Опалённые войной

Знаю, он сам не придёт. Это мой долг – забить на все “но” и дать шанс нам обоим. Бросаю всё и иду туда, откуда доносится шум машин, присланных на строительные работы в наш Дистрикт. Колени предательски подрагивают, в голове полный кавардак. Что я ему скажу? Гул машин всё ближе, громче. Впервые за столько времени на усыпанных пеплом руинах нашей родины царит оживление. Столько людей я видела здесь последний раз перед Квартальной бойней. Сейчас большинство моих земляков мертвы. Среди тех, кто приехал отстраивать Дистрикт-12, наших гораздо меньше, чем техников и строителей со всего Панема. Но возглавляет их тот, ради кого я сюда пришла. Внутренняя паника набирает обороты, нарастает с каждым шагом, который приближает меня к нему. Кто-то узнаёт меня, здоровается. Я отвечаю, не останавливаясь. Никого не спрашиваю о Гейле, найти его будет нетрудно. Стараюсь озираться не слишком явно, но вряд ли это получается. Взглядом легко выхватываю Гейла из толпы окружающих его рабочих и техников – при его росте он слишком заметен. Отвечает на вопросы, даёт какие-то распоряжения, указывая в сторону разрушенного Дома Правосудия. Один из немолодых мужчин, видимо, с большим опытом работ, пытается не согласиться с чем-то, отрицательно качает головой, но моментально умолкает, встретив хмурый взгляд Гейла. Несколько слов, и возражавший растерянно пятится, кивая на ходу и виновато поглядывая на остальных, явно недовольных им. Пару секунд спустя Гейл случайно замечает меня. Застываю на месте, забыв, как дышать. Провалиться бы сейчас сквозь землю... ну, нет, я не настолько везучая. Когда народ расходится по делам и Гейл остаётся один, я подхожу. Он смотрит в сторону. То ли ему тоже не по себе от нашей встречи, которую, вероятно, он хотел отложить, то ли пытается скрыть, о чём думает. Впрочем, не стоит обольщаться. Чувства бывают разные, и ненависть – тоже чувство. Да, Крессида говорила не об этом, но бывают странные ситуации, когда один и тот же человек настолько же важен, насколько и ненавистен. И на этот раз такой человек – я. – Здравствуй, Гейл, – голос выдаёт моё волнение, но мне всё равно. – Не верится, что ты здесь. – Привет, – он едва заметно улыбается, а у меня щемит сердце. Такое забытое чувство, напряжённое, напоминающее о боли, оттолкнувшей нас друг от друга. – Я знал, что ты придёшь. Как поживаешь? – он пытается говорить о чём-то нейтральном и не смотреть на меня, так как вокруг толпа народу, но если мы продолжим в том же духе, я попросту не выдержу. – Мы могли бы поговорить... не здесь? Гейл меняется в лице, кивает в ответ, и мы идём, не сговариваясь, к Луговине. Почти все, кто сейчас суетится среди руин, выворачивают шеи, наблюдая за нами. Я прямо кожей чувствую их взгляды, но Гейл идёт, гордо подняв голову. Его уверенность передаётся мне. Мои шаги становятся твёрже, прежняя сила, почти забытая, понемногу растекается по венам. Я всего пару минут рядом с Гейлом, а уже ощущаю, как меняюсь. Мандраж не прошёл, впереди непростой разговор, но теперь всё иначе. Не сказав больше ни слова, мы пересекаем Луговину и уходим в лес, за кроны деревьев, подальше от всех. Мне казалось, что разговор продолжится, едва мы скроемся за перелеском, но Гейл не останавливается, продолжает идти, и так быстро, что я едва успеваю за ним. Наконец, на краю широкой поляны он замирает на месте. Прикрывая глаза от солнца ладонью, глядит вокруг и произносит, не скрывая волнения: – Наконец-то. Мне этого так не хватало. Он смотрит, как когда-то. Тот же взгляд, в котором легко читается всё, что не сказано вслух. Здесь, вдали от разрухи и пепелища, всё осталось таким же, каким и было всегда. Сейчас он чувствует, что вернулся домой. – Гейл, я должна сказать... – запинаюсь, путаясь в мыслях, которых слишком много и они беспорядочно толпятся в голове, мешая друг другу, но тут он перебивает: – Присядь. Мы усаживаемся на густую, подсохшую под летним солнцем траву, и теперь мандраж ощущается не так сильно. – Это, наверное, смешно, но... – отвожу взгляд и признаюсь: – я боялась идти в центр. Хотела увидеть тебя и боялась. – Да ладно тебе, не такой уж я страшный. Невольно начинаю улыбаться, только невесело получается и неловкая усмешка быстро исчезает. – До сих пор давит вина за... за то, из-за чего ты не приезжал столько времени. – Не стоило, – он прищуривается, по-прежнему глядя в сторону. – Я был там, где нужнее. – Здесь ты нужнее всего, Гейл. Он косится на меня, стараясь не показывать, что у него на душе, снова смотрит куда-то вдаль и спрашивает: – Как Пит? – Ну... как обычно. Не изменился. – А Хеймитч? Всё так же пьёт? – и, дождавшись моего кивка, добавляет: – А я думал, вы с Питом ему пример поведения подаёте. – Мы пытаемся ему помогать. Вроде есть толк, но тут скорее Эффи поможет. Когда приедет. – Давно пора, – замечает Гейл. – Они настолько разные, что притягиваются, как магниты. У вас ведь с Питом тоже так? Он поворачивается и смотрит в упор, без тени улыбки. Озноб волной прокатывается по плечам, и я бормочу в ответ: – Не совсем... то есть, я бы не сказала. – Погоди, – Гейл снова прищуривается, – вы ведь поженились, да? Я медленно поднимаюсь на ноги и нарочно становлюсь напротив: – Только не говори, что ты поэтому не приезжал. – Не в моих правилах рушить чужое счастье, – ровно и жёстко отвечает Гейл. – А я похожа на счастливую? – Тебе видней, – его взгляд такой колючий, что проткнул бы меня насквозь, будь он осязаем. Я мрачно качаю головой: – И зачем, по-твоему, я пришла с тобой сюда? Ответ мне не нужен. Разворачиваюсь и решительно иду обратно. Внутри словно всё в узел завязывается, затягиваясь всё туже. Ноги чуть вздрагивают при ходьбе, но это уже от возмущения. Я слышу, как Гейл окликает меня, но не оборачиваюсь и даже не думаю сбавлять шаг. Он догоняет меня среди деревьев, перехватывает за руку, которую я вырываю из его пальцев, но он ловит снова и снова, пока я не выбиваюсь из сил. – Слушай, Китнисс, прости. Я разозлился. Извини. Не хотел тебя обидеть. Правда, не хотел. Смотрю исподлобья – в его взгляде просьба остаться. Сердце сжимается, и я не выдерживаю: – Гейл, ты ушёл. Пропал, исчез. Я стала для тебя никем. Что мне оставалось? Запереться в доме, стать отшельницей? Я-то смогу, а эти двое? Хеймитч совсем сопьётся, а Пита поглотит депрессия... Они выжили бы на этих руинах без меня? Смотрю на парня и понимаю, что он огорчён всем этим и взволнован не меньше, чем я. Отвернувшись, уже тише продолжаю: – Мы не поженились, хотя собирались. Просто не до веселья никому из нас. Возможно, когда-нибудь... Гейл кивает и старается смотреть куда-то в сторону. Решаю рискнуть: – А у вас с Крессидой как? – Нормально, – односложно отвечает он, судорожно сжимая пальцы в кулаки, чтобы тут же снова разжать. – Что-то не чувствую радости, – жёстко замечаю я. И ещё один его пронзительный взгляд в упор: – Я тоже. Не отводя глаз, отвечаю почти шёпотом, чтобы не так отчётливо слышалась дрожь в голосе: – Я без тебя совсем потерялась, Гейл. Утонула в рутине. Исчезла. Всё одинаково, нет ни целей, ни смысла. Я как тень, просто существую. Оживаю только в лесу, потому что одна. Потому что здесь я бывала только с тобой. Я как будто искала тебя в этом лесу, но... Гейл обрывает меня на полуслове. Так же, как когда-то, обхватив моё лицо ладонями, обжигает губы поцелуем – таким невозможным, желанным, тревожным... Сердце срывается, словно в бездну, а затем безумно мечется, переполненное чувствами, которых стало слишком много. Не знаю, чего в нас сейчас больше – волнения или боли, но не могу перестать целовать его до умопомрачения, дрожа и задыхаясь. Нас как будто накрыла цунами. Если это мне снится, я готова умереть, лишь бы этот сон длился вечно.

*******

Он отстраняется внезапно и резко, отступает на пару шагов, смотрит растерянно и напряжённо. Я испугана, сердце трепещет так, словно сейчас разорвётся. Нет ни единой мысли, только буря эмоций, бушующих между нами. – Это ещё больнее, чем тогда, в первый раз, – тихо произносит Гейл, а я не в силах вымолвить ни слова, только киваю, не сводя с него глаз. Его образ расплывается из-за слёз, застилающих глаза, и я боюсь шелохнуться, чтобы не проронить ни одну из них. – Я не боюсь боли, когда ты со мной, – почти шепчу, но такой твёрдости уже давно не было в моих словах. Та самая сила, угасшая так надолго, возвращается. Будто вырастают крылья за спиной. Они изранены, кровоточат, но всё ещё живы, а я, как обожжённый феникс, пытаюсь пробиться из пепла к свету. Только не отводи глаз, Гейл! Он смотрит пристально, напряжённо, пытается прочесть в моих глазах ответ, не задавая вопросов. Их слишком много. – Я хотел забыть тебя, – печальная усмешка мимолётно проскальзывает по его губам и исчезает. – Не смог. Едва узнаю собственный голос: – А я без тебя умирала, Гейл. Горячие слёзы стекают по моим щекам, а я почти не замечаю их. Сейчас весь мой мир – в этом парне. Всё зависит от его решения. Он не говорит ни слова. Долго смотрит в глаза и вдруг делает шаг ко мне, берёт за руку, тянет к себе и крепко-крепко обнимает, обхватив обеими руками. Я зажмуриваюсь, уткнувшись ему в плечо, слушаю отчаянное биение его сердца и беззвучно шепчу, касаясь губами его рубашки: “я так люблю тебя”. Неважно, что он не слышит – он знает это. Израненные крылья Сойки-пересмешницы всё ещё окровавлены, но им уже ничто не страшно.