The Beginning of the End

Приглашение передали заблаговременно, за четыре дня, - чтобы и царские гости, и сам солнцеликий хозяин подготовились должным образом. Перед тем, как отправиться во дворец, Синухет осуществил свою давнюю мечту. Прошелся с Беллой по большому рынку, выбирая для нее и для себя подобающие случаю наряды. У нее были неплохие драгоценности, но одежду Белла до сих пор не могла ни выбрать, ни оценить должным образом. У египтян отсутствовала "мода", к которой она привыкла у себя, - понятие о костюме не менялось очень, очень долго; но многие мелочи могли выдать людей из захолустья и вызвать насмешки и преувеличенное внимание к ним. Сам Синухет и, тем паче, Белла очень скоро потерялись бы среди обилия товаров. Особенно когда торговцы старались перекричать друг друга, привлекая самых выгодных покупателей. Но на выручку к ним опять пришла Тамин. Жрица захватила из дома носилки для себя и для Беллы, и, пока могучие покорные носильщики пробирались между крытых рядов, Тамин зорко присматривалась к товарам. Время от времени она приказывала остановиться. Первая сходила на землю - и, найдя предложенное достойным внимания, подзывала своих спутников. Белла вспоминала, как бывала с Аббасом Масудом на каирской толкучке, но даже в мусульманском Египте ей не было так страшно, как тут. Синухет, единственный, за кого она могла держаться и кому довериться в этом мире, - и он понимал ее мало. А уж прочие покупатели, столпившиеся на рынке Уасета, меднозагорелые египтяне, черные нубийцы, рыжеволосые, как ее сын, финикияне, косматые евреи - они казались Белле невиданными зверями, от которых ее защищает укротитель. А Тамин, похоже, сознавала, как себя чувствует наложница Синухета, да и он сам, и наслаждалась своим могуществом. Иногда жена Имхотепа вовсе обходилась без слов, а привлекала внимание спутников и распоряжалась слугами, сухо щелкнув пальцами. Легко было представить, как она таким образом гоняла безъязыких рабов в доме отца... Сама Тамин была одета просто, и на ней был парик без всяких прошивок, завивки или лент. Белла знала, что эти фальшивые волосы скрывают обритую голову. Жрица, обрившая голову, - это женщина обезличенная, поднявшаяся выше своей красоты. Та, которая может себе это позволить! Себе Тамин не купила ничего. Зато Синухет и Белла накупили целый ворох обнов, гладких и вышитых золотом, с плиссировкой, драгоценными вставками и накладками; приобрели по паре посеребренных сандалий с закрытым большим пальцем, усаженных мелким янтарем. Проголодавшись, купили с лотка у разносчика горячих пирожков с луком и воды. Тамин не ела, только пила воду - и в ее сощуренных глазах Белла видела удовлетворение и какой-то расчет. Конечно, жена Имхотепа помогала Синухету не из одних только родственных чувств. Под конец Тамин остановила их у палатки, где торговали игрушками. Жрица сама купила несколько забавных и прехитро сделанных зверят - разборные куклы, приводившиеся в движение с помощью веревочек. Она подарила их Белле. - Это мальчику, - сказала египтянка. Сетеп-эн-Сетх был дома у Тамин, под присмотром няни. Белла подергала за веревочку, заставлявшую деревянного крокодила, покрытого зеленой глазурью, открывать пасть. Она поблагодарила за очаровательные игрушки, но после такого подарка на душе остался неприятный осадок. Как будто Тамин преподнесла их Белле, а не ее сыну. Может быть, жрица намекала, что Белла еще дитя в сравнении с такими, как она?.. А может, эти примитивные механизмы означали что-то другое? Уж не могли ли жрецы Амона заглядывать в будущее? Белла успокоила себя. Скорее всего, ей хотелось видеть скрытый смысл там, где его не было, - как многим прихожанам языческих храмов, которым жрецы так ловко помогали обманываться: потому что люди всегда желали этого. Когда они ехали назад, Белла спросила Синухета: - Не следовало ли нам купить что-нибудь госпоже? Тот удивленно взглянул на нее. - Может, и следовало, - коротко ответил он. По резкости тона египтянина Белла поняла, что они сегодня сильно потратились. А она ведь даже не знала, сколько у Синухета свободных денег. Как же дорого живут те, кто постоянно бывает при дворе! Чего же Синухет хочет для их сына и для себя? Ведь Синухет совсем не тщеславен... Наверное, каждому человеку хочется добиться чего-нибудь из ряда вон - стать больше себя. И часто человек сам не знает, когда для него настанет звездный час. Вечер они провели в доме Тамин, и за этот вечер хозяйка выспросила у Беллы почти все, что было известно о ней семье Синухета. Тамин так ставила вопросы, что отмалчиваться не получалось. Белла давно выучила сказку про себя, которую рассказывала всем и в которую она сама уже почти поверила за годы, проведенные в Древнем Египте. Но у пленницы сложилось впечатление, что певица Амона ей не верит. Как, наверное, не верил и Менна. Однако Тамин оставила свои мысли при себе. Взамен полуфантастических откровений Беллы она кое-что поведала ей и Синухету о фараоне и его дворе. Из этого рассказа Белла заключила, что всевластный Сети сам очень несвободен. Жизнь его величества была расписана по часам - по священным часам обращения Амона. Время подъема, обеда, молитвы, отхода ко сну - все это было установлено и соблюдалось неукоснительно. Фараон почти никогда не бывал один, даже в частной жизни. За выражением его лица, за малейшим жестом, который мог быть истолкован как волеизволение, наблюдало множество глаз... "Что ж, - подумала Белла, - это справедливо для любого монарха, даже и в наши дни". Однако древние египтяне всем подробностям царской жизни придавали священное значение. А сам Сети? Каково это - самому веровать в свою божественность? У Сети была жена, великая царица, - Туйя, родившая царевича Рамсеса и царевну Нефертири. Девочке было теперь немногим больше, чем Сетеп-эн-Сетху и Небетах, дочери Кифи. - Божественная дочь - красавица, уже теперь, - с улыбкой сказала Тамин. - Его величество любит Нефертири превыше всех других детей. Должно быть, Амон хранит ее, она никогда ничем не болела... А дети в гареме умирают нередко. Белла посмотрела на сына, поглощенного новыми игрушками, и мысленно порадовалась за него. Жизнь во дворце для ребенка - не мед, нечего и сомневаться. Тем более, что царских детей наверняка сызмальства приучают к утомительным ритуалам. Тамин долго смотрела на гостей, подперев подбородок рукой. - Мы живем и мы умираем - вот все, что несомненно, - сказала жрица. - Хотите, я спою вам? - неожиданно предложила она. И прибавила с улыбкой: - Говорят, я в этом неплоха. Синухет и Белла взглянули друг на друга. Конечно, отказаться было бы очень невежливо... Но Тамин, похоже, была уверена в своем даровании. Она хлопнула в ладоши, и явился слуга, который принес арфу. Тамин устроила ее у себя на коленях и тронула струны. А потом запела, сильным и проникновенным голосом. Моя возлюбленная несравненна, Прекраснейшая из прекрасных в Та-Кемет. Вот она встает На горизонте моего видения, Она подобна звезде, что сияет На челе счастливого года. Сладостны уста, что воркуют, Но не многоречивы, И высокая шея, что ведет К юным грудям, которые тверды В сиянии, что озаряет Синеву ниспадающих волос. Стройны руки, оттененные золотом, Пальцы нежнее лепестков лотоса, И изгиб спины нисходит Тонким шепотом стана К изобильным чреслам. Подобных им не видели Со времен богов. Облеченная в совершенную плоть женщины, Она царит над этою землей, И шея каждого отрока Поворачивается, когда его глаза провожают ее. Тот, который обоймет это тело, Познает совершенный восторг – Лучший среди сильных, Первый среди возлюбленных. Смотрите же, живущие: Вот идет Золотая, Подобная Царице любви, Первая из прекраснейших. Изумительно было слышать мужскую любовную песню в исполнении жрицы Амона. В ее голосе прозвучала тоска по любви, которой ей не довелось испытать; и сожаление обо всех влюбленных, чье чувство так скоротечно. Синухет и Белла несколько мгновений молчали, пораженные. А потом Белла начала хлопать, и Синухет присоединился к ней. Тамин польщенно улыбалась, но глаза ее влажно блестели. А потом жрица неожиданно сказала: - Я не завидую той, о которой поется в этой песне. Но ради таких песен стоит жить, не правда ли? *** Собираясь во дворец, Белла тщательно сколола волосы на затылке, спрятав их под свой черный парик с пробором и челкой. Нарисовала широкие черные брови, подвела глаза и припудрила веки фиолетовой марганцевой пудрой. Посмотревшись в круглое медное зеркало, пленница понадеялась, что получится сохранить инкогнито. Она надела широкое ожерелье и браслеты с лазуритовыми вставками, голубое платье на ней было из льна третьей степени прозрачности. Чтобы скрыть все, что следовало скрыть, Белла надела узкий набедренник, который сама расшила бисером, и нагрудную повязку. Синухет тоже нарядился и накрасился так, что стал сам на себя не похож. Они, взяв малыша и обоих слуг, а также ящик с самым необходимым, пешком дошли до дома Тамин. Благо дневная жара лишь недавно пошла на убыль, и улицы еще спали. Тамин ждала их, одетая в простой белый калазирис. На ней был синий парик, такой же, как тот, что Белла носила в храме Амона. У англичанки екнуло сердце. Жрица приказала приготовить двое носилок, и они не мешкая отправились во дворец. Белла держала на коленях сына и не выглядывала наружу, все внимание отдав ему. Они остановились в первый раз у внешней стены дворца, где их проверил первый караул, а во второй - на площадке перед дворцом. Широкая лестница поднималась на верхнюю площадку, где стояли на часах меджаи - стражники его величества, вооруженные боевыми серпами. Во внутреннем дворе, на дышавших жаром каменных плитах, уже столпилось множество приглашенных. Белла увидела цвет Уасета - надменных, небрежных мужчин, беспечно смеявшихся женщин, которые обмахивались веерами. Они были разодеты так, точно потратили на это все свое состояние. Вероятно, некоторые так и сделали. Белла с облегчением увидела, что есть женщины, которые, как и она, привели с собой маленьких детей. Она попросила Синухета, чтобы они поднялись на верхнюю площадку, - боялась, что Сетеп-эн-Сетху напечет головку. Едва только они взошли по ступеням, как двойные двери распахнулись и на пороге появился человек в белой одежде до пола, в парике, который курчавился, как баранья шерсть. Он громко стукнул своим жезлом. По знаку этого распорядителя церемоний гости устремились внутрь. Белла мимолетно удивилась, как могут меджаи за всеми уследить... или Сети просто слишком надеется на свою неприкосновенность? Теперь их должны были развести по комнатам. Белла почти не смотрела по сторонам, следя за сыном и своим хозяином. Она даже не заметила, когда Тамин осталась позади. Очевидно, жрецам полагались отдельные покои. Синухету с его женщиной, ребенком и слугами досталась небольшая комната без окон и почти без украшений, хотя и чистая. Что ж, это понятно. У фараона гости, наверное, живут как сельди в бочке... Тут Белла вспомнила, что детей разрешали селить в гареме. Ей было страшно отпускать от себя сына, но здесь им не предоставили никаких удобств! Она сказала об этом Синухету, и египтянин согласился, что сына следует устроить немедленно, пока их не позвали к царю. Поколебавшись, Синухет велел идти с мальчиком обоим слугам: чтобы нянька осталась, а Реннефер вернулся и доложил, где ребенок и как найти к нему дорогу. Едва только они успели это сделать, как явился царский вестник с золотым знаком на груди. Пора было идти. Слуга фараона довел Синухета и его наложницу до дверей зала. Они ступили внутрь, борясь с робостью. Пиршественный зал оказался огромен, с мозаичным полом и отделанными позолотой стенами. В конце его было широкое тронное возвышение. Сладко пахли курения, и гости рассаживались на подушках, за пока еще пустыми столиками. Белла аккуратно села и осмотрелась, ища глазами Тамин. Ах, вот же она - в группе таких же белых жрецов Амона... И тут в зал вступила процессия, при виде которой все стихло. А потом люди, как один, уткнулись лбами в пол. Белла лежала не дыша, приникнув к холодному полу и слушая, как вестник громко выкликает титулы фараона, Властителя Севера и Юга. Спустя некоторое время Белла ощутила, что можно распрямиться. Она сделала это, и тут произошло страшное. Синухет, который так же был непривычен класть придворные поклоны, распрямляясь, поддел широким плечом их столик, и тот упал. В общей тишине этот удар прозвучал оглушительно. Белла увидела, что все смотрят на них, - что и фараон, и молодая царица смотрят на них; и от ужаса у англичанки отнялись руки и ноги. Она теперь поняла, что Сети высокий, крепкий и почти уже пожилой человек, с твердой линией рта и пронзительными глазами. Но все это проходило мимо ее сознания. Белла вжала голову в плечи, предчувствуя расплату... Синухет поставил на место столик и снова простерся ниц. Потом выпрямился и встал, глядя на фараона, - бледный и безмолвный, но спокойный. И наконец Сети произнес: - Кто ты такой? Ты мне неизвестен! Синухет поклонился. - Я Синухет из Дельты, винодел... Осмелюсь сказать, один из тех, кто поставляет вино ко двору его величества... Сухие губы царя тронула улыбка. Ему понравилось это самообладание. - Так значит, сегодня мы будем пить твое вино! Прекрасно, - и Сети взглянул на притихших придворных и гостей. Потом он вновь обратился к Синухету. - А есть ли среди мужчин твоего дома те, кто поднимал меч в защиту своего царя и своей страны? Синухет дрогнул. - Нет - мы люди других занятий, сияющий Хор... Мой брат - жрец Осириса... Сети опять улыбнулся. Но теперь чувствовалось, что он раздражен. - А что делают твои сыновья? Они у тебя есть? - Старший сын - ученик в школе Амона, - начал Синухет. Но тут царь отвернулся от него, не дослушав, и воскликнул: - Еще один жрец! Они облепили меня как мухи свежую тушу, - Сети сам усмехнулся своей грубой остроте. Никто больше на это не осмелился. - Откуда же Обе Земли возьмут силу, чтобы защищать твой дом, винодел Синухет? Сети повернулся к подданному с таким видом, точно и вправду ждал от него предложения. Белла поняла, что ее господин очутился в западне. И Синухет потупился и сказал то, что ему оставалось: - У меня есть еще один сын, он сейчас со мною во дворце. Ему два года, и он назван в честь Сетха, - отважился прибавить брат Имхотепа. - У него рыжие волосы! Сети неожиданно засмеялся. - Мне это нравится! Ну что ж, мы отдадим должное виноделу Синухету! Пусть составят приказ, - Сети обратился к кому-то из своей свиты. - Его второй сын поступит в военную школу при царском доме, когда войдет в возраст. Синухет еще раз поклонился и сел на место, весь бледный. Он молча взглянул на свою наложницу и подругу. И только тут Белла ощутила, как воля древнего царя, одно лишь слово, могла переменить и разрушить всю человеческую жизнь.