Опалённые войной

Размеренный писк приборов гипнотизирует. Я словно изваяние, застывшее в ужасе над тем, кто прошёл со мной все круги ада, а сейчас едва жив из-за моих жестоких обвинений, брошенных ему в лицо. Что же я наделала... Огненная Китнисс? Нет, меня давно пора переименовать в “смерть несущая”. Вокруг постоянно гибнут люди, враги или друзья – неважно. Чем ближе ко мне, тем опаснее. А теперь я научилась убивать даже без оружия. Словом. Да, мне было больно. Но ведь я знала, что ни Бити, ни Гейл не виноваты в гибели Прим или несчастных детей. Они создавали смертоносные ловушки против капитолийских войск и миротворцев. Это Койн своим решением применить эти взрывы там, где будут самые беззащитные, не только уничтожила невинные души, но ещё и подставила тех, кто изобретал это оружие. Именно она отправила Прим с другими медиками туда, где моей сестре было не место. Даже яда всех ос-убийц не хватило бы, чтобы заставить меня поверить, будто Гейл, зная о том, как будут применять его бомбы, продолжил бы трудиться над ними. Он не знал и не мог знать, как решит Койн, и стал пешкой в её руках, как и мы все. Он понял это, когда было уже поздно. После взрыва Гейл ничего не мог поделать, ничего не мог исправить. Его бомбы, рассчитанные на бойцов, погубили тех, кого призваны были оборонять. Их с Бити изобретение попало в руки хладнокровной убийцы, которой было безразлично, кто падёт во имя её великой цели – власти над Панемом. Тем более, что ответственность за это зверство переложили на Сноу. Жаль, что Альма Койн умерла мгновенно. Хотя... не знаю, есть ли такие мучения, которые она заслужила – ведь даже Сноу такая подлость в голову не пришла.

*******

Осторожно касаюсь руки Гейла – холодная, как лёд. Меня охватывает оторопь, но приборы продолжают настойчиво пищать. А они случайно... не сломаны?! При этой мысли от страха меня трясёт с каждой секундой всё сильнее, ноги не слушаются, но я всё-таки заставляю себя приподняться, чтобы дотянуться и вцепиться пальцами в его запястье, судорожно нащупывая пульс... Есть. Нашла. Слабый, неровный, но чувствуется. Едва уловимый пульс у такого сильного парня. Он не уверен, что хочет жить. Гейл боролся бы, даже без сознания, он ведь по своей натуре боец, а сейчас только врачебные средства удерживают в нём тусклый огонёк жизни. Против его воли. ...Знакомый шорох за спиной – дверь открылась. Не оборачиваясь, говорю: – Я буду здесь, Крессида, а ты отдохни. – Нет, Китнисс, это я. Пит тоже бледный, голос приглушён. – Зачем ты пришёл? Меня утешать не надо, а Гейла – тем более. – Ему слишком досталось, – отвечает Пит. – Он не заслужил это. – Нет. Но ты помог спасти его. – На самом деле, я опоздал, – Пит мрачнеет и опускает взгляд. – Он был в шоке, я видел это, но не придал значения. И позволил ему уйти с этой отравленной капсулой. – Капсула ни при чём, Пит. И твоей вины нет. Так же, как нет вины Гейла в гибели Прим и детей. Они погибли из-за решения Койн сбросить эти бомбы именно туда. Ты же не думаешь, что Гейл мог на такое согласиться?! – Нет, что ты, – Пит хмурится. – Я успел его хорошо узнать. Он бы на такое не пошёл. Таких, как он, легче потерять, чем сломать. Я медленно отворачиваюсь к Гейлу. Он неподвижен и всё так же пугающе бледен. Будто это не он сам, а его надгробное изваяние. – Это я его допекла, Пит, – каждое слово, будто ножом по сердцу. – Я сказала ему, что он виноват. Те последние взрывы... И он решил, что не имеет права жить, раз уж стал... – запинаюсь, глубокий вдох, и я через силу продолжаю, – убийцей Прим. Но ведь настоящий убийца – не тот, кто создаёт оружие войны, а тот, кто направляет выстрелы. Пит молча кивает, потом тихо говорит: – Я схожу за доктором, пусть посмотрит, может, что-то нужно. Я не отвечаю, по-прежнему не свожу глаз с Гейла. Шорох закрывающейся двери возвращает меня в царство пульсирующих звуков реанимационного оборудования, отрезая от всего остального мира.