Опалённые войной

Надо было сбежать тогда, перед 74-й Жатвой. Само собой, нас бы искали, но эти леса мы знаем, как свои пять пальцев. Переплыли бы дальнее лесное озеро... Мы бы скрылись, я уверена. Вот только наши семьи, лишившись кормильцев, подвергнутые издевательствам, заплатили бы мучительной смертью за наш побег... Мы с Гейлом всё прошли вместе. Вместе выросли, вместе учились охотиться и выживать, совершенствовали своё мастерство. Суровые условия закалили нас, научили многому: ловкости, силе, взаимопониманию, доверию; выработали волю, выдержку, твёрдость. Без Гейла я бы никогда не стала такой, какой была на арене Игр и на этой войне – сильной, выносливой, находчивой, дерзкой. Меня убивали, а я поднималась. На меня давили, а я терпела и продолжала действовать. Во всей этой безумной круговерти событий я не раз ошибалась, но это так и не сломало меня. Проглотив боль очередной ошибки, я шла дальше. Знала, что бы ни случилось, всегда есть тот, с кем можно встать спина к спине в смертельной схватке. Гейл не будет задавать вопросов, он просто будет на моей стороне. Это ведь он научил меня тому охотничьему мастерству, которому не успел обучить отец. Когда я попала на Игры, заменив Прим, Гейл готов был принять на себя заботу об обеих наших семьях, если бы меня убили на арене. Это его едва не забили насмерть миротворцы перед Квартальной бойней. Его я целовала подальше от камер и чужих глаз, с горечью сознавая, что не могу быть с ним, пока Сноу у власти. Гейлу пришлось молча терпеть мои поцелуи с Питом на экране, от которых томно вздыхал весь Капитолий. А я чувствовала вину перед Гейлом за это и просто пыталась выжить, чтобы всё поскорее закончилось, так или иначе... Гейл спас от смерти несколько сотен жителей нашего Дистрикта перед налётом авиации Капитолия, когда увёл их за Луговину в лес. Это он нашёл Прим перед бомбёжкой Дистрикта-13 и успел привести её, а сам едва не остался за стеной бронированного бункера, протиснувшись внутрь в последний момент. Гейл вытащил меня из подземелья в Тринадцатом и бродил со мной по лесам, чтобы я могла опомниться от напряжения и сохранять силы для борьбы. Ни на шаг не отходил от меня, и мы вместе сбивали капитолийские планолёты под бомбами в Восьмом дистрикте. А затем, рискуя жизнью, с небольшой группой бойцов он вытащил Пита, которого все считали предателем, из капитолийской ловушки. Просто поверил мне, что так нужно, несмотря ни на что. Ни на секунду не задумавшись, в Капитолии Гейл навёл оружие на Джексон, своего командира, потому что она пыталась отобрать у меня голограф. Он нашёл выход, когда нас едва не накрыло чёрной волной. Гейл никогда не напоминал ни о чём из того, что сделал ради людей или для меня. Никогда ничего не требовал взамен. И готов был принять любой мой выбор между ним и Питом. Гейл прошёл со мной дальше всех на пути через вражеский Капитолий. Расстреливал миротворцев, переродков, тащил меня через смертельные ловушки, автоматные очереди и толпы солдат. Он сам просил убить его, когда угодил в плен без оружия и той самой отравленной капсулы. У меня тогда не поднялась рука выстрелить, хотя я понимала: Гейл прав, так лучше. Но я... не смогла. А теперь в любой момент яд этой капсулы может добить его. И тревожный писк приборов реанимационного оборудования до боли напоминает обратный отсчёт... Джоанна права, я превзошла саму себя, жестоко и надменно обвинив его в том, чего он не делал. Я забыла всё, что сумел совершить Гейл на этой освободительной войне и за все прежние годы. Знала же, что он не принимал решение о тех проклятых последних взрывах под стенами дворца, но не смогла совладать с собой. Смерть Прим выжгла дотла мою душу и сделала из меня бессердечного монстра. Того, кому нет дела до жестокости сказанного. Но это не может быть мне оправданием. Я могла потерять Гейла в любом из боёв, которые мы прошли вместе. Если бы так случилось, это было бы чертовски больно, стало бы непрекращающейся душевной пыткой, вынимающей все силы. Но сейчас всё гораздо хуже. Парень, прошедший столько сражений, умирает уже после победы. Из-за меня. Теперь мне предстоит жить с этим. Меня ждёт мучительное прозябание под грузом неподъёмной вины, если Гейла не спасут. Я стану жалкой тенью той Китнисс, которой была прежде, когда он был рядом. Только с ним я могла бы обрести не скорбное тягостное существование, а настоящую жизнь. Пусть не слишком радостную, после стольких потерь ждать этого не приходится. Но, тем не менее, я бы тянулась за ним, за его внутренней силой, уверенностью, надёжностью. Он вытащил бы меня из мрака отчаяния и скорби. Это была бы жизнь, а не её смутное, тоскливое подобие с неуклюжими попытками изображать, будто всё в порядке, и с обжигающей пустотой внутри. Она и без того непомерна. Нет отца. Нет Прим. Мать снова замкнулась в себе. Пит с трудом восстанавливается. Если я потеряю ещё и Гейла, к тому же, по моей собственной вине, то никогда себя не прощу. Мой крест – нести эту боль сквозь годы, до конца моих дней. Все Боги мира, прежние, нынешние и когда-либо существовавшие во Вселенной! Молю Вас, заклинаю, помогите его спасти...