The Beginning of the End

Пропажа кошки испугала Беллу, и она прежде всего подумала на Фэй. Девчонка могла увлечься ее невероятной историей... и пожелать провести эксперимент со временем, отправившись в Карнак!.. Но потом англичанка обнаружила Фэй в ее комнате - заглянув туда, будто ненароком, она увидела, что хозяйская дочь свернулась в кресле с книгой. В Каире было немного возможностей для ребенка, а особенно женского пола, поразвлечься вне дома. Это соображение значительно успокоило Беллу. Фэй - египтянка и дочь своей матери; а значит, с младенчества приучена к сугубой осторожности в поступках, еще большей, чем в словах. И она девочка, а значит, гораздо благоразумнее своих сверстников-мальчишек. Вот если бы рассказ о древних Фивах подслушал один из сыновей Розы, это было бы куда серьезнее... Ближе к полудню Белла нашла хозяйку в ее комнате, которая располагалась рядом с ванной. Это была не супружеская спальня Амиров - а будуар, который показался гостье еще более интимным уголком; туалетный столик и гардероб соседствовали с книжным шкафом, изящным секретером и бюро. Белла в смущении остановилась на пороге, увидев египтянку, которая раскинулась в кресле в легком узорчатом халате, с распущенными волосами и с белой косметической маской на лице; она что-то писала в объемистом блокноте. Меила сразу заметила гостью и улыбнулась ей. - Я всегда использую свободное время, и тебе советую, - сказала она. - Я сейчас немного подремала. Это нужно, чтобы поддерживать красоту. Белла виновато подумала, что они, кажется, подняли хозяев раньше обычного. Или у них сегодня выходной день - ведь у бизнесменов свободный график... А потом англичанка с изумлением осознала, что Меила ведет себя, словно ничего не случилось, - словно принимать гостей из прошлого для нее обычное дело; или она видела еще большие чудеса, чем это. Хотя, должно быть, видела. - Заходи, - Меила, не вставая с кресла, протянула тонкую руку. Будто она и Беллу тоже знала целую вечность. Белла шагнула в комнату; она вдохнула аромат мирры и гвоздичного масла и остановилась, не решаясь сесть. - Я оставила малышку с Седриком... С моим старшим, - пояснила англичанка, будучи не вполне уверенной, что Меила запомнила имена ее детей. - Но нужно, чтобы за Эдвиной смотрел кто-нибудь, кроме меня, вы понимаете... Египтянка кивнула. - У нас есть старая Фатима. Она нянчила нашу дочь и детей моей служанки. И она научена работать, не задавая вопросов. Белла ужасно смутилась. - Если это вас обременит, то... Хозяйка подняла руку. - Я не хочу, чтобы с кем-нибудь из твоих детей произошло несчастье в моем доме. Она встала с кресла, отбрасывая назад прямые черные волосы; потом быстро заплела их в косу, перевязав красной бархатной лентой. - Я сейчас приду. Меила быстро удалилась в ванную. Белла осмотрелась, не двигаясь с места; ее разбирало любопытство пополам со страхом. Она попыталась рассмотреть корешки книг в застекленном шкафу; потом медленно приблизилась к нему. "Маргарет Митчелл. "Унесенные ветром"", - прочитала она одно заглавие. Наверное, что-то из новейших женских сочинений, подумала англичанка. Но только она коснулась латунной ручки, как Меила вернулась. Белла отдернула руку, чувствуя себя вором. Меила, которая смыла с лица маску и сияла душистой свежестью, только рассмеялась. Похоже, ей было приятно застукать гостью на месте преступления. - Там мои любимые книги. Раньше я держала их в спальне, но моему мужу требуется слишком много специальной литературы, которая их вытеснила, - сказала египтянка. - Я люблю историю в художественном аспекте. Белла удивилась. Вот уж чего она не ожидала от женщины, которой три тысячи лет... - Исторические романы? - Вымысел помогает придать прошлому новый смысл. Каждый раз новый, - оживленно сказала египтянка. - И даже неважно, правда описанное прошлое или вымысел: главное, как то, что ты читаешь, преломляется в твоей собственной душе... Тут она словно бы спохватилась. Улыбнулась Белле, снова надевая маску любезной родственницы. - Я сделала распоряжение Фатиме, она покормит твою девочку и поиграет с ней. Но я бы не советовала тебе бросать ребенка с нашей нянькой слишком надолго. - Ну конечно, нет, - сказала Белла. Она не знала - то ли Меила сочла ее нерадивой матерью; то ли предостерегает против мусульманского влияния, которому Эдвина могла подвергнуться в обществе Фатимы. Меила посмотрела на часы, брошенные на столике. - Мы обычно не собираемся на ланч, у нас, как правило, в это время у каждого свои дела. Я предлагаю тебе поесть со мной. - С удовольствием, - сказала Белла; может быть, немного поспешно. Она ощутила себя так же, как когда-то в обществе Тамин. Между нею и Меилой начала возникать такая же почти физиологическая общность, которая заменяет женщинам дружбу... А потом Меила сделала то, что изумило Беллу. Она присела к своему письменному столу и надавила на вделанную в него кнопку, замаскированную невысокой японской ширмой. Египтянка обернулась к гостье, широко улыбаясь; и неожиданно подмигнула. - Небольшое техническое усовершенствование. Скоро явилась Роза, которой госпожа приказала подать ланч на двоих. А Белла подумала, что такой электрический звонок, конечно, проведен только в эту комнату. Меила установила связь между собою и горничной, с которой ее тоже соединяли особые отношения. Пока Роза отсутствовала, Белла вдруг вспомнила о важнейшем сегодняшнем происшествии. - Послушайте... Послушай, - сказала она, решившись перенять свойский тон хозяйки. В конце концов, они были теперь невестками. - Я у вас сегодня, когда разбирала вещи, обнаружила, что моя кошка пропала. У Меилы, расслабленно сидевшей в кресле, приподнялись брови. - Да?.. - Да, - горячо сказала англичанка. - Я сперва думала, что это может быть Фэй... Ты не боишься, что кто-нибудь воспользуется этой магией? Меила на несколько мгновений напряглась; потом решительно качнула головой. - Это не Фэй. У моей девочки достаточно мозгов... и она видела достаточно необычного в своем настоящем, чтобы экспериментировать с древним прошлым, - усмехнулась египтянка. Все же, когда Роза принесла на подносе еду, хозяйка велела ей заглянуть к дочери и проверить, чем та занята. - Она читает, мисс, - доложила служанка, которая вернулась слегка запыхавшись. - А... разве что-нибудь случилось? Меила перевела взгляд на Беллу, и та поняла намек. - Случилось. Украли мою магическую статуэтку, о которой я сегодня рассказывала, - ответила Белла, глядя на горничную в упор. Роза побледнела. А потом, когда обе женщины уже приготовились к тому, что она может признать свою вину, - пусть даже действовала из лучших побуждений, - горничная сказала: - Ее... Ее не украли, мисс Белла. Она осталась там, где была, с вашего позволения... Это была моя кошка, я теперь знаю! Тут побледнела и Меила. Она и ее служанка неотрывно смотрели друг на друга. - Как же я сразу не поняла! - воскликнула египтянка. Белла сжала руки на коленях. Она чувствовала, что сейчас сойдет с ума. - Что вы обе имеете в виду?.. - Моя служанка была служанкой Анк-су-намун, моего прошлого воплощения... Ее звали Хенут, - ответила Меила. - Роза Дженсон - новое воплощение Хенут, как мы с нею считаем. Белла смотрела на нее и горничную остановившимися глазами. - Новое воплощение? Это по теории Платона? - наконец спросила она, смутно припомнив уроки античной философии в колледже. - Отчасти, - согласилась египтянка. - Но все это гораздо сложнее, чем мог представить себе Платон, и даже индусы. Эвелин О'Коннелл тоже принадлежит к нашему общему прошлому... мы как ягоды одной грозди, поэтому мы все сейчас снова живем в одно время, - усмехнулась она. - Господи, - пробормотала Белла. Только этого ей и не хватало. "Как хорошо, что бедный папа не знает всех этих мистических построений", - подумала она. Белла вдруг дернулась в своем кресле, точно от удара током. - Нужно позвонить папе и маме! Срочно! Как же я забыла!.. Роза уже ушла. А Меила простерла руку, успокаивая гостью. - Никакой срочности, ведь они тебя похоронили. И нельзя их пугать. У мистера Линдсея давно пошаливает сердце. Белла прикрыла лицо ладонью. Голова у нее шла кругом... - Но ведь нужно их как-то уведомить! - Я сама позвоню в Лондон, - мягко и убедительно ответила Меила. - И скажу то, что можно сказать. Синухет вскоре после завтрака уединился в гостиной с братом - им нужно было столько друг другу сказать. Но разговор не клеился. Синухет против воли чувствовал страх и отчуждение, глядя на Имхотепа, покойно расположившегося в кресле напротив него. Казалось, жрец ждет, пока Синухет первым поделится впечатлениями от нового мира... и преображенного брата. Наконец Синухет сказал, дрогнувшим голосом: - Я сейчас опять думал о тех, кого оставил позади... Кого мы оба оставили и кто уже многие хенти мертв... Я знаю от Небет-Нун, что теперь люди живут гораздо дольше и учатся гораздо больше, чем люди Та-Кемет. Почему боги были так несправедливы ко всем, кроме нас, кто попал в это время? - Несправедливы? - мягко переспросил низложенный жрец Осириса. И тут же Синухет подумал о том, через что прошел его брат. - А зачем им было жить долго и много знать? - совершенно неожиданно спросил Имхотеп. - Как зачем?.. - воскликнул Синухет. - Чрезмерное знание может умножить страдания, - ответил Имхотеп. - В жизни низших в Та-Кемет было много страданий, и она была полна тяжким трудом, от которого не существовало освобождения. Никакого, кроме смерти. Высшим были доступны наслаждения, которые тоже повторялись; до притупления чувств. Так зачем же продлевать такую жизнь? - Ты говоришь так... будто все они, наши близкие и те, кто работал на нас, получат другую жизнь, - вырвалось у Синухета почти с отвращением. - Или будто они недостойны лучшего! - Кто достоин - следует говорить иначе, - хладнокровно поправил Имхотеп. - Кто готов к лучшему и способен его воспринять - это вернее. Он прервался. - Возможно, некоторые получат другую жизнь в новом теле. Но это необязательно для обогащения опыта души. Можно существовать, питаясь чувствами живущих... и многие так делают. Синухет быстро осмотрелся, точно ожидал увидеть у себя за плечом чью-то тень. Имхотеп, наблюдая за братом, удовлетворенно улыбался. - И в твоем доме есть такие?.. - спросил Синухет. - Разумеется, - сказал жрец. А потом прибавил, склонившись к брату: - Я знаю, о чем ты сейчас спросишь меня. Почему мир так жесток, если боги справедливы... или Бог, в которого верят люди этого времени. Синухет кивнул. - Так почему? - Потому что Бог, или же боги... наделили людей свободной волей, - ответил Имхотеп. - Все всегда желают лучшего, как понимают это. Чтобы прекратить зло, нужно также прекратить и добро. - Может, боги не в силах воспрепятствовать людям, которых сами же и создали, - пробормотал Синухет, покачав головой. Глаза Имхотепа заблестели. - Может быть. Даже, вероятнее всего, ты прав. Свободная воля - это величайший дар нам, которого боги не могут взять назад. Жрец усмехнулся. А потом перешел на английский. - Более того, брат... ни Осирис, ни Анубис, ни Господь христиан не могут спасти грешника из ада, если он сам этого не сделает. А сделать это можно, только пока твоя воля претворяет физический мир и встречает физические препятствия... только пока ты воплощен. Синухет потряс головой; он с мольбой поднял руки. Эта жреческая премудрость всегда нагоняла на него страх; а сейчас, когда Имхотеп изъяснялся новым языком, - тем паче. - Довольно пока об этом! - попросил он. - Лучше скажи, как мне и моей жене теперь быть? Мне ведь нужно будет трудиться как вы, чтобы жить среди вас, а я ничего не знаю! - Пока ты можешь пожить у нас на ферме, - тут же предложил Имхотеп, как будто давно обдумал это. - Наша усадьба близко к твоему старому дому... Я могу сделать тебя управляющим. Синухет покраснел. Он сознавал, что это значит, - стать управителем у собственного младшего брата, пусть и наделенного сверхчеловеческими способностями. Но египтянин понимал, что лучшего ему никто здесь не предложит. - Хорошо. Благодарю тебя и твою госпожу, - сказал Синухет, сделав над собой усилие. - Но ведь нам нужно много больше, чем это... нужны разные письменные свидетельства того, кто мы есть? Он подразумевал паспорта и гражданство. Имхотеп кивнул и улыбнулся. - Я все устрою, - сказал он.