Эффект плацебо

Can you tell me what is real? Cause I’ve lost my way again. Can you tell me how to feel? Cause I don’t feel anything.

— Билеты в кино? — равнодушно спросила она, даже не рассматривая написанное. — Билеты на конвенцию «Сверхъестественного», кусок безжизненной какашки, — таким же писклявым и радостным голосом выдал МакАдамс, наблюдая за изменениями на лице Кристины. От улыбки до... ничего. На лице ничего нет. А потом глаза стали шире, и взгляд заметался из стороны в сторону. В голове поплыли разные картинки, где Джаред увольняет её. Я имею право быть фанаткой. Нет, не имеешь. Где Джон говорит, что разочарован. Где девушка возвращается в Лос-Анджелес без практики. Где вся её жизнь свалена на помойку. Нет. Только не конвенция. Что угодно, но не конвенция. Можете пытать Кристину, поливать ледяной водой, размазать лицом по асфальту, но не встреча с Джаредом на публике. С Остином. Который вообще ничего не знает и просто хочет сделать приятный сюрприз для лучшей подруги. Да любая бы описалась от счастья! Только не психолог Падалеки. Как же глупо, господи, как же глупо! Какая беспонтовщина! Как отказать Остину и не сдаться Джареду в его же логове? Привет, я твоя текущая фанатка, но в понедельник ты должен быть у меня на сеансе, дорогой. Уолтерс поморщилась, словно только что проглотила целиком лимон. Ужасно. — Ну? — вопросительно развел руками МакАдамс, ни на секунду не теряя позитивный настрой. — Ты как будто лимон съела. Давай, радуйся! Блин, я так давно мечтал попасть на конвенцию... Прикинь: Джаред, Дженсен, Миша Коллинз. Все в сборе, и всех можно потискать. Конечно, и не благодари меня за билеты, это подарок, и не пытайся вернуть деньги, а то я тебя знаю. Бла-бла-бла, не хочу оставаться в долгу, бла-бла... Прикинь, Джаред... Я прикидываю, Остин, прикидываю. Сильнее, чем ты можешь себе представить. Наверно, способность затыкать вовремя рот Остин не имел с рождения, как и Кристи. Ещё бы они не были лучшими друзьями. Только Кристина начинает трещать со скоростью света и запинаться о собственный язык, когда нервы на исходе; а Остину просто нравится болтать. Внезапно её шрам на шее дал о себе знать, словно кто-то щекотал его сзади, но дело в воспоминании. В его пальцах, которые гладили, оттягивали и растирали его. Она сжалась, как сжимаются люди, которым за шиворот попадает снег. — Я верну деньги, ладно? Не стоило, — наконец-то выдала девушка, заикаясь и разворачиваясь в толпе. Не будь тут столько народу, она бы сделала шаг шире, и парень бы не смог её поймать. — Алё, Уолтерс. Ты как, нормально? Я всю жизнь ждал конвенцию. — Ты ждал, не я. Я не люблю «Сверхъестественное», — слишком тихо и безжизненно оправдывалась Кристина, пока взгляд блуждал по плакатам с знаменитыми мужчинами. А потом остановился на похолодевшем лице Остина. — В смысле, нет. Я люблю. Но не сейчас. У меня много работы: нужно дома посидеть, книжки психологические почитать... Он усмехнулся и посмотрел дольше, чем следует. — Боже. Да в чём проблема, Кей? Кристина. Кристи. Крис. Кей. Он редко называл её Кей. Её вообще мало кто называет по первой букве её имени; возможно, мама называет, и поэтому это имя звучало слишком лично и интимно. Не всем позволено бросаться простым на первый взгляд словом Кей. И у Остина есть право. Только теперь в голову Кристине ударила мысль о маме, которая давно не звонила из Лос-Анджелеса. Мысли о проваленной первой работе выиграли. — Я не в настроении. Пожалуйста, Остин, просто... — Просто дать тебе подзатыльника, связать и потащить внутрь? Я могу. — Вроде маленького роста; парень намного меньше и слабее Кристины, как ей казалось, но за руку он всё же схватил и потащил, другой толкнув стеклянную дверь. Уолтерс попала. Но так глупо, глупо! Бессмысленно сюда приходить и заявлять о себе. И если бы Остину всё объяснить... Но условия уговора говорят о неразглашении. Никому не положено знать о клиенте и подробностях сеанса, только если об этом попросит полиция. Но никто никого не убивал, так что Кристина сама себя пристрелит (или Джаред придушит в тёмном переулке), если случайно расскажет другу о клиенте. А ведь она чуть не рассказала. Слава богу, не поверил. Идиотизм. Как же глупо! Внутри народу не меньше, только без курток, шапок и шарфов вокруг лиц. Многие были в костюмах героев, стояли по углам, громко смеялись, пили пиво, сверкали вспышками и ослепляли Кристину, которая рассматривала каждого и каждую. После небольшой комнаты располагались двери, которые не вели в главный зал, но вели в зону лавок. И первое, что увидела Уолетрс, — это маски. Тогда она вздохнула полной грудью, буркнула нечто невнятное другу и бросилась к молодой девушке, в костюме ведьмы, за маской. В основном маски были на глаза, бумажные, дешёвые и легко рвущиеся, но Уолтерс, заправив прядь, выбрала огромную розовую переливающуюся маску. Она закрывала всё лицо. — Я возьму эту, — себе сказала Кристина, автоматически потянувшись за кошельком и достав пять долларов (тут всё по пять по долларов), отдала ведьме в чёрной шляпе. Та странно присела, будто поклонилась, и молча протянула маску, которую Уолтерс жадно схватила. Словно она хотела пить, а маска — стакан воды. — Что, появилось настроение? Отлично, Уолтерс. — Остин всё-таки дал дружеский подзатыльник, на который девушка не обратила внимания. Она надевала маску. — Дайте посмотреть вон ту, с разноцветными перьями. Скрывать светлые волосы не стоит. В парике она бы выглядела совсем дебилом; хотя дебилов тут с головами лошадей на головах полно. Достаточно маски, а по цвету волос он не узнает. Играла музыка, которую почти не было слышно из-за разговоров, окружавших, как четыре стены. Люди давили. Их объяснимое веселье раздражало. Если бы сейчас Кристина начала паниковать и вызывать нервный срыв, она бы привлекла внимание. Не дай бог Джареда... Бред. Поэтому она часто дышала и закрывала глаза, представляя себя на необитаемом острове. Что угодно, лишь бы не натягивать нервы, как струну. Не срываться. Всё ещё может пройти спокойно. В зале они заняли предпоследний ряд, и Уолтерс была этому бесконечно рада; ликовала внутри, а на возмущения Остина лишь постоянно кивала и поджимала губы, мол, да, блин, как же ты прав. Они тут тихо посидят часик и пойдут домой, словно ничего не случилось. Невероятно, но Кристине неинтересно видеть Дженсена и Мишу. В её интересах не увидеть Джареда. Которого она видит. Все хлопают; орут и визжат громче, чем в коридорах. Вскочили со своих мест, а Кристина осталась сидеть до тех пор, как Остин за локоть, но поднял подругу. Он там. В голубой клетчатой рубашке, джинсах, всё с тем же чёрным браслетом на руке и счастливой улыбкой. Её губы сами дрогнули в улыбке. Джаред Падалеки. Кто он? Кто из фанатов знает его, кроме Кристины? Кто знает его болезнь? Его глаза, когда он один? Его грустную улыбку, когда ему бывает невесело? Кто знает его гитару в углу гостиной? Кто знает его тихий и хриплый голос, когда он не хочет казаться навязчивым? Никто, кроме Кристины. И он по-прежнему тайна. В оболочке непонятно чего даже для него самого. Он весел. Он шутит и смеется так, словно ни о какой депрессии и речи идти не могло. Но он смеялся так, потому что умирает морально. Кто ты, Джаред? В чём твоя проблема? Почему ты прячешься? Иногда его взгляд устремлялся в конец зала, и Кристина, даже в маске, начинала прерывисто дышать и вертеть головой, когда взгляд задерживался дольше положенного. А как вообще положено? Ей нравилось смотреть на него, когда он задумывался. Когда вопрос задавали не ему. Когда Джаред тонул в своих неподъёмных мыслях; на своём непрочном бумажном кораблике, а сам гордо делал вид, что впереди суша и никто не умрет... Кристина знала. Она же психолог. Её работа — помочь ему. Ещё раз: кто бы помог ей? Остин кинулся задавать вопрос и, слава богу, не остался на своём стуле. Пришлось подойти поближе к сцене, а о своей подруге забыл. Нервничал, как и все остальные задающие вопросы. Руки потели. Язык заплетался. Кристина осталась сидеть на твёрдом стуле, одну руку держа на талии, а другой закрывая лицо. В маске. Да что с ней не так? Под конец ей даже полегчало. На смену «что будет, если он знает, что я здесь?» пришли «надо съездить к дедушке». Прекрасный знак! Прекрасная конвенция! И Остин выглядел как довольный психопат, и Кристина всё ещё не закопана под землю. Одна фраза дала Кристине пощечину, чей звон отдался в висках: — Наконец-то фотоопы. И Кристи почему-то застыла, не успела и встать. Его фраза проникла внутрь, в кровь, и растеклась ядом по всему телу. Кажется, девушку вновь потащили в неизвестном направлении, но она не ощущала себя здесь. Не ощущала своё тело. Астрал. Так же, как у Джареда. — Какие фотоопы, — слабо выдавила Кристина, будто не задавала вопрос. Интонация не вопросительная. — Обычные, — отстранено ответил МакАдамс, оттягивая майку (ему жарко) и выглядывая из очереди вперёд. — Когда эти черти успели набежать? — Я сегодня страшная, не буду фотографироваться. — В этой маске — конечно. Я бы увидел тебя ночью — обосрался. — Остин продолжал выглядывать и не смотреть на подругу. — Сними, нам же нужна фотография на память. Поставлю в рамочку и буду молиться! Фантастика. Кристина надеялась, что на внутренней стороне маске каким-то образом оказался клей, который приклеил маску к её коже навсегда. Пусть так будет, пожалуйста! Не надо портить вечер. Ну, вечер и карьеру Уолтерс. — Мне нравится маска, она удобная (в ней чесался нос, и не было кислорода), вообще не жмёт. — Ты меня потом благодарить будешь. — Вдруг Остин достал телефон из кармана джинс и принялся кому-то быстро, с лёгкой улыбкой писать сообщение. — Это вряд ли. Но бежать из очереди Кристина не стала, повторяя в десятый раз, что она слишком взрослая для подобных выходок. Сердце остановится, возможно, но Падалеки не узнает её голос, потому что Кристина будет молчать. И так и так она бы молчала, ведь Остин будет сам расписывать любовь к «Сверхъестественному», пока Джаред стоя не уснёт, а Дженсен не перекрестится. Помощь Кристи ему не нужна. А ей хотелось. Она любила сериал. Она смотрела сериал. И её интересовали актёры. Но сейчас Уолтерс ничего не ненавидела больше, чем конвенции каста «Сверхъестественное». Любовь растопталась. Смылась. Щелчок, и на замену пришла нетерпимость. От любви до ненависти один шаг, верно. В обратную сторону тоже работает. В очереди остались четыре человека, и Кристина сглотнула невидимый ком. Попыталась. Три человека. Кристина чувствовала себя преступником. Два человека. Кристина больше не знала, что её зовут Кристина. Один человек. А плиту я выключила? Закрыла ли дверь дома? Гараж главное закрыть. О, мы идём по ковру. Мило. Здесь тихо. Сколько света. Одни лампы. Впереди огромные камеры, видимо профессиональные. И фон красный. Мило. Джаред, Дженсен. Просто потрясающе. — Как я рад познакомиться, — начал пищать Остин и присел, пожимая руку каждому. — Вы вживую выше. — И руки у нас не железные вживую тоже, — пошутил Дженсен, а парень лишь рассмеялся и убрал руку к себе. Глаза светились, он весь светился изнутри и освещал комнату похлеще ламп. — Классная маска, — обратился к Кристине. — Спасибо! — тут же ответила. Взгляд магнитился к Джареду. Он стоял рядом, напротив, почти не зацикливал внимания на девушке, ведь ничего подозрительного не замечал. А пока она чувствовала себя в чужой коже. Чувствовала, что играет роль. Как Джаред ежедневно. Не только в сериале. — Снимай. Одним лёгким движением руки Остин стянул маску с лица; так быстро, что белая резинка, держащая маску, закрутилась в спираль, а волосы наэлектризовались. Похожа на тухлый и тоненький одуванчик. Ещё одно неловкое движение, и она разрушится... На лице Кристины — улыбка. А улыбка Джареда начала сползать. Может быть, он и не хотел не улыбаться. Не хотел выходить из роли, но, чёрт возьми, что ещё оставалось. Они смотрели друга друга, разрезая по кусочкам и изучая под микроскопом каждый. Допустим, я удивлен, — говорил его заледеневший взгляд. Прости, это не то, что ты думаешь. Это не я. Я фанатка, да, но не так... — говорил её мягкий и тёплый, не поддающийся его льду взгляд. Смотрели и пытались заново узнать друг друга. Ведь секунду назад они были незнакомы, а сейчас практически ненавидели себя и друг друга. Дженсен знал о психологе, но не знал кто. Остин знал о клиенте, но не знал кто. Кристина с Джаредом знали всё и... ...это проблема.