Пёс

Проснулся Оллард с необъяснимым отвращением к себе и ощущением совершенной накануне гадости. Уже рассвело, и в комнату, которая оказалась гостиной с черным прямоугольным отверстием камина в стене и серыми полосатыми обоями, пробивались холодные лучи пасмурного утра. Рядом с продавленным от старости диваном, на котором лежал Оллард, стоял круглый деревянный столик с потрескавшимся лаком, по углам комнаты стояли пара кресел в грязноватых чехлах. Вообще эта комната производила впечатление не обжитой и покинутой, и если б Оллард не знал достоверно, что в квартире есть жильцы, решил бы, что находится в заброшенном доме. Потирая ноющие виски, парень, кряхтя, сел на диване, в это же самое мгновение в открытую дверь заглянул Юрген и, немного смущенно и ласково улыбаясь, с ним поздоровался. Воспоминания прошлой ночи разом накатили на Олларда, и он, ощутив прилив стыда и отвращения, зарделся и промолчал. «Как он может делать все это? Это ведь так порочно, грязно, омерзительно…» - думал он, исподлобья глядя на приближающегося к нему Юргена, и сильнее вжимался в диван. «А я? Я-то тоже хорош…» - с досадой вспомнил Оллард о своей позорной мастурбации, и покраснел еще сильней. Юрген тем временем не обращая внимания на то, что Оллард был на взводе, по-свойски присел на диван рядом с ним, касаясь его бедром, затянутым в узкие черные джинсы. Даже этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы волны тепла стали расходиться по телу Олларда, но было не совсем понятно, зачем парень это сделал. Он, похоже, не собирался ничего говорить и не собирался ни о чем спрашивать, просто сидел неподвижно, ссутулившись, невозмутимо глядя на свои сложенные на коленях руки. Оллард задержал дыхание, он готов был стать толщиной с лист бумаги, превратиться в обивку спинки дивана, все что угодно, только бы не касаться этого человека, который так сильно отталкивал и притягивал его одновременно. Невольно проследив за его взглядом, Оллард так же уставился на его руки, и обомлел: на запястьях, словно уродливые браслеты, красовались темные, припухшие синяки. - Что это?! – воскликнул Оллард, хотя прекрасно знал, что это и откуда взялось. Юрген поднял на него взгляд, и на мгновение показалось, что он вот-вот расплачется, или хуже того просто рухнет на пол и заорет. Но лишь на мгновение. - Ты и сам знаешь, - проговорил он, выдавив из себя неестественную прозрачную улыбку. Его лицо было очень близко от лица Олларда, и в холодном утреннем свете, оно почему-то не казалось ему таким уж юным как раньше. И не от того, что на нем появились морщины, нет, оно было гладким и нежным, но словно весь порок и разврат въелись в его кожу, лишая особого сияния молодости и невинности, которое обычно присуще людям его возраста. Оллард чувствовал, что должен сделать что-то, но не знал, что именно. Он опять ощущал всем телом тяжелое как свинец отчаяние Юргена, но не мог ничем ему помочь, и эта мысль была невыносима. Он покрутил головой, не в силах больше выдерживать его долгий несчастный взгляд, и заметил небольшие настенные часы, стрелки которых показывали половину двенадцатого. Парень подскочил на диване как ошпаренный, чем напугал Юргена, который вскочил вместе с ним, удивленно на него таращась. - Время… Я все проспал! – вскрикнул Оллард и заметался по комнате. Юрген как-то пришибленно глядел на него, приподняв брови. - Ты, что уходишь? Даже чай не попьешь? – тихо спросил его Юрген, следуя за ним в прихожую, и растерянно наблюдая, за второпях обувающимся Оллардом. - Нет, то есть да… То есть мне нужно идти, если потороплюсь, может успею на третью пару… - отвечал парень, не поднимая головы, но стоило ему вскочить на ноги и распахнуть дверь, как ладонь Юргена неожиданно и настойчиво легла ему на плечо. - Пожалуйста, не уходи, - пробормотал он, прислоняясь к его спине всем своим телом, обдавая ухо Олларда своим горячим дыханием, и это черное желание упасть к его ногам, уже ранее испытанное Оллардом, разгорелось в нем с новой силой. Он попытался оттолкнуть Юргена от себя, но тот вцепился в него сильнее и настойчивей, ухватил его за руку и, обогнув его, встал на пути, заглядывая в лицо своими умоляющими щенячьими глазами. Оллард не мог ему отказать, и поэтому он был противен себе. Он не мог сопротивляться той силе отчаяния, что исходила от Юргена, которая буквально подавляла его волю и разрушала все основы его личности. Словно наказанная собака он покорно позволил завести себя обратно в квартиру, потом на кухню, где Юрген усадил его за стул, а сам пошел хлопотать с посудой. - Я так благодарен тебе, что ты остался… Ты даже себе не представляешь, что ты для меня сделал! Мне так одиноко в этом доме, я ведь почти ни с кем не разговариваю, кроме Хагана. Я так рад! – приговаривал он, доставая из шкафчика чашки, а Оллард молча следил за его опухшими изуродованными руками, испытывая странное ощущение, будто его душу разъедают полчища муравьев, оставляя после себя ноющую пустоту. Торопливо накрывая на стол, Юрген случайно выпустил из рук чашку, и та со звоном разлетелась вдребезги. Парень, извинившись перед Оллардом, тут же опустился на пол и стал собирать черепки. Пальцы плохо слушались его, и он едва заметно морщился от боли, медленно и дотошно подбирая осколок за осколком. - Прекрати! – вмешался Оллард, уже второй раз ощущая его боль на себе. Он проворно сел на корточки рядом с парнем, и отстранив его руку, стал помогать. Тот молча благодарно смотрел на него, улыбаясь уголками губ. - Зачем ты позволяешь так с собой обращаться? – пробормотал Оллард сбрасывая все осколки в мусорное ведро, и взглядом указывая на сложенные на груди руки Юргена. Тот смущенно и мило ему улыбнулся, в мгновение ока похорошев так, что сердце Олларда пропустило удар и, пожимая плечами, ответил: - Я не знаю. Наверное, потому, что я мазохист и это мне нравится. Нормальным людям вроде тебя тяжело это понять… - и тут же, весь просияв от удовольствия, многозначительно добавил: - Это далеко не самое ужасное из того, что я позволял с собой делать… Оллард ощутил, как кровь очень некстати приливает к его члену, когда он произносил эти слова: «далеко не самое ужасное из того, что я позволял с собой делать…». В особенности его возбудило то, как Юрген говорил последнюю часть фразы: «я позволял с собой делать…», эти слова он произнес так сладострастно, что в мозгу Олларда сразу же вспыхнула вереница самых разных ассоциаций. Что он позволял с собой делать? Бить, связывать, запихивать в задницу предметы самых различных форм и размеров? Кем нужно быть, чтобы это прекрасное существо позволило тебе грубо и грязно надругаться над собой? - Я все-таки никак не могу этого понять, - дрогнувшим голосом быстро проговорил Оллард, отворачиваясь от Юргена, чтобы скрыть свое смущение и возбуждение. - И не нужно даже пытаться. Радуйся, что ты нормальный человек и для того, чтобы кончить тебе не нужно прибегать к разным такого рода ухищрениям… - эту фразу, однако, Юрген произнес с неожиданным высокомерием в голосе, так словно не быть садомазохистом, означало лишь быть самым посредственным в мире существом, и Олларда это отчего-то задело. «Он, что считает меня каким-то быдлом, только потому, что мне не нужно унижаться или унижать кого-либо, чтобы испытать оргазм?» - думал Оллард, однако, если брать в расчет те мысли и эмоции, что овладели им этой ночью, это уже могло быть совсем не так. - Я имею ввиду не мазохизм или садизм, а то, что ты в этом принимаешь участие… Ну позволяешь себя унижать, и все такое в этом роде… - неуверенно начал Оллард, понимая, что опять входит в опасную зону. - А почему я не могу этого делать? Что во мне такого особенного? – нарочно удивился Юрген, однако, взгляд его темных глаз говорил: «я знаю, что ты хочешь сказать. Ведь все дело в моей красоте и в том, что теперь я прочно завладел твоей душой и разумом». - Ну, просто… - Оллард вновь покраснел, он хотел и не мог сказать то, что собирался. Заметив его заминку, Юрген приблизился к нему вплотную и протянул руку, ласково касаясь его щеки. Оллард вздрогнул и дернул головой, словно тот его ударил. - Тише, не нужно так нервничать. Разве я могу причинить тебе вред… - шептал Юрген, проникновенно заглядывая в Олларду в глаза, сильнее прижимаясь к нему и успокаивая его, как обычно успокаивают бьющегося в руках ягненка, прежде чем перерезать ему горло. Близость его тела, его шепот, теплое дыхание, осторожные прикосновения, заставили Олларда вновь потерять контроль над собой. То, что он чувствовал теперь, походило на неудержимое желание отлить, когда терпеть уже больше не было сил. Когда ладонь Юргена накрыла его напряженный член, у Олларда закружилась голова, по коже пробежали мурашки, а в горле появилось ощущение какой-то нравственной тошноты, переходящей в физическую. - Не надо… - только и мог промычать он, хотя каждая клеточка его тела умоляла: «давай, сделай это, прошу». - Я только хочу помочь тебе, Оллард, слышишь? Тебе станет легче, вот увидишь, – говорил Юрген, медленно расстегивая его ширинку, приспуская трусы и высвобождая его твердый как камень ствол. Его слова долетали до ушей парня с каким-то запозданием, будто бы все происходило с ним не наяву, а во сне. Неловкой ладонью с темным браслетом синяка он стал тискать его член. Олларду даже не нужно было себе ничего представлять, его возбуждение было настолько сильным, что он кончил, не выдержав и минуты. Его оргазм затянулся настолько, что сперма на пальцах Юргена уже стала подсыхать, когда он, наконец, пришел в себя. Как оказалось, он стоит привалившись спиной к стене, а Юрген до сих пор прижимается к нему, чистой рукой поглаживая его по волосам и нежно забито ему улыбаясь. Оллард мутно взглянул на него, ощущая в голове приятную пустоту и успокоение. «Тебе нужно уйти. Это слишком опасно. Никогда еще ты не был в такой опасности, как сейчас. Ведь ты падаешь в пропасть, в черные воды разврата, которые тебя погубят. Ты умрешь», - устало и тихо говорил ему внутренний голос, как будто бы заранее зная, что Оллард его не послушается. Ведь то, что обещал ему взгляд Юргена, его прикосновения, превосходило даже страх потерять себя.