Кардинал-Антихрист

Кардинал Ришелье представил своего нового верного слугу ДʼАртаньяна его величеству королю Людовику Тринадцатому, прозванному Справедливым… с его, Ришелье, подачи. Это (мы говорим о короле) был молодой человек лет двадцати семи с длинными черными волосами, хмурым длинным лицом нездорового цвета и тяжелым взглядом. Если говорить о короле-человеке, то человеком он был, на наш взгляд, мало приятным, но как личность в истории несколько недооценен. — Ваше Величество, — сказал кардинал, — позвольте представить вам шевалье ДʼАртаньяна. Людовик взглянул на гасконца со скучающим видом:  — Это протеже вашего преосвященства? — Это молодой, но перспективный воин, имевший честь одолеть господ Атоса и Портоса. Служит под началом графа Рошфора. — Не может быть! — наконец, оживился король. — Как мог этот мальчишка одолеть прославленных фехтовальщиков? — Ну, видимо он их превосходит. Меня на месте не было, но все может рассказать Рошфор. — Да-да, пусть расскажет. Мне сие очень любопытно! — пропел Луи Тринадцатый. Рошфор в подробностях рассказал все, вплоть до того, что Портос вообще по гасконцу не попал. — Удивительно! — присвистнул Людовик. Затем он пожаловал нашему гасконцу пятьдесят пистолей с напутствием, чтобы он продолжал служить короне Франции с тем же рвением. Гасконец рассыпался в благодарностях. — Можете быть свободны, гасконский рыцарь! — проговорил король. — А вас, ваше высокопреосвященство, я попрошу остаться! Рошфор и Артаньян вышли. Оставшись наедине со своим министром, Людовик подошел к нему и положил руки на его худые, но крепкие плечи. В черных глазах его вспыхнул огонек страсти, которую сложно было заподозрить в этой меланхоличной натуре. — Я знаю то, что вы недавно сделали для Короны, мой кардинал, — сказал он. — Я знаю и высоко ценю все, что вы делаете для меня и Франции. Я бесконечно благодарен своей матушке за то, что она, хоть и была скверной матерью для меня, не заслуживающей доверия женой для моего отца и недостойной королевой для Франции, вытащила вас из провинции и приблизила к себе. Вы — мой подарок от нее. И я хочу, чтобы нас с вами связывали те же отношения, что были у вас с ней. Я же знаю… я все знаю. — Ваше Величество, что именно вы знаете? — Я знаю о вас с моей матерью. Сначала Кончини, потом вы… — Я, в отличии от Кончини, не намеревался взять слишком большую власть, — проговорил кардинал. — К чему вы клоните? — Да, вы не Кончини. Но я хочу вашей власти… над собой! — страстно прошептал Людовик и прильнул к красиво очерченным губам Армана. — Ваше величество… — Да, любовь моя? — Может быть, не сейчас? В конце концов, ведь только что были арестованы заговорщики! — Ладно… — нехотя согласился король. Он твердо был намерен сделать Ришелье своим любовником, но понимал, что тому нужно время, чтобы привыкнуть к новой для себя роли. По крайней мере, так Луи расценил слова Армана. Немного помолчав, он спросил:  — Может, поедем завтра утром на охоту вместе? — Что же, хоть развеемся после этих треволнений, сир… — Значит, до встречи утром, Арман? Ришелье почтительно поцеловал руку короля:  — До встречи, ваше величество. Итак, наступил рассвет нового для. Король и кардинал вместе отправились на охоту, при чем Людовик делал недвусмысленные попытки поухаживать за своим министром. Все это время за ними, вернее, за одним кардиналом, наблюдал мушкетер-иезуит Арамис. «Господи, помоги мне одолеть Антихриста!» — мысленно взмолился он, решивший, что коль заговорам вельмож не под силу уничтожить дьявола в красной мантии, это должны сделать только они — члены Ордена. Арман Ришелье, которому уже прискучили поползновения его величества, неистово скакал на своем вороном коне, обгоняя всех, как сам дьявол… — Умри! — крикнул Арамис, скача на лошади и заготовив кинжал. — Так-так, слуга Назарянина, — насмешливо улыбаясь, проговорил Арман, — значит, тоже поохотиться выехал, только на красного зверя? — Ты угадал! На Великого Зверя! — Ну-ну! — последовал ответ. С убийственным спокойствием, кардинал отвел свой пронизывающий взор от иезуита и стал смотреть… в глаза лошади своего врага, словно стараясь через них проникнуть в ее душу, вернее, подсознание, ибо у бессловесных тварей вряд ли есть душа. Перед мысленным взором лошади нарисовалась жуткая погоня, в которой она с израненными боками убегала от стаи волков, готовых разорвать ее. Глаза животного расширились от ужаса, оно замотало головой и начало брыкаться, пытаясь избавиться от наваждения, но не могло уйти от взгляда Армана и от кошмарного видения, которое он посылал ей. — Эй! Какого черта?! — Арамис с размаху грохнулся с лошади. — Богохульствующий иезуит? — ухмыльнулся Арман. — Нехорошо это, очень нехорошо. Надо заняться вашим перевоспитанием. Теперь Ришелье перевел взгляд на одну из охотничьих собак и стал смотреть ей в глаза, посылая ей иные видения, нежели лошади, а именно: видения чудесной охоты, погони за добычей — пугливой, легконогой ланью. Когда сознание собаки было полностью подчинено ему, он сказал всего одно слово — обычную команду:  — Взять! Арамис отчаянно закричал, но было уже предрешено, что Великому Магистру придется искать нового заместителя. И неплохо бы, чтоб это был свой. В то самое время, когда мужчины были заняты охотой на зверя, прекрасные дамы были заняты охотой на мужчин, при чем две из них не могли поделить добычу между собой. Мари-Мадлен с пылающими от гнева щечками подошла к миледи Винтер и возмущенно проговорила:  — Я все знаю! Это из-за вас дядя Арман стал уделять мне так мало времени и больше не хочет любить меня! Но он никогда не будет вашим, он только мой! — Он был моим еще до твоего рождения, но как женщина я тебя понимаю… — сказала ей миледи. — Не возмущайся, я все расскажу, если хочешь. Но если ты хочешь оставить его только себе, то можем спросить у него. — Мне неинтересно слушать твои выдумки, — отвечала Мари, — я предлагаю разрешить наш спор дуэлью! — Что ж, я согласна! Но если выйдет ничья? — Ничьи не может быть! — заявила упрямая девчонка. — Одна из нас станет победительницей, а другая — останется лежать на поле сражения. — Хорошо. Нападай ты! — Анна вытащила рапиру. Мари в свою очередь вытащила шпагу с обычным дуэльным словом:  — Защищайся! Она с шипением дикой кошки атаковала противницу и, желая нанести удар ей в грудь, просто разрезала на ней лиф. Соблазнительная белоснежная грудь Анны с бледно-розовыми сосками теперь была доступна всем взорам. Анна тоже нанесла удар, распоров ей платье. Мари-Мадлен вскрикнула, инстинктивно пытаясь прикрыться, тем более, что ее бюст, увы, уступал бюсту соперницы. Их стала окружать хохочущая и восхищенно пялящаяся толпа зевак. Поединок продолжался, вскоре девушки были обнажены по пояс, три шестерки были выставлены на всеобщее обозрение, но и у Мари была пентаграмма … — Барбелло?! — Лилит?! Соперницы сначала растерялись, а потом дико расхохотались. Зрители стали испуганно переглядываться и перешептываться между собой. Тут, очень вовремя, появился его преосвященство… дьявол в красной мантии. Поняв в чем дело, кардинал также разразился гомерическим хохотом. — Какого зверя вам удалось поймать, монсеньор? — кокетливо улыбнулась миледи. — Похвастайтесь своими победами! — О… Самого опасного! — большие ярко-голубые глаза Армана сверкнули. Девушки переглянулись. — Не хотите окрестить нас его кровью, ваше высокопреосвященство? — неожиданно низким, страстным голосом спросила Анна. — Очень хочу окрестить вас обеих! — он смочил нежные щечки обеих девушек кровью иезуита. Коснувшись лица, Анна увидела кровь на своих тонких, белых, словно алебастр, пальцах, с минуту смотрела на них, как зачарованная, а потом прижала их к губам. Мари же просто слизала со своих пальцев кровь, весьма эротично посасывая каждый из них. Затем обе девушки по очереди почтительно поцеловали точеную руку своего возлюбленного повелителя. Присутствовавшим при этом стало не по себе от увиденного. — Также будет выпита нами кровь всех врагов Франции! — торжественно проговорил кардинал Ришелье. — Да будет так! — отвечала ему миледи.