The Beginning of the End

Царевна Нефертири вышла из своих покоев на балкон и оперлась обеими руками на позолоченную балюстраду, ощущая вечернюю прохладу. Отсюда были видны комнаты придворных женщин на противоположной стороне дворца, но попасть в них можно было только кружным путем. Прямо напротив балкона Нефертири располагалась опочивальня Анк-су-намун - наложницы, недавно возвышенной его величеством, которую Нефертири терпеть не могла. Эта женщина, которая могла стать царицей, была зла и коварна. Несмотря на то, что фараон пытался помирить женщин своего дома и даже назначил Анк-су-намун наставницей царевны крови... На Черную Землю спускались быстрые сумерки, и на сердце у Нефертири тоже стало темно. Что-то должно было случиться с фараоном и всею страной... что-то страшное! Она уже напряженно вглядывалась вперед, в сторону чужого балкона; но тут неожиданно услышала шаги позади себя. Нефертири вздрогнула и вскрикнула, повернувшись. - Это ты, Сешира! В женской фигуре, мягко очерченной в полумраке, она разглядела Сеширу, младшую жену отца. Молодая царица улыбнулась и протянула к Нефертири руку. - Я хотела навестить тебя. Когда женщины, взявшись за руки, ушли с балкона в освещенную спальню, Нефертири увидела в темных глазах Сеширы испуг. - Ты чуть не упала с балкона, царевна! Не стой больше так опасно! Нефертири улыбнулась: Сешира, хотя и резковатая в речах, всегда отличалась робостью. А потом царевна с изумлением заметила, что на жене отца синее траурное платье. На ней самой был калазирис, шитый сплошными рядами крошечных золотых лилий, - и ожерелье, и золотые браслеты на руках и ногах. - Почему ты в синем? - спросила Нефертири. Сешира была, к тому же, без парика, так что подстриженные волосы обнажили шею, и без драгоценностей. Сешира, казалось, от такого вопроса потеряла дар речи. А потом воскликнула: - Что ты говоришь, царевна? Его величество умер, все люди рыдают, и Исида проливает слезы! Река вздулась, как раньше не бывало! - Умер? Убит?.. - воскликнула Нефертири. И тут она все вспомнила. Убит, Сети заколот своей вероломной наложницей и ее любовником, жрецом Имхотепом!.. Кажется, эти преступники схвачены и казнены... Но кто схватил их, и к чему их приговорили?.. - Со мной было помрачение, сестра, и я забыла, - покаянно сказала Нефертири Сешире. - Не сердись. Я сейчас сниму все это. Царевна стянула со своих округлых обнаженных рук браслеты и хотела снять золотой венчик с волос, как вдруг Сешира остановила ее. - Не нужно, - теперь младшая жена фараона смотрела на Нефертири с восхищением и легкой горечью. - Семьдесят дней траура уже почти прошли.* А ты так прекрасна, царевна. Сешира коснулась ее плеча. - Неудивительно, что Сетх захотел лишить тебя памяти. Ведь теперь ты станешь великой царицей и воссияешь вместе с братом! У Нефертири подогнулись колени, и она молча опустилась на пурпурную подушку. Великая царица. Жена своего брата Рамсеса - ну конечно, божественной дочери предуготовано именно это... Но почему ей так тяжело и странно, почему кажется, что ничего этого не должно было быть?.. - А что сделали с преступниками? - спросила Нефертири, вновь взглянув на Сеширу, которая села на подушку рядом. - Я этого тоже не знаю! Лицо Сеширы побелело. Она пальцем поманила к себе царевну и, когда та склонилась к ней, прошептала на ухо: - Анк-су-намун убила себя и навеки проклята... А этот жрец - он хуже, чем проклят... Он приговорен к Хом-Дай... Нефертири резко выпрямилась. Вот что значил этот безотчетный страх! - Откуда ты знаешь?.. - девушка запнулась. - О Хом-Дай нельзя говорить! Сешира скрыла грустную усмешку. - О том, о чем нельзя говорить, языки всегда говорят, - справедливо заметила она. А потом беспокойно оглянулась и прибавила: - Я ведь пришла к тебе потому, что хотела сказать об этом деле. Во дворец прислали вещи из Города мертвых. Есть одна священная статуэтка, которую я предлагаю тебе купить! - Вот как? - переспросила Нефертири без особого интереса. Священными статуями был полон дом фараона - и, однако же, все эти бесчисленные боги не защитили ее отца. Но Сешира не дала царевне продолжать кощунственные мысли. Она схватила девушку за руку и встала, потянув Нефертири за собой. - Идем, посмотрим! Нефертири не стала противиться. - А почему ты ходишь одна, как тебя пустили? - удивилась царевна, когда они вышли в коридор, миновав неподвижных стражников. Сешира никогда раньше не была так смела, чтобы бродить без сопровождения, даже по женской половине. Сешира приложила палец к губам, потом приостановилась. Окинула взглядом высокие белые стены, покрытые тонкой росписью, драгоценный яшмовый пол и сказала полушепотом: - Я скоро уеду домой, в свое поместье. Ведь я больше не жена его величества, и меня отпустят, я уже подала письмо... - О, - воскликнула Нефертири, отступив на шаг. Она ощутила внезапную зависть. - Теперь я понимаю! И вдруг ей стало ясно, кто обрек смерти Имхотепа и Анк-су-намун. Это она, Нефертири, божественная дочь, пустила меджаев по следу любовников! Она совершила возмездие! И теперь ей, которая после смерти отца должна была стать царицей и занять место рядом с братом на малом троне, сделалось ясно, что ощущала Анк-су-намун, когда принадлежала ее отцу... - Идем, - велела Нефертири, отогнав мрачные мысли. - Отведи меня, куда ты хотела. Молодые женщины сделали несколько поворотов и очутились у высоких двойных дверей малого зала приемов, расположенного на женской половине. Этот зал принадлежал Туйе, великой царице, - матери Нефертири. Но сейчас старой царицы там не было. Зато в этом зале собрались придворные женщины и даже несколько молодых людей, с испугом и возбужденным смехом разглядывавшие какие-то товары. Все эти господа и госпожи, в прямых и витых черных париках, в белых одеждах и широких воротниках из золотых пластин с каменьями, смолкли и склонились перед вошедшими Нефертири и Сеширой, простерев к ним руки. - Показывай мне, Сешира, - приказала дочь фараона, когда перед ними все расступились. Сешира наклонилась и взяла черную деревянную статуэтку Баст, выполненную в виде кошки, - с зелеными глазами, с позолоченным ошейником. - Смотри, царевна, - сказала младшая царица, благоговейно проводя покрытыми хной пальцами по спине деревянной кошки. - Это хранительница мира мертвых, твоя защитница... Ее доставили из Хамунаптры! Эта богиня - враг всех, кто поднимается против фараона, она будет охранять тебя и твоего царя! Нефертири дотронулась до статуэтки... и вдруг весь мир опрокинулся, и она с криком стала падать куда-то в пустоту. Эвелин с криком проснулась, разбудив мужа. Рик вскинулся и уставился ей в лицо, сев в постели. - Что, Иви? Опять?.. Он и без того после возвращения из Ам-Шера тревожно спал. - Да, - Эвелин придвинулась к мужу, подавляя дрожь, и он обнял ее за плечи. - Опять эти сны. Только еще страннее, чем раньше... Эвелин нахмурилась, вспоминая. Потом быстро распрямилась, так что рука Рика соскользнула с ее обнаженных плеч. - Ну да, - сказала она с живостью. - Представь себе, мне снилось то, что было с Нефертири после смерти Имхотепа! Муж выглядел озадаченным. - А что здесь не так? - спросил он. Эвелин отвела глаза. Ей вдруг стало горько и страшно. - Ты забыл?.. Нефертири, то есть я... погибла, упав с балкона! В тот самый час, когда был убит Сети! Я увидела это и нечаянно перегнулась через балюстраду! Она прибавила: - Ну, помнишь - что я увидела, когда Имхотеп погрузил меня и Меилу в транс! - Господи, Иви, я не подумал! Извини, - сконфуженный муж прижал ее к себе и поцеловал. Он тоже встревожился, понимая, что этот сон неспроста. - Как ты думаешь, что это может значить? Эвелин вздохнула. Рик всегда предоставлял толковать такие вещи ей. - Мне приснилось то, чего не было, но могло бы быть, если бы я удержала равновесие в последний миг, - медленно сказала миссис О'Коннелл. - Это напоминание о том, как мы можем изменить наши судьбы... и как эти судьбы связаны! - Чьи наши судьбы? - спросил муж, не спускавший с нее глаз. Это ему нравилось все меньше. - Наши с тобой, - Эвелин улыбнулась, накрыв его руку своей, - и Меилы с Имхотепом. Понимаешь, дорогой, мне кажется, что наше противоборство не окончено. Поэтому нам было суждено снова родиться врагами. И, может быть, мы должны завершить нашу борьбу, чтобы выйти за пределы круга сансары, круга перерождения, и слиться с Богом, - задумчиво закончила женщина. Рик провел пятерней по коротким светло-каштановым волосам. - Иви, милая, я никогда не разбирался в этих сансарах и даже не понимаю, как они связаны с Египтом, - тут он нервно ухмыльнулся. - Но если ты права и мы выйдем за пределы этого самого круга перерождения... значит, мы с тобой больше не встретимся? Супруг посерьезнел, глядя ей в глаза. Эвелин тоже. - Я не знаю, Рик, - сказала она. - Правда не знаю. Эвелин снова прижалась к мужу. - Мне только ясно, что наша история еще не кончена... Видишь ли, не бывает на свете добра без зла, потому что у всего всегда есть оборотная сторона. Рик крепче обнял ее, и они некоторое время молчали в тревожной ночной тишине. Когда американец снова заговорил, его голос изменился. - Иви, я много чего навидался на войне и понял, сколько стоит человеческая жизнь. Я больше не держу на них зла. Рик прервался. - Я даже рад был, когда ты сказала, что у Имхотепа с женой теперь все как у людей... так, выходит, кто-то решил, что этого недостаточно? Опять какие-то боги решили нас столкнуть? - Может быть, не боги, а люди, - сказала Эвелин, вспоминая черную статуэтку кошки и царицу Сеширу из своего сна. - Бывает... и чаще всего бывает, что боги могут действовать только через людей. Древние верили, что боги обязательно нуждаются в смертных, чтобы проснуться, - улыбнулась она. *** Белла Линдсей никому не сказала о своей покупке, и Аббас тоже о ней умолчал. Египтянин берег спокойствие жены и своих хозяев, у которых, казалось, несмотря на все препоны, жизнь по-настоящему наладилась. Скоро было решено, под что использовать купленную землю. Имхотеп и Меила постановили купить еще один соседний участок, и выращивать оливы и другие масличные деревья, чтобы снизить себестоимость сырья для производства косметики. Сотрудничество с предприятием Линдсея ширилось и приобретало новые формы. Они вели активные телефонные переговоры; потом Оскар Линдсей направил в Каир своих людей, чтобы обсудить запланированные поставки на месте. Среди этих представителей "Секрета Клеопатры" оказался Барти, которого отец послал в помощь сестре. Между прочим, Меила поинтересовалась по телефону - зачем было непременно отправлять Беллу в Египет в самый жаркий сезон, да еще и одну. Оскар Линдсей нервно усмехнулся и закашлялся в трубку. - Вы будете смеяться, Меила, но мне показалось, что я непременно должен это сделать, - ответил англичанин. - Внутренний голос! Хотя я никогда не слушал никакие внутренние голоса! Смеяться египтянке сейчас хотелось меньше всего. - Понимаю, - сказала она холодно. - С возрастом мы становимся более суеверными, правда? Меила помолчала, поглаживая трубку ладонью и слушая, что происходит на другом конце провода. - Я надеюсь, Барти сможет позаботиться о сестре. Потому что до сих пор ее всюду сопровождал мой слуга Аббас, которого я собираюсь назначить своим управляющим на ферме. - Да, конечно, - торопливо сказал Оскар Линдсей. Он помялся. - Как там поживает моя дочурка? - Превосходно, - сказала египтянка, улыбнувшись. - Она скупила уже весь Каир... если не скупила, то зарисовала точно. Не знаю, как она повезет все это домой. Меила сделала паузу, которую Линдсей понял. - Я бы хотел, Меила, чтобы у нас осталась своя квартира в Египте. Белл возьмет с собой, что захочет, а Барти присмотрит за остальными вещами. Он ведь будет работать с вами. - Конечно, - согласилась Меила, раздумывая, к чему все это приведет. Она переложила нагревшуюся трубку в другую руку. - Знаете, сэр, Белла жалуется, что у нас слишком жарко, чтобы ездить на юг. А ей хотелось прокатиться до Карнака. Вы отзовете ее домой сейчас или позволите задержаться еще? Кажется, Оскар Линдсей пришел к выводу, что его дочурке хватит самостоятельности. - Пусть Барти устроит ей небольшую экскурсию... и хватит пока. Да и мы уже соскучились. Белла покинула Лондон почти два месяца назад. - Думаю, это разумно, - согласилась египтянка. - До свидания, Оскар. - До встречи, Меила. И спасибо вам, - прочувствованно ответил англичанин. Связь прервалась. "До встречи..." Меила долго держала в руке трубку, размышляя, что значит отъезд Беллы Линдсей для нее самой. Как непреложно самые незначительные стечения обстоятельств определяют будущее. * Семьдесят дней - обычное время бальзамирования и, соответственно, траура по усопшему у древних египтян.