The Beginning of the End

Вместе с царскими посланными Синухет и Белла повезли сына в Уасет. Как и следовало ожидать, Мути отказалась сопровождать их. Хотя и без госпожи на одного мальчика было слишком много взрослых. Вначале он сидел в лодке с родителями, с деревенской застенчивостью и опаской посматривая на двоих нарядных вооруженных мужчин, - а потом неожиданно встал во весь свой небольшой рост, покачнув лодку, и громко спросил разрешения перебраться к посланникам фараона. Белла метнула тревожный взгляд на господина. Не рассердятся ли эти люди? Но они не сердились, и Синухет тоже оставался спокоен и даже гордился поведением ребенка. - Пусть, - сказал египтянин. - Мальчик пошел своим путем, и боги поведут его за руки. Пусть учится смелости! Он кивнул сыну, и вместе с Реннефером они развернули лодку, так что та почти уткнулась носом в лодку царских посланников. И Сетеп-эн-Сетх перепрыгнул к ним. Лодки опять выровнялись, приходилось бороться с течением. Белла не отрывала от сынишки глаз: она увидела, как он расспрашивает о чем-то одного из мужчин, в посеребренном панцире поверх тонкой белой рубашки, и тот, склонившись к ребенку, с улыбкой его слушает. Потом этот важный воин вынул из ножен кинжал, очень красивый, - рукоять блеснула лунным камнем и перламутром; протянул его мальчику, и Сетеп-эн-Сетх восторженно схватил оружие. Рассмотрев кинжал, он вернул его. Поблагодарил с некоторой робостью, но глаза блестели предвкушением новой жизни... Белла схватила Синухета за руку, отвлекая его от гребли. Она сама при виде поведения сына забыла о почтительности к хозяину. - Как он много болтает с ними! Думает, что ему уже все нипочем!.. - воскликнула англичанка, терзаемая смутной ревностью. Синухет взглянул на нее через плечо. - Он еще маленький мальчик... Он должен верить в свои силы, и воины фараона понимают это, - ответил египтянин с той прозорливостью, которая была ему свойственна. Он отвернулся. - Жизнь воспитает его, не бойся. - Неужели, - ревниво пробормотала Белла. Жизнь воспитает - а она, мать, останется за бортом этой новой жизни сына, как за бортом царской лодки... - Сын забудет меня, - пожаловалась англичанка. Синухет рассмеялся. - Нет, тебя он не забудет! Тебя никак нельзя забыть! И словно в подтверждение этих слов, Сетеп-эн-Сетх звонко закричал родителям со своей лодки, махая рукой. Поняв его, взрослые опять сблизились, и мальчик перескочил обратно. Он плюхнулся рядом с матерью и потянул ее за бахромчатый пояс. - Царский сотник показал мне кинжал! - восторженно воскликнул Сетеп-эн-Сетх. - Он сказал, что этот кинжал подарил ему великий бог Монту, за победу над шасу, сотник ходил в поход с фараоном и сражался за него! Я тоже так хочу! Синухет и Белла переглянулись, их глаза грустно смеялись. Когда Сетеп-эн-Сетх утратит веру в сказки, его свяжет необходимость. Так и должно быть. Белла подумала, что древние люди вовсе не так сильно отличались от ее современников, как принято было думать, - только ее современники, возмужав и получив университетское образование, как правило, воображали, что постигли все и тайн во вселенной больше нет. Теперь ее поражала наивность и косность таких ученых взглядов. По дороге Сетеп-эн-Сетх с жадностью рассматривал проплывавшие мимо селения, тростниковые заросли и озерца, пальмовые рощи и красноватые горные гряды на западе; потом, утомившись однообразием ландшафта, мальчик пристал к родителям с расспросами о столице и о царе. Воинов фараона он больше затрагивать не решался, и Беллу это порадовало - Сетеп-эн-Сетху, вместе с храбростью, была свойственна и осторожность. Синухет удовлетворял любопытство ребенка как мог. Но мальчику, как и самому Синухету, было мало одних рассказов, и скоро Сетеп-эн-Сетх заскучал. Однако терпеливо устроился на корме и принялся ждать конца плавания, развлекая себя возней со старым деревянным крокодилом. Эту игрушку подарила ему Тамин - кажется, что совсем недавно, а она уже облезла! Белла подумала, что хотела бы увидеть жену Имхотепа. Наверное, они опять остановятся у нее. Насколько эту жрицу изменили придворная жизнь и возвышение мужа? Белла не знала, дома ли сейчас сам Имхотеп, - хотя его придворные и священные обязанности отнимали у жреца Осириса много времени. Англичанка на всякий случай договорилась с Синухетом, что если Имхотеп окажется дома, то она сама поселится в храме Мут. - Почему ты так боишься встретиться с ним? - спросил Синухет однажды в дороге, когда они остановились на постоялом дворе при храме Птаха. Он подолгу молчал о странностях Беллы, но иногда его прорывало. - Я боюсь, что он меня узнает, - сказала Белла. Она поняла, что пришло время. - Имхотеп знал меня раньше... он видел меня магическим способом... и ему нельзя увидеть меня теперь, как твою женщину! Синухет покачал головой, не сводя с нее глаз. - Я это подозревал, - прошептал египтянин. Синухет не решился идти в расспросах далее - такие, как он, отваживались приподнять покров, наброшенный на божественные тайны, но не смели сорвать его. - Но неужели ты думаешь, что Имхотеп узнает тебя сейчас? Сердце Беллы сжалось. Она сама понимала, насколько изменилась за эти почти восемь лет, - кожа потемнела и обветрилась, руки и ноги загрубели от деревенской жизни, даже взгляд стал другим, жестким и настороженным, как у всех древних людей, живших во власти природы и в борьбе с ней. Синухет, постоянно видя ее рядом с собой, мало внимания обращал на изменения внешности своей подруги, - но в глазах других мужчин эти перемены будут разительны. Должно быть, теперь Синухет вспомнил, какой впервые увидел ее... Белла бросилась к нему и крепко обняла, и Синухет так же крепко обнял ее в ответ. Он привлек ее голову к себе на плечо и стал гладить по волосам. - Я не могу встретиться с ним, - прошептала Белла. - Я верю, - отозвался Синухет. Он верил ей, хотя бы отчасти, - как теперь верил и своему брату. Посланники фараона не возражали против посещения жрицы Амона. Они даже сказали, к большому волнению Сетеп-эн-Сетха и его родителей, что фараон желал бы, чтобы мальчик предстал перед ним, прежде, чем его отведут в школу. Это значило, что им всем нужно будет приготовиться. Хотя за сына Белла почти не боялась, она успела убедиться, что он очень разумен для своего возраста. И Сети, при всей своей царской черствости, снисходителен к маленьким детям - что вообще свойственно солдатам, как Белла с удивлением заметила. Их сопровождающие простились с ними у дома Тамин, сказав, что доложат о них царю и передадут, когда им следует явиться ко двору. Тамин дома не оказалось, как и самого Имхотепа. Господин был во дворце, а Тамин в храме; но слуги приняли гостей почтительно и радушно. Они, конечно, удивлялись сыну Синухета. А мальчик заметил это, и, как поняла Белла, даже нарочно привлекал к себе внимание, встряхивая красноватыми волосами. Слуги сообщили, что Имхотепа ожидают домой только послезавтра, - а Тамин должна вернуться к вечеру. Жрица явилась, как только они вымылись с дороги; и тут же, едва взглянув на гостей, отправилась приводить себя в порядок. Белла не знала, обижаться или нет на такое пренебрежение. Однако, когда Тамин вышла к ним, стало ясно, что родственники застали ее врасплох. Она узнала о них - или прятала от них что-то очень важное, и теперь обдумывала, как себя с ними повести... Белла догадалась об этом, несмотря на внешнюю невозмутимость и любезность певицы Амона. Но еще больше ей бросилось в глаза, как изменилась за эти годы сама Тамин. Время редко бывает ласково к женщине, но на лице Тамин отпечаталось напряжение, в каком она жила. Ввалились щеки, глаза окружили тени, они ярко блестели, точно у больного, - хотя Тамин была здорова. И Белла догадывалась каким-то чутьем, что причина в Имхотепе. В том ли, что жрец Осириса был равнодушен к супруге, - или в том, что он в своем доме предавался кощунственным и вредоносным занятиям, о которых Тамин принуждена была молчать? Возможно, слуги не догадывались об этом по своей наивности. Белла ощутила неожиданное сочувствие к этой лощеной и жестокой женщине - сочувствие и желание помочь. Хотя Белла наверняка была здесь так же бессильна, как и в остальном. Тамин неподдельно заинтересовалась ее сыном и разговаривала с ним с достоинством жрицы и насмешливым уважением, как с маленьким мужчиной. Однако Белла угадывала за этим горечь бездетной женщины. И что-то еще... что-то другое, о чем певица Амона дозналась в их отсутствие. Скоро Сетеп-эн-Сетх начал зевать, и Синухет с разрешения хозяйки увел его спать. Тамин осталась с Беллой. Некоторое время женщины рассматривали друг друга, не говоря ни слова, - а потом Тамин жестом удалила слуг. Когда все вышли, она сказала: - Я нашла лекарку по имени Хапимерит. Белла почти ожидала этого. - Где она теперь? - воскликнула англичанка. Тамин издала сухой смешок. - Умерла. Она была уже больна, когда я нашла ее, в нищем квартале... Хапимерит не могла больше найти себе работы, потому что мой храм лишил ее покровительства. Я кормила ее целый год, пока Осирис не забрал ее. Белла неверяще смотрела на жрицу. - И твой муж ничего не знал?.. - У нас женщины имеют возможность делать многое, что неведомо их мужьям, - сказала Тамин. Она прямо посмотрела на Беллу. - Я видела твои вещи, которые отобрали у тебя. И теперь я знаю, что ты посланница не только другой страны, но и другого времени. Менна также понял это. Белла глубоко вздохнула. Эти слова наполнили ее ужасом... и огромным облегчением. Наконец-то нашлась здесь хоть одна душа, которая вполне поняла ее!.. - Да, госпожа, так и есть... я родилась через три тысячи лет. И я встречалась в будущем с твоим мужем, - твердо прибавила англичанка. - Именно поэтому я скрываюсь от Имхотепа теперь. Глаза Тамин сузились. Они пылали как уголья. - Та-Кемет просуществовала так долго? - Да, - ответила Белла. Тамин улыбнулась, невидяще глядя на нее. - Но ты не знаешь, каким образом муж мой очутился в твоем будущем, - прошептала она. - Я понимаю... Ты так же не смеешь рисковать. Белла поклонилась в знак согласия. Она чувствовала, что Тамин никому ее не выдаст. Тут вернулся Синухет, и женщины, сблизившие головы, поспешно отпрянули друг от друга. - Сын так хотел спать, а когда я уложил его, все никак не засыпал, - со смехом произнес брат Имхотепа. - А о чем вы тут говорили? - О том, чего мужчинам не следует слышать, - с женской насмешливостью ответила Тамин, и Белла восхитилась самообладанием жрицы. Хозяйка встала навстречу Синухету, и ее высокая фигура всецело завладела его вниманием. - Может быть, приказать подать вина? Или сыграешь со мной во что-нибудь? Синухет посмотрел на сидящую Беллу. - Пусть принесут вина, - попросил он хозяйку. - А потом расскажи нам о фараоне и о моем брате. Я теперь так мало знаю о нем. Тамин улыбнулась с таким выражением, точно и она знала о своем муже ненамного больше. Но того, что знала, не намерена была выдавать деревенским родственникам. Однако жрица многое рассказала о внешней стороне жизни Имхотепа, открытой всем, - он сделался советником фараона в делах государства; он помогал Сети в храмовом строительстве и расширении храмовых хозяйств. - Он теперь большой человек, - сказала Белла, посмотрев на Синухета. - Да, - подтвердила Тамин. - Будьте благодарны Имхотепу за будущее своего сына! Это он напомнил царю о сыне своего брата! Белла подозревала, что фараон и сам не забывал о мальчике. А уж какую роль сыграет их родство с Имхотепом, еще неизвестно. Скоро они тоже собрались спать. Прощаясь, Тамин прошептала Белле незаметно для Синухета: - Мы еще побеседуем с тобой. Белла пошла прочь рука об руку с хозяином, чувствуя, как горит лицо. Только бы он ничего не заметил... Хотя в этих домах даже при масляных лампах к вечеру уже темно. Синухет или не видел того, что творится с нею, или игнорировал. А когда они разделись и легли на общую кровать, как всегда спали в путешествиях, он вдруг сказал: - Амон-Аха заканчивает школу, и он в этом году насовсем приедет домой. Ему ведь уже четырнадцать. Белла быстро повернулась к египтянину. - Вот как? Что же он будет делать? - Он может стать писцом при любом большом начальнике, - ответил Синухет с едва заметной улыбкой. - Жрецом он не пожелал стать, как ты сама знаешь. И теперь... моему сыну пора привыкать помогать мне. Он получит в наследство мое имение. Их глаза встретились. Потом Белла кивнула. - Хорошо, - сказала она со смирением. В самом деле, разве могла она ждать другого?.. Она хотела заснуть, когда Синухет вдруг переместился так, что прижал ее к ложу своим телом. - Я соскучился... по твоим губам, по твоему лону, - прошептал он, жарко приникая к ее устам поцелуем. - Обними меня... Когда мы дома, мне все кажется, будто на меня давит тяжесть и мешает нам... Белла приоткрыла рот, отвечая на поцелуй; а потом страсть любовника захватила ее. Он увлек ее за собой, подобно всем таким сильным мужчинам, детям земли и солнца. Она откинула голову, отдаваясь ему с восторгом. Чтобы любить друг друга, им понадобилось убежать из дома, почти нарушить закон... Потом Синухет сразу уснул, а Белле долго не спалось. Она размышляла - когда будет продолжен разговор с Тамин, и нет ли у жрицы каких-нибудь предложений? Может быть, Тамин способна помочь ей вернуться... или даже считает, что обязана это сделать? Но не слишком ли теперь поздно? Ведь сын должен остаться! И там, в будущем, война!.. Она сама это видела... и не забыла, как ни старалась! - Это еще неизвестно... Ничего еще не известно, - прошептала Белла, ворочаясь на постели. Она уснула, когда уже начало светать. А проснулась, только когда Синухет потряс ее за плечо. - Я бы тебя не будил, но уже почти день, - прошептал он. Поцеловал ее в щеку. - Приходили из дворца - фараон примет нас вечером! Белла очень волновалась за сына, но он перед лицом фараона повел себя безупречно. Сети так понравились манеры мальчика, что он в присутствии всех придворных пожаловал ему ожерелье из эмалевых васильков, которое собственноручно надел на шею! Сетеп-эн-Сетх покраснел и онемел от столь великой чести; а потом бросился к ногам владыки и поцеловал его сандалию. Фараон позволил ему и это, хотя по обычаю следовало целовать прах у ног царя... Синухет был более чем удовлетворен после того давнего унижения. А Белла, любуясь умником сыном, думала, что теперь ему никак нельзя будет исчезнуть - око Хора отныне видит его.