Власть

Эрин никогда не считала свою жизнь интересной. Вечно работать за компом, делая отчёты, сдавая документы, печатая ведомости… Было скучным занятием. Но Эрин старалась не жаловаться. В конце концов, жива, и на том хорошо. Хотя Эрин резко отличалась от вежливых и религиозных ирландцев (Конечно, англичан не касалось дружелюбие её семьи. И нации как страны в целом), она не была лишена дружелюбия и стремления помочь другим. Но музыкальные вкусы всё ещё не совпадали: пока её родственники восхищались Турлафом O’Каролом — она даже не была уверена, что правильно произносила имя арфиста, она восхищалась куда более… Агрессивными стилями. Например, Thin Lizzy, U2 она любила куда больше, чем Джона Филда или Эдварда Батинга. Это если брать исключительно ирландскую музыку. Хотя, и по поводу иностранной музыки часто случались конфликты. Никто в особняке, даже слуги, просто не переносили рок-н-ролл. Но как же звучал Литл Ричард в акустике её дома! Особенно «Rip It Up» на фоне «бледненьких» песен O’Карола. Но на этом всё то хорошее, что было в её национальной культуре, заканчивалось. Дальше были сплошные минусы. Её личные минусы. — Но с другой стороны, ты не пьёшь пиво в баре и не идёшь дубасить англичан, — так ей говорил Лекс Мур, ещё один коллега «по цеху» Эрин. Почему он так говорил? Лекс был англичанином. Эрин резко «выдернули» из размышлений странные звуки. И открытая дверь с улыбающимся Гошей. — Жуков? Ты что забыл за моей дверью? Ты либо входи, либо перестань улыбаться. Парень улыбнулся и зашёл, не переставая улыбаться. — Слуша-а-ай, — он протянул последний слог, так улыбаясь, что Эрин кожей почувствовала — что-то не так. — Кароч, помоги. Мне нужно уйти. Всего на пять минут. В магазин. За игрушкой… Эрин подавилась чаем. — Куда? Гоша устало вздохнул. — Дочь родилась. Ну помоги, прошу. Эрин поставила чашку на место — от греха подальше, — вдруг она что-то ещё нового узнает о жизни «Гоги». — Иди. Я отмажу, если что. — Гоша радостно обнял Эрин и побежал к двери, попутно разнеся коробки с бумагами. — Кстати, что это за звук был, не знаешь? Гоша остановился в проходе, замерев на месте. — А… Это. Кого-то ловили. По-моему, того парня, что обозвал свою начальницу «жирной проституткой». Или что-то в этом роде. Узнали, наверное. И, да. Моя фамилия — Василевский, а не Жуков, — коллега был уже в дверях. — Спасибо ещё раз. Пока! Эрин помахала коллеге. Она хотела бы продолжить работу, но… — О'Нейл! Почему у тебя нет на месте одного работника? Эрин даже не пришлось голову поднимать, чтобы понять, чей этот истеричный голос. — Он отошёл на несколько минут. Скоро вернётся. Паулина фыркнула. — Знаю я, куда он пошёл. Опять игрушки своим деткам покупать, да? Эрин посмотрела в глаза «даме». — Гапон-Новых, я сказала тебе: он сейчас подойдёт. — Паулина презрительно посмотрела на неё. — Кроме того, что ты здесь делаешь? Это мой отдел, а не твой. — Послушай, О'Нейл. Помолчи, будь добра, в сторону более высокого чина. Я элита, Эрин. А ты — рабочий. Замолкни, иначе я тебя сдам «матушке», а ты знаешь, как она ко мне относится. А как к тебе. Эрин убрала руку со стола и поправила волосы. — Теперь послушай меня, Паулина Гапон-Новых. Мне всё равно кто ты, откуда ты и какого ты чина. Ты в моём отделе. Твоя юрисдикция, если это можно так назвать, не распространяется дальше твоих рабов. На нас она не распространяется даже минимально. Вот когда ты достаточно поспишь со своим «папиком» и он женится на тебе, тогда ты будешь средней элитой. А пока — иди отсюда. Паулина развернулась на каблуках, не забыв при этом прожечь дыру в Эрин взглядом, и ушла, хлопнув дверью. Эрин устало откинулась на стул. Она нагрубила кому-то свыше. Впервые. «Мне попадёт, если у она расскажет. Но зато я сделала то, о чём давно мечтала». — Эрин поглядела в окно: полицейские увозили труп мужчины. Эрин не стала смотреть на пятно, расползающееся на рубашке мужчины, когда его одежду забирали. Она даже оглядела кафе рядом: оттуда она явно услышала песню Фрэнка Синатры. «Это был счастливый год? Что ж, у убитого парня не очень. О, эта ужасная тирания большинства! — Эрин отвернулась и продолжила пить чай. — Рей Бредбери, «451 градус по Фаренгейту»

***

Гоша мчался на всех парах к жене в больницу. — Дорогая, уже еду. Он застыл, когда услышал не голос жены. — Увы, Ваша жена умерла. Мне очень жаль. Холодный голос медсестры пробрал Гошу. Он не хотел верить в худшее. — Мой сын, он где? Как моя новорождённая дочь? Что с ними? Холодный голос в трубке уже не звучал. Но гудки для Гоши были, как ножи в спину. Он прибавил газу. Доехав до больницы, выскочил и побежал в белоснежную дверь. — Девушка, тут у вас моя жена рожает… Василевская, Марта. Девушка прошлась по списку глазами. — Палата 305. Мне очень жаль Вашу жену. Василевский кинулся в палату. Открыв тяжёлую дверь, он увидел кровь. На кровати лежала его жена. Полуживая, она истекала кровью. Врачи просто стояли рядом. Под кроватью, едва заметный, лежал пистолет. — Помогите ей. Кто-нибудь! Что происходит?.. Медсестра жалостливо посмотрела на него. И тут же отвернулась. — Сэр, ваша жена мертва. Мы уже не можем ей ничем помочь. — Но тут пистоле… Гоша упал. Чёрная куртка стала темнее, а кукла, что он нёс в руках, выпала из рук. — Мёртвое должно оставаться мёртвым. Медсестра взяла куклу и отдала её младенцу, плачущему в кроватке. Она посмотрела на мальчика около кровати. Тот спал. Только вот он уже не проснётся.