The Beginning of the End

Белла скоро примирилась с жизнью в Ипет-Исут - или эта жизнь примирила ее с собой. Сперва ей было одиноко и страшно, особенно в ночные часы, - почти как тогда, сразу после пленения. Белла за прошедшие годы привыкла к дому, полному дружественных ей людей... пусть даже это дружелюбие было временным. Но дом Амона опять подчинил англичанку своему нерушимому спокойствию. Белла знала, что преступление на священной земле считается тягчайшим грехом; и для большинства египтян, считая и самих жрецов, священный закон был превыше всего. И Тамин скрасила ее пребывание в храме: как Белла, по-видимому, скрасила ее собственное существование. Тамин часто навещала свою подопечную. Она больше не упоминала об Имхотепе, только сказала, что тот уехал вместе с братом в его имение. Тогда же жрица показала Белле грамоту, заверенную печатью самого первого пророка Амона, - подтверждавшую право Беллы на дом, в котором ее поселили. - Можешь сама прочесть? - спросила Тамин. Белла кивнула и принялась разбирать документ, ведя пальцем вдоль иероглифической строки и шепотом произнося слова, которые складывались из рисунков. Она так сосредоточилась, что ее бросило в жар. - Вернись к началу и читай вслух, - неожиданно велела ее покровительница. В голосе Тамин прозвучали какие-то новые нотки. Но Белла не задумалась над этим: она послушно повысила голос, стараясь отчетливо артикулировать. Древние египтяне почти всегда читали иероглифические тексты вслух или приказывали читать себе вслух - иначе смысл ускользал от сознания. "Я, первый хем нечер, начальник мастеров Амона, ведающий всеми сокровищницами бога, заверяю, что этот дом передается во владение на десять лет... благородной госпоже Тамин, певице Амона..." Белла поперхнулась. Она круглыми глазами посмотрела на египтянку. - А чего ты ждала? - спросила Тамин. Белла еще давно заметила у этой особы, как у многих власть имущих, некоторую наклонность к садизму. - Я ничего не ждала, - сказала англичанка, справившись с невольным разочарованием. - Конечно, я понимаю, что... Тамин с усмешкой кивнула. - Я хотела, чтобы ты прочла это сама и убедилась. Да, это мой дом, и я буду продолжать вносить за него плату и тогда, когда тебе станет нечем платить. На сей раз Белла не стала благодарить и не стала спрашивать, что значит такая щедрость. Похоже, Тамин это понравилось. - Ты неплохо читаешь, хотя и медленно, - сказала жрица. - Менна столь многому тебя научил? Или ты училась дальше? - Я просила Синухета учить меня грамоте всякий раз, когда он мог, - смущенно ответила англичанка. - Синухета? - переспросила Тамин с насмешливо-сочувственной интонацией. - Писать ты, конечно же, не научилась? - Нет, - беспомощно ответила Белла. Она училась, но писать иероглифами, воспроизводя все детали, было слишком трудно. И она не сомневалась, что кроме тех начал, которые сумел ей преподать Синухет, в древнеегипетском языке существует еще много способов чтения и письма. Внезапно Белле пришло в голову, что Тамин не просто так устроила ей проверку. Жена Имхотепа размышляла, можно ли привлечь чужестранку к собственным поискам истины... А может, Тамин, не заметив того, сделалась последовательницей своего мужа? То, что сама эта женщина заражена ядом властолюбия и жаждет тайного знания, было почти несомненно. Жрецу - а тем более женщине-жрице в Та-Кемет было очень трудно победить искушение властью... Белла похолодела, в полной мере осознав, что это может означать. Англичанка поняла, что Тамин наблюдает за нею. А Тамин улыбнулась, наслаждаясь сомнениями и метаниями жертвы. - Нет, я тебя не убью, - вдруг произнесла египтянка, отвечая на невысказанные мысли Беллы. - И я не собираюсь использовать тебя, чтобы потом убить. Успокойся. Белла не ответила и не шевельнулась, точно оцепенев. А Тамин неожиданно пересекла расстояние, разделявшее их, и приложила ладонь ко лбу англичанки. По телу Беллы от этого прикосновения разлился странный холод, сменившийся покалыванием. Она ощутила себя странно пустой и легкой... а потом увидела Тамин и саму себя сверху, из-под низкого потолка! Белла увидела свои подстриженные волосы, казавшиеся почти белыми в сочетании с загаром; увидела, как певица Амона, подняв тонкую сильную руку, держит ее в своей власти... Белла почувствовала, что падает. Ощущение собственного тела вернулось; и обморочная дурнота накатила так внезапно, что ноги у нее подкосились. Тамин успела подхватить ее подмышки и усадила в кресло. - Все? - спросила жрица через несколько мгновений, внимательно вглядываясь в лицо англичанки. Белла кивнула. Все в комнате вернулось на свои места. - Ты сейчас видела, как твоя душа наблюдает за тобой, - сказала Тамин. Белла отнюдь не была уверена, что это не дурная шутка, которую сыграл с ней мозг; но ответно кивнула. Тут она почему-то вспомнила, что посвящение в духовный сан в современном ей христианском мире производится наложением рук... что это рукоположение означало вначале? - Наши души все время наблюдают за нами, - сказала Тамин. - Может быть, теперь ты тоже начнешь видеть далеко, как я. Пока Имхотепа не было, Тамин стала приглашать Беллу к себе домой. Она продолжила ее учение - то, что было начато Менной и Синухетом. Белла под руководством певицы Амона продолжила осваивать иероглифику, а одновременно с этим сокращенное иератическое письмо, которым пользовались жрецы. Время пролетало быстро; иногда Белла со своим малышом оставалась у Тамин на ночь. Белла теперь часто навещала старшего сына и следила за его успехами, теперь ей позволялось посещать Сетеп-эн-Сетха самой. Однажды, когда они отправились в дворцовую школу вместе с Тамин, по просьбе жрицы мальчику разрешили показать свое владение оружием. Оказалось, что он уже в самом деле неплохо стреляет по мишени - круглому деревянному щиту, обтянутому кожей, и мечет копьецо. Потом гордый воспитатель вызвал еще одного ученика и показал, как мальчики борются. Белла заставила себя смотреть на то, как ее сын и неведомый египетский мальчишка валяют друг друга в пыли. Но бой этот завершился очень быстро: Сетеп-эн-Сетха уложили на обе лопатки. Он встал, красный и сердитый, чихнул и, отряхнувшись от песка, поклонился наставнику. Его соперник гордился своей победой, но Сетеп-эн-Сетх держался не хуже - несмотря на то, что его побороли перед лицом матери и Тамин. - В следующий раз я тебя отделаю, Мен, - обещал ее рыжий сын противнику. Учитель с улыбкой посмотрел на Беллу. - Это сильный мальчик, - сказал он. - Твой сын умеет вставать, когда падает. Для этого нужна крепость сердца, что для воина столь же важно, как крепость тела! Мен немного увял, слушая, как наставник хвалит его побежденного противника. А Белла, всматриваясь в высокого мускулистого египтянина в белом головном платке, неожиданно узнала его. В первый раз она видела этого воина фараона в боевом шлеме. - Я помню тебя, господин! - воскликнула она. - Ты сотник, который вез моего сына в школу и показывал ему свой кинжал! Воин усмехнулся и слегка поклонился. - И я тебя помню, госпожа Небет-Нун, - сказал он, глядя в голубые глаза собеседницы. - Мое имя Хека, и я служу его величеству в мирные дни так же, как в дни войны. Я воспитываю этих птенцов царя. Белле ужасно захотелось спросить, не упоминал ли фараон когда-нибудь о ее сыне в присутствии сотника; но она удержала язык. Однако пленница испытала некоторое облегчение от мысли, что у нее появились знакомые в стане фараона, так же, как среди жрецов. Тамин стояла в стороне, поигрывая пальцами и сузив глаза. Посмотрев на жрицу, Белла прочитала в ее взгляде: не жди ничего от этого человека и не верь ему. "Что ж, там будет видно", - подумала Белла холодно. - Скажи, господин сотник... - начала она, взглянув на Хеку. Но Белла не смогла продолжать при сыне. Сотник понял ее затруднения и жестом велел обоим мальчикам покинуть двор. - Известно ли, куда будут зачислены мальчики, когда окончат школу? - спросила она, когда дети ушли. - Это зависит от того, к чему они окажутся способны, - сказал Хека. А потом вдруг сурово прибавил: - Но твой сын останется на глазах у его величества. Я понимаю, что тебя тревожит его судьба, и говорю: так будет! Фараон возьмет твоего сына в свою стражу или в колесничее войско! Белла побледнела. На лбу и висках у нее выступил холодный пот. - Почему?.. - спросила она. Сотник усмехнулся. - Ты сама знаешь ответ. Потому что твой сын рыжий, как сам Сетх, потому что царь полюбил его и коснулся своей рукой! А почему, никто не может сказать! Белла снова посмотрела на Тамин. И обе вновь без слов поняли друг друга: старый фараон, отметивший Сетеп-эн-Сетха своим перстом, мог не дожить до его возмужания... - Я должна идти, господин царский сотник, - сказала Белла, поняв, что ей нужно обдумать все в одиночестве. - Благодарю тебя. Воин кивнул. - Не желаешь ли проститься с сыном? Белла, конечно, пожелала. Поцеловав мальчика на прощанье, она осмотрела его свежие царапины и велела хорошенько умыться. Потом они с Тамин покинули школу. - Ты слишком легковерна, - сказала жрица по дороге к своему дому, когда они покачивались в паланкине бок о бок. Белла хмуро взглянула на покровительницу. - Неужели? Тамин усмехнулась и ничего не ответила. Время опять побежало незаметно. Белла взяла с собой из дому любимый ткацкий станок. Рукоделие, заботы о маленьком Хаи, ведение небольшого хозяйства, встречи с Тамин и со старшим сыном - все это занимало ее дни, так что почти не оставалось посторонних мыслей. Белла изливала свои сомнения только изредка, на папирус, продолжая свой дневник. И Тамин стала поверенной ее интимных тайн и сделала Беллу поверенной своих. Хотя жрица оставалась скрытной, Белла узнала о ней и о домашней жизни Тамин столько, сколько не знал никто другой. Через два месяца Имхотеп покинул имение брата, но не вернулся в столицу, отправившись в Абидос. Тогда же Тамин передала Белле письмо Синухета. Белла умилилась и обрадовалась, поняв, что ее господин написал это послание своей рукой, не прибегая к помощи взрослого сына-писца. Синухет рассказывал ей нехитрые деревенские новости, сообщал, что все в семье здоровы... говорил, что удачно просватал вторую дочь от супруги, Меренмут. Просил Беллу рассказать о сыновьях и о том, как она сама поживает. Синухет говорил, что позвал бы ее домой, но еще слишком рано. И не годится так часто беспокоить мать с младенцем. Неподдельная тоска читалась в этих строках, хотя от Беллы по-прежнему требовало усилий складывать египетские символы в осмысленные фразы. Через полтора месяца Синухет приехал в Уасет сам. Он захотел, чтобы Хаи принесли в дом Тамин и показали ему. Имхотеп все еще находился в Абидосе, и Белла смогла увидеться с господином. Она была рада ему; и при виде улыбающегося лица Синухета англичанка ощутила что-то похожее на тот первый всплеск влюбленности, который испытала годы назад, когда они только встретились. Но Белла успела сильно отвыкнуть от этого мужчины. Она испытала потрясение, когда Синухет пожелал провести с ней ночь. Несмотря на то, что англичанка еще не отняла младшего сына от груди, она боялась вновь забеременеть. Но Синухет, который опасался того же, научился мужской сдержанности, которая приходит с опытом. Он уверял Беллу, что жаждет ее любви и видит ее во снах... Он сдержался и сумел насладиться с нею, не излив семени в ее тело. Египтянин долго ласкал Беллу руками и ртом, с новой силой пробудив ее воспоминания. И потом еще долго лежал без сна, устроив голову на груди наложницы. Белла гладила его влажные волосы. - А как поживает госпожа? - шепотом спросила она. Синухет дернулся, точно от укола булавкой. - Мне кажется, она больна... Ей неможется, но никто не знает, что это за болезнь. Египтянин поднял голову и сел, глядя наложнице в глаза. Прочтя ее мысли, он упрямо мотнул головой. - Нет, я не виноват в этом. Я всегда делал для Мути то, что мог. Я был внимателен к ней. Белла только грустно усмехнулась. Но, конечно, она не стала корить своего любовника. Он оказался замечательным возлюбленным; но не смог быть таким для своей жены. Почти так же, как его младший брат, - они избирали похожие пути, не подозревая о том. Ведь мужчины, даже родственники, редко откровенно рассказывают друг другу о своих любовных неудачах... - Ты приглашал к ней врача? - Приглашал, но Мути прогнала его... Она сказала, что никакой лекарь ей не поможет. Пожалуй, так, подумала Белла. Она поцеловала Синухета, точно отпуская ему грехи. - Спи, мой дорогой господин. Он уснул, а Белла еще долго перебирала его волосы, печально глядя на его осунувшееся во сне лицо. Синухет скоро уехал. Потом Имхотеп вернулся из Абидоса, и был немедленно приглашен ко двору. А спустя небольшое время Тамин сообщила поразительную новость. Имхотеп, которому сравнялось тридцать лет, был посвящен в сан верховного жреца Осириса - перед мужем Тамин открывались небывалые доселе возможности.