Эффект плацебо

Вроде уже приехала. Вроде уже сделала главный рывок. Осталось пройти десять метров до больницы, но коленки так противно подкашивались, и дыхание прерывалось то ли из-за мороза, то ли ещё по каким-то неизвестным Кристине причинам. Нет, есть причина. Джон — где-то там, внутри. И её трясло. Ждала худшего, как обычно. Машина Падалеки тихо покатила дальше, а девушка ещё секунд десять смотрела ей вслед. Если бы прохожие только знали, кто внутри. Кто там за рулём. Боже, здесь точно есть как минимум пять фанатов на квадратный километр. Считая Уолтерс, которую знаменитость подвозит до больницы по доброте душевной. Всё бы так, ага. Внутри чуть теплее, но Кристи не разделась. Сперва осмотрела коридор и вздохнула, когда увидела ресепшен. Она же взрослый человек. Она может делать серьёзные дела. Закончила институт, значит, может лечить людей. То, что клиент — Джаред с его депрессией, — это другая история. Не суть. Какое она имела право бояться и вести себя, как подросток? Но она вела. — Здравствуйте. — Всё-таки подошла к сидящей девушке за стойкой. Та сразу мило улыбнулась и отвлеклась от компьютера. — Вчера должны были привезти дедушку, — начала бормотать, словно сейчас заплачет, — в смысле Джона, Джона Уолтерса. У него отёк лёгких был или типа того. С ним всё нормально? — Секунду. Просто. Скажите. Что всё. Нормально. Или она потеряет сознание прямо в коридоре, и будет два трупа. Медсестра что-то быстро печатала, и мертвую тишину нарушали только звуки клавиш. Взгляд бегал по экрану. А Кристина теребила пальцами край куртки и в любой момент ожидала услышать: «Нет. Он мёртв. Всего доброго». — Да, у него был отёк лёгких, но он в сознании. Состояние стабильное. — Не сразу посмотрела медсестра на Кристину. Та испытала облегчение, которое никогда ещё не испытывала. Какая-то волна тепла и спокойствия прошлась по венам. — Хотите зайти? — Да. Да, хочу, только... — На лице неуместная улыбка. Кристина поправила волосы и снова улыбнулась. — Что с ним? Почему отёк лёгких? — Сердечная недостаточность второй стадии. Звучало ужасно, но для Кристины это как китайский. Даже если она изучала все болезни. Сейчас её мозг глючил из-за перегрузки информацией. — Что? Что это значит? — Значит, что у него есть шанс. Месяц полежит здесь под строгим наблюдением, лекарствами, диетой, и всё будет в порядке. Мог бы это и раньше сделать. Не знаю, почему он не обращал внимания на симптомы. — Раньше? — Грустная, сломанная улыбка. — Он не мог не заметить симптомы. На второй стадии каждый человек замечает, что его сердце подводит. А Джон... — Её взгляд перешёл к светящемуся экрану компьютера. Пожала плечами. — Получается, он их осознанно игнорировал. Уолтерс уверена: мозг начал дымиться. Все её знания, убеждения, принципы ломались с таким треском, что вся больница должна шелохнуться. Они ломались, и девушка ничего не могла сделать. Что люди вообще делают, когда их мир переворачивают и суют другую правду. Настоящую правду. Не ту, с которой ты жил двадцать два года. Ты начнёшь отрицать. А потом поймешь, что отрицать нечего. Это ты был не прав, а не весь мир. — Какая палата? — Кристи спросила так тихо, что сама себя не услышала. — Прямо по коридору, четвёртая дверь слева. — Спасибо. Она ничего не понимает. А от непонимания у неё кулаки чешутся и просят разбить что-нибудь. Злость. Злость, которую сейчас нужно подавить. Кристина всю жизнь с ней боролась, поборется ещё немного. Она даже не остановилась перед дверью — быстро нажала на ручку и вошла внутрь. Любопытство драло на части. Самая обычная палата. Джон лежал на кровати под белым одеялом. К правой руке подсоединена какая-то трубка, рядом стояла капельница, тюльпаны на тумбочке. Видимо, от медсестры. Девушка терпеть не могла тюльпаны и поэтому бегло осмотрела всё ещё раз. Сердце билось слишком громко. Дедушка продолжал смотреть в окно. — Сегодня погода хорошая, — тихо произнёс он, и Уолтерс застыла, думая, что ослышалась. — Неделю назад снег так валил. Стеной. Ничего не видно. — Как ты? — дрожащим голосом. Она несколько раз моргнула, надеясь, что влажность в глазах самостоятельно высохнет. — А по телевизору обещали метель. — Дедушка, перестань. — Охрипший голос повысился, и Кристину начало трясти. Лишь бы не сорваться. — Тебе плохо. Ты, ты в больнице, и, вместо того чтобы реально взглянуть на вещи, ты говоришь про погоду. Девушка всё ещё стояла в проёме. А Джон всё-таки повернул голову к ней и убитым, равнодушным взглядом посмотрел на внучку. — Видишь. Видишь, к чему это привело, — вздохнул он и продолжил смотреть, а у Уолтерс уже мозги закипели из-за недопонимания. — К чему это привело? — К тому, что ты здесь. Пришла читать мне лекции о морали, о смысле жизни, о семье. — Его губы еле двигались, но Кристина слышала каждое слово. — Я прав? Ты ведь собралась допрашивать меня: почему не сказал, зачем письмо, что я за сволочь такая. — Да. Да, именно, ты прав. Поэтому я здесь. И я не уйду, пока не узнаю. Кажется, ему не до разговоров. Он слабый, но его характер по-прежнему железный. Джон может травить шуточки, дерзить, закатывать глаза, демонстративно молчать. Девушка помялась на месте пару секунд, а потом решительно направилась к креслу и уселась в него. Ей хотелось правды. Сколько можно бегать. — Я не хотел, чтобы ты видела, как я умираю. — Ты не умираешь, — тут же перебила его Кристина. — Оставь этот оптимизм на маму, ладно? Может, не умираю, но выгляжу хреново. У меня сердечная недостаточность. Уже шесть лет. Как только я узнал, я написал письмо. Оставил там самое важное, надеясь, что ты запомнишь меня как весёлого идиота и пойдёшь своей дорогой. Шесть лет. Шесть лет. Шесть лет. Он совсем чокнулся. Злость и приготовленные маты рассеились... До Кристины медленно дошла главная мысль: уже ничего не изменишь. Не обязательно винить его. Зачем орать и читать мораль, как он сказал? Уже всё. Надо смириться и воспринимать ситуацию как остальные люди. — Ты всегда будешь весёлым идиотом, — тихо усмехнулась она и услышала такую же усмешку от деда. — Только нужно завязывать с Джаредом. Я не могу одна. Её второе Я сейчас громко смеялось над ней. Трусиха. Страшно. И теперь, когда она призналась, прозвучало жалко. Бу-бу-бу, не могу одна, он знаменитость, а я недостаточно умная для него. Откуда вообще у Кристины низкая самооценка? Да она никогда не любила себя. А тут ещё Падалеки. Никогда большим пустым местом девушка себя не чувствовала. — Можешь. И будешь. — Нет, пожалуйста. Не заставляй меня. — Ему никто другой не поможет, поверь мне. — Я не... Язык сам перестал двигаться, и Уолтерс прерывисто вздохнула, уставившись на лицо деда. Что. Что это значит? В смысле никто другой не поможет? — Есть куча психологов, к которым он может обратиться. — Да нет же, Кристи. Забудь. Вы два сапога пара, вам нужно держаться вместе. — Его голос отстранённый, а сосредоточенный взгляд рассматривал потолок. Девушке казалось, что он издевался. — А теперь хватит ныть и вали отсюда. — Слишком быстрая смена темы. Кристина не уловила суть, но неловко улыбнулась и поднялась на ноги. — И не думай приносить мне апельсины с цветами, — бросил напоследок, и девушка, обернувшись, покачала головой. Как она могла его запомнить старым и больным? Он же этого боялся, правда? Вряд ли он когда-нибудь превратится в мелкого противного старикашку, который будет жаловаться на жизнь и требовать внимания. Джон — это же упёртый баран. Даже с больным сердцем. Её это успокаивало.

***

— Представь, что у тебя в животе горящий шар. — Молодой психолог хозяйственно расхаживала по чужой квартире и разговаривала со стенками. Белыми стенками. Иногда с окнами, из которых виден целый Ванкувер. Она старалась не смотреть туда. — Закрой глаза, положи руку на живот и почувствуй. Взгляд Падалеки выражал какое-то непонимание и недоверие, но, когда Кристина повернулась к нему, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Выглядело так, словно он молился: сидел на диване, пальцы скрестил в замке на коленях. Осталось вокруг свечек наставить и сказать: "Аминь". — Нет. Руки нужно положить на живот. — Кристина обошла стеклянный журнальный столик и опустилась на диван рядом с Джаредом. В этой части его квартиры температура выше градуса на два. Джаред приоткрыл один глаз и покосился на девушку. Она закатила глаза, и бог знает какая сумасшедшая и храбрая мысль пролетела в её голове, но она схватила его за руку. За руку! За его эту самую руку, которая в двадцать раз больше её. Кристи быстро поместила её туда, где она должна быть. На животе. Теперь она ещё и до живота дотронулась. Сглотнула. Он не видит, как я нервничаю. Ткань его свитера такая мягкая. Чёрт! Где он покупает одежду? Много ли он времени уделяет на свою одежду? Он сам её гладит? А может, у него есть любовница? Нет, у него вроде как жена. Кольцо... да, оно на пальце. А где жена? Значит, любовница? — Кристина. — По настойчивому тону девушка поняла, что Джаред зовёт не в первый раз. Быстро подняла глаза с его рук к лицу и улыбнулась. Убрала свою руку к себе. — Да, вот так держи. И закрой глаза. — Зачем? — Джаред закрыл глаза. И оставил руку на животе. Он чувствовал себя придурком, поэтому и спрашивал. — Это очищает мысли и избавляет от стресса. — У меня нет стресса. — Ну конечно. Это у меня стресс. — У тебя стресс? — Нет. Будь я психически нестабильна, я бы лечилась, а не лечила других. — Можно делать и одно и другое. Падалеки говорил так быстро, что мозг девушки не сразу реагировал и подбрасывал адекватные ответы. Особенно когда он давит. Быстро. Докапывается. Когда Джаред перестанет докапываться? При этом послушно выполняя упражнение и тихо врезая нож ей в спину. Потому что ты — психически нестабильна. — Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. — Почему нет? Её взгляд забегал быстрее. Страшно. Опять ей страшно. Ему интересны её проблемы. Ему. Джаред Падалеки хочет поговорить о ней. От нервов и отсутствия приличного ответа Уолтерс засмеялась и опустила голову. И зря. Лучше бы отмазалась общепринятой ложью и перевела стрелки. А теперь её светлые пряди упали на лицо, его взору открылась бледная шея. И что-то красное. Через секунду Кристина уже выпрямилась и открыла рот, чтобы выдать шутку. Но Джареду уже не до шуток и не до горящего шара в животе. Или чего там. Он взял Уолтерс за шею, как куклу, а другой рукой осторожно убрал волосы за плечи. Не надо говорить, как сильно она умерла в этот момент и забыла собственное имя. Большим пальцем Падалеки провёл по всей длине шрама, и девушка съёжилась, закрыла глаза и шумно вздохнула. По спине пробежали мурашки, и она не знала, куда себя деть. Джареду всё равно. Он был сосредоточен на шраме. Теперь он знает.