The Beginning of the End

И сам Имхотеп, и его супруга охотно взялись походатайствовать перед "князем Запада" Уасета за места в Городе мертвых. Синухет видел сам, как рабочие начали вырубать новые погребальные камеры. Он стоял глубоко под землей, в холоде и мраке, и брат держал его руку. Хотя между ним и Имхотепом давно уже не было той близости, что в детстве. Смотреть, как сыплются камни, расчищая дверь в твой вечный дом, - это было страшно, невзирая на все тайное знание. А может, именно благодаря этому знанию... - Ты уже бывал здесь? - спросил Синухет, взглянув на Имхотепа, - его легкое зеленое облачение колыхалось от тока воздуха. - Да, и не раз, - губы жреца Осириса, стоявшего к нему в профиль, тронула улыбка. - Есть то, что я с некоторых пор возжаждал узнать, но время для этого еще не настало... Конечно, пропуском в Хамунаптру Имхотепу послужило облачение жреца, - но Синухет все равно был удивлен, что стражи Запада впустили его брата безвозбранно. И Синухет с трудом верил, что кто-нибудь добровольно согласится вести изыскания в таком месте... разве только Имхотеп рассчитывал найти что-то исключительно ценное. Когда братья поднялись по выщербленной каменной лестнице наверх, Мути, стоявшая вместе с Тамин в тени гигантской статуи Анубиса, бросилась к мужу, забыв обычную сдержанность. - Как долго вас не было! На меня это место наводит ужас, - Мути побледнела, руки ее были холодны, несмотря на жару. Имхотеп вдруг шагнул к жене брата и, схватив ее за руку, перевернул ладонью кверху и прижал палец к жилке, считая пульс. Через несколько мгновений Имхотеп сказал Синухету, что его супруга перегрелась на солнце и им пора ехать домой. - Пора, - Синухет обнял жену за плечи и прижал к себе. А перед глазами египтянина соткался образ светловолосой наложницы; его ужасно потянуло назад, в свое поместье. Синухет крепче прижал к себе жену, пряча от нее лицо. - Едем, - распорядился он, как старший. Женщины сели в носилки, а Синухет, следуя примеру брата, шагал пешком. Неутомимый Имхотеп словно бы даже наслаждался прогулкой под палящим солнцем. Перед тем, как отправиться назад в Дельту, Синухет с женой еще раз навестили сына в школе Амона. Амон-Аха уже избегал родительской ласки, как все взрослеющие мальчики; но, прощаясь с отцом, он крепко прижался к нему, точно без слов просил защитить от всех неведомых опасностей. Синухет поцеловал сына в гладкое темя; перед его глазами встало лицо Тамин, певицы Амона, и он вновь услышал ее мелодичный предостерегающий голос... Покидая Уасет, он оставит здесь живой залог своего смирения. Синухету, конечно, уже не раз приходило в голову поискать лекарку, обвиненную в смерти Менны и подвергнутую пыткам. Он понял, что это та самая женщина, которую он оглушил, похитив Небет-Нун, - теперь Синухета мучили сожаление и неизвестность. Но у него не было в Уасете людей, которые могли бы действовать незамеченными, а сам Синухет и подавно не мог заниматься поисками бывшей прислужницы храма. К тому же, это было почти бесполезно, - такие преступники или оклеветанные исчезали без следа и слова... Прощаясь, Имхотеп обнял брата такими же сильными, как у Синухета, руками; а госпоже Мути поклонился. Та едва смогла кивнуть в ответ. Имхотеп внушал ей страх. Госпожа Мути не побоялась бы оказаться во дворце, в обществе блестящих придворных, под неусыпным надзором стражников, - а учтивый, неприметный жрец Осириса, в чьем доме они жили, повергал ее в трепет. Наедине она сказала Синухету, что под взглядом его брата у нее "душа качается в теле как тростник". И Синухет невольно разделил и опасения жены, и ее облегчение, когда Город живых остался позади. Работы в Хамунаптре продвигались быстро. Через три месяца Имхотеп прислал брату письмо, в котором сообщил, что готовы погребальные камеры. Для самого Синухета с супругой, отдельная - для одного его сына или обоих, как решит отец, поскольку сыновья оставались в семье; и еще одна комната для наложниц Синухета. Слуг намеревались хоронить отдельно, гораздо проще, и сами люди дома Синухета не возражали против могил в Городе мертвых Буто - безымянных, как тысячи других, дорогу к которым родня забывала уже на следующий день. А может, именно это обеспечивало наилучшую сохранность. Синухет знал, что по мере того, как возрастали притязания жрецов Амона, учащались и расхищения богатых гробниц, - такое преступление каралось страшными казнями, но грабителей это не останавливало. Потом Синухет заставил себя забыть о смерти среди цветения жизни. Сетеп-эн-Сетх рос и умнел на глазах, несомненно, под влиянием матери; хотя Синухета настораживало то, чему она может со временем научить сына. А для Беллы малыш стал самой большой отрадой и опорой, какой она не могла найти больше нигде в этом мире. Родным языком Сетеп-эн-Сетха был древнеегипетский, которому его учил отец; но Белла различала в лепете сына и английские слова, и сердце ее замирало. Этот мальчик сделается для нее пробным камнем, лучшим собеседником, - ее истории о Лондоне станут для Сетеп-эн-Сетха сказкой и не будут мучить его, как мучают его мать; но он и Белла будут лучше всех понимать друг друга. Иногда Белла приходила в ужас при мысли, что сына могут отнять у нее, чтобы отдать в школу. Синухет успокаивал любимую наложницу. Он не намерен был отсылать этого мальчика в школу Амона, предвидя жестокое непонимание, которое сын Небет-Нун встретит там. Сетеп-эн-Сетх будет учиться у писцов в маленькой школе Буто, при храме Зеленой змеи*, и Небет-Нун сможет приезжать к сыну так часто, как захочет. Белла была почти счастлива, слыша эти заверения; но потом задумалась о том, как быстро пролетят эти пять лет, пока Сетеп-эн-Сетх не пойдет в школу. Еще пять лет Белла Линдсей скормит древнему прошлому, и ей никто их не вернет!.. Белла рисовала своему сыну картинки, которые он один мог бы понять, когда подрастет; сама вырезала игрушки из корня папируса. Скоро она заметила, что дочери Синухета избегают своего нового брата. Эти девочки были деликатны, как воспитанные египтянки, - насколько могли быть деликатны дети в это время; но они переняли отношение госпожи дома. Англичанка и Синухет еще раз съездили вдвоем в Буто, где составили новый подробный договор, касавшийся ее имущества. А думая о младшем сыне, Синухет уже хотел переписать свое завещание. Но откладывал это дело, намереваясь обсудить все с женой и предвидя ее гнев и страх. Когда Сетеп-эн-Сетху исполнилось два года, Синухет предложил Белле взять ее и сына в Уасет. Имхотепа как раз не было в городе - он в Абидосе исполнял свои обязанности перед Осирисом. - А госпожа поедет? - спросила Белла. - Нет, - Синухет улыбнулся, и на его щеках обозначились складки, почти такие же, как у Мути. - Наша госпожа снова беременна и хочет быть в покое. Она уступила свое право тебе. Белла изумилась новости; потом удивилась такой покладистости Мути. Может, египтянка наконец признала право чужеземки на место рядом со своим мужем? А возможно, Мути надеялась родить Синухету второго сына... Как бы то ни было, Беллу обрадовало предложение господина. - Конечно, поедем! - воскликнула она. - Мы поселимся при храме Амона, как раньше? - Нет, при другом храме, - святилище Мут, - ответил египтянин. Затем Синухет неожиданно шагнул к наложнице и крепко схватил ее за руку повыше кисти. Как тогда, при первой встрече. - Поклянись, что не попытаешься снова убежать!.. Беллу ужаснула его сила. Она здесь боялась не столько силы мужчин, сколько их необузданности. - Мне больно, - прошептала англичанка. На глаза ей навернулись слезы. Синухет ослабил хватку. А потом за талию привлек Беллу к себе. - Поклянись, - повторил хозяин, обнимая ее. - Я полюбила тебя, мой добрый господин Синухет, - прошептала Белла и улыбнулась, ощутив благодарную ласку египтянина. - Я всем сердцем люблю нашего сына. Она зажмурилась, набираясь отваги. В этом ей нельзя лгать! - Но я по-прежнему хочу вернуться... однако знаю, что это невозможно. Синухет резко отстранил ее от себя, глядя в лицо. - Я не утверждал, что это невозможно, - неожиданно сказал египтянин. - И не говорил, чтобы ты перестала хотеть! Я говорил, чтобы ты не пыталась вернуться, когда мы будем в Уасете! Белла поняла его. - Это слишком опасно, - сказала она. Синухет давно рассказал ей про несчастную Хапимерит и про Тамин; но Белла и без того понимала, насколько ей опасно попытаться проникнуть в Ипет-Исут снаружи. *** Они снарядили две лодки, как египтянин путешествовал и раньше, - в первой плыл Синухет со своей женщиной и ребенком, во второй их слуги, Реннефер и помощница Беллы. По дороге на юг отец и мать вдвоем занимали сынишку, показывая то разукрашенные лодки, то лягушек и уток в камышах, то рыбацкие хижины на берегу. Синухет, как настоящий педагог, называл все эти предметы на родном языке; Белла пока еще не смела сразу же повторять за своим господином по-английски, чтобы не спутать мальчика. Но когда они с сыном были вдвоем, мать разговаривала с ним по-своему. Сетеп-эн-Сетх хорошо переносил путешествие; только когда жара усилилась, начал капризничать. Белла укрывала мальчика под навесом, и он спал по целым часам. Прибыв наконец в Уасет, они остановились в храме Мут, супруги Амона, - почитаемой в городе богини, которая покровительствовала жене Синухета. Храм соседствовал с Ипет-Исут, но Белле в нем жилось гораздо спокойнее. Синухет один навестил старшего сына, потом Тамин, которая оказалась дома. Жрица Амона тоже отправляла свои обязанности без мужа - пела для бога во время мистерий, участвовала в процессиях. Ребенка они так и не зачали. Похоже, между нею и Имхотепом не возникло за это время любви, только телесная близость, удовлетворявшая обоих, и понимание двух жрецов. Что ж, и это немало. Однажды Синухет явился к Белле очень возбужденным. - Мы приглашены в дом его величества! Во дворец! - воскликнул египтянин. Белла испугалась. Она настолько привыкла к затворничеству, что уже забыла, как ждала чего-то подобного. - Мы приглашены?.. Почему? Ведь фараон даже не знает нас! - Госпожа Тамин посодействовала, - ответил Синухет. - Царь устраивает большой прием, на котором будут жрецы Амона, Перхор и его дочь. Моя жена бывала при дворе, а я приглашен в первый раз, - прибавил он, сам не свой от гордости. - И я увижу фараона? Я боюсь, - сказала Белла дрогнувшим голосом. Синухет засмеялся. - Не бойся, наш владыка щедр и любит радовать тех, кто под его рукой! На приеме будет много разных женщин, и чужеземки тоже. Только не забудь пасть ниц, когда его величество войдет в зал. Белла перевела взгляд на сынишку. - А как же он? Куда его девать во дворце?.. - Во дворце живет множество детей, - Синухет пожал плечами. Он, похоже, был опьянен успехом. - А если тебе страшно взять сына, можно оставить его у Тамин. - Что ты говоришь! - ахнула Белла. Синухет снисходительно улыбнулся. - Тамин давно знает о тебе. И мы пойдем вместе, - напомнил египтянин. - Думаю, Тамин устроила это, желая познакомиться с тобой. Белла опустила голову. Она и сама так подумала почти сразу... - Хорошо, - сказала англичанка. Будь что будет. Она посмотрела на Синухета и улыбнулась. Почему бы не попытаться получить удовольствие от приключения, если все уже решено! - Благодарю тебя, господин. И на фараона посмотреть совсем не худо. Пусть даже Сетеп-эн-Сетху еще только два года с небольшим. Тамин сразу же напомнила Белле госпожу Мути, но почему-то больше располагала к себе. Может быть, потому, что с Тамин пленнице не приходилось соперничать. В поведении Тамин сочетались любезность и отрешенность, которые англичанка заметила у всех жрецов Черной Земли. Но Тамин позволяла себе с ней ту интимность, которую может допустить только женщина. Белла не успела опомниться, как стала рассказывать жрице о себе вещи, известные одному Синухету. Но почувствовав, что может отпугнуть гостью, хозяйка внезапно перевела разговор на ее сына. Спросила, где они хотели бы оставить Сетеп-эн-Сетха, пока гостят во дворце. - Это может быть несколько дней, - предостерегла Тамин. - Неизвестно, как долго Сети пожелает занимать вас, а уходить без приказа нельзя. Белла никак не рассчитывала на несколько дней! Как кормить сына, как следить за ним? Она беспомощно взглянула на Синухета. - Что же делать? И тут Тамин улыбнулась и, склонившись к брату мужа через свой столик, коснулась его руки. - Можете взять ребенка во дворец, и служанку тоже. Многие придворные женщины делают так. Ваш сын поживет в гареме с женщинами фараона. Белла открыла рот, но от замешательства ничего не могла сказать. Она снова посмотрела на господина. У Синухета взволнованно задрожал подбородок. - Но зачем? - воскликнул он. Жрица подняла голову. - Если великий царь, да будет он жив, здрав и невредим, заметит тебя, он может пожелать увидеть твоего сына, - сказала она. - Если нет, ты ничего не потеряешь. А если да, ты можешь потерять очень много, Синухет. Белла поняла, что это совет опытной женщины. - А вдруг дитя заболеет? - произнесла англичанка. - Ведь там, где так много детей, наверное, часто бывают болезни! Певица Амона склонила голову. - Ты права. Но сейчас лихорадки нет, иначе все бы уже знали. Белла подумала, не сообщается ли жена Имхотепа с женщинами из царского гарема. Почему бы и нет? Они ведь приходят в храм Амона, как и простые женщины Уасета! Тут англичанка почувствовала устремленный на нее взгляд Синухета. - Ты мать, и ты знаешь свое сердце. Если ты сейчас скажешь нет, мы оставим сына дома, - серьезно сказал ее господин. Белла облизнула губы и наконец произнесла: - Возьмем его, я согласна! * Буто - центр культа змеи Уаджет ("Зеленой"), олицетворявшей власть фараона.