The Beginning of the End

Белла взяла с собою Уаджет, которая должна была постоянно находиться при малыше. Эта пожилая уже египтянка была вдовой из деревни Синухета, чьи собственные двое живых сыновей давно выросли. Еще трое маленькими умерли от детских болезней. Пока они плыли, Белла украдкой любовалась грубоватым бронзовым лицом доброй Уаджет - оно выражало кротость и довольство, какую бы работу ей ни поручили. Сравнивая свою судьбу с судьбою этой простой женщины, которая всю жизнь заботилась о чужих младенцах и почитала это за счастье, Белла понимала, насколько ей повезло, - и понимала, что была избрана не за какие-то свои редкие качества, а в соответствии с исключительным промыслом богов или тех сил, которые египтяне почитали за богов. Однажды, когда они остановились на отдых, Белла высказала эти мысли Тамин. Они раньше всех выбрались на берег: Уаджет с мальчиком на коленях все еще сидела в лодке под тентом, в то время как Реннефер с гребцами и хозяином выгружали необходимые вещи. Тамин, прищурившись, посмотрела на няньку, а потом сказала: - Для простых людей Маат проста, и заключается в повиновении. Маат думает за них. Жрица протянула руки ладонями вверх. - На чашу весов против сердца простолюдина будет положено немного... гораздо меньше, чем против моего или твоего, и сердцу маленького человека легче будет перевесить. Певица Амона покачала раскрытыми ладонями, потом сжала руки в кулаки и, опустив их, выразительно посмотрела на Беллу. А та еще несколько мгновений соображала, о каких весах идет речь; и наконец поняла, что Тамин подразумевает загробный суд Осириса, на котором сердце взвешивают против пера истины. Англичанке стало жутко. - Но разве и я... - начала она. - Теперь ты подлежишь нашим священным законам, - без тени сомнения ответила Тамин. - Как бы ни было до твоего перемещения, теперь ты подлежишь Маат. "Она верит, что на мне теперь такая же ответственность, как на ней и других жрецах, властителях душ", - подумала Белла. Это мысль ей совсем не понравилась. Синухета, ее господина, Тамин таким ответственным не считала... Возможно, именно поэтому Тамин сочла нужным отделить Беллу от Синухета с женой и детьми. А может быть, Тамин нуждалась в совете Беллы касательно Имхотепа, ее собственного мужа?.. Тут Синухет и Реннефер направились к ним, и обе женщины замолчали. Они двинулись к знакомому храму Птаха, где жрецы за небольшую плату принимали путников. По дороге Белла размышляла, как Тамин, - женщина, по понятиям ее века, темная и невежественная, - смогла заставить ее задуматься о вещах, которые до того даже не приходили ей в голову. Должно быть, духовная зоркость не зависела от образования - оно в таких вещах могло даже вредить... До конца плавания они почти не разговаривали, даже в предчувствии разлуки. Физические усилия отнимали энергию мужчин, а Тамин плыла отдельно, закрывшись в единственной небольшой каюте на своей лодке. Для уроженки Фив защита от солнца была неотъемлемой частью жизни. Теперь Имхотеп находился у себя дома - и теперь, к радости и тревоге старшего брата, он мог пригласить Имхотепа к себе и попытаться вновь сблизиться с ним. Беллу намеревались тотчас же препроводить в новое жилище, в Ипет-Исут. Для этого Тамин и приехала за чужестранкой и ее ребенком сама, имея при себе необходимое письменное разрешение. Хаи, к облегчению взрослых, доставил им еще меньше хлопот, чем в свое время Сетеп-эн-Сетх, - потому что был слишком мал, чтобы резвиться, и не научился даже сидеть. Пеленки Уаджет полоскала тут же, в реке, перегнувшись через борт; и они быстро просыхали. Белла глядела на сына и радовалась его младенческому неведению. Вот старшему придется объяснять, что происходит... сколько уже можно ему объяснить?.. Думая о скором будущем, Белла оказалась совсем не готова к тому моменту, когда Синухет принялся с нею прощаться. Они только причалили, среди других господ, рыбаков и перевозчиков. Все эти люди громко разговаривали о своих делах, и Синухету тоже пришлось возвысить голос. Он постучал Беллу по плечу, чтобы она услышала его. Белла вздрогнула и уставилась на египтянина. - Что ты говоришь?.. - Да будет тверда твоя поступь, - сказал ее господин. Он глядел на нее сурово и печально, и Белла только тут поняла, что Синухет произнес традиционные в этой стране слова прощания. Он напутствовал ее, потому что не мог сопровождать в храм, где ей предстояло поселиться! У Беллы сжалось горло, и она неуклюже встала в лодке, протянув руки к отцу своих детей и первому возлюбленному. Должно быть, этот древний человек останется для нее единственным возлюбленным... Синухет поднялся и обнял ее, и Белла прижалась головой к его твердому плечу. - Мы скоро увидимся, я пришлю за тобой, - торопливо прошептал он. Белла воззрилась на египтянина: его темная полуобнаженная фигура расплывалась от слез, щипавших глаза. - Когда?.. - Мой наследник женится, ты забыла? - произнес Синухет; его зубы блеснули в улыбке. - И будет немало других случаев, чтобы пригласить тебя! Белла кивнула, опустив голову. Домом для нее дом Синухета больше не будет... Она выбралась из лодки, оперевшись на руку Реннефера. Слуга Синухета проводит ее, но только до ворот храма. Тамин уже стояла на берегу: она улыбнулась, ободряя Беллу. Англичанка бросила взгляд на хозяина - он стоял в лодке, выпрямившись, и неподвижно смотрел на нее. И тут Беллу кольнула догадка, что Синухет отказался сопровождать ее до храма, чтобы жрецы не заметили и не запомнили его как покровителя Небет-Нун. Это трусость? Или предусмотрительность, обыкновенная для древнего египтянина?.. Больше Белла не оборачивалась. Она даже почти не смотрела по сторонам; хотя Реннеферу и троим гребцам, которые шли с ними, скоро пришлось ограждать женщин от толпы. Они двигались непривычной дорогой, в неудачный час, когда улицы Уасета были запружены. Простые горожане в Та-Кемет, особенно столичные жители, были гораздо грубее и напористее селян. Они глазели на необыкновенную группу, указывая пальцами; высказывали громкие замечания и даже нарочно задевали плечами охранников Тамин и Беллы. Одному такому приставале Реннефер дал зуботычину, чем перепугал англичанку. Наглец шарахнулся, вытирая разбитые губы; а Реннефер еще выругался, погрозив кулаком. После этого их оставили в покое. А может, просто кончились ремесленные кварталы и толпа поредела... Тамин покраснела от досады. - Вот так бывает, когда не берешь носилок, - сказала жрица; хотя сама она не казалась испуганной. - Мы выглядим странно, - объяснила она Белле. - Нас достаточно много, и мы непохожи на бедняков, однако идем пешком. Жрица пригладила растрепавшийся парик. - Ничего, больше ты так путешествовать не будешь. Между тем, улицы стали шире и красивее, дома - выше. Ипет-Исут засиял перед ними в своей славе - два его огромных пилона показались Белле воротами в другой мир. Но ведь так и было на самом деле! Однако женщины со своей охраной миновали и пилоны, и аллею бараноголовых сфинксов. Теперь они шли свободно, и Тамин привлекала почтительное внимание, как заметила Белла. Некоторые прохожие, одетые чисто и нарядно, кланялись ей. Тамин иногда отвечала небольшими кивками, но чаще следовала мимо с видом превосходства. Беллу это вначале покоробило; но потом ей стало ясно, что певица Амона и должна вести себя так, точно преклонение ей причитается. Наверное, приветствовала она знакомых... Наконец они остановились перед окованными бронзой и золотом воротами садов бога. Хаи уже начал плакать от усталости на руках у няньки, а у Беллы во рту пересохло как в пустыне. Ноги горели, несмотря на деревянные подошвы сандалий. Она испытала мимолетный испуг при виде рослых откормленных воинов Амона, вооруженных ножами, мечами и копьями. Один из таких профессиональных убийц напал на нее, теперь Белла это знала точно. Но над всем преобладало желание наконец оказаться в собственном доме, уложить сына, сесть и вытянуть натруженные ноги. Здесь, на границе владений великого бога, Реннефер и остальные мужчины распрощались с ними. Реннефер низко поклонился Тамин и Белле, и они ушли. Белла опять ощутила себя осиротевшей. С нею осталась только Тамин, ее единственная опора в этом огромном городе! Когда ворота открылись, Тамин потребовала, чтобы им прислали носильщиков. Вскоре явились слуги в одних набедренных повязках, которые взяли узлы и сумки. Сады Амона не обманули надежд Беллы - тени и зелени оказалось намного больше, чем в саду Синухета. Женщины шли по вымощенной плитами дорожке между кустов терновника, их накрывали перемежающиеся тени акаций, пальм и смоковниц, и Белле казалось, что они здесь одни. Потом она заметила согбенные силуэты людей вдали, которые передавали друг другу полные бадьи. - Рабы. Они поливают деревья, это нужно делать постоянно, - объяснила Тамин. Жрица улыбнулась, видя выражение Беллы. - Когда что-то прибавляется у тебя, это отнимается у других, - сказала египтянка. - Такова Маат. Или в твоей стране все иначе? Белла, забыв об осторожности, хотела горячо ответить, что в ее стране все совсем по-другому. Потом вспомнила грубых, обозленных рабочих Ист-Энда и промолчала. - Наши рабы получают ровно столько, сколько им нужно, - сказала Тамин. И больше они это не обсуждали. Белла заметила несколько разбросанных среди деревьев домов, кирпичных и одноэтажных, но, похоже, добротных. Они свернули с мощеной дороги на тропинку между пальм, потом повернули направо и вышли к дому, точно к жилищу лесной колдуньи из сказки. Домик был обнесен низкой глинобитной оградой, и они вошли через приоткрытую калитку. Наверное, запереться тут было нельзя... Белла не успела даже разглядеть свое новое убежище, потому что с каменной скамейки перед домом поднялся бритоголовый мужчина в белом калазирисе, перехваченном на животе повязкой.* К удивлению Беллы, Тамин склонилась перед ним, а потом этот жрец заключил ее в объятия. Когда они оба повернулись к ней, Белле стало ясно, что перед нею отец и дочь. Старый жрец был среднего роста - Тамин, высокая для женщины, была ростом почти с него; они походили друг на друга лицом и улыбкой, но Белле показалось, что отец Тамин добрее и не так проницателен, как его дочь. Хотя это впечатление могло быть обманчиво. - Это Перхор, мой достойнейший отец и покровитель, - сказала жрица. Белла низко поклонилась. - Ты Небет-Нун, - утвердительно произнес Перхор тихим и хриплым старческим голосом. Он слегка наклонил голову. Потом, никак не показывая своего отношения к англичанке, перевел взгляд на ребенка, которого несла Уаджет. - Твое дитя устало. Внесите его в дом, там все готово, - сказал Перхор. Белла догадалась, что он хочет остаться с дочерью наедине. Она сделала знак Уаджет, и они вошли, невольно робея и пригибаясь. Дом, состоявший из четырех комнат и разделенный посередине коридором, оказался действительно уже обставлен. В спальне, куда они ступили, на полу была постелена свежая узорная циновка, на кровати чистые простыни и подголовник из слоновой кости, который использовался вместо подушки. В углу была приготовлена колыбелька. На столике горела лампа и стояла в раскрытом позолоченном ковчежце статуэтка Амона. Белла присела на кровать. - Дай мне ребенка, - устало улыбаясь, сказала она Уаджет. - И вели, чтобы наши вещи внесли в дом. Ей хотелось поскорее заместить всеведущего и всеприсущего Амона своим талисманом. Она дала малышу грудь, и он принялся жадно сосать. Очень хотелось помыться и искупать ребенка, но Белла понимала, что с этим придется подождать. Когда ее сумку с деревянной кошкой внесли в комнату, Белла неожиданно поняла, что убрать статуэтку Амона не посмеет. Но она не успела ничего здесь осмыслить. Когда Хаи наелся и мать передала его Уаджет, вошла Тамин. - Ребенок спит? - тихо спросила она. - Засыпает, - шепотом ответила Белла. Тамин кивнула и поманила ее наружу. Женщины вышли и сели на скамейку, которую недавно занимал Перхор. - Отец ушел, - сказала Тамин с оттенком грусти. - Теперь ты и Уаджет будете жить здесь вдвоем. Ведь тебе не понадобится другая прислуга? Белла поняла смысл вопроса-предупреждения и мотнула головой. - А как нас будут кормить? - Раз в два дня утром будет приходить слуга с корзиной, - ответила Тамин. - Можешь высказывать ему свои требования, если понадобится что-нибудь еще. Но думаю, что мы позаботились обо всем. Она обернулась на дом. - Справа - купальня. Кухня на заднем дворе, там же отхожее место. В доме несколько больших кувшинов с водой, воду вам будут доставлять каждый день... Тамин усмехнулась, когда Белла сухо сглотнула. - Да, здесь не Дельта! Потом встала. - Я буду приходить раз в несколько дней, так что тебе не будет слишком одиноко. Она сделала движение к калитке, и тут Белла умоляюще придержала ее за платье. - Постой! Ты разве не отдохнешь тут с нами? Не поможешь? Ты, наверное, сама хочешь пить и выкупаться... Тамин колебалась, словно что-то мешало ей задержаться. Может быть, мысль о муже, который ждал дома? - Так и быть, - сказала жрица наконец. - Я еще задержусь у тебя. Освежившись в купальне и выпив вина с водой, они почувствовали себя гораздо лучше. Ребенок еще спал, и приятельницы смогли поговорить. Тамин растянулась на циновке на полу, подложив под локоть подушку. Она разделась до узкой набедренной повязки и сняла парик, словно радуясь возможности расслабиться. Собственный дом, где в это время расположились Имхотеп и его старший брат, по-видимому, теперь не казался Тамин безопасным. Жрица выслала из спальни Уаджет, и Белла заподозрила, что она хочет поделиться чем-то личным. И ее предчувствие оправдалось. - Я хочу поведать тебе то, что не осмеливаюсь сказать больше никому, - наконец произнесла египтянка. - Даже моему отцу. Она выпрямилась, стройная и почти совсем нагая, но Белла едва обратила на это внимание. Во рту у нее снова пересохло. - Что такое?.. - Имхотеп ищет "Книгу мертвых", - сказала Тамин. - Вернее - я полагаю, что он уже отыскал ее. Белла медленно спустила ноги с кровати, на которой сидела. Ей стало нехорошо. Белла ощутила, что вплотную подобралась к тайне Имхотепа, перенесенного в ее век под именем Сети Амира. - Что это за книга? - Она способна воскрешать мертвых, - сказала жрица. Египтянка побледнела, даже глаза закатились под удлиненные краской веки, словно Тамин во всех подробностях представила ужасающее магическое действо, непонятное Белле. - Воскрешать... как Осирис? - шепотом спросила англичанка, вспомнив то, что знала о верованиях древних египтян, от Тамин и других. - Нет. Обратным Осирису способом, противным всем богам, - сказала Тамин. - Это откроет дверь в наш мир неназываемому злу... Она вдруг быстро огляделась, точно искала шпионов. Белла представила себе, что их могли подслушать, и покачнулась от страха. Но, по-видимому, Тамин считала, что это единственное место, где говорить о таких вещах безопасно. Однако Тамин была слишком возбуждена, чтобы дальше предаваться отдыху. Она встала и подобрала свой калазирис. - Мне пора домой. Завтра вечером я навещу тебя. Тамин бледно улыбнулась, потом сделала отстраняющий жест, когда Белла хотела тоже встать. - Нет, не иди за мной. Одевшись, певица Амона покинула комнату. А Белла закрыла глаза и медленно легла, уткнувшись лицом в подушку, которую перетащила на кровать вместо жесткого подголовника. Тамин и все они, оказывается, в куда большей опасности, чем она думала... Придет ли Тамин завтра? А как же Сетеп-эн-Сетх? Белле внезапно захотелось страстно помолиться Амону, и она едва удержалась. Нет, ей нельзя молиться здешним богам, иначе она будет еще хуже, чем эти прирожденные язычники! Пленница встала с кровати и подошла к колыбели, проверить сынишку. Потом направилась на поиски Уаджет, чтобы вместе с нею обойти дом и обвыкнуть. * Калазирис в Древнем Египте носили и мужчины.