Имхотеп, взглянув на свои часы. Наручные часы оказались первым механическим прибором, который он приобрел для себя сам. Египтянка кивнула. - Подожду. Имхотеп, похоже, почувствовал, что ей не по себе от его поведения, и улыбнулся. Но потом исчез среди посетителей, не прощаясь. Они как раз были в Египетском зале - и этим, возможно, объяснялось волнение, овладевшее ее мужем... Меила взглянула на свои золотые дамские часики, скрытые под рукавом темно-серого пальто-пелерины, приобретенного недавно в лондонском универсальном магазине. Потом, стараясь сохранять спокойствие, египтянка принялась бродить между витрин с экспонатами. Имхотеп оставил ее одну - но скоро египтянка сама забыла обо всем постороннем, даже о муже. Меила рассматривала потускневшие, с трудом узнаваемые вещи, когда-то принадлежавшие таким, как она... таким, как Имхотеп: и вся ушла в свое прошлое. Внезапно Меила ощутила на себе чей-то взгляд. Она распрямилась, точно от окрика, и повернула голову в эту сторону. Прямо на нее глядела Эвелин О'Коннелл - прекрасная, как всегда, но потрясенная и побледневшая. Взгляд Эвелин с лица Меилы метнулся к ее животу... англичанка приоткрыла рот, но ничего не сказала: она повернулась и исчезла. Меила несколько мгновений стояла оцепенев. Что это значит? Что делать?.. Она огляделась в поисках Имхотепа: но жреца не было. Успела ли Эвелин заметить ее мужа? Ребенок чувствительно задвигался в животе, и Меила охнула. Женщина не знала, досадовать или радоваться, что Имхотепа с ней нет. И на то, что они не взяли с собой Аббаса... Пройдя к выходу из музея, египтянка села на скамейку снаружи и взглянула на часы. Двадцать минут прошло. Меила откинулась на спинку сиденья, прислушиваясь к своим ощущениям. Ребенок успокоился. Способна ли Эвелин О'Коннелл на то, чтобы?.. Нет - на ребенка эта женщина, конечно, не покусится. А вот дать знать меджаям о происходящем О'Коннеллы могут. Меила посмотрела в сторону выхода из музея. Она приготовилась дожидаться мужа оставшееся время: но тут неожиданно на пороге возникла его высокая темная фигура. Имхотеп нашел глазами жену и торопливо приблизился к ней. - Я почувствовал, что с тобой что-то случилось. Ты здорова? Меила улыбнулась. - Да. Египтянка решила ничего не говорить мужу об Эвелин. Как и не стала спрашивать его о том, что ему открылось в музее. Пока для этого не время. Оставшиеся до родов недели они провели спокойно. Меила, следуя рекомендациям своего врача, каждый день выходила на прогулку в парк, и Аббас сопровождал ее в эти часы. Вычислить их было бы совсем нетрудно. Однако египтянка ощущала, что до сих пор их никто и не искал. Разрешение всех тревог и ожиданий произошло неожиданно и страшно. Меила, как обычно, гуляла перед ланчем и, утомившись, присела на скамейку в парке... как вдруг почувствовала первую схватку. С ней был только Аббас, и ничего подобного они не ожидали: казалось, что еще слишком рано. Меила подняла на египтянина расширившиеся глаза. - По-моему, началось... нужно поймать такси. Аббас тоже немного испугался, но сохранил спокойствие. Он помог Меиле встать. - Идемте, госпожа, тут недалеко. Однако через короткое время Меилу опять скрутила боль, и она чуть не споткнулась на ходу, дыша сквозь стиснутые зубы. Ей говорили, что первые схватки гораздо реже! Меила взглянула на Аббаса. - Пошли быстрей, что ты так тащишься!.. К тому времени, как они очутились на улице и смогли поймать такси, схватки так участились, что Меила едва сдерживала стоны: и умирала от страха, что родит, не доехав до больницы. И водитель-англичанин не сразу согласился посадить ее, опасаясь спутаться с иностранцами в таком затруднительном положении. Только когда Аббас грозно прикрикнул на него, кэбмен сдался и впустил их в машину. Дорогу до родильного дома Меила не запомнила. Не как рожающая женщина, которая потеряла разум от боли, а еще хуже. Ее "я" словно бы заместилось чьим-то другим сознанием - и будь Меила в состоянии, она бы узнала эту древнюю сущность... В родильную палату Меилу доставили на каталке, не осталось времени ни для каких приготовлений. Это египтянка уже запомнила, только странным образом: иногда ей представлялось, будто она видит саму себя сверху - смуглую женщину в больничной рубашке, с безумными глазами и слипшимися от пота черными волосами, в окружении врачей в белых халатах, завязанных на спине. Потом она опять возвращалась в свое тело, превратившееся в источник боли. Схватки перешли в потуги, едва только Меилу уложили на кровать, фиксировав раздвинутые ноги в упорах для бедер. Она родила быстро: если бы врачи не успели, ребенок упал бы на пол и расшибся. Сестра подхватила его, и до Меилы донесся слабый крик. Потом девочка раскричалась. Девочка?.. Меила почему-то была уверена, что это дочь. - У вас дочка, мэм, - донесся до нее голос медицинской сестры. Ноги роженицы сняли с держателей, уложив ее удобно, как на постели. - Дайте посмотреть, - Меила приподнялась, не обращая внимания на боль. Чьи-то руки уложили ее обратно. - Лежите спокойно, мэм, - улыбающаяся краснощекая сестра в белой косынке подала ей ребенка. - Сейчас мы отвезем вас в палату. Меила больше ни на кого не обращала внимания. Она, едва дыша, рассматривала дочурку - крохотную, еще красную и сморщенную, но уже с густыми черными волосиками. - Я назову тебя Фэй, - прошептала египтянка. Это волшебное имя звучало сразу и по-арабски, и по-английски. Имя чародейки из артуровских легенд.* Прямо на родильной кровати на колесиках, прикрыв простыней, мать с ребенком перевезли в пустую палату, где помогли Меиле перебраться в постель. Девочку у нее взяли, и Меила отдала ее. Она стала понемногу обращать внимание на окружающих людей. - Моему мужу... сообщили? - Еще нет, - сестра, державшая ребенка, посмотрела на нее как-то странно. - Но сообщим в ближайшее время. Ваш... спутник дал нам ваш адрес. Вспомнив, что у нее за спутник, Меила усмехнулась. Фэй унесли в детскую палату для осмотра и взвешивания, а к Меиле подошел врач. Внешне все было в порядке. Когда врач ушел, с египтянкой осталась другая сестра. Она, как и ее товарка, глядела на Меилу с каким-то удивлением. Неожиданно сестра спросила: - Это ваши первые роды? Когда Меила ответила утвердительно, англичанка изумленно качнула головой в косынке. - Как быстро и без всяких осложнений. У вас очень хорошее женское здоровье. Надеюсь, что и с девочкой все в порядке. А потом сестра прибавила, склонившись к ней и понизив голос: - Когда вас везли в родильную палату, вы так страшно ругались, что мы все обомлели. На каком-то непонятном языке! У Меилы захолонуло сердце: она совсем этого не помнила. - Не беспокойтесь, сестра, со мной такое бывает. Англичанка улыбнулась и похлопала роженицу по руке: - Я понимаю, милочка, вам тяжко пришлось. Ничего, мы все женщины. Поняв, что Меила родом с востока, эта сестра сразу начала держаться с ней покровительственно... Тут принесли назад Фэй. - Девочка здоровенькая, слава Богу. Семь фунтов.* Меила проследила, как дочку пеленают и укладывают в кроватку. Египтянка улыбнулась, чувствуя огромное радостное облегчение. Но внезапно навалилась усталость - и телесная, и душевная. Эти доктора понятия не имели, что с ней происходит и какие осложнения ей действительно грозят... - Я немного посплю, - пробормотала египтянка: и сразу же уснула. Немного погодя ее разбудили, чтобы приложить дочь к груди, и Меила покормила Фэй, не открывая глаз. Когда она окончательно проснулась, рядом был Имхотеп. * "Фэй" по-арабски - "добыча, трофей"; а по-английски "Fay" значит "фея". Отсылка к Фее Моргане из артуровского цикла. * Приблизительно 3,2 кг.