The Beginning of the End

Когда вестник, полуживой от усталости и тревоги, причалил к пристани, принадлежавшей Синухету, тоже стояла ночь. Ни один огонь не горел, очертания дома за пальмами и окружающего сада угадывались только в свете звезд. "Какую весть я привез им", - содрогаясь, подумал слуга. Но было бы в тысячу раз хуже, если бы его опередили... Мысленно воззвав к Амону, слуга выбрался на причал - ноги отяжелели, намозоленные руки не слушались. Он стал подниматься по беломраморным ступеням к дому, и каждый новый шаг давался ему труднее предыдущего. Когда расступились пальмы, вестник увидел калитку и, медленно занеся руку, постучал. Было заперто - господа уже давно запирались... и привратник бодрствовал по ночам. У господина не было денег, чтобы нанять стражников. Старый привратник быстро отодвинул засов, и двое слуг изумленно воззрились друг на друга. - Нахт?.. Заходи, - привратник отступил, пропуская его. - Что случилось? Нахт порадовался тому, что его лицо плохо различимо. Даже не пытаясь ничего объяснить, он торопливо попросил разбудить хозяина. Привратник Иб проводил его в пустую затемненную столовую. Нахт сел на пол, чтобы не пачкать дорогую мебель, - он был весь в поту, босые ноги вымазаны илом. - Приведи господина... И дай мне вина, - хрипло попросил вестник. Иб заторопился прочь. Он вернулся совсем скоро, в сопровождении Синухета. Господин дома был почти неодет, только небрежно обернул повязку вокруг бедер; глаза его горели тревогой и ужасным подозрением. Синухет нес большой кувшин вина, а Иб - две чаши. Нахт при виде хозяина встал, и его тут же покачнуло от изнеможения; он попытался поклониться. Одеревеневшие спина и плечи взмолились о пощаде. - Садись, - оборвал его приветствие Синухет. - Садись и говори просто, Нахт. Нахт благодарно плюхнулся обратно, подобрав грязные ноги. Господин тоже сел на пол, так что их лица оказались на одном уровне. Он со стуком поставил кувшин. - Выпей со мной. Я вижу, что нам обоим это понадобится. Так что ты узнал в городе Амона?.. Он сам налил слуге разбавленного вина. Нахт выпил полную чашу, прежде чем набрался храбрости рассказать правду. Услышав, что Имхотеп казнен за убийство фараона, Синухет встрепенулся, с силой закусив губу; глаза его засверкали. Но тут же он взял себя в руки и велел Нахту продолжать. Слуга про себя поразился такой выдержке, но подчинился. Он отпил еще вина и сбивчиво, с нарастающим ужасом рассказал о проклятии Хом-Дай, которому был подвергнут брат Синухета. - И все жрецы господина Имхотепа тоже были казнены. Их бальзамировали заживо, и теперь они не попадут на поля Иалу, как погребенные по священным законам, а будут вечно страдать, как и... как и твой брат, господин, - договорил Нахт совсем упавшим голосом. На нем лица не было, и, окончив рассказ, он молча смотрел на Синухета, ожидая каких-нибудь спасительных слов. Как будто это не Синухетова брата подвергли такой чудовищной участи... - Что нам теперь делать, господин? Несколько мгновений Синухет сидел, глядя в одну точку. Потом плеснул себе вина в чашу, пролив часть; и выпил залпом. Вино закапало с его подбородка. Потом Синухет посмотрел на слугу и сказал: - Я очень доволен тобой, Нахт. Он положил руку на плечо Нахта и сжал его так, что тот скрипнул зубами от боли. - Я очень доволен, - повторил Синухет так, точно не вполне понимал, кому и что говорит; потом господин дома встал на ноги. Двигался он нетвердо, точно опьянел от одной чаши. - Все будет хорошо, поверь мне, - произнес он. Нахт подумал, что это самые странные слова, которые ему доводилось слышать в жизни; но, не смея спорить, он склонился перед господином. По крайней мере, брат казненного жреца принял столь страшное известие значительно бодрее, чем можно было ожидать... А может, Синухет повредился в уме?.. Слуга проследил, как господин, неверно ступая, направился наверх в комнаты, что-то бормоча себе под нос. - Так вот что это значит! Вот что значит! - повторял Синухет, поднимаясь по лестнице к жене. Он был как в бреду. - Имхотеп, мой единственный брат, лучший и умнейший из всех... вот что ты сделал!.. Он знал из рассказа своего посланника, что Имхотеп казнен, но не мертв. Это никак не укладывалось в голове. Имхотепа заживо съели скарабеи, но это не убило его плоть, а обессмертило! Остановившись посреди лестницы, Синухет схватил себя за волосы. Ему показалось, что они стоят дыбом. Он мог бы сейчас оступиться и покатиться вниз, упав к ногам Нахта со сломанной шеей... "Я бы не вынес этого, если бы не знал, что это кончится - и как кончится", - подумал египтянин. На глазах его появились слезы боли за брата. Он ощутил сильнейшую потребность все расказать жене, своей единственной утешительнице в такой беде. Небет-Нун спала, но проснулась и приподнялась, как только супруг вошел. Она все поняла еще прежде, чем он заговорил. - Брат мой, - прошептала его золотоволосая жена-чужеземка, раскрывая ему объятия. Синухет опустился на ее постель и зарыдал, крепко обняв свою Небет-Нун; горько, со всхлипами, как мальчик. Как недавно плакал на плече отца Амон-Аха, его взрослый сын... - Имхотеп казнен за убийство фараона, он убил его вдвоем с царской наложницей... Имхотеп приговорен вечно страдать, и сделаться угрозой для всех живых, - выдавил Синухет, когда смог говорить. - Вечно страдать, умирать и не умереть! Какое преступление может заслуживать такой кары?.. - Никакое, - серьезно ответила Белла. Она обхватила лицо мужа ладонями и заставила посмотреть на себя. Она тоже плакала, но ей было чем утешить его! - Твой брат будет жить снова, он будет человеком... слышишь? Я тому доказательство! Я клянусь тебе в этом! - И эта женщина... наложница фараона? Это она его жена в твоем времени? - спросил Синухет с почти детской надеждой. Белла кивнула. - По-видимому, она. Меила Наис, - произнесла она имя, прозвучавшее на древнеегипетском так чуждо. Синухет опустил голову. Провел рукой по простыне, собирая ее в кулак. - Я верю тебе, - тихо сказал он. - Но мне это очень трудно... Египтянин посмотрел на супругу, и Белла увидела, чего ему стоит держаться. Она быстро накрыла своей рукой его сжатую в кулак руку. - Любимый, нам нужно поспешить. Нам нужно бежать! Синухет смотрел на нее так, точно не понимал, о чем она говорит. Смерть брата настолько потрясла его, что египтянин напрочь забыл об опасности и об их планах. - Что? - переспросил он. - Куда бежать?.. Белла вновь быстро, точно обрисовала мужу их положение, напомнив о самом главном. - И если все удастся, для нас это время пролетит как один миг! - воскликнула она, когда глаза Синухета вновь прояснились. - Ты увидишь брата живым и счастливым и увидишь такую жизнь, какой и вообразить себе не мог! Синухет еще несколько мгновений не отвечал; потом кивнул и быстро встал. - Ты права, нам нельзя терять времени, - сказал египтянин. - Позови Уаджет и складывайте вещи. Дети пусть еще поспят. Я сейчас подниму остальных. Несмотря на собственные страхи, Белла понимала, что должна заставлять Синухета и себя двигаться, действовать. Это единственный способ не потерять рассудок в такую минуту. Она тоже понятия не имела до этой ночи, какой кошмар приключился с Сети Амиром на самом деле. Спустя два часа все были готовы. Неферу плакала от страха - она была беременна вторым ребенком; и остальные были очень напуганы, несмотря на то, что о способе казни Имхотепа и последствиях этого Синухет и Белла никому в доме не сказали. Белла нежно разбудила сына и дочь - семилетнего "Чарльза" и трехлетнюю крошку "Эдвину". Скоро она будет так звать их постоянно. Как же хорошо, что эти дети еще малы! И как хорошо, что Шеритра достаточно большая, чтобы обходиться без няни! Волнение англичанки из-за усталости притупилось, но один страх сидел как иголка в мозгу. Ее старший сын был сейчас в Уасете, в школе! И хотя они договаривались с Перхором, что в случае опасности жрецы выведут мальчика, успеют ли они это сделать сейчас?.. Огромным усилием Белла заставила себя сосредоточиться на сборах и перепроверить все мысленно. Она заранее сшила для своей семьи одежду, в которую они облачатся, попав в современность, - это были обыкновенные египетские штаны и рубахи для мужа и сыновей и такие же бесформенные платья для нее и дочки. Она надеялась, что на старинную модель сандалий никто не обратит внимания. Они брали с собой еду и драгоценности. Все драгоценности, принадлежавшие Синухету, Белле и детям. Белла даже надеялась, что, попав в ее время, их золотые и серебряные вещи сразу же состарятся на несколько тысяч лет, и это намного увеличит их стоимость... Перед тем, как навсегда покинуть дом, Синухет поговорил со слугами. Слуги должны были остаться в ожидании молодого господина - едва ли гнев Рамсеса, сына Сети, коснется маленьких людей. Кифи и ее дочерям предстояло отправиться в Буто утром, после отъезда Синухета. Словно наконец поняв, что больше никогда не увидит доброго хозяина, располневшая и утратившая былую легкость движений наложница горько плакала. Синухет обнял Кифи как старую подругу и расцеловал. Плотские отношения между ними прекратились уже давно, еще до его женитьбы на Белле. Последним Синухет простился с Реннефером. И, выслушав ласковые прощальные слова, верный слуга неожиданно упал на колени. - Господин, возьми меня с собой! Ты знаешь, что у меня нет семьи, только ты, - Реннефер сложил ладони, умоляюще глядя на Синухета. - Я не могу оставить тебя! Синухет опешил. - Но ведь ты не знаешь, куда мы отправляемся! - Я знаю, - Реннефер покраснел до самой крепкой шеи и повесил голову. - Я слушал ваши разговоры, господин, я делал плохо... но я очень тревожился за тебя. Я знаю, что ты и твоя новая госпожа отправляетесь в будущее, откуда она пришла! Он быстро встал. - Может быть, мы все там умрем! Или умрем от этого ужасного колдовства! Но уж лучше я погибну с вами! Синухет быстро посмотрел на Беллу; она кивнула. До сих пор супруги даже не обсуждали возможность взять с собой кого-нибудь из слуг; но Белла вспомнила, насколько Реннефер предан своему господину. И, может быть, на него повеяло ароматом далекого будущего, недоступного больше ни для кого из людей, близких Синухету. Египтянин кивнул слуге и улыбнулся. - Мы возьмем тебя, Реннефер! Ты не только слуга мой, но и друг! Лицо Реннефера озарила широкая счастливая улыбка. А Белла подумала, что большая физическая сила и преданность этого человека может им не раз пригодиться... Она порадовалась, что сшила на всякий случай еще одну мужскую рубаху и пару штанов. Реннефер тут же принялся помогать хозяевам. Он взял малыша Пенту у ничего не подозревающей Неферу и отнес его в лодку. Потом помог таскать вещи. Свою черную деревянную кошку Белла не доверила никому. Она заметила, с каким видом Неферу косится на магическую статуэтку, и закутала свой талисман в покрывало. Пока они плыли, Белла не раз тайком доставала статуэтку и всматривалась в ее надменную зеленоглазую мордочку. При мысли, что кошка могла потерять свою силу и превратиться в бесполезный кусок дерева, все тело англичанки немело от ужаса. На двух лодках они доплыли до Уасета. Все было так спокойно, точно фараон не умирал и Имхотеп не был казнен!.. Синухет помог жене выбраться на пристань, как всегда, полную народу. И тут они поняли, что изменилось. К ним подошел жрец в белом, который, видимо, уже какое-то время поджидал беглецов. Как Перхор смог подгадать?.. - Идите за мной. Вас ждут, - негромко проговорил священнослужитель. Он быстро осмотрелся, потом сделал им знак. Все молча последовали за ним. Шагал жрец Амона быстро, и всем им пришлось прибавить шагу. Но по пути в храм Белла ухитрилась спросить египтянина, где ее сын, Сетеп-эн-Сетх. - Он со вчерашнего дня в доме бога, - ответил жрец. Родителей охватило безмерное облегчение. Но радоваться и расслабляться было слишком рано. Когда они прошли между пилонами Ипет-Исут, Белле захотелось ущипнуть себя за руку. Сейчас их остановят... сейчас она проснется, и окажется, что спасение ей только пригрезилось!.. Беглецы пробрались через толпу молящихся и, оставив позади наружный двор, попали в Гипостильный зал. Там было пусто и даже холодно. Когда они попали в первый внутренний двор, жрец-проводник наконец остановился. - Сюда уже не войдут люди фараона, - сказал он, оглядев своих спутников. - В храм не пропускают вооруженных стражей, кроме воинов Амона. Вы в безопасности. Белла впилась в него глазами. - Где мой сын?.. И тут Сетеп-эн-Сетх выбежал к ним навстречу. - Мама!.. Я так и чувствовал, что сейчас увижу вас! Белла, плача от облегчения, крепко обняла своего ненаглядного мальчика. Он был силен, как тугой египетский лук, и ростом уже почти с нее. - Я убежал от Перхора, - похвастался Сетеп-эн-Сетх. И он сразу же показался Белле на несколько лет младше. - Не вздумай так больше делать, у старика и без того слабое сердце! Все вместе они быстрым шагом дошли до того самого внутреннего двора, который был заколдованным местом. Не проходя через квадратный проем, они остановились. Перхор ждал их, стоя под стеной с двумя младшими жрецами. - Вы пришли, все, - сказал старик, оглядев все семейство. - Благодарение Амону! Он улыбнулся. - Но здесь вам надлежит проститься. Те, кто останется, дальше не пойдут. Синухет посмотрел на Амон-Аха. Потом подошел к сыну, и они в последний раз обнялись. - Береги Неферу и детей, - велел Синухет. Он мог бы сказать больше, много больше, но слова застревали в горле. Амон-Аха тоже не находил слов перед таким необычайным прощанием... Поняв их чувства, Перхор жестом велел двоим своим жрецам увести Амон-Аха и его семью. Все равно им нельзя было видеть то, что случится. Потом Синухет, Белла и Реннефер и торопливо достали из мешков и надели свою арабскую одежду; они помогли одеться детям. Белла вытащила статуэтку. Она так волновалась, что не хватало дыхания. "А если ничего не выйдет? Если все мы сейчас умрем, как сказал Реннефер?.." Беглецы по очереди прошли через проем во двор, где по-прежнему росли кипарисы в кадках. Белла взяла за руку Хаи - "Чарльза". Они стали теснее друг к другу, и Синухет обнял жену за плечи. - Твори свое колдовство! - громко прошептал египтянин. Но Белла не могла сотворить никакого колдовства. От нее ничего не зависело! Она бросила взгляд на смутную белую фигуру Перхора у входа, а потом высоко подняла статуэтку. - Пожалуйста... - умоляюще прошептала она по-английски. И Белла поняла, что все получилось. Стены Ипет-Исут задрожали, покачнулись, все слилось в жаркое марево; а потом окружающее опять утвердилось и прояснилось. Утвердилось окончательно и бесповоротно. Белая фигура старого жреца Амона пропала. И храмового двора больше не было, и самого храма тоже не было: вокруг путешественников громоздились древние развалины. Только солнце над головой, как многие столетия назад, сияло ярко и жарко. Синухет осматривался с открытым ртом, Реннефер и дети таращились по сторонам с таким же видом. Вокруг Карнака до сих пор не было ничего более современного - иначе Белла не могла бы ручаться за их рассудок. Но рассудку ее домашних предстоит еще много испытаний... - Хотела бы я знать, какой сейчас год? - произнесла англичанка на родном языке. Она посмотрела на мужа, который мог только беспомощно покачать головой. Вдруг до Беллы дошло, что она совершенно не приняла этого в расчет.