The Beginning of the End

Если бы Белле Линдсей дали возможность опомниться, она бы изумилась тому, как течет для нее время в этом месте. У нее отобрали все, чем она могла бы развлечься и рассеять свой страх, оставив запертой в подземной тюрьме без окон. И определить, сколько она уже здесь находится, Белла не могла. Но почему-то пленница перестала испытывать и тоску, и страх, - наоборот, на смену им пришло какое-то возвышенное состояние, в котором целые часы могли пролетать незаметно. Обострение всех чувств, близкое к экстазу художника... может быть, во время войны люди испытывали что-то похожее, когда требовалось "мобилизоваться"? Оставшись одна после ухода жреца и женщины-врача, Белла недолго усидела на месте. Она встала и принялась обследовать помещение, в котором ее заперли. Девушка испытывала странное ощущение, будто наблюдает за собой со стороны, - она ощупала подлокотники кресел из полированной желтоватой слоновой кости; погладила ладонью столик черного дерева и заглянула под столешницу, изумившись тому, что ножки стола выполнены в виде фигуры мавра с поднятыми руками. Ну конечно, древние египтяне, как американцы-южане, держали негров в рабстве... Тут Беллу как раскаленной иглой пронзила мысль, что теперь она сама на таком же положении. Еще даже хуже. Мисс Линдсей горестно опустила голову. Она некоторое время стояла около столика, бездумно царапая его поверхность ногтями, с которых уже облупился красный лак. В доме Меилы Амир были такие вещи - старинные или стилизованные под старину... Внезапно Белла выпрямилась, пораженная догадкой. Эти люди, Сети и Меила Амир, заявляли, что они самой чистой египетской крови, и вели себя очень необычно для современных египтян... а что, если они и есть древние египтяне, перенесенные в двадцатый век каким-нибудь аналогичным образом?.. Но тогда их положению в сравнении с ее можно только позавидовать. Белла отвернула рукав кардигана и взглянула на наручные часики. Сердце болезненно трепыхнулось. Она уже смотрела тут на часы и заметила, что они остановились. Видимо, это произошло, когда ее перенесло сюда, - стрелки показывали семнадцать минут пополудни. Видимо, в это самое время для Беллы Хлои Линдсей кончился отсчет будущего. Двенадцать часов семнадцать минут, второго августа 1935 года. День и час, когда Белла Хлоя Линдсей умерла. Барти, наверное, наврал родителям и Сэму с Мартином, никто бы из них не поверил правде. И никто этой правды даже не знал. Бедный Барти: ему, конечно, пришлось сказать, что ее украли! А отец?.. Он этого, наверное, не перенесет... Белла опять села на пол, на звериную шкуру, и замерла, склонив голову и приставив ко лбу два пальца. Девушка не то задумалась, не то впала в оцепенение, - ее прежняя беззаботная жизнь, полная всевозможных удобств и развлечений, вдруг начала казаться ей нереальной. А если она до сих пор не жила, а проснулась к жизни только сейчас?.. Раздался скрежет запора, и Белла вскрикнула и выпрямилась. Она быстро встала, пытаясь оправить безнадежно измятое платье. Вошел маленький лысый человек в белой полупрозрачной одежде, наброшенной на одно плечо. За ним шел высокий слуга в одной набедренной повязке, такой же бритоголовый. Что это слуга, Белла поняла сразу. Он нес холщовую сумку - очевидно, с ее вещами. Во рту у пленницы вновь пересохло; но теперь никто не предлагал ей пить. Низкорослый жрец в кисейной одежде проследовал к креслу и опустился в него. Только устроив руки на подлокотниках, он поднял глаза на Беллу. Пленница ощутила, что этот взгляд пронизал ее с огромной силой. Такой же магнетической способностью обладал Сети Амир. Уж не был ли муж мадам Меилы в действительности высшим жрецом?.. Стиснув руки на животе, Белла ждала, пока главный жрец Амона с нею заговорит. Ведь он, конечно же, был здесь высшим начальством. Но разве ему не доложили, что она не понимает их языка? Однако пришедший не спешил говорить, только смотрел на нее - так же пристально, как тот, который нашел Беллу, но менее откровенно. Как будто он гораздо лучше владел своими чувствами. И тут Белла увидела, широко раскрыв глаза, как слуга вытаскивает из сумки ее вещи. Сборник рассказов Эдгара По. Статуэтку кошки. И, наконец, блокнот и карандаш. Белла догадалась, что всю ее одежду и белье египтяне прибрали, косметику тоже. Как видно, этот жрец убрал все предметы, назначение которых было ему понятно. Или же - все, которые были не нужны для объяснения с чужеземкой... Слуга протянул ей ее блокнот и карандаш. Белла с испугом увидела, что из записной книжки вырваны все страницы с ее рисунками. Господи, что же эти жрецы о ней подумали, увидев ее художества... Белла отважилась поднять глаза на главного жреца, сидевшего в кресле. Он был каменно безразличен - и только неподвижная поза этого человека выдавала его напряжение. А ведь он такой же, как я, подумала Белла, и это ее немного успокоило. - Ты хочешь, чтобы я нарисовала, откуда я родом? - спросила девушка, указывая карандашом на чистую страницу. Конечно, жрец не понял ее вопроса, но понял интонацию. Он опустил тяжелые веки и поднял - это означало кивок. Белла села на шкуру, у ног египтянина. Приставила карандаш ко лбу. Почему же она так плохо учила в школе географию... Она приблизительно изобразила очертания Европы; снизу, с юга, - провела границу Северной Африки. Промежуток между ними крупно заштриховала. Это должно было обозначать Средиземное море. Обозначив слева Гибралтарский пролив, Белла провела жирную стрелку от Британии к Египту, названия которых подписала по-английски. Потом вручила листок жрецу. Взяв бумажку, египтянин долго всматривался в нее - с таким выражением, точно это было гораздо большее чудо, нежели сама чужестранка. Потом жрец вскинул на Беллу глаза и что-то отрывисто спросил, указав пальцем ей в грудь. "Да ведь они даже не знают, где находится Европа!" - сообразила Белла. Но этот жрец производил впечатление незаурядно умного человека. Решившись, Белла подошла и наклонилась над плечом египтянина, ощутив запах его притираний. - Я отсюда, - сказала она, показав пальцем на себя, а потом на Британию, обозначенную надписью. - Ты отсюда, - она показала на Египет и посмотрела в лицо жрецу, не решаясь ткнуть пальцем в него. Но ее собеседник понял. Дрогнули бритые надбровья, шевельнулись губы. Жрец что-то вычислял в уме - Белла покрылась холодным потом при мысли, что это может для нее означать... А потом жрец величественно встал с кресла - величественно, хотя он был ниже ее на голову. И показал на деревянную статуэтку кошки, которую поставили на столик. Потом он указал на саму Беллу и вопросительно поднял брови. "Он думает, что меня перенесла сюда эта кошка, их богиня! - сообразила Белла. - Этим людям неинтересны подробности путешествия, потому что они верят в чудеса!.." То есть верят, что чудеса возможны, - хотя вряд ли видели их до сих пор. Или нет?.. Белла посмотрела жрецу в глаза и кивнула. Охваченная вдохновением, девушка шагнула к столику и схватила деревянную статуэтку. И вдруг поняла, что та стала совершенно новой. Облупившиеся места покрылись краской, само покрытие потемнело и посвежело, даже появился лаковый блеск. Белла поняла, что так все и есть. Именно богиня-кошка переместила ее в прошлое. Держа свой амулет у сердца, - так само получилось, - Белла медленно подняла глаза на того, от кого сейчас зависела ее участь. Жрец некоторое время размышлял, явно сильно взволнованный, - грудь и оплывший живот часто вздымались под платьем, бритое лицо покраснело под загаром. Потом египтянин коротко хлопнул в ладоши и кивнул своему слуге. Тот быстро убрал книгу и рисовальные принадлежности Беллы назад, в холщовый мешок, и оба они вышли. Беллу заперли в третий раз. Она осталась наедине со своей кошкой. Эта лакированная деревянная богиня вперила в нее взгляд миндалевидных зеленых глаз и казалась поистине зловещей, как все языческие идолы, как бы те ни были красивы. - И что ты мне теперь прикажешь делать? - прошептала Белла, глядя на статуэтку. К глазам подступали слезы. - Встать перед тобой на колени, да? Тогда, может, ты сжалишься и отправишь меня обратно?.. Нарисованные глаза ответили: нет, не сжалится и не отправит. А если этот маленький жрец, большой начальник, сейчас решит, что опасную чужеземку лучше казнить, какие бы боги ее ни хранили?.. И вот тут стойкость пленнице изменила. Белла бросилась ничком на пятнистую шкуру и разрыдалась, громко, даже подвывая от жалости к себе. Ей было безразлично, кто в этом храме может ее слышать. Для нее все кончено, кончено! *** Выйдя от пленницы, Менна спросил в этом неслыханном деле совета единственного из жрецов, кому доверял, - Ипи, третьего пророка Амона. Ипи был достаточно умен, чтобы поддерживать Менну и не строить против него козней; и не слишком высок, чтобы нельзя было посвятить его в случившееся. Ипи выслушал Менну как жрец равный ему. Он не скрывал, насколько был изумлен, - хотя оба они слышали, что боги иногда подавали людям такие знаки, но самим их получать или быть свидетелями этого служителям Амона не доводилось. В подтверждение рассказа, Ипи рассмотрел рисунки, сделанные светловолосой чужеземкой удивительной писчей палочкой на невиданном материале. Потом третий пророк Амона взглянул на Менну. - Не думается ли тебе, мудрый Менна, что лучше всего будет убить эту женщину, пока никто больше о ней не знает? Она из тех, кто может произвести великое смятение в умах. - Это так, - Менна шумно вздохнул. - Но смятение людских умов ничто рядом с гневом богов. До сих пор боги были не слишком щедры на знаки, не так ли? Губы Менны тронула улыбка. Ипи молча поклонился. - Но теперь нам было явлено то, чем я не рискну пренебречь. Ты можешь, - Менна поднял веки и обжег Ипи взглядом, - но думаю, что ты также не станешь. Ипи качнул головой. - Как же ты поступишь с нею? - спросил третий пророк Амона. Менна посмотрел на Ипи и подумал, что тот желает устраниться от опасного дела. Однако болтать о чужеземке не станет. Это может стоить им обоим слишком дорого. - Я научу ее речи, - наконец сказал Менна. - Сам. Может быть, мы получим новый знак, - а может, Амон, Тот и Баст будут ждать, пока мы дрогнем, как это свойственно смертным... - Но только не тебе, - вполголоса заметил Ипи. - Я не могу поручить ее никому другому, - продолжил Менна, словно бы с досадой - и, в то же время, с удовлетворением владетеля. - Даже если она не простая чужеземка, а колдунья или порождение какой-нибудь богини... Менна усмехнулся, пытаясь осмыслить такую возможность. - Даже будь все так, эта женщина способна зажечь вожделение во многих, кто приблизится к ней. И у всех слишком длинные языки. Он взглянул на Ипи. Тот поклонился, подтверждая, что останется нем. Ипи подумал про себя, что сам Менна был всегда так равнодушен к женщинам, что про него поговаривали, будто он кастрат. Хотя всех жрецов учили владеть своим сердцем и огнем своих чресел, смиряя плоть молитвой и постом, - однако жрец, подобный Менне, был способен даже оскопить себя, дабы его сердце не смущалось вожделениями. Только Ипи достаточно близко видел Менну, чтобы не верить слухам: Менна остался мужчиной. Он брил подбородок, как и все прочие рабы бога. Дверь тюрьмы отворилась, когда Белла обессилела от переживаний и лежала, свернувшись на шкуре и безучастно глядя перед собой. Но девушка встрепенулась и села, когда к ней вошла давешняя лекарка. С нею был тот же слуга, который сопровождал главного жреца: слуга поставил на столик чашу, полную воды, и вышел пятясь. Лекарка осталась. Белла густо покраснела, вспоминая, как эта женщина проверяла ее на девственность. Однако сейчас, по-видимому, у египтянки не было таких бесстыдных намерений. Она молча положила перед Беллой стопку одежды. Беллу опять обожгло стыдом, когда она поняла, что переодеваться придется при этой лекарке. Но делать было нечего. Белла сняла часы, кардиган, потом, через голову, - платье; отстегнув резинки, сняла чулки и пояс. Расставаться с батистовой сорочкой очень не хотелось. Белла прекрасно понимала, что ничего подобного своему французскому белью здесь не найдет. Но ей нельзя привлекать слишком много внимания, в этом она была полностью солидарна со своими тюремщиками. Отвернувшись от египтянки, Белла расстегнула лифчик. Сбросив его, она остановилась, скрестив руки на груди. Неужели придется снять и трусы?.. Однако египтянка не настаивала на этом последнем; и сережки тоже позволила оставить. Она помогла Белле надеть плотное белое платье на одной бретели, по-видимому, из льна. Под платьем почти ничего не просвечивало, но оно так обтягивало фигуру, что Белла почувствовала себя голой. Успокаивало только то, что здесь, наверное, все женщины так ходят. Она видела репродукции, изображавшие почти совсем раздетых египтянок, - в Африке сам климат к этому располагает... Первым, что обрадовало Беллу, были мягкие кожаные сандалии. Ее даже восхитила тонкость работы. Лекарка показала, как надевать их и завязывать шнурки: обувь пришлась Белле как раз по ноге. Должно быть, этот маленький главный жрец приказал найти сброшенные туфли Беллы и подобрать сандалии по размеру. Однако одеванием туалет не кончился. У лекарки был с собой вместительный ящичек, в котором оказались краски, кисточки, щипчики и другое. Косметика! Белла рассмеялась, вспомнив отцовский "Секрет Клеопатры". Если бы папа только знал, каким боком ему это выйдет... Но египтянка приняла строгий вид и жестом приказала Белле умыть лицо. Та подчинилась с облегчением: все равно от ее макияжа уже мало что осталось. Потом египтянка накрасила Беллу - густо, как было принято здесь, обвела глаза черной тушью и нанесла на верхние веки зеленую краску. Брови женщина ей подвела черным, губы жирно намазала оранжевой краской, похоже, на основе хны. Это было неприятно, но Белла смолчала. Она громко воспротестовала, только когда увидела парик. - Я не надену это уродство! - воскликнула Белла: на глазах у нее опять выступили слезы. Египтянка прикрикнула на пленницу, чтобы она не смазала краску. Некоторое время лекарка молча держала парик перед глазами девушки - из настоящих женских волос, весьма искусно сделанный: причем волосы были выкрашены в синий. Белла поняла, что отказаться нельзя. Она покорно кивнула, и тогда египтянка улыбнулась. Она подняла золотистые волосы Беллы и быстро и ловко скрутила их узлом, скрепив парой медных шпилек. Потом надела парик. Синий парик был с ровной челкой, длиною до плеч, - как природные волосы Беллы. Увидев свое отражение в тусклом медном зеркальце, девушка ахнула. Перед ней была незнакомка, которая уже не принадлежала ее эпохе, - вызывающе накрашенная древняя женщина, выглядевшая искусственно и бесстыдно в одно и то же время. Но эта синеволосая особа была, несомненно, красива. Белла даже улыбнулась. Ее помощница тоже улыбалась, явно довольная результатом. Потом египтянка собрала свой ящичек, поклонилась Белле и вышла, захватив ее одежду. Запирать Беллу не стали, но это было ни к чему: все равно она бы никуда не делась. Мисс Линдсей ненадолго осталась одна. Как она почти уже ожидала, вскоре к ней опять вошел главный жрец, который и отдал приказ о ней позаботиться. В руках жрец держал ее блокнот и карандаш. Белла поклонилась ему, как только что сделала лекарка: ее тело подчинилось инстинкту прежде, чем заговорил разум. Маленький жрец, похоже, остался доволен: он опустил и поднял веки. Окинул Беллу взглядом - бесстрастным, но цепким, примечающим все. Потом служитель Амона сделал ей знак сесть на шкуру. Когда египтянин сел рядом с ней, Белла поняла, как ей повезло. Или не повезло. Она сама подала жрецу эту идею - обучать ее с помощью ее же рисунков.