Эффект плацебо

Easy come never easy go I won't let you face the night alone I'm coming back

Ей казалось, что пол оборвётся вниз под её весом. Под весом мыслей, которые даже Кристина не могла в себе носить, не то что лифт. Она боялась прикасаться к чему угодно в этом лифте. Даже облокотиться на стенку и позволить голове отдохнуть, потому что здесь было так тихо, как бывает перед бурей. В любой момент могла налететь та самая буря. Поэтому Кристина не стала испытывать судьбу, потому что уже достаточно её испытала. Они долго смотрели друг другу в глаза на конвенции. Она бы отдала все деньги на какие-нибудь научные исследования, которые ставят эксперименты над очищением памяти, чтобы однажды влить вещество себе и Джареду и больше никогда не встречаться. Или только Джареду, чтобы Кристина помнила единственного пациента, с которым не нужно иметь дело. Она очень упрямая. Но Падалеки ломал стену, которую Кристина выстраивала долгие годы. Он разбирает кирпич за кирпичом. Никто, кроме него, так не делал. А он это делал из любопытства, без каких-либо других скрытых мотивов. То есть Кристина по его глупости сходит с ума? Из-за его любопытства она снова на грани, стоит на краю пропасти, а в пропасти — детство. Только бы не стать ребёнком. Двери с приятным звуком открываются, но Кристине хочется пнуть ногой этот источник звука. И пинать, пинать, пока не заболит нога, а затем ударить кулаком. Адекватное состояние её покидает. Таблетки перестают действовать. К счастью, она понятия не имела, откуда донёсся навязчивый «дзынь». Тишина. Она не давила. Она сразу раздавила, в одну секунду. Она заставляла Кристину чувствовать себя частью тишины, частью одного большего ничего. Она стоит в лифте с открытыми дверями и не выходит. Двери снова закрываются, и она срывается, встает в проходе так, что двери глючат и откатываются назад. Тогда она вздыхает и идёт вперёд. Джаред не отменил сеанс, заказанный ещё неделю назад. Он не записал ей сообщение. Не позвонил. Он оставил её разбираться с его молчанием самой, и она бы не пришла, но дедушка... Она ему обещала не бросать его. Так ты помочь хочешь или выполняешь обещание? Впереди дверь приоткрыта, и девушка застывает, несколько секунд смотря в эту щель, в которой был виден шкаф, освещённый ярко-голубым. Сегодня небо полностью затянуто облаками. У него красивый вид из квартиры, но этот вид не для Кристины. У неё вообще нет права открывать дверь, но она касается её тыльной стороной ладони и легко открывает, хватаясь взглядом за всё, что открылось перед ней. Она ждала выстрела в спину или в висок. Единственное, что сдавало её, — это шумное дыхание, поэтому Кристина перестала дышать. Паркет скрипел. Пол всё же провалится. Ей казалось, что с каждым её шагом скрип становился громче и Джаред всё же услышит её, выстрелит. Сколько можно этого ребячества. Кристина сжимает ремешок сумки крепче, до побеления пальцев, и доходит до гостиной. Здесь столько всего, что она не успела рассмотреть в первый и второй раз, но Кристина сейчас занялась не этим. Она впилась взглядом в его спину, словно пыталась удержать Падалеки на своём месте, пусть не оборачивается, пусть её не видит. Пусть кто-нибудь из них погибнет, и спектакль закончится. Всё слишком драматично для Кристины. Прости за недосказанность. Прости за то, что я не считала это ложью. Прости, что ты перешагнул через себя и рассказал, как у тебя дела, однажды. Однажды, Джаред. Больше никогда не рассказывай, я понимаю. Я тебе тоже больше никогда ничего не скажу. Он специально открыл дверь. Он слышал шаги. И он знает, чьи они. Кристина всё-таки сломала сеансы. Джаред рассматривал какие-то бумажки в руках, письма, счета, откидывал один за другим на маленькую тумбочку у дивана. Её взгляд нервно следил за падающими бумагами, которые весили не больше двадцати грамм, но Кристине их падания были слишком оглушающими. — Деньги на столе, — сказал он таким нейтральным тоном, будто разговаривал с доставщиком пиццы. Неужели он так сильно недолюбливал этого доставщика? Он даже не захотел к нему повернуться, не захотел заплатить лично и поблагодарить за услугу. Кристина не заслужила ничего из перечисленного. Взгляд безжизненно падает на столик в метре от неё, и она видит рядом с журналом, ручкой, каким-то банальным зелёным растением деньги. Там лежат шесть купюр, и её мозг отказывается считать, сколько денег он оставил и для чего. Мысли пульсируют, сердце бьёт их о стенки головы, и Кристине плохеет, плохеет... Сознание уходит. Она — скотина. Она чувствует себя скотиной, вором, лжецом, алчной проституткой и всем, чем Джаред назвал её, оставив деньги на столе. Ей плохеет. — Какие деньги? — Рука не отпускает сумку, она не чувствует пальцев. Они не её. Голос куда-то ушёл, проглотился. Она разговаривает с ним остатками. — За Вашу работу. Вашу застряло в горле и обещало вырваться из Кристины с остатками курицы на обед. Как отвратительно звучало, как больно било в живот, отнимая кислород. Джаред как-то сам предложил говорить на ты и сам же возвращает их к началу. Так холодно здесь у него. Окна, что ли, открыты. Сердце бьёт в грудь, она даже не пытается успокоиться. Её сейчас разнесёт на куски. Сеансы закончены. Твоя невероятная история с знаменитостью закончена. Уходи. Почему ты удивляешься? — С каких пор мы не на ты? — смелая и наглая в критических ситуациях. На сеансе она бы вздрогнула от подобного ответа. Падалеки не хочет говорить. Он хочет разбирать письма, чтобы хоть как-то отвлечь себя, занять себя, заткнуть крики в голове. — С тех пор, как я тебя не знаю. По сути, я и не знал тебя, — не знал, не знал. Кристина в мыслях бегом включает ещё не запылившуюся кассету в проигрыватель и смотрит каждую сцену: смотрит, как они сидят в кафе, а он не хочет отдавать ей блокнот; смотрит, как он заступается за неё, закрывает собой; смотрит на него у себя дома; на пробежке он учил её правильному дыханию; смотрит на них в машине, в его тёплой и прекрасной машине, в которую у неё никогда не было права садиться. — Все встречи — это просто... — он закусывает нижнюю губу с поддавленной улыбкой и смотрит в сторону, подбирая слова, — стечение обстоятельств. Я бы умерла без такого стечения обстоятельств. Какой же ты ледяной. Лучше бы умерла. — Я не хотела идти на конвенцию. Я не полная идиотка, — сглатывает она и чувствует слёзы в голосе. Говорит как маленькая обиженная девочка. Джареда это задевает, и он медленно поворачивает голову к ней. Тот же взгляд. Те же смотрящие на неё глаза, как и на конвенции. Так холодно. И дело вовсе не в открытых окнах. — Мой друг потащил меня туда и, — взгляд Кристины сворачивает с дороги и смотрит в другую сторону, — если я смотрю сериал, это не повод... — Повод, — выдыхает спокойно Джаред, бросив все письма на тумбочку. Он никогда на неё не смотрел, как на вещь. Как на самую отвратительную и ненужную вещь в доме, которую он никак не решался выбросить и вдруг решился. И теперь ему стало намного проще дышать. Кристина видит. Она психолог. Она знает эти взгляды и что они значат. Только психологов такое не задевает. А её задевает. И его задевает. Они такие нестабильные друг из-за друга. — Выкладывать личные фотографии, — он саркастично кивает головой сам себе и возвращает взгляд Уолтерс, — это повод не только для увольнения. — Какие фотографии? — Сердце пропускает один удар. Второй. Становится тише, чем было до этого. Джаред ей улыбается, усмехается, смеётся снова сам для себя: наверно, он находил забавным её попытки сделать невинное детское личико. Он обещал себе быть серьёзным, но тут никак. — Игры и удивления оставь для друзей. Это уже не смешно. Мёртвое душевное состояние отходит на второй план, а первый план усыпается вопросами. — Я не понимаю, что за фотографии, — она находит в себе силы повысить голос и выпрямить плечи, самой стать ледяной и серьёзной, привлекая к себе внимание Падалеки. Он не ждал от неё твёрдости, честно. Не ждал. — Ты не заметила толпу внизу? Джаред упорно на нее смотрит, пока она соображает с мыслями, оглядывается, открывает рот, дёргает головой. В общем, видела. — Это фанаты. А они там стоят, потому что знают, где я живу. Потому что инкогнито в интернете с именем «Кристина Уолтерс» выложил фотографии моей машины и адреса. — Её шея вытягивалась всё больше, и Кристина не представляла, какой человек мог так поступить. Какая сволочь. — Поздравляю. Хорошо сработано. — Я ничего не делала. — У неё ресницы быстро хлопают, мысли начали вырабатываться в ускоренном темпе. Ему уже плевать на её поток оправданий. — У меня не было плана тебя подставлять, — наглеет, наглеет. Перебивает. Общается, как с лучшим другом. — Зачем мне это? Зачем мне это, подумай. Пожалуйста. Игнорируй факты и вспомни меня. Вспомни то, что не так очевидно. Я — не очевидная. Джаред уже было развернулся и вздохнул, но теперь закрывает глаза и разворачивается. Ему всё равно, что говорит Кристи, что она сделает и что завтра-послезавтра нужно собирать шмотки и уезжать, если агент вообще найдёт нормальную квартиру. Всё равно. Он устал. Он хочет сесть, закрыть глаза и не спать, потому что он давно не может спать. Джаред разворачивается, и Кристина готова извиняться до утра, извиняться за того, кто это сделал. Ей плевать. Она становится слишком мягкой с ним. — Тогда ты отлично импровизируешь. — Он оставался весёлым, саркастично холодным и намеренно отталкивающим от себя. Он толкает — она стоит на месте. Он толкает ещё раз — она подходит ближе. Мир покидает её. Ещё секунда в его квартире — и она умрёт быстрее, чем думала. Всё хуже, чем казалось. Хуже. Её окунают в грязь и наказывают за то, что она не делала. Джареда не волновала конвенция. Он был просто нейтрально удивлён, но... Взгляд возвращается к деньгам на столике. Она так сильно хотела зарабатывать самостоятельно. Ей последний год каждую ночь снилась работа психолога и зарплата, которую она будет получать вне наблюдения дедушки. Но, если она возьмет эти деньги, она выкинет их. Обязательно. Поэтому она ураганом уносится из квартиры и закрывает дверь, прерывисто и громко выдыхая. Вдох-выдох, иначе срыв. Она бежит к лифту и не может найти кнопку. Рука несколько раз касается стены, а затем миллион раз нажимает на кнопку, и благо лифт был недалеко. Он тебе не поможет, он не поверит. Вы друг другу хуже, чем никто. Столько же раз Кристина нажимает на кнопку 1. Сумка висела где-то на пальцах, когда её затылок ударился о стену. Тело съезжает вниз, и руки опускаются на пол, как у мёртвого человека. Вы хуже. Ремешок был завязан между пальцами, потому что Кристина слишком долго его держала и накручивала. Дыхание не восстанавливалось, но она пыталась. Если она не попытается, её жизнь кончится. Ты хуже всех. Если она не спасёт себя хоть один раз, на этом всё. Забыла выпить таблетку — отвратительный день обеспечен. Любая деталь может довести её до белого каления. Любое не то сказанное слово в её адрес. Касание, которого она не ждала. Любая негативная эмоция — и ей конец. Дедушка был рядом, чтобы спасти и привести в чувства, но его нет. И она не может себе помочь. И больше не может помочь ему.