Любовь переживет

POV Эрик Несколько дней я не мог спать. Все, что пробегало в моих мыслях в течении всей ночи — день, когда я ударил своего сына. Я не ложился спать, занимаясь написанием музыки, или сидя за кухонным столом со включенным граммофоном. Я так истощен, но все равно не могу заснуть, не до тех пор, пока мой сын снова не поговорит со мной. Я разбил мальчику нос и видеть его распухшим — это как напоминание из ада. Я сделал это ему, я причина его боли и внешнего вида. Я пытался заговорить со своим сыном каждый день, но как только он видел меня, сразу уходил в другую сторону. Было почти половина четвертого утра в то утро, дождь бьет в мое окно, пока я сижу поглощенный в свои бумаги. Свечи, которые я зажигаю, дают достаточно света, чтобы увидеть свою работу со случайными проблесками света, которые становятся немного ярче на несколько секунд. Дождь и гром никогда не беспокоили меня. Некоторыми ночами, очень давно, я искал укрытие от него в лесу. Внезапно я почувствовал две руки, положенные на мои костлявые плечи, слегка массирующие боль.Я обернулся и увидел Кристин, стоящую позади меня в моем халате… Мне нравится, когда она одевает мою одежду. Есть в этом что-то эротичное, что даже один взгляд на нее возбуждает меня. За прошедшие несколько недель я видел ее в моих ночных рубашках, халатах, и даже видел ее одетую в один из моих пиджаков однажды вечером, когда холод был слишком невыносимым. — Эрик, уже почти утро, — начала она. — Я не видела тебя спящим уже несколько дней. — Я не устал, — солгал я. — Эрик, скажи мне, что не так? Ты не спишь, потому что что-то беспокоит тебя. — Это не правда. — Но так и есть. Я знаю, это — Густав. — Ты ничего не знаешь, — рыкнул я, рисуя еще одну ноту ручкой. Кристин поцеловала мою шею сбоку, — жест, от которого по спине пробежались мурашки. — Пойдем полежишь со мной немного? Я сделаю все, что угодно для Кристин, особенно это. Соглашаясь, я положил ручку и проследовал за ней в мою спальню, где она закрыла дверь. С тех пор, как я не сплю, я позволил Густаву спать в гостевой спальне, чтобы дать Кристин немного пространства. Сняв свой пиджак, я натянул свою ночную рубашку перед тем, как лечь рядом с Кристин. Да, дверь в мою комнату закрыта, но мысль о том, что Густав войдет, все еще отвлекает меня. — Вот, — сказала Кристин, накрывая нас моим ватным одеялом. — Теперь расскажи мне все. — Особо-то и нечего рассказывать кроме того, что наш сын меня ненавидит. — Эрик, — Кристин пробежалась пальчиками по парику, снимая его вместе с маской. — Он не ненавидит тебя. — Серьезно? Тогда почему он не присоединяется к нам во время еды? Почему он уходит каждое утро? Это для того, чтобы ему не приходилось видеть мое лицо. — Ты знаешь, куда он ходит? — ее пальцы погладили искаженную плоть. — Откуда мне знать? — В конюшни «Фантазмы», чтобы посмотреть на лошадей. — Точно, потому что мой сын любит больше животных, чем меня. — Эрик… может, тебе стоит провести немного времени с ним? Только вы вдвоем. — И оставить тебя здесь скучать? Кристин улыбнулась. — Нет. У меня есть дела. Наш сын, как ты, Эрик. Он поймет, если дать ему шанс. С этими словами Кристин поцеловала мои губы. — Спокойной ночи, Эрик. Стоп. Действительно ли Кристин позволяет мне спать рядом с ней? Я думал подняться с кровати, когда она легла на мою грудь. — Пожалуйста, обними меня, Эрик… Обнять ее? Я собирался держать ее в объятиях пока она спит? Я почувствовал слезы в своих глазах, но не позволил себе проронить ни единой. Вместо этого я сделал, как она попросила и обвил ее руками, закрывая глаза и позволяя сну завладеть мной. POV Густав Я проснулся как обычно перед рассветом и оделся. За прошедшие несколько дней мне удавалось полностью избегать мистера Уайа, и я планирую продолжать это делать. Вместо скитания по квартире, я провожу свое время в конюшнях «Фантазмы», смотря, как лошади едят сено и ходят по загонам. Это было куда лучше, чем смотреть на лицо мистера Уайа. Одевшись, я выскользнул из своей комнат, ожидая увидеть его за своим столом, который оказался пуст. Его не было и на диване. Возможно, он вышел куда-то? С любопытством я заглянул в спальню мистера Уайа, ожидая увидеть маму в глубоком сне, но вместо этого кто-то лежал рядом с ней. Трудно сказать из-за одеяла, накрывающего их обоих, но когда я заметил парик и маску мистера Уайа, лежащих на ночном столике, сразу и ярость, и злость возросли во мне. Как она смеет спать рядом с ним! Как смеет она! О, если бы отец знал об этом, он был бы взбешен! Моя мама все еще замужем за ним, и здесь она лежит обвитая объятиями мистера Уайа. Как она может спать рядом с ним, когда он не носит маску? Его лицо абсолютно отвратительно, и все равно моя мама лежит в сего объятиях, будто он нормальный человек. Решив уйти до того, как мой гнев выйдет наружу, я выскользнул обратно и побежал в конюшни со льющимися слезами по щекам. Разве мама больше не любит моего отца? Она даже не пытается любить его снова… она разрушила единственное оставшееся доверие, которое оставалось. Несколько дней назад я не хотел верить в то, что сказала мама, что возможно мы никогда не вернемся в Париж, но сейчас, когда я увидел ее в постели с мистером Уайем, мне казалось именно так. Но мама же не на самом деле спала с ним, верно? Не то, что бы я знаю, что такое секс, но я достаточно умен, чтобы знать, что, как бы там ни было, это разделяется только между двумя любящими людьми. Когда я пришел в конюшни, я перегнулся через ворота стойла Цезаря, пока он ел сено. Я никогда раньше не ездил на лошади. В Париже было много детей моего возраста, которые ездили верхом уже долгие года. Мой отец говорил, что это будет очень опасно для меня и что я научусь, когда буду старше. На своей десятый день рождения я умолял его отвезти меня на первый урок верховой езды, но он отказался и купил мне модель жеребца, чтобы поставить на моем письменном столе. Иметь игрушечную лошадь и ездить на настоящей — две разных вещи. — Однажды я смогу кататься, Цезарь, — сказал я, громко вздыхая. — Так, что же тебя останавливает? — знакомый голос пробежался эхом по конюшне, я обернулся и увидел мистера Уайа, идущего ко мне. Я весел на воротах загона Цезаря и тут же отвел взгляд обратно на Цезаря, когда заметил его мистера Уайа. Что он здесь делает? Я чувствую, что он стоит рядом со мной, но я не осмеливался посмотреть. — Я спрошу снова, — сказал мистер Уай. — Что тебя останавливает? Я не уверен, почему сдался, но я ответил ему с тяжелым вздохом. — Мой отец сказал, что это очень опасно. — Твой так называемый отец не знает, как правильно ездить верхом, даже если его жизнь будет зависит от этого. — Откуда Вы знаете? — рыкнул я. — Потому что я видел. Я знаю, что этот человек боится их с тем, как он поднимал свое тело вверх. Мистер Уай открыл ворота, отодвигая и меня на них. — Ты, с другой стороны, Малгейм, а не де-Шаньи. — Малгейм? — спросил я. Мистер Уай погладил Цезаря рукой в перчатке. — Да, это моя фамилия. — Но я де-Шаньи, — возразил я. — Спорь, если хочешь, но я заверяю тебя, что по крови ты — Малгейм. — Вы ничего не знаете. — Ах, но я знаю. Я уже видел Малгейма в тебе. Ты можешь играть музыку также, как и я, у тебя сильный ум и… — мистер Уай одел красивое черно-серебристое седло на спину Цезаря. — Если ты такой как я, ты будешь таким же хорошим наездником. — Вы шутите? Он поправил седло. — Разве похоже на то, что я шучу? Этот глупец, которого ты называешь отцом, не сможет скакать даже для спасения своей жизни. Он не давал тебе такой возможности уже целых пять лет. — Пять лет? — Да, я езжу верхом с пяти лет, Густав. Каждый ребенок должен хорошо держаться в седле к восьми годам, и у тебя до сих пор не было такого шанса. Мистер Уай собирается дать мне урок верховой езды? Да, я все еще зол на него, но ради этого я могу отодвинуть злость в сторону на время. Я спрыгнул вниз с ворот, входя в загон, где мистер Уай стоял возле Цезаря. Я ростом только как ноги Цезаря, и мысль о поездке на нем меня немного пугает. — А, я знал, что ты не сможешь отказаться. Как и у тебя, у меня тоже есть увлечение животными и попытками чего-то нового. — К… Как я залезу на него? — Вот, — мистер Уай вставил мою ногу в стремя, свисающего с седла. — Видишь это? Ты ставишь ногу в стремя и поднимаешь себя вверх. Мистер Уай посчитал до трех прежде, чем поднять меня под руки и помочь мне сесть в седло. Теперь я выше, даже выше, чем голова мистера Уайа. — Держись за седло, Густав, — проинструктировал он, когда взял кожаные поводья и повел Цезаря из его стойла. Стойте, куда мы собрались? — Мистер Уай, мы выходим? Он засмеялся. — А как по-другому ты собрался учиться ездить верхом? В другом стойле мистер Уай оседлал своего белого жеребца, которого зову Рэйна* и запрыгнул на ее спину. Потом он взял поводья моей лошади и прикрепил к седлу Рейны перед тем, как мы медленно пошли рысью из конюшни. Я напуган, но мистер Уай сказал мне держаться. Куда он нас везет? — Почему Рейна идет рядом с Цезарем? — спросил я. — Потому что они пара, — ответил он. — Они всегда рады видеть друг друга. — Пара? Мистер Уай хихикнул. — Они влюблены. Мистер Уай держал контроль, когда мы скакали рысью по его пустынному парку, минуя закрытые карусели и накрытые ларьки с едой. Когда мы достигли пляжа, мистер Уай отстегнул поводья, пристегнутые к седлу Рейны, и протянул их мне. — Держи их крепко, Густав, — он держал свои поводья, показывая мне, как правильно. — Они будут направлять лошадь в каком-либо направлении нужном тебе. Он придавил ноги к бокам Рейны, заставляя ее идти вперед. — Ку… Куда Вы едите? — нервно спросил я, не чувствуя уверенности в себе. — Успокойся, — сказал он, — если ты будешь нервничать, ты заставишь нервничать и лошадь. Мистер Уай очерчивает площадь передо мной. — Чем сильнее ты ударишь лошадь по бокам, тем быстрее она поскачет. Легко потягивая поводья ты можешь управлять в каком-либо угодном тебе направлении. Мистер Уай направил Рейну так, что она стояла возле моей лошади снова. — Вот, мы сделаем это вместе. Я чувствую себя лучше, когда мистер Уай рядом со мной. Это мой первый раз, и я не хочу остаться один. — Хорошо, давай начнем с езды рысью. Легко коснись боков Цезаря своими ногами. Я коснулся, заставляя Цезаря начать идти рысью. Мистер Уай догнал меня, оставаясь рядом, пока мы поскакали вниз по пляжу. В какой-то миг Цезарь начал ускоряться, мистер Уай поторопил Рейну ко мне. — Мистер Уай… — Легко потяни поводья, Густав. Он пытается сделать все по своему, потому что ты новый наездник. Ты должен показать ему, кто главный. Я попытался потянуть поводья, но Цезарь только ускорялся. Это заставило меня нервничать еще сильнее. Мистер Уай снова пришел мне на помощь, становясь перед Цезарем и останавливая его от скакания галопом дальше. — Тпру, тпру, Цезарь… — мистер Уай протянул руку, чтобы успокоить жеребца. — Я ужасен, — вздохнул я. — Может, я не великий наездник. — Глупости, Густав, — мистер Уай спрыгнул со своей лошади, закрепляя поводья Рейны к седлу Цезаря перед тем, как запрыгнуть и сесть позади меня. — Ты сел на лошадь и это — первый шаг к тому, чтобы стать наездником. Нужно время. Я не был отличным наездником, когда впервые оседлал лошадь. Это не легко. Мистер Уай положил свои руки на мои, показывая как нужно. — Некоторые люди учатся когда их выбрасывают из гнезда, но такие люди, как ты и я, нуждаются в немного большем воспитании. — Что Вы имеете ввиду? — спросил я, смотря на лицо в маске. — Ну, я учился лучше, когда кто-то был рядом со мной, чтобы исправить мои ошибки и научить меня шаг за шагом. Я думал, что посадив тебя на лошадь, ты справишься сам, но опять же — ты моей крови. Так что мы попробуем кое-что другое, мы попробуем способ, которым я всегда учился. Мне намного лучше, когда он сидит позади меня, чем одному. Он направляет мои руки из стороны в сторону, направляя Цезаря в нужную сторону. Словно я управляю ним, но на самом деле весь контроль у мистера Уайа. Это самый лучший день, проведенный в «Фантазме». Я всегда хотел научиться ездить верхом, и мистер Уай действительно учит меня! О, как же это весело — скакать вверх и вниз по пляжу с поводьями в моих руках. Мы катались из одного конца пляжа в другой и затем обратно, мистер Уай постоянно давал мне указания и советы. Мы остановились, когда солнце начало садиться, и воздух становился прохладнее. — Я научу тебя еще в другой день, если ты хочешь? — мистер Уай пообещал, когда мы скакали обратно с пляжа в конюшни. — Да, я бы хотел. А потом завязался разговор, которого я страшился. — Густав, я очень сожалею о том дне. Я провел пальцами под носом, все еще ощущая болезненность от кулака мистера Уайа. — Я не знал, что ты был за мной, дорогой. — Я знаю, — вздохнул я. Повисла неловкая тишина перед тем, как я сменил тему, потому что знаю, что ему неудобно. — Мистер Уай, это правда, что мама и я собираемся остаться с Вами… навсегда? — Эм… Ну, до весны, в любом случае, — сказал он. — Остальное решать только твоей матери. Она сказала что-то? — Не совсем, но сказала, что есть такая вероятность. — Густав, я хочу, чтобы все было по-другому между нами. Я хотел бы знать о твоем существовании. Но поверь мне, когда я говорю, что я хочу только лучшего для вас обоих. — И Вы считаете, что мой отец не лучший вариант? Была долгая пауза, после которой он, наконец, ответил. — Если быть честным — нет… И поверь мне, я говорю это не из-за того, что он есть или любит тебя и твою мать. Я не могу терпеть то, что он делает. Мне не нравятся его алкогольные привычки, его словесное и физическое издевательство в адрес твоей матери… Я люблю твою маму, Густав, и знание того, что произошло за прошедшие десять лет оставило огромную дыру в моем сердце, потому что я знаю, что это все моя вина. Это я оставил ее после той ночи, когда мы зачали тебя. — Но почему? Почему Вы оставили ее? — Потому что я боялся того, что она подумает о моем лице. — Кажется, маме все равно. — Ей все равно сейчас, но тогда она боялась его больше всего на свете. Мы сделали тебя в темноте. Было настолько темно, что увидеть что-либо было невозможно. Утром все было видимо, и если бы ее оттолкнуло мое лицо и тело… Я думал, будет лучше для нее, если она выйдет замуж за Рауля… Но я ошибался. Затем я задал вопрос, ответа на который боюсь больше всего. — Мама любит Вас? — Я… я не уверен, Густав. — Она Ваша пара? — Если бы только была. Ты должен понять, твоя мать, как дикая лошадь. Она не может жить в загоне, или не может быть подчинена моим поводьям. Если она захочет прийти по собственной воле — она придет, но если ветер позовет ее отсюда, тогда, я думаю, между нами ничего не будет. Мы уже вернулись в конюшни, и мистер Уай спрыгнул, чтобы завести лошадей внутрь. — Я запутался. — Ты поймешь, когда станешь старше, Густав. — Мистер Уай? — Да, Густав? — Этим утром я заглянул в Вашу спальню и увидел Вас и маму, спящих рядом друг с другом. Мистер Уай в растерянности. Я знаю, что не должен был этого увидеть, но все же. Он зол на меня сейчас? — Мне жаль, что ты это увидел, — сказал он. — Если это злит тебя, я могу понять — почему. Не правильно двум людям лежать друг с другом, особенно, когда один из них все еще в браке. — Это называется секс? Мистер Уай обернулся, на его лице было удивление. — Где ты услышал это? Я пожал плечами. — Я не знаю…, но это то, что было? Он потряс головой, заводя Цезаря обратно в его стойло, пока я еще сидел в седле. — Нет, это не так… Секс… Вовлекает больше, чем это, — он поднял меня с седла. — Это очень серьезная вещь для ребенка твоего возраста, чтобы о ней думать, Густав. — Вы и мама занимались этим с тех пор, как мы у Вас остаемся? — Это важно? — Ну, мама всегда говорила мне, только двое любящих людей могут заниматься сексом… Если она это делала с Вами, то это очевидно, что мы остаемся навсегда, потому что она любит Вас. — Это не всегда правда. Он закрыл ворота и взъерошил мои светлые локоны. — Пойдем, Густав, твоя мама, должно быть, уже накрыла ужин на стол. Очевидно, что мистер Уай больше не хочет обсуждать взрослые темы со мной. Но что, если он и мама на самом деле занимались любовью? Если да, тогда у моего вопроса есть ответ. Решив выяснить это в другой раз, я поспешил к мистеру Уайю, чтобы отправиться домой. — Мистер Уай? — Да? — Спасибо за уроки… И в этот раз я действительно имел это ввиду, потому что этот день был лучшим за долгое время… Возможно, даже года.