Все ради тебя

— Что случилось? Саннара вопросительно взглянула на него, мгновенно вспыхнув румянцем. — Ты встревожена, — пояснил маг, кое-как умащиваясь в кресле. Подняться с пола они пытались вместе: Хоук — хрипя и сдавленно ругаясь, Саннара — придерживая и помогая по мере сил. Гаррет опустился в кресло, а служанка засуетилась вокруг, принявшись утирать оставшиеся кровавые разводы у него на лице. — Я испугалась за вас, господин. Вошла и увидела вас… на полу… Она произнесла это, промакивая лоб хозяина влажной тряпицей. Гаррет посмотрел на склонившуюся эльфийку и прищурил глаза — чуть покрасневшие, темные от усталости, но такие же проницательные и внимательные, что и всегда. — Дело не только в этом, — хрипло отозвался маг, не отрывая взгляда от служанки, — тебя что-то гложет. Рука девушки, что сжимала кусок ткани, дрогнула и остановилась. — Ты знаешь, что мне можно сказать все, что угодно. Не бойся, я не стану злиться. — Это… — она запнулась, — из-за вашего телохранителя. Гаррет нахмурился. Они еще не говорили о том, что произошло сегодня утром, и рано или поздно эльфийка нашла бы в себе смелость поднять эту тему. — Он напал на вас. — Саннара… — простонал маг, прикрывая глаза. Голова болела просто чудовищно, и он прилагал все усилия, чтобы собрать в кучу разбегающиеся, как муравьи, мысли. Спорить ему хотелось меньше всего, — забудь об этом. Угрозы моей жизни не было. — У него в руках был нож. И кто знает, что… — Я сказал, забудь об этом, — перебил ее Хоук, и рабыня обескураженно замолкла. Влажный комок ткани в ее руке снова пришел в движение, утирая его лоб и виски мага, и в установившейся тишине было слышно только его тяжелое дыхание. — Вы сказали, что не будете злиться, — после долгой паузы произнесла рабыня совсем тихо. — Я не злюсь. Здесь не о чем говорить. — Он опасен. — Фенрис — мой телохранитель, — пояснил Хоук так спокойно, как только мог. Раздражение вибрировало в висках неосторожно задетой струной, — он не причинит мне вреда. — Прошу, господин, поверьте мне, — горячо зашептала Саннара, — он замыслил недоброе. Отошлите его. Продайте. Верните магистру Данариусу. Я знаю, что… — …ты ничего о нем не знаешь. И я не припомню, чтобы я спрашивал твое мнение. Саннара залилась густой краской. Гаррет тут же пожалел, что осадил ее так грубо — обычно он делал это на публике, играя роль и поддерживая свою репутацию, но не за закрытой дверью покоев, когда никто не видел. Девушка была для него настоящим подарком Создателя: слушалась беспрекословно, ничему не удивлялась, не задавала лишних вопросов и, что самое главное, умела держать язык за зубами. Хоук берег ее, но защитить от своих же вспышек бесконтрольного раздражения не мог, как ни старался. — Принеси воды и мыла. Мне нужно побриться. — Да, господин, — едва слышно проронила эльфийка и, порывисто поклонившись, исчезла за дверью. Хоук утомленно вздохнул и потер лоб. Было очевидно, что утреннее происшествие повлияло на Саннару сильнее, чем он мог себе представить. Теперь она видит в Фенрисе угрозу для своего хозяина и, возможно, станет действовать соответственно. Нужно что-то с этим делать. Но сначала… Сначала стоит прийти в себя. Боль притупилась, обернувшись пустым онемением в местах ран и переломов, в голове постепенно прояснялось: зелье действовало. По мере того, как медленно — по капле — силы возвращались к нему, и росла его решимость, Гаррету становилось мучительно стыдно за минутную слабость. Он совершил много ошибок, о которых теперь жалел, но знал, что ему хватит выдержки справиться со всем, придумать способы, найти решения… Он должен был продолжать бороться, иначе та жертва, которую принесли погибшие Капюшоны, была бы напрасной. Иначе все было бы напрасно. Он не услышал, как в комнату кто-то вошел — почувствовал затылком чей-то тяжелый взгляд. Фенрис мог ступать совсем бесшумно, когда хотел. — Ты вовремя, — сказал Хоук, оборачиваясь, — я уже собирался… Что-то заставило его замолчать, не договорив. Он даже не сразу понял, что именно: эльф выглядел так же, как и всегда: мрачный, молчаливый, он черно и шипасто выделялся на фоне дорогого убранства комнаты. Глаза были прикованы к полу, словно стремились прожечь дыру в ковре. Единственное, что выделялось в его привычном облике — это неровная ярко-красная полоска на виске. Гаррет медленно поднялся. В глазах не потемнело, и он счел это маленькой победой. — Что это? Фенрис поднял на него взгляд. — Что именно? — У тебя на лице, — сказал маг. Он подошел ближе и сделал вид, что не заметил, как воин поежился. — Просто царапина. — Царапина? И откуда же она? Эльф неопределенно повел плечами. — Тренировался. Порезался. — Хм? — Гаррет подступил совсем близко к эльфу и, аккуратно коснувшись его подбородка, жестом приказал приподнять голову, — ты что, порезался рукоятью? — Что? — Края царапины рваные. Ты порезался чем-то тупым, а клинок твоего меча остро отточен. Верхняя губа Фенриса нервно дернулась, будто тот хотел ощериться и показать зубы каким-то полудиким, волчьим манером. Хоук на это только сощурился, смутно понимая, что здесь что-то не так. Что-то произошло, пока он был… не здесь. Что-то важное, о чем воин не хочет говорить. Гаррет скользнул рукой вниз по шее Фенриса и отогнул кожаный ворот доспеха, коснулся гладкой полоски ошейника. Холодный. — Больше не печет, верно? — задумчиво спросил он, мимолетно заглядывая телохранителю в глаза. Тот не ответил и выдержал направленный на него пронзительный взгляд, еще больше мрачнея. Воин выказывал признаки неповиновения, пока еще слабого, но довольно явного: не отвечал на прямые вопросы, осмеливался смотреть своему хозяину в глаза и не произносил почтительного «господин». Будь он еще во власти Данариуса, ошейник откликнулся бы на это, обжигая шею невольника, но — к счастью или нет, неизвестно — металл ошейника оставался холодным. Под ним все еще виднелись следы ожогов. Хоук мысленно потянулся внутрь себя, к сосредоточию магической силы, и попытался сотворить заклинание, чтобы облегчить боль эльфа и ускорить заживление, но не вышло. Мана еще не успела восстановиться, и вместо клокочущей, бурной энергии ладони мага загребли только воздух. Гаррет запоздало заметил, что у него дрожат руки. О том, чтобы держать острое бритвенное лезвие в опасной близости от своего горла, не могло быть и речи, если он не хотел истечь кровью из-за одного неосторожного движения. — Надеюсь, сейчас ты будешь внимательнее, — как можно равнодушнее произнес он, поворачиваясь к воину спиной, — не хочу, чтобы ты оставил мне такую же царапину, пока будешь меня брить. Он мог бы поклясться, что услышал скрип зубов. А мог бы услышать сдавленное болезненное шипение и почувствовать запах обожженной плоти. В комнату вошла служанка, держа в руках поднос с умывальными принадлежностями. Успела сделать несколько шагов прежде, чем заметила лириумного воина, стоящего посреди комнаты, застыла на месте. — Ты снова не торопилась, Саннара, — равнодушно сказал Хоук, садясь за стол перед зеркалом, — отдай все Фенрису, и можешь быть свободна. В чистой глади зеркала отображалось все помещение; в отражении маг увидел, как побледнело лицо девушки. Она не шелохнулась, только неотрывно смотрела на эльфа. Гаррет повернулся. — Саннара. Отдай ему поднос. Служанка сделала крошечный шаг назад. Он был бы почти незаметен, если бы лезвие бритвенного ножа не звякнуло, натолкнувшись на керамический бок чаши с водой; этот звук казался слишком громким для вязкой угрожающей тишины, которая повисла в спальне. — Не волнуйся, — чересчур мягко произнес телохранитель, глядя в горящие глаза эльфийки, — я все сделаю аккуратно. Он забрал поднос из ее рук. Пройдя к туалетному столику, поставил на него свою ношу. Тяжелый меч оказался прислоненным к стене, а сам эльф принялся сосредоточенно взбивать мыльную пену в маленькой чашечке. В каждом его движении сквозила странная уверенность, будто Фенрис делал это по своей воле, а не повиновался приказу хозяина. — Господин… — Ступай, Саннара, — велел Хоук. Перед тем, как она, поклонившись, ушла, маг успел увидеть тень лихорадочного румянца у нее на лице. Гаррет понял, что девушка искренне пыталась его предостеречь, и ощутил, как в груди змеей шевельнулось дурное предчувствие. Он почти вздрогнул, когда его щеки коснулся намыленный кончик кисти. Помазок плавно скользнул по коже, оставляя за собой белый след из пены, осторожно, почти ласково очертил линию подбородка. Хоук глянул на эльфа через отражение в зеркале; тот был непривычно близко. Фенрис выглядел спокойным, даже немного отстраненным. Маг невольно залюбовался, разглядывая заострившиеся черты его лица. Отросшие пряди белоснежных волос падали на лоб, оттеняя загадочно блестящие глаза. Захваченный этим зрелищем маг пропустил тот момент, когда в руках у Фенриса оказался бритвенный нож, и очнулся только тогда, когда лезвие обожгло кожу своим холодом. То, что эльф несколько мгновений колебался перед этим, Хоук тоже не заметил. Острая кромка царапала кожу, с тихим шуршанием сбривая щетину. Хоук закрыл глаза, понимая, что получает от этого какое-то больное, извращенное удовольствие; случайные прикосновения любимых пальцев, теплые выдохи, которые долетали до него, ощущение близости и тишина между ними: все это будило тихий трепет в изломанном сердце. Совсем рядом могла притаиться его гибель — но Гаррету было все равно. Он наслаждался этой опасной лаской на лезвии ножа, затаив дыхание, не шевелясь, позволяя темноте под закрытыми веками дорисовывать желанный образ. Он слышал, как негромко звякает посуда, плещется вода в чаше и как размеренно и тихо дышит Фенрис. Невысказанная, наболевшая нежность ныла в груди. Гаррет пытался сдерживаться и сидеть неподвижно, но в какой-то момент, когда он снова почувствовал тепло, случайно коснувшееся его щеки, он резко выдохнул и прижался губами к влажным пальцам, изрезанным нитями лириума. Откуда-то сверху прошелестел удивленный вздох. Хоук целовал любимые руки — медленно, жарко, с упоением. Он снова потерпел неудачу, снова позволил чувствам взять верх над разумом, но не думал об этом, не в силах остановиться или открыть глаза. Поднять веки значило снова оказаться в чужом, темном мире, где не было места ничему настоящему, только притворству и лжи, и маг, как мог, оттягивал этот момент. Фенрис почему-то не сопротивлялся. С его молчаливого разрешения Гаррет покрывал поцелуями его ладони, запястья, кончики обманчиво-тонких пальцев, пахнущих мылом. Он запоздало подумал о бритвенном ноже, который должен был быть в руках эльфа, но тут же забыл о нем. Потому что эти самые руки вдруг обняли его лицо и мягким жестом подсказали приподнять голову. Сердце замерло. Гаррет был так опьянен внезапной взаимностью, что побоялся даже открывать глаза, опасаясь, что все происходящее окажется миражом, шуткой помутненного рассудка. Он потянулся навстречу тихому шепоту выдоха и нашел желанные губы. Мягкие, сладкие, ждущие, они утягивали в забытье поцелуя, в безграничную негу, граничащую со сном. Холодные. Почему его губы такие холодные? Хоук распахнул глаза — и обомлел. Дернулся всем телом, отшатываясь от демонической тени. Ломая черные морозные нити то ли паутины, то ли щупалец, что успели уже наполовину опутать его. Отталкивая ошметки рваного мрака. Сбрасывая с себя мертвое оцепенение. Он сам призвал демона Отчаяния своим недавним припадком, и тот, напитавшись его эмоциями, явился, чтобы поглотить их источник. Хоук вскинул руки, одновременно призывая свою магию, и вздрогнув, проснулся. Он обнаружил себя все еще сидящим перед зеркалом. Сердце встревоженно колотилось, билось о ребра, сбивая дыхание, а губы горели жгучим холодом, будто с мороза; маг тяжело и часто дышал, в замешательстве глядя на Фенриса. Тот застыл с отнесенным от его горла ножом, и Хоук мгновенно понял, что он едва успел среагировать и убрать острое лезвие от его шеи. Если бы маг дернулся сильнее, то мог бы вспороть горло сам себе. И если бы Фенрис захотел, Гаррет бы уже хрипел и захлебывался булькающей кровью. Что из того, что он видел, было сном: холодные губы, влажные пальцы с горьковатым привкусом мыла или алый росчерк царапины на виске Фенриса? И насколько он на самом деле был измотан, что заснул сидя, лишь на мгновение смежив веки? — Долго я спал? — маг сказал совсем не то, что хотел. Он хотел спросить: «Я правда не сдержался?». Спросить: «Мне только приснились твои руки?» «Почему ты позволил мне?» «Ты все еще…?» — Недолго. Пару минут. — Эльф отозвался не сразу, странно глядя на хозяина. Отложил в сторону нож — с явной заминкой, — и потянулся за полотенцем, чтобы убрать ошметки мыльных хлопьев, — я почти закончил… хозяин. Последнее слово он произнес как бы отдельно от предыдущей фразы, с мстительной холодностью выделяя его интонацией — явно издевка. А после таким же тоном прибавил: — Давно это началось? Гаррет метнул в сторону телохранителя строгий, полный угрозы взгляд — скорее рефлекторно, чем осознанно, пытаясь прикрыть этим свою настоящую реакцию. Но Фенрис, кажется, ничуть не смутился этого. Уточнил: — Демоны. Давно ты видишь их? Хоук ощутил, как что-то глубоко внутри него треснуло. Так, как трескается глиняный бок кувшина, поставленного в открытый костер. На какие-то доли секунды им овладел искренний, неподдельный страх — но маг быстро взял себя в руки. — Постоянно, — сказал он как можно небрежнее. Сказал, и только потом понял, что в его положении он мог даже не отвечать, а сразу наказать раба за неслыханную наглость задавать вопросы, — как и все магистры, которые имеют дело с кровью. — Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — похоже, эльф даже не собирался прибавлять «господин» или обращаться к хозяину на «вы», — ты говорил во сне. — Неужели? — Гаррет попытался насмешливо улыбнуться на это высказывание, но не смог: холодная игла острой мысли пронеслась у него перед глазами и кольнула в висок. Если он и вправду разговаривал во сне, отгоняя от себя темные сущности демонов; если губы наяву повторяли те страшные проклятия, которые он кричал в их оскаленные морды… Подлокотники под его руками покрылись седым налетом инея. Если бы у него было больше сил, Хоук бы, наверное, примерз бы к креслу. «Он знает» — Как долго ты сможешь сопротивляться, прежде чем они сломают твою волю? — ядовитым тоном продолжал Фенрис, — скольких ты успеешь погубить прежде, чем превратишься в пустую оболочку, вместилище для кровожадной твари? Вас, проклятых магов, нужно сажать в клетки. Гаррет смотрел в искрящиеся яростью глаза эльфа и не мог отвести взгляд. Он вдруг с поразительной ясностью увидел всю картину, и поэтому начисто проигнорировал выпад в его сторону. — Значит, когда ты пытался меня убить, ты… Пытался защитить их. От меня, — он не спрашивал, он утверждал. — Да, — оскал Фенриса вдруг поблек. Он явно не ожидал от почти одержимого разумных слов. И того серьезного, вдумчивого выражения, которое появилось на лице мага. Хоук понял. И то, почему эльф пытался перерезать ему горло, и то, почему колебался. — Ты смог бы остановить одержимого? Один. Если придется. — Да, — сумрачно отозвался воин, глядя теперь не ненавидяще, а недоверчиво, настороженно, как смотрят на недооцененного соперника. — Хорошо. Гаррет намертво замолчал. В голове было слишком много мыслей, страхов, опасений, догадок, чтобы ухватиться хоть за что-нибудь — и одновременно разум был чист. Он механически поднялся на ноги — эльф почему-то попятился, пусть прямой угрозы от мага и не было, — прошел к шкафу. Чуть подрагивающие руки достали оттуда парадную магическую робу. Одевался он в полном безмолвии, не обращая никакого внимания на телохранителя, замершего на месте возле зеркала, словно оглушенного. Рукоять двуручного меча была холодной. Хоук взял клинок в руки, но не направил его на Фенриса: положил поперек ладоней и протянул эльфу, вручая, словно подарок. Снова. Но на этот раз правильно, так, как должно было быть. Телохранитель мог бы остаться стоять неподвижно. Мог бы взорваться потоком проклятий, мог бы выхватить кинжал и одной секундой закончить все. Но — скрипнули кожаные ремни, с металлическим лязгом сомкнулись стальные пластины «когтей». Он принял меч. — Если поймешь, что в моем теле засел демон — действуй, — сказал Хоук. Его лицо было неподвижно и нечитаемо, будто на нем застыла восковая маска, — убей, не раздумывая. Теперь ты будешь моей клеткой. Фенрис посмотрел Гаррету в глаза. И серьезно кивнул. *** — Дерьмово выглядишь, Хоук. — Я тоже рад тебя видеть, Варрик, — отозвался маг. Гном с благодушной улыбкой встал из-за стола и вышел ему навстречу, раскинув руки в стороны в приветственном жесте. Гаррет безбожно опоздал. Но Тетрас не стал выражать недовольство или даже шутить на эту тему: вид у Защитника и впрямь был прескверный. Бледное суровое лицо, нахмуренные брови, ссутулившиеся плечи, будто на них лежала вся тяжесть мира, дерганая, нервная походка — впору было забеспокоиться. — Здравствуй, дружище. Я бы с удовольствием похлопал тебя по плечу, но для этого тебе придется присесть. Гаррет слабо улыбнулся, и суровое выражение его лица немного оттаяло. Варрик прибегал к шуткам о своем росте только в самых крайних случаях, но не по причине комплексов. Он считал себя слишком искушенным для такой банальщины, однако признавал, что иногда только простой и понятный, как бревно, юмор мог дать нужный эффект. — Не стой столбом, садись, — Тетрас указал другу на пару мягких кресел у камина и, увидев, с какой осторожностью Хоук садится, скривился, — по правде сказать, после рассказа Блондинчика я не ожидал, что ты придешь на своих двоих. Все было так паршиво? — Кто тебе сказал такую глупость? — попытался сострить Хоук. Довольно фальшиво и с надломленной хрипинкой в голосе, но это уже было гораздо лучше, чем его угнетающая мрачность, — я плохо спал последние две недели. Но когда меня завалило камнями, выбор у меня был небольшой, выспался на годы вперед. Лучший отдых в жизни. Варрик преувеличенно хохотнул и сел в соседнее кресло. — Фенрис с тобой? — Да, ждет в холле. Твои вышибалы согласились пропустить только господина с печаткой. — В наше время лишняя осмотрительность не помешает, верно? — Гном поймал брошенное ему магом кольцо, спрятал в карман, — К тому же, не стоит ему меня видеть. Пусть думает, что ты пришел по своим… магистерским делам. — Да. Так лучше, — кивнул маг и тихо и глубоко вздохнул, вбирая в себя нагретый застоявшийся воздух. Кабинет, в котором они сейчас находились, казался небольшим по гномьим меркам, но потолок был высоким. Посольство строилось с тем расчетом, что люди будут здесь частыми гостями, и разнице в росте придавалось чуть ли не главное значение. А вот от своего представления о комфорте гномы отказаться не смогли: вся мебель была широкой, приземистой и основательной, как и сами строители. Чайный столик считался небольшим, хотя на нем можно было спокойно поужинать четверым; камин, который имелся почти в каждой комнате, был с любовью выложен из мастерски подобранного камня и имел красивую кованую решетку; письменный стол, стулья, кровать, диваны и шкафы с книгами — все отполировано, отшлифовано и превращено почти в произведение искусства. Варрик не любил находиться под землей. Дышать свежим воздухом поверхности, чувствуя над головой беспокойное небо Минратоса, то пронзительно-лазурное, то облачно-хмурое, ему было куда приятнее, но на что не пойдешь ради настоящего друга. Даже на долгое и муторное выбивание местечка в Посольстве. И пусть воды со времен люкса в «Висельнике» утекло немало, в маленьком подземном пространстве Тетрас смог воссоздать обстановку уюта и тепла, что царила на втором этаже пропитанной алкогольными миазмами таверны. Даже Хоук был здесь. Вымотанный, хмурый, с серым отпечатком запредельной усталости на лице — но Хоук. — О чем ты хотел поговорить? — Нет-нет, еще успеется, — гном вскинул ладонь, пресекая дальнейшие споры, — сначала — ты. Рассказывай. Гаррет откинулся на спинку кресла и отозвался не сразу — он явно хотел рассказать о многом. — Конечно, ты знаешь, какой сюрприз нам преподнес Климент. — О, да. Знаю. Он провернул это за пару дней. Подослал людей, разослал письма, нанес несколько визитов… Я понял все слишком поздно. — Он нахмурился, — Это моя оплошность, признаю. Но спешка не очень изменит наш изначальный план. Ты станешь магистром, мы дождемся нескольких кораблей — и можно действовать. — Я не могу этого сделать, Варрик. Не сейчас. Гном потрясенно замолчал. — Что ты имеешь в виду, Хоук? — Именно то, что я сказал. Я не готов. Кто здесь оказался не готов, так это Варрик. Он всегда был уверен в непоколебимой стойкости Защитника, и его теперешние слова оказались неприятным сюрпризом. Он помнил, как полгода назад Гаррет пришел к нему в «Висельник». Угостил его выпивкой, перебросился с гномом в карты, а потом, когда они прикончили бочонок эля на двоих, попросил о помощи. Тетрас ждал чего угодно: облавы на бандитов, зачистки затхлых пещер от огромных пауков, убийства дракона — даже новому походу на Глубинные Тропы. Но никак не ожидал услышать тот безумный план, о котором рассказал Хоук. Он просил за Фенриса. Беспокоился о его безопасности. О том, что они расстались, знали все. И поддерживали, как умели — кроме Андерса. Тот пытался скрыть свое облегчение, но получалось у него из рук вон плохо. О том, что у Гаррета остались чувства к нелюдимому эльфу, друзья тоже догадывались. В этом Защитник был слишком похож на своего отца (истории о котором ловкому гному приходилось чуть ли не клещами вытаскивать у мага, развязывая ему язык алкоголем). Хоук был однолюбом. Безнадежным и неизлечимым, верным до зубной боли. История любви его родителей закончилась романтичным побегом влюбленной парочки, сожжением всех мостов и, как следствие, совершенно новой жизнью, которую они вместе строили с нуля. Гаррет должен был повторить их опыт. К этому его толкала его кровь, память которой, как известно, передается из поколения к поколению, от родителей к детям. Но только Гаррета угораздило прикипеть душой не к милой девушке, а к мрачному остроухому рабу, который, по мнению Варрика, так и не сумел освободиться от оков. Не тех железных кандалов на запястьях, что растирают кожу в кровь — а тех, что остались глубоко в сознании. Фенрис испугался искренних и слишком глубоких чувств мага и бежал с поля боя. Словно в противовес этому Варрик видел, как тоскливо эльф смотрит на Хоука во время коротких привалов, когда думает, что никто за ним не наблюдает; как в бою заслоняет Хоука собой, когда тот занят плетением сложного заклятия, и поэтому беззащитен. И с какой непринужденностью Гаррет говорит с Фенрисом, как будто между ними ничего не произошло, но сцеживает свою боль в крепко сжимающие древко посоха пальцы и старательно прячет несказанные слова за натянутой улыбкой. «Два слепых идиота», — про себя отмечал Тетрас, ласково поглаживая рукоять Бьянки. Для него в любовном плане все было давно определено, и на правах многоопытного писателя и знатока душ он мог с изрядной долью уверенности говорить о том, что история этой парочки не была дописана. И оказался прав. Гаррет просил гнома отправиться с ним в Империю Тевинтер. Чтобы окончательно убедиться в том, что после смерти Данариуса безопасности лириумного призрака ничто не будет угрожать. Тетрас искренне восхищался его решимостью и дальновидностью. Гаррет просчитал все на много шагов вперед: он знал наверняка, что вся эта сказка с сестрой эльфа окажется ловушкой, что тевинтерский магистр прибудет лично, чтобы вернуть свою дорогую игрушку. Даже сам Фенрис не знал о готовящейся западне, а Гаррет уже позаботился обо всем и составил предельно четкий и ясный план. Но все оказалось не так просто. А было ли когда-нибудь просто? Вся затея переросла в нечто большее, и Варрик не смог пойти на попятную. Просто не сумел заставить себя бросить друга, с которым они разгребли столько дерьма. — Я не готов, — снова повторил Гаррет, решив, что молчание гнома уже само по себе является протестом. Молчать в разговоре Тетрас не любил, не говоря уже о том, что не пропускал ни единого случая всласть поспорить и поупражняться в красноречии, но прямо сейчас он не находил нужных слов. — Но готовы мы, — только и сумел выдавить он, — ты не один, Хоук, мы все здесь — для тебя. Ты всегда можешь на нас положиться. — Вот именно. Пойми меня правильно, если бы я был один, то рисковал бы только своей головой. Но я не могу подвести вас, подставить под удар. А если мое посвящение состоится завтра… Все может пойти наперекосяк. — Брось, что может случиться? Ты спонтанно развяжешь войну? — Я абсолютно серьезен, Варрик. — Хоук, ты лучший маг из всех, что я знаю. Видит Создатель, что если кто и должен беспрепятственно стать этим демоновым магистром, то только ты. Разве с этим могут быть проблемы? — Я… Устал. Устал, не выспался, чуть не умер — какая разница. Я просто не могу. — Что тебя так волнует? Истязания? Ответом послужил красноречивый взгляд. — Я допускаю тот вариант, при котором я провалюсь. И вероятность такого исхода велика. — Проклятье, Хоук… Конечно, гном понимал состояние друга. Их Гаррета, всегда такого собранного и обстоятельного, сильно приложило булыжником по голове, и из-за этого у него случилось временное помутнение рассудка. Проспится, подлечится — и морок пройдет. Но только у Тетраса было такое чувство, словно маг что-то недоговаривает. Гному очень не нравилось это чувство. Чужое. Тревожное. Оно билось в груди наравне со смутной догадкой о причине такого поведения, но он не стал выбивать почву у друга из-под ног, расспрашивая. Что-то предпринять было гораздо проще. Идея вызрела быстро. Настолько, что Варрик не удержался от улыбки. — Ты пройдешь Посвящение. И все пройдет так гладко, как только возможно. Гаррет посмотрел на гнома, явно отмечая его чересчур уверенный тон. — Почему ты так странно улыбаешься? — Что ты делаешь, когда не можешь выиграть честно? — гном ответил вопросом на вопрос. Хоук медленно моргнул, соображая. — Предлагаешь сжульничать на Истязаниях? Варрик. Как ты это себе представляешь? — Все проще, чем ты думаешь. — Звучит безопасно. И совсем не пугающе. — Перед тобой один из самых лучших плутов Тедаса. Я профессионал, доверься мне, — Тетрас улыбнулся еще шире. От его внимательного взгляда не укрылось, что плечи мага немного расслабились, а сам он явно почувствовал облегчение. Иногда мало быть просто сильным. Нужно быть достаточно сильным, чтобы признать свою слабость. Вовремя ее осознать, сделать выводы и найти выход, а для этого подчас требуется еще большее мужество, чем для совершения подвига. — Сейчас нам необходима победа. Любая. И о честности здесь речи не идет. — Пожалуй, ты прав, — со вздохом заключил маг, — честной игры они не заслужили. — Что ж, одна проблема решена. Но ведь есть еще, верно? — Фенрис. Он… задаёт много вопросов. Лишних. — Он говорит с тобой? — Удивился гном, — я ожидал, что он устроит бойкот гробовым молчанием. — Он хотел убить меня. Но не стал. Варрик не сказал бы, что не ожидал такого поворота событий. Он бы даже в какой-то степени разочаровался в Фенрисе, поступи он иначе. Но по голосу Хоука Варрик понял: дело дрянь. В случае эльфа намерение убить можно было истолковать по-разному. Понять, что именно воин хотел этим сказать, не представлялось возможным. Да еще и то, что он передумал в последний момент… Он мог поверить в тот спектакль, что разыгрывал перед ним Хоук, и поддаться естественной ненависти к магистрам. А мог и правда что-то заподозрить и накинуться уже просто со злости. За то, что его водили за нос столько времени. Пусть и для его блага. — Он видел письма? — Нет, — маг покачал головой, — я сразу же их сжигаю. — Услышал обрывок разговора? — Вряд ли. — Поймал тебя с поличным в маске Капюшона? — Создатель, нет! — Что ж, прямых доказательств он не нашел, — подытожил Варрик и хлопнул широкими ладонями по подлокотникам кресла, будто ставил жирную точку, — как думаешь, он… — Нет, — быстро ответил маг на незаданный вопрос. Быстро и очень уверенно, — повторного покушения не будет. Только если… -… Если? Он поколебался. Чувство, что Гаррет что-то скрывает от гнома, усилилось. — Без «если». Просто нет. — Уверен в этом? — Уверен. Гаррет вдруг вспомнил о залитом кровью камзоле у него в шкафу. Он должен был приказать Саннаре его сжечь, но забыл. Говорить об этом Варрику он не стал, только тяжело вздохнул. Варрик неправильно понял этот вздох и задумчиво потер подбородок. — Пожалуйста, Хоук, скажи мне, что ты ничего ему не рассказал. — Я ничего ему не рассказал. И прекрасно понимаю, что магия крови вытащит из него любое знание, если Данариус захочет. Но он ведь не дурак, сам все видит. Гном фыркнул. — С этим я мог бы поспорить… Маг по старой памяти оценил шутку. Чуть сощурил глаза и почти улыбнулся, но не случилось; на его лицо набежала тень, и Тетрас не стал продолжать. Вместо этого поднялся, достал откуда-то из глубин одного из шкафов темную дымчатую бутыль и два изящных, явно не гномьей работы, посеребренных кубка. — Лучший антиванский бренди, который я смог достать в этой дыре, — он щедро налил в оба сосуда, один протянул другу. Тот запротестовал: — Сейчас не лучшее время для этого. — Пей, — твердо сказал гном и почти силой сунул кубок ему в руки, — вспомни про нормальные напитки. Полгода пить эту тевинтерскую бурду, которую по ошибке называют вином… Я бы на твоем месте давно умом тронулся. — А как я доберусь до поместья? Мы пришли пешком. — Эй, у тебя же есть телохранитель. Вот пусть и позаботиться о твоём пропитом теле. — Скорее, туше. После вчерашнего я похож на отбивную. — Значит, тост, — он внимательно посмотрел на Хоука и торжественно провозгласил, — выпьем за то, что ты выбрался. Тренькнули кубки, встречаясь друг с другом металлом резных боков. Бренди был хороший — иного гном бы и не предложил другу — и знатно прочищал мозги. Хмель ударил в мозг, и Варрик почувствовал, как головная боль, которую он заработал многочасовой возней с бумагами, отчетами и донесениями информаторов, понемногу отпускает. — Хороший. Дорого обошелся? — Недешево, но для тебя я сделаю персональную скидку. Только потому, что ты Защитник. Долгий выдох носом уже был похож на смешок, и Тетрас украдкой перевел дыхание. В их дружбе было место как беззлобным шуткам друг над другом, так и сердечной, а иногда и очень навязчивой заботе. Сейчас Гаррету отчаянно нужна была передышка. Хотя бы короткая. Возможность расслабиться, сбросить с себя наносное самомнение магистра, стать на короткий час самим собой. Тетрас это понимал, поэтому не стал окатывать его новостями, как ледяной водой из кадки. Они сидели возле огня, глядя на пляшущие язычки пламени и раскаленные докрасна угли, иногда негромко переговариваясь, пили и слушали треск поленьев в камине. Варрику вспомнился один из тихих вечеров, когда на Киркволл опустилась черная пелена непогоды, и выйти из теплой таверны само по себе было подвигом. После смерти матери Гаррет и сам стал каким-то неживым. Пугающе тихим, мрачным, замкнутым в себе — вот как сейчас. В тот вечер он пришел в люкс Варрика, удостоил хозяина коротким кивком и, устроившись в низеньком кресле, долго молчал, глядя в огонь. Пламя, повинуясь одному его взгляду, то неистово гудело, пожирая толстые поленья, точно сухую траву, то едва тлело синими огоньками у самых углей. Варрик не спрашивал его ни о чем, только налил кое-чего покрепче и сел рядом. Они молчали обо всем — и молча все понимали. Друзья сидели так до самого утра, как бы между прочим выпив половину алкогольных запасов Тетраса. Хоук, хоть и был всегда открыт для чужих переживаний и проблем, свои прятал глубоко в себе и очень ревностно их охранял, но, сдавшись под напором запредельной дозы алкоголя, выговорил все. Его прорвало такими глубинными откровениями, что даже такому прожженному рассказчику, как Варрик, стало неловко. На их отношениях это никак не отразилось, напротив: гном стал уважать Защитника даже больше, а тот, проспавшись, на следующий же день позвал соратников на Рваный берег — разбираться с какой-то очередной бандой, устроившей засаду на торговый караван. Для Хоука, почти на месяц ушедшего в себя и проводившего все время в затворничестве, это было целое событие. И выглядел он если не тем же Защитником, кем был до этого, то хотя бы человеком. Тетрас понял, что их Хоук вернулся к ним. Теперь же… Вытащить его будет гораздо, гораздо сложнее. — Ты позвал меня не для того, чтобы напиться, — наконец сказал маг, — у тебя были важные новости. Варрик кивнул, отмечая, что взгляд у Гаррета прояснился. Не смотря на то, что они почти допили бутылку. — Недавно я получил сообщение от одного моего источника. Мы уже давно аккуратно следим за Данариусом, его финансовой активностью и счетом в гномьем банке. — Нашел что-то интересное? — Да. За последний месяц он потратил целое состояние. — Я знаю об этом. Крупные партии лириума и алхимических реактивов. — Он посвятил тебя в свои планы? — Довольно туманно, в общих чертах. Но он не рассказал мне свою основную задумку. Свергнуть Совет силами рабов и охранников поместья будет невозможно. Он готовит что-то еще. — И за этим кое-чем он обратился к Хартии. Брови Хоука взлетели вверх, глаза посуровели: — Хартия? Здесь? Что он искал? — Я не знаю, Хоук, — гном развел руками, — у меня есть только информация о том, что три месяца назад он приобрел у них что-то очень дорогое. Какой-то ценный груз из-за моря — большой и крайне тяжелый ящик. Ты помнишь, как что-то похожее доставляли бы в особняк Данариуса? — Нет, не припомню. Но им ничего не мешало сделать это ночью или, скажем, тогда, когда я отлучался из поместья. Думаешь, в этот ящик могла поместиться армия? — Армия глиняных солдат, которые вырастут от дождика, как в сказке? Это был бы неожиданный поворот, — гном довольно хмыкнул, представив, каким идиотским способом был бы положен конец работорговли в Империи, — Но вряд ли. Больше похоже на артефакт. — Очень в духе Тевинтера, — Защитник задумчиво покачал кубок и допил оставшейся в нем бренди одним большим глотком, — Что ж, если это был артефакт, дающий запретную силу, то вряд ли Данариус стал бы с ним расставаться. Он где-то в поместье. Если так, то я найду его. Варрик едва удержался от облегченного вздоха. Ему не хотелось просить и без этого занятого делами Гаррета обыскать покои своего учителя, но Хоук не был бы Хоуком, если бы не догадался, куда клонит гном. — А что с камнем связи? — С чем? А… — Тетрас почесал бровь, — я его проиграл. Гаррет недоверчиво сощурился, явно не поверив. — Ты? — Такое случается даже с опытными дельцами, Хоук. Мне нужна была информация, а оппонета интересовали только занятные вещицы. Что ж… Нужные сведения я-таки добыл. Но свой камень ты все-таки выбрось, а то мало ли. *** Это того стоило. В голове шумело, ватные ноги держали плохо, но Хоук понял, что ему стало легче. Ему был необходим этот разговор со старым другом. Пусть он так и не смог заставить себя рассказать гному все, что он утаил, морозная тревога, сковавшая было все тело, растаяла. Мир уже не был раскрашен такими темными красками, как несколько часов назад, и то ли дело было в душевном участии Варрика, то ли в бренди, которое оказалось неожиданно хорошим, дышать стало проще. Маг старался не думать о смешении лечебного зелья с алкоголем и о возможных последствиях. Физические неудобства он выдержит, главное — чтобы не узнал Андерс, иначе новых увечий не избежать. Когда Хоук покинул кабинет Варрика и вышел в холл, где он оставил Фенриса, он осознал, что задержался. И довольно сильно. Эльф, явно утомленный долгим ожиданием, дремал, устроившись на низкой скамейке. Гаррет запоздало подумал, что воин устал не меньше его самого — ему вряд ли удавалось нормально поспать, не говоря уже о вчерашней ночи, которую воин, как догадался Защитник, провел у его постели, ожидая возможного появления демона. Зато эльф был защищен от Данариуса и его издевательств, избавлен от обжигающей власти ошейника и хорошо питался, пусть и насильно. Вот они, преимущества быть телохранителем у Хоука… Это было как-то дешево, лицемерно, словно речь шла не о живом существе, а питомце, ручном зверьке, заведенным для потехи. Но Гаррет делал для него все, что мог. Пока что. Время для большего еще не пришло, и приходилось терпеть, проглатывая бессильную злобу. Крепкие охранники-гномы, свирепо сверкавшие торчащими из-за спин секирами, и глазом не повели, когда Хоук прошел мимо них. Видимо, их интересовали только входящие сюда, а на уходивших посетителей стражи не обращали никакого внимания. Маг хотел тронуть Фенриса за плечо, но — поздно. Тот уже проснулся, разбуженный звуками шагов Гаррета, которые с готовностью подхватывали каменные стены и делали громче и насыщеннее. Телохранитель смерил хозяина хмурым взором, порывисто встал, поправляя перевязь с мечом. — Идем, — коротко приказал Хоук, втайне надеясь, что он выпил не слишком много для того, чтобы идти ровно. Дорога на поверхность заняла у них чуть меньше времени, чем путь вниз: в извилистых коридорах, что коварно расширялись, сужались, делали резкие и подчас неожиданные повороты, потеряться было проще простого. Дело усложняли обитатели Посольства, сновавшие туда-сюда. Тяжелые взгляды многочисленных стражей пристально оглядывали посетителей, а вид охранных лириумных големов, готовых в любую секунду сорваться с невидимой цепи и раздавить нарушителя, превратив его в кровавое месиво, угнетал. Выйти наконец из подземных галерей было огромным облегчением. На улице, как оказалось, уже начало темнеть: в пасмурную погоду ночь в Минратосе всегда начиналась довольно рано. Хоук подставил лицо легкому ветерку и с наслаждением вдохнул. После затхлого воздуха Посольства даже солоноватый морской воздух казался сладким, будто напитанным медовыми ароматами цветов. Фенрис явно не разделял этих приятных ощущений. Сумрачный и молчаливый, он шел рядом с хозяином, озираясь по сторонам. Гаррет поглядывал на него украдкой, пытаясь угадать, о чем он думает. Параллельно с этим он вспоминал маршруты патрулей на карте Авелин: попадаться на глаза страже Минратоса не хотелось. Еще придется объяснятся… В груди росла непонятная тревога, хотя на первый взгляд все было в относительном порядке. Варрик сумел каким-то волшебным образом успокоить волнение насчет завтрашнего дня, на ужин они опаздывали не слишком сильно, да и хмель начал понемногу выветриваться на свежем воздухе. — Слишком тихо. Нет прохожих, — вдруг сказал Фенрис. Хоук окинул улицу взглядом и внутренне содрогнулся. Воин был прав. Ни прохожего, ни звука, ни кошки, сидящей на ступеньках. Даже ставенки домов на первых этажах были наглухо заперты. Гаррет хоть и почувствовал неладное, был слишком погружен в свои мысли, чтобы заметить это. Досада от этого длилась недолго. Исчезла с первым шорохом, который послышался за спиной. Гаррет резко обернулся. Как раз тогда, чтобы увидеть, как черный силуэт появляется совсем рядом с ним, словно воплощаясь из сгущающейся темноты. Краем глаза он уловил движение справа — там тоже выросла длинная черная тень. Едва слышно скрипнули застежки на доспехе Фенриса, раздался короткий металлический звук — эльф обнажил меч, готовясь к бою. Маг тоже хотел было вскинуть посох, но остановился. Его потрясенный взгляд прыгал от одного нападавшего к другому, которые медленно, но верно брали их в кольцо. Остатки опьянения тут же улетучились, когда Хоук понял, кто перед ним. Длинные, во весь рост, плащи. Широкие капюшоны, глубоко надвинутые на лицо. И глухие черные маски с узкими прорезями для глаз. Черные Капюшоны. И мечи у них были далеко не ржавыми. Это были его люди, его бойцы, с которыми он разделял свою ненависть к магистрам. Только вот сейчас Хоук не являлся одним из них, не носил черный плащ, не прятал лицо под искажающей голос маской. Его бы даже не узнали, ведь он тщательно скрывал свою личность. В глазах Капюшонов он был магом, которого сопровождал личный раб-телохранитель — а значит, был врагом, которого нужно уничтожить.