The Beginning of the End

Так же, как в храме Амона, дни, проведенные в доме Синухета, незаметно сливались в недели. Люди дома, вначале изумившиеся ее появлению, привыкли к Белле скорее, чем можно было ожидать. Казалось, она почти не возмутила неторопливого течения их жизни. Даже в деревне в ее время уже не получалось жить так спокойно. Урбанизация заставила деревню непрерывно догонять город. Прежде Белла жалела древних - без современной медицины, без должного понимания собственной физиологии они умирали гораздо раньше людей ее эпохи. Конечно, так и было; но эти люди не утратили здоровых инстинктов, еще не извращенных городским воспитанием, и обитали в здоровой природной среде, еще не искалеченной индустриализацией. И их дом стоял в сельской тиши. Возможно, со стороны Синухета жить в таком уединении было эгоистично, но отнюдь не глупо. Белла довольно скоро выяснила, чем живет ее господин и откуда взял свое состояние. Синухет был, как и предполагала англичанка, помещиком средней руки, и помимо дома с садом владел еще пшеничным полем; а после смерти его с братом родителей он приобрел виноградник неподалеку от своего имения. Синухет стал виноделом, одним из тех, кто поставлял прекрасные вина Дельты к столу фиванских вельмож и самого фараона. На его земле работали свободные поселяне - вообще, среди людей Та-Кемет было мало рабов по названию. Рабами чаще всего становились иноземцы - такие, как Белла. Синухет, однако же, никогда не давал Белле почувствовать, что относится к ней иначе, нежели к Кифи и другим младшим домочадцам. Она, как и Кифи, считалась в доме ниже жены, но выше служанки. Сама Белла иронически именовала себя "добавочная жена": как в романе Уэллса, в котором герой, впавший в летаргический сон, проснулся через двести лет и обнаружил, что благодаря накопленному за столь долгий срок капиталу стал властелином мира.* Сейчас англичанке смеяться над измышлениями своего соотечественника-фантаста хотелось гораздо меньше... Белла боялась, что в скором времени Синухет утратит к ней интерес и охладеет. Конечно, она довольно быстро утратила для него новизну - хотя египтянин обладал живым воображением, человеку, особенно мужчине, мало этого, если нельзя увидеть своими глазами, пощупать рукой. И рассказы Беллы поневоле были куцыми, скупыми на подробности; они перестали занимать ее господина, и больше англичанка не говорила с ним о своей стране. Но Синухет привык, привязался к ней как к своей женщине; и не только чувство собственника, но и благородство натуры не позволило бы ему теперь лишить Беллу своей заботы. Белла научилась ткать и прясть, и стала помогать Кифи. Первая наложница Синухета изготовляла полотно не только для дома, но и на продажу - его отвозили в Буто и часто тут же на рынке, на месте, осуществляли натуральный обмен: на масла, украшения, лакомства для детей и женщин. Жизнь Беллы оказалась наполнена содержанием, и она не могла пожаловаться на нее. Она даже расцвела, похорошела, и с удовольствием любовалась на себя в пруду у дома. Медные зеркала египтян плохо отражали своих владельцев. Может быть, это половая любовь с хозяином дома так благотворно сказалась на Белле Линдсей. Синухет подарил ей потрясающие переживания. Его самого очень радовала свежесть ее чувств, которые он разделял с молодой любовницей: хотя она оказалась не так темпераментна и отзывчива, как египтянки. Но когда англичанка засыпала одна, она снова и снова молилась и надеялась, что завтра проснется в своей квартире в Лондоне. Оттого, что это было так глупо, надежда не умирала... Иногда Белла задавалась вопросом, что делается теперь в Фивах... и строила догадки: что бы случилось, если бы она со своей статуэткой опять оказалась в храмовом дворе, на том самом месте, куда ее перенесло из ее эпохи? Смогла бы она попасть назад?.. Скорее всего - нет. Но все равно Белла надеялась на чудо, второе чудо! Пусть даже понимала, что в таких метафизических вещах не может быть повторяемости. Белла продолжала рисовать - у нее рождались самые разнообразные сюжеты, она теперь просто фонтанировала идеями. Может быть, из-за отсутствия новых впечатлений того же рода? Творчество помогало девушке очистить разум и от прошлого-будущего, и от настоящего; и сохранить душевное равновесие. Синухет хвалил ее рисунки - Белла подозревала, что гораздо выше, чем их оценили бы ее преподаватели в колледже; но эти папирусы никогда не выносились за пределы комнаты наложниц. Наверное, там им и суждено остаться. Она возобновила ведение дневника. Синухет не отказывал ей в писчем материале, и теперь у Беллы было довольно времени, чтобы выражать свои мысли на папирусе. Ее господин рассматривал сделанные англичанкой записи с любопытством, но никогда не выражал желания научиться языку Беллы, хотя и был грамотен. Она это делала прежде всего для себя - чтобы не раствориться в прошлом Египта окончательно... Несмотря на свой статус наложницы, Белла получила гораздо большую свободу, чем в Фивах. Синухет не держал ее взаперти, и, помимо возможности передвигаться по дому и саду, Белла получила разрешение ходить купаться к реке. Правда, одну ее не выпускали - в отличие от Кифи, которая ходила куда хотела. Белла спускалась к Нилу только с Кифи и ее маленькой дочкой, Таусерт. Синухету нечего было удерживать Кифи - она происходила из большой семьи плотника в Буто, и господин осчастливил и ее, и ее семью, когда однажды остановил на ней свой взор, придя к отцу Кифи за заказом. Кифи отлично плавала, и Беллу не раз пыталась увлечь за собой. Белла неохотно следовала за подругой - не столько потому, что боялась глубины, сколько потому, что боялась быть обнаруженной другими людьми. Хотя во время этих прогулок им не встретилось никого: словно Синухет и его семья были одни в мире. Конечно, Синухет не забывал о делах, и несколько раз за месяц съездил в Буто со своими слугами. В одну такую поездку он отправился один; и пригласил с собой Беллу, помня, как хорошо им было тогда вдвоем. Белла отказалась - почтительно, но твердо. Ей не хотелось нарушать перемирие, установившееся между нею и женой господина. У госпожи Мути и так с ее появлением возникло более чем достаточно поводов для недовольства... Выслушав наложницу, Синухет согласился с ее доводами. Ему даже понравилась предусмотрительность Небет-Нун. Белла отказалась потому еще, что у нее возникли некоторые подозрения насчет своего состояния. Впервые осознав такую вероятность, Белла ощутила нервное удушье. Родить ребенка - ребенка от этого человека, которого она так и не смогла до конца признать живым и реальным!.. Конечно, Белла уже знала, что у египтян существовали разные способы предохранения от беременности. Но Синухет никогда не говорил с нею о таких предосторожностях, а она сама не решалась спрашивать. А может, пленница втайне надеялась именно на это. На то, что ребенок сможет упрочить ее положение здесь! Белла по-прежнему ставила палочки, считая дни своего цикла, и однажды ее подозрения превратились в уверенность. Это наполнило ее новой надеждой - и всколыхнуло в ней отчаяние. Ребенок от Синухета окончательно отрежет ее от прошлой жизни! Жуткую мысль, что она может умереть тут от родов, Белла даже не пускала в сознание. Она мучилась сомнениями, когда сказать обо всем Синухету, и боялась теперь ложиться с ним; хотя он никогда не был груб и быстро и умело разбудил ее чувственность. У наложницы было время, пока он в отлучке, - а потом Синухет, наверное, пойдет к супруге... Как она воспримет такое известие, хотелось бы знать... Сыну Синухета было уже семь лет, и он носил гордое имя Амон-Аха, то есть "Амон-воитель". Несомненно, мать лелеяла большие надежды насчет его будущности, которые связывала с Фивами. Что, если Небет-Нун, чужестранка, родит своему хозяину второго сына?.. Белла неоднократно читала, что получается из этого, в жестоких старых сказках - которые правдивее всего отражали жизнь. Но, конечно, она чересчур спешит. Белла стала терпеливо дожидаться Синухета. Он вернулся на четвертый день и привез подарки для всей семьи. Конечно, и Небет-Нун не забыл. Синухет преподнес Белле настоящий пенал, какими пользовались писцы при больших господах, - плоскую кипарисовую шкатулку с тонкой серебряной инкрустацией на крышке. Она изображала ибисоголового Тота - покровителя учености... Внутри пенала было несколько отделений, для писчих палочек и для двух основных красок, черной и красной. Белла очень обрадовалась такому подарку. Не только потому, что он был своевременным, - Синухет помнил, что выделяет ее среди других женщин! Забыв о стеснении и о пиетете, Белла бросилась египтянину на шею и поцеловала. Синухет, смеясь, подхватил ее на руки. - Ты отблагодаришь меня, моя золотоволосая колдунья? Белла ощутила жаркую волну желания. Но, когда Синухет начал целовать ее шею и грудь, протестующе выставила ладони. - Нет... я не могу сейчас, прошу тебя. Синухет замер, держа любовницу на руках; а потом поставил на пол. - Что случилось? - спросил он почти холодно. Белла взялась за живот и, краснея, подняла глаза. Больше нельзя было тянуть. - Кажется, у меня будет дитя. Несколько мгновений Синухет взирал на нее в несказанном удивлении. А потом радостно, облегченно рассмеялся. - Вот как! Значит, ты все-таки женщина, - смеясь, господин притянул ее к себе, уже с осторожностью, и поцеловал в лоб. - Я очень рад, что ты понесла, - сказал Синухет. Белла смотрела в его счастливые глаза и думала, какие сложности рождение ребенка вызвало бы в Лондоне, даже в законном браке и с хорошими перспективами. В Лондоне это означало бы, что придется всю жизнь построить вокруг этого ребенка. Недаром Кифи пожалела ее соотечественников, с их огромным культурным багажом и холодным климатом! Потом Синухет оставил Беллу, видимо, разделяя ее опасения. Белла решила, что жене он скажет позже. Сама она ни за что не смогла бы этого сделать. Они с госпожой Мути иногда встречались - порою Белла и Кифи даже ели в общем зале с хозяевами и детьми. Но жена Синухета превосходно умела держать дистанцию и указывать женщинам своего мужа, где их место; даже не заговаривая об этом. Белла, однако же, помнила свое место и без всяких напоминаний. И вовсе не хотела разрушать семью Синухета - она была искренна с его женой. Кажется, госпожа Мути оценила это: несколько раз англичанка замечала ее одобрительный взгляд. Но что супруга ее господина скажет теперь? Хотя она ведь должна была предвидеть, что Белла может забеременеть! Белла молчала о своем положении, и Синухет - тоже. Одна Кифи знала обо всем. Но Кифи Белла давно считала своей союзницей. Она ждала, что ситуация разрешится естественным образом... как вдруг Синухет преподнес ей новый сюрприз. - Скоро ко мне в гости приедет брат, - сказал египтянин, поднявшись на крышу, где Белла вечером принимала солнечную ванну. Услышав слова Синухета, она так и вскинулась. - Имхотеп?.. Белла ощутила тошнотный позыв. Ее не тошнило в эти первые месяцы, но сейчас она прижала руку к животу, чувствуя, как сжимается желудок. - А зачем Имхотеп приедет? Взгляд Синухета стал холодным и колючим. А потом он схватил наложницу за плечи и силой усадил обратно в кресло, с которого та вскочила. - Так, - сказал египтянин, нависнув над нею. - Я давно догадывался, что же с тобой нечисто! Что ты знаешь о моем брате?.. Белла зажмурилась, моля небеса о помощи. Потом открыла глаза - Синухет стоял, взявшись за подлокотники ее кресла и не давая ей даже двинуться. - Я... знаю, что он маг, и служит великому богу, - с трудом выговорила англичанка. - И я боюсь, что магия Осириса повредит мне и нашему ребенку... Я боюсь встретиться с Имхотепом... Синухет медленно отнял руки и распрямился. - Магия могучего и пресветлого бога повредит тебе и ребенку? Как такое может быть? - египтянин усмехнулся. Казалось, он силится уразуметь что-то новое. Белла мысленно перекрестилась. - Тебе, наверное, известно, ведь ты брат жреца... Самая светлая магия может быть враждебна чужим людям... А я чужая в вашей стране! Синухет медленно качнул головой, глядя куда-то в пустоту. Он провел рукой по коротко остриженным волосам. - Может быть, ты права, - наконец сказал египтянин. - Тогда тебе и впрямь не следует встречаться с Имхотепом! Он вдруг присел на корточки и посмотрел на сидевшую в кресле Беллу снизу вверх. Улыбнулся ей, положив англичанке обе руки на колени. - Я хотел порадовать тебя. Его величество всегда устраивает праздники для своего гарема, и я хотел, чтобы ты и Кифи повеселились с нами... Белла попыталась улыбнуться как можно сердечнее. - Это Маат, я знаю, - сказала англичанка. - Ты очень добр, господин. Но лучше пусть одна Кифи повеселится без меня. - Кифи не откажется, - Синухет рассмеялся, и Белла ощутила, что он все-таки уязвлен. - И не говори обо мне Имхотепу, прошу тебя, - прибавила она упавшим голосом. Хозяин поднялся, распрямившись во весь немалый рост. А потом неожиданно сказал, не глядя на нее: - Я чувствую, что ты мне лжешь, чужеземка. Но я не буду сейчас спрашивать, почему. И ничего не скажу о тебе брату. Уголки его рта дрогнули, но теперь Синухетом владело презрительное спокойствие. Он ушел прежде, чем Белла успела ответить. "Все-таки он очень встревожен, хотя и скрывает это, - подумала англичанка, пытаясь унять собственное ужасное волнение. - Он понимает, что я лгу и скрытничаю не просто так! Господи, пусть все обойдется!.." Она долго еще сидела на месте, ломая пальцы и пытаясь себя уговорить. Но решилась спуститься, только когда совсем смерклось. * "Когда Спящий проснется" ("When the Sleeper Wakes") - известный роман Г.Дж.Уэллса, один из первых научно-фантастических романов о футуристическом мире и антиутопия. Кстати, перу Уэллса принадлежит и одно из первых произведений о машине времени.