The Beginning of the End

Кифи разбудила Беллу совсем рано. Белла испуганно приподнялась на кровати, когда ее тело вспомнило о случившемся; но Синухет спал мертвым сном и даже не пошевельнулся. - Вставай, - нетерпеливо прошептала Кифи, склонившись к Белле. Первая наложница Синухета была, как и вчера ночью, почти голая, только легкая белая тряпочка, прицепленная к низке бус, свешивалась между ног. - Скоро придет госпожа! Это напоминание заставило Беллу поспешить. Она резко встала и тут же, застонав от боли, схватилась за плечо Кифи. Египтянка поддержала девушку и слегка оттолкнула от себя, помогая выпрямиться: эта маленькая женщина оказалась неожиданно крепкой и гибкой, как лозняк. - Скоро все пройдет, - сказала Кифи, озабоченно глядя на Беллу. - Идем в мою комнату, там тебя никто не потревожит! Тут Белла вспомнила, что сама не одета. Если для них нормально разгуливать по дому в таком виде, то... Но Кифи притопнула босой ногой, понукая ее, и Белла решила наплевать на современные ей приличия. Она присела и завязала сандалии; потом, бросив опасливый взгляд на господина, взяла со столика свою кошку. Потом они с Кифи вышли, тихо прикрыв за собой дверь. По пути на женскую половину им не попалось ни одной живой души, Белла боялась напрасно. Хотелось бы знать, где спят слуги, - ведь они, конечно, в этом доме есть?.. - Заходи, - Кифи приотворила дверь в свою комнату, и Белла боком проскользнула внутрь. Ощутив смолистый запах домашнего алтаря, англичанка облегченно вздохнула. Здесь было маленькое убежище наложницы Синухета, где ее, видимо, и сам хозяин нечасто беспокоил. В спальне Кифи жила и ее собственная богиня, Хатхор, стоявшая в раскрытом позолоченном ковчежце на столике, среди всевозможных баночек с притираниями и костяных палеток с красками. Белла улыбнулась, вспоминая, что сама относилась к своей статуэтке так же непочтительно, устраивая вокруг свалку дамских принадлежностей. Но ведь сама она тогда, в Каире, считала эту кошку всего лишь сувениром! Неужели и настоящие египтяне позволяли себе относиться к своим богам как к предметам обихода?.. Она поставила кошку на другой столик, правда, тоже непустой. Но, кажется, ее богиня не имела ничего против. - Садись, - Кифи, улыбаясь, ногой подтолкнула к Белле алую подушку, лежавшую на полу на циновке. - Я бы повела тебя мыться, но уже поздно. Скоро все встанут. Белла поймала широкое ночное одеяние, которое Кифи бросила ей. Того же фасона, что она носила в храме, - до пола, но не сшитое по бокам. Как же она привыкла тут ходить полуголая, если даже без набедренника ей теперь комфортно... Конечно, пока никто не покушается на ее тело. Белла сжала колени, между ног у нее снова томительно заныло. - Долго я буду тут сидеть? - спросила англичанка, глядя на хозяйку комнаты снизу вверх. Против воли ее голос прозвучал жалобно. Кифи, которая спиной к ней убирала свою разбросанную постель, покосилась на Беллу и пожала округлым плечиком. - Сколько скажет господин. Но думаю, что скоро тебя выпустят. Разгладив простыню, Кифи повернулась к Белле лицом и широко, дружески улыбнулась. - Таиться от госпожи все равно долго не получится. Белла рассмеялась. Ей стало страшновато и весело при мысли о госпоже Мути - несомненно, с этой женщиной стоит свести знакомство. - А ты... Ты не боишься жить со мной в одной комнате? - спросила англичанка. - Вдруг я колдунья? Она тут же пожалела о своих словах: круглое личико Кифи стало серьезным. - А ты колдунья? - переспросила египтянка. Тут же Кифи ответила сама себе: - Наверное, да. Но я думаю, что ты не испортишь нашего господина. Она посмотрела Белле в глаза. - Если бы ты хотела, ты бы уже сделала это, правда? Белла кивнула и тут же отвела глаза. Нужно отучить себя распускать язык! Она то и дело забывает, что эти древние египтяне к магии и ко всему такому относятся совершенно серьезно!.. Хорошо хоть, это еще не средневековье и гонений на магов и гадателей нет... - А ты уже видела колдунов? - спросила Белла, кутаясь в свою мешковатую одежду. - Да, - сказала Кифи. - Я много раз видела, как жрецы во время выходов заставляют богов говорить. Белла несколько мгновений соображала, что подразумевает египтянка, а потом поняла, вспомнив о фиванском празднике Амона. Египетские боги в определенные дни "выходили" к народу на плечах жрецов, которые и толковали движения идолов. Уж конечно, среди жрецов Та-Кемет обманщиков было еще больше, чем среди христианского духовенства. На лице Кифи сейчас было написано такое же сомнение, как и на лице Беллы. - Я знаю, что среди слуг богов есть настоящие маги, - сказала маленькая египтянка, будто отражая мысли своей гостьи. - Но они ничего не показывают непосвященным. - Как Имхотеп, брат господина?.. - вырвалось у Беллы. Глаза Кифи расширились: она прижала палец к губам. - Откуда ты о нем знаешь? - спросила первая наложница Синухета. Белла усмехнулась. - Оттуда же, откуда и ты. Они с этой женщиной удивительно быстро становились приятельницами. Неужели женщины в гаремах здесь так же дружат, не ревнуя своих общих любовников? Это, конечно, смотря чей гарем... Вот женская половина царского дворца, наверное, настоящий гадюшник... Между тем дом просыпался; Белла действительно услышала за дверью быстрые шаги и перекличку слуг. Мужчина и женщина; и еще кто-то протопотал в отдалении. Белла невольно сжалась, крепко обхватив колени руками. - Мне страшно, Кифи... Египтянка округлила бровки. - Кто же ты такая? То стращаешь меня, то сама боишься! Чудная ты! Кифи покрутила головой и опять отвернулась; она сама наконец оделась, натянув поверх пояска калазирис. Правда, этот калазирис позволял видеть обе налитые груди. - Не бойся, люди этого дома - добрые люди. И если господин сказал свое слово, тебя никто не тронет. Потом Кифи прибавила, точно извиняясь: - Мне нужно идти к моей дочери, я скоро вернусь... Принесу тебе еду! И передам, что сказал господин, - прибавила египтянка, видя мольбу на лице Беллы. Кифи скрылась, оставив Беллу одну. Пленница задумалась, поставив подбородок на колени. Кифи спокойно оставила ее в своей комнате... значит, верит ей, как и Синухет. Хотя Кифи некуда деваться, она выполняет приказание господина. Но, конечно, боится подпускать чужестранку к дочери. Белла вспомнила, что многие языческие поверья велели особенно оберегать детей от порчи... Детей и женщин, которые были легче всего подвержены враждебной магии. Может, если бы ее отец разделял эти верования, мисс Линдсей не очутилась бы здесь, среди древних язычников. Но об этом поздновато жалеть. Белла встала - она поморщилась от боли в мышцах, но тело слушалось. Хотя лучше бы, конечно, Синухет повременил. Когда, кстати говоря, он намерен опять позвать ее в постель?.. Белла ощутила ужас при мысли, что теперь ее тело принадлежит этому мужчине, который так непредсказуем. И он молодой, сильный... Но ведь Синухет хороший хозяин - и любовник, и у него есть уже две женщины для удовлетворения... - Надеюсь, он понимает меня, - прошептала Белла с дрожью. - Хотя бы немного! Она прислушалась к происходящему в коридоре. Шаги и голоса теперь слышались далеко, слабым напоминанием о человеческом присутствии. А вдруг она все-таки спит? Может быть, лежит в больнице, в летаргическом сне, после какого-нибудь несчастного случая?.. Тут дверь отворилась, и появился Синухет: свежеумытый и тщательно одетый, в отличие от нее. Он даже был накрашен. Белла привыкла к виду бритых наголо жрецов, но эти аскеты и не красились - косметика на лицах мужчин до сих пор ее шокировала. Однако такой туалет означал, что, по крайней мере, сейчас Синухет на нее не набросится. Белла даже смогла улыбнуться, когда египтянин приблизился к ней. - Я был с женой, - быстро объяснил ее господин, хотя был вовсе не обязан это делать. Он попытался заглянуть девушке в лицо. - Ты здорова? Белла поняла, что он подразумевает. Она красноречиво поморщилась, опустив глаза. Синухет понимающе кивнул; он привлек ее к себе за плечи и поцеловал в висок. - Я дам тебе покой на эту ночь. Египтянин, казалось, думал сейчас о чем-то другом. Может быть, о своей госпоже, с которой ему пришлось объясняться, или о детях. Как же хорошо, что он семейный человек, подумала Белла. Интересно, он уже сказал жене, кого привел в свой дом?.. Синухет положил ей руку на голову, потом опустил. - Я хотел только посмотреть на тебя. Испугался, что ты исчезнешь, чародейка из-за моря, - египтянин рассмеялся, но, похоже, вправду боялся этого. - Однако я не могу сейчас остаться с тобой. Белла кивнула. - Я понимаю... господин, - закончила она с некоторым усилием. - Но ты придешь сегодня? Она посмотрела на Синухета. Египтянин понял этот взгляд и кивнул: да, придет, но не за тем, чего она боялась. Он сделал Небет-Нун своей и может подождать. - Кажется, северянки холодны, - заметил Синухет с легкой усмешкой. - Но я не жалею, что нашел тебя. Боги пожелали говорить со мной так же, как с моим братом. Он окинул ее взглядом, полным страсти и изумления; притянув к себе, поцеловал обжигающим поцелуем и оттолкнул. Потом быстро вышел вон. Потрясенная Белла попыталась осмыслить последние слова Синухета. Так значит, он хотел стать избранником богов, как Имхотеп... Он похитил и увез ее, потому что его так же влекло все неизведанное, как Имхотепа... "Конечно, это не любовь, - подумала Белла. - Он ведь совсем меня не знает!" Но так даже лучше. Ведь Синухет женат, а соперничать с его госпожой у нее нет никакого желания! Она в волнении прошлась по комнате, бездумно трогая то одну, то другую вещь. Синухет хорошо содержал свою наложницу, хотя, кажется, не испытывал к ней большой страсти. И Кифи была вполне довольна этим. Может быть, прежде она бедствовала? Вновь отворилась дверь, и Белла быстро повернулась: сердце екнуло при виде хозяйки комнаты. Девушка успела заметить выражение враждебности на лице Кифи, которая поняла, что чужачка трогала ее вещи; но потом египтянка улыбнулась. - Я принесла тебе еду. Но лучше сперва помойся, ты можешь теперь выходить одна! - Благодарю тебя! - Белла улыбнулась. - Это господин сказал? Кифи кивнула. - Да, он позволил. И госпожа узнала о тебе. Она ничего не сказала о том, когда хозяйка захочет видеть новую наложницу мужа; и Белла удержалась от вопроса. Кифи все-таки проводила ее в купальню и объяснила, где что лежит и как этим пользоваться. По дороге вперед они снова никого не встретили; но возвращаясь в спальню, наткнулись на слугу. Он отпрянул от Беллы и вжался в стену, увидев цвет ее волос; но все-таки совладал с собой и даже не выронил того, что нес. - Это Реннефер, слуга господина, - объяснила Кифи, закрыв дверь. - Он неболтлив, но скоро все в доме узнают о тебе... Хорошо, что в мою комнату никому нельзя входить, кроме Синухета! - А твоя дочь... где она спит? - осторожно спросила Белла. Кифи метнула на нее настороженный взгляд. - Там же, где дети госпожи. Господин не разделяет их. Белла съела то, что ей принесли: это оказалась ячневая каша с маслом и медом, почти как варили в ее дни, только немного придымленная. У египтян кухни, кажется, под открытым небом. Потом Кифи села ткать: Белла только сейчас обнаружила в углу маленький станок с наполовину готовым суровым полотном. Кифи, наверное, привыкла коротать время подобным образом. Белла подумала, что и сама бы не прочь научиться такому ремеслу. - Нравится? - египтянка взглянула на Беллу поверх станка, не прекращая споро двигать руками. - А как ты работала дома? "Она спрашивает как бы между прочим, потому что боится меня!" - поняла Белла. Англичанка села в кресло и, подобрав ноги, попыталась рассказать о себе. Кифи иногда недоверчиво хмыкала, иногда изумлялась и прерывала работу. Но Белла не могла поведать этой женщине больше, чем Синухету: и не могла удивить ее по-настоящему, рассказав правду о себе... Кончилось это повествование тем, что Кифи пообещала научить свою товарку ткать и почувствовала что-то вроде жалости к ней и ее неведомым сородичам из заморского края холода. Конечно, земли лучше Та-Кемет не может быть! Ближе к вечеру пришел Синухет, как обещал; и пришел не с пустыми руками. Он принес Белле то, чему она очень обрадовалась, - палетку с красками, кисти и несколько превосходных чистых свитков. - Я хочу видеть, как ты рисуешь, - объявил ее господин; и уселся на пол, скрестив ноги. - Покажи. Белла повиновалась. Она решила попытаться нарисовать то, что сохранилось только в ее памяти, - вид какого-нибудь из лондонских парков. Вскоре увлеченный Синухет понял, что она рисует свой город, и вновь начал расспрашивать наложницу о ее родине. Кифи тоже внимательно слушала их, затаившись в сторонке. Белла рискнула и обмолвилась кое-о-каких достижениях будущего: все равно проверить это у египтян нет возможности. Синухет поздно ушел от Беллы, с большой неохотой вырываясь из той реальности, что она соткала в его воображении. "Долго ли я еще смогу быть Шехерезадой", - подумала англичанка с мрачным юмором. Ночь она проспала спокойно; весь следующий день Белла не видела никого из хозяев, и никого из детей, только слышала, как те играют в саду у пруда. Кифи снова сидела за тканьем; а вечером предложила Белле подняться на крышу. - Хочешь, мы будем спать здесь? - спросила она. Белла была восхищена картиной, открывшейся сверху, и охотно приняла бы предложение новой приятельницы. Но воспользоваться им не смогла: к женщинам поднялся Синухет. Ничего не говоря, он увлек Беллу в свою спальню. В этот раз тоже не получилось избежать боли и неловкости. Но сегодня Синухет любил ее более вдумчиво, долго, и от одного этого сознания, - что Синухет наслаждается и изумляется именно ей, что именно в ней он нуждается, - Белла поднялась к наслаждению. На эту ночь он тоже оставил Беллу спать рядом с собой, и обнимал ее во сне. Это согревало ее, давало чувство защищенности... и Белла понимала, что их чувство могло бы со временем перейти в любовь. Если бы только у Синухета уже не было семьи. Госпожа Мути пожелала видеть новую наложницу мужа только на третий день. Белла поражалась выдержке этой женщины: неужели она до сих пор довольствовалась только чужими словами? Хотя, вероятно, жена Синухета улучила возможность рассмотреть Беллу незаметно для нее. Хозяйка дома вошла в комнату наложниц, когда Кифи не было, а Белла рисовала. Услышав женские шаги, англичанка вскочила. Она повернулась лицом к госпоже, опустив руки. Жена Синухета оказалась красивой величавой женщиной, которая, однако же, выглядела старше супруга. Но, вероятно, на самом деле была его младше - ее старили преждевременные складки у губ, отчетливо заметные, когда женщина улыбалась. Госпожа Мути была в парике с укрепленным на темени благовонным конусом, источавшим сильный аромат, в изысканном наряде; и походила не на провинциальную хозяйку, а на придворную даму. Белла подумала, что эта женщина могла быть ловкой интриганкой... Она ведь, кстати, и фиванка по происхождению... Несколько мгновений соперницы молча рассматривали друг друга. Потом госпожа Мути произнесла, хорошо поставленным голосом: - Так значит, вот ты какова. Чужестранка, укравшая разум моего мужа. Она так и сказала - "укравшая разум". У Беллы заколотилось сердце. Белла вдруг поняла, что нужно делать, и склонилась перед этой женщиной по-египетски, простерев руки. Она уже несколько раз проигрывала в уме этот разговор. - Госпожа, твой муж защитил меня, и дал мне кров. Я рада быть в тени. Ваше солнце слишком ярко для нас, северянок... особенно солнце Уасета. Девушка снова робко подняла глаза. Госпожа Мути, холодно слушавшая ее, улыбнулась; отчего складки у губ обозначились резче. - Ты неглупа, - сказала египтянка. - Может быть, ты сможешь найти себе место в моем доме. Если только ты не забудешь, - тут Мути перешла на шепот, - что влечение моего мужа пройдет, а власть его госпожи - нет. Белла снова склонилась. Это она понимала очень хорошо. Девушка стояла не разгибаясь, пока не услышала, как дверь за госпожой Мути закрылась.