Огненная гвардия

— Капитан, разрешите обратиться! По приказу Владыки Мелькора, командующий панцирных войск, командир первого воздушного отряда лейтенант Анкалагон в ваше распоряжение прибыл! Жду дальнейших указаний. Готмог поднял глаза и внимательно оглядел замершего перед ним юношу. Заостренные черты лица, гибкое, стройное тело, затянутое в черный мундир. Только на запястьях да на шее из-под тесного воротничка выглядывали бледно-серые чешуйки, напоминая об истинном облике юного создания. Хоть он и вытянулся в струнку, ясные глаза из-под угольной челки блестели с вызовом. Драконы… После того, как погиб Глаурунг, командующим назначили этого мальчишку. Однако панцирные войска были отдельной боевой единицей, и балрогам не подчинялись. С их появлением ревность запустила свои жгучие ледяные когти в сердце Готмога, хоть он и стыдил себя за глупые, неподобающие чувства. Если Владыка создал себе новых слуг, это вовсе не значит, что балроги, верная старая гвардия, не оправдали его надежд, разочаровали или в чем-то подвели его. Все они — и Гортхаур, и орки, и волколаки, и драконы — все соратники в нелегкой борьбе, все стоят на службе Владыки. Дело Мелькора — наше дело, и каждый должен сделать все возможное, чтобы приблизить окончательную победу Ангбанда. Тьма и Пламя! С Анкалагоном же следовало прояснить щекотливый вопрос… Командир первого воздушного, хмыкнул Готмог, вспомнив как отрекомендовался лейтенант. Хорош воздушный отряд — Анкалагон был единственным бойцом в нем, да и он, сколько помнил Готмог, совершил полтора тренировочных полета, и все неудачно. Летать он пока еще не умел. Видимо, мнение о талантах прикомандированного лейтенанта отразились на лице балрога, и Анкалагон вытянулся еще сильней и поджал тонкие губы. Этого сопляка следует поставить на место, и немедленно, подумал Готмог. Он слишком высокого мнения о своих талантах. Кто бы спорил, мальчишка и правда умен не по годам, но если армия Севера не будет строго подчиняться единому руководству, штурм Гондолина будет провален. Чтобы драконы сыграли свою роль в предстоящей битве, их командир должен беспрекословно выполнять приказы главнокомандующего. Капитан балрогов кивнул юному дракону. — Хорошо. Жду на совете завтра, там и ознакомишься с планами. А сейчас — не хочешь размяться? — Как вам будет угодно, капитан, — это прозвучало довольно натянуто. — Это не приказ, а приглашение, — улыбнулся Готмог. — Хотя тебе, наверное, непривычно будет сражаться в таком… э… виде? Анкалагон сверкнул глазами, на бледной коже проступил нежный румянец. Мальчишка так чувствителен даже к самым невинным насмешкам? — Бой — всегда бой, — холодно ответил он, и балрог едва сдержал улыбку. Приятный сюрприз. Однако, парень прав! По пути к тренировочному залу оба командира едва обменялись парой-тройкой вежливых фраз. Готмог вспомнил, как видел Анкалагона на полигоне после одной из неудавшихся попыток взлететь. Огромные крылья неуклюже тащились по песку, он никак не мог собрать их, и от досады за неудачу, а может просто от боли, плевался огнем, поджарив полдюжины орков. Однако уже на другой день дракон вернулся к тренировкам. В зале Анкалагон заметно оживился. Устремившись к стойке с оружием, вместо обычного деревянного он выбрал легкий стальной меч с затупленным острием. — Вы не против? Я привык тренироваться с железом, не люблю… ненастоящее. Готмог едва не засмеялся от восторга — он и не ожидал увидеть в драконе такого отчаянного противника. Только бы юноша не переоценил свои возможности. — Ты часто тренируешься здесь? — спросил он, взяв себе меч. — Иногда, — коротко ответил дракон. Скоро он отучится водить носом, усмехнулся про себя Готмог. Но в одном Анкалагон был прав: бой — всегда бой, скорость, реакция, дистанция важны, не важно с крыльями ты или нет. Чувство противника. В бою раскрывается сердце, и Готмогу не терпелось посмотреть, с кем ему предстоит сражаться бок о бок в предстоящей битве. Они не стали надевать доспехов, Готмог скинул мундир, но Анкалагон не расстегнул даже верхней пуговицы. Подняли мечи в салюте и… Не было ни обмена ударами, ни пробы соперника, как ожидал балрог. Анкалагон ринулся вперед стремительно и зло, словно командир балрогов успел ему лично чем-то насолить. Острие было нацелено точно в сердце, и попади оно в цель, пробило бы тело навылет. Дракон и не думал ослаблять удар. Хорошо, подумал Готмог, успев мягко отвести клинок и уклониться. Намерения были объявлены честно, теперь надо ответить. Бой есть бой, нельзя бить вполсилы или обходиться недомолвками. Балрог бил сильно и точно, но Анкалагон умел увернуться, выскользнуть даже из самой безвыходной позиции. Дракон не останавливался ни на миг, о том, чтобы перевести дыхание, не было и речи. В каждом движении дракона была злость. У Готмога было достаточно силы, опыта и благоразумия. Он напомнил себе, что собирался проучить зарвавшегося юнца, а не убивать его. Однако движения обоих бойцов становились все более резкими, все меньше оставалось сил контролировать удар. Готмог задел запястье дракона, но железо только лязгнуло, соскользнув с чешуи, а Анкалагон, заметив, ринулся в атаку с удвоенной яростью. Ни страха, ни расчета, только черная злоба веяла от дракона. Над плечами балрога поднимались язычки пламени — при крайнем напряжении сил сквозь фана просвечивала его истинная сущность, Багровое пламя. Но фигура дракона оставалась лишь гибкой скользящей тенью в обтягивающем черном мундире. Только сойдясь вплотную Готмог ощутил на своем лице палящее, гибельное дыхание, знак того, что и драконы тоже порождения огня. Он пропустил удар, тут же ответил и не рассчитал. Меч попал под ребра юноше, и тот упал, скорчившись на полу. Такой удар острым оружием означал бы смерть. Готмог наклонился к дракону, но тот кивнул, показывая, что с ним не случилось ничего страшного. И признавая свое поражение. У самого Готмога по белой рубашке расползалось алое пятно — тупой клинок оцарапал внутреннюю сторону плеча. Балрог усмехнулся и протянул напарнику руку. Анкалагон взглянул ему в лицо, и теперь взгляд изменился, застывшие надменные черты словно отмерли, глаза оживились, и в них блеснула боль и отчаяние. — Хороший бой, благодарю, — сказал Готмог. — Спасибо! — ответил юноша, сейчас в его голосе был не лед, а жар. Чувства, скрытые под холодной маской, наконец выплеснулись наружу. — Спасибо, капитан, мне стало намного легче, — неожиданно добавил он. Удар оказался достаточно сильным, и Готмогу пришлось придерживать его за локоть. Заметив, что юноша оттаял, он решил продолжить разговор. У себя в кабинете он усадил дракона на стул, налил в таз воды и достал чистой ветоши. — Ты отличный боец, — балрог похлопал юношу по плечу. — До сих пор мне не приходилось драться с драконами — Глаурунг редко вылезал из своей пещеры, мы были мало знакомы. Анкалагон издал странный звук, похожий на вздох или всхлип, и Готмог было испугался, что рана оказалась серьезней, чем он предполагал. — Ты до сих пор переживаешь его смерть? — догадался он. Дракон молча кивнул. — Он был могучим воином и хорошим командиром, — сказал Готмог. Он не любил угрюмого и мрачного Глаурунга, и страдал от того, что внимание и любовь Владыки достаются дракону. Однако он умел отдавать должное даже своим соперникам. — Да, да! — горячо воскликнул юноша, и балрог заметил, как глаза его заблестели. — Он был для нас — всем! Эти слова задели командира балрогов, однако он с удовлетворением отметил, что усилия не пропали даром, его будущий подчиненный невольно раскрылся перед ним. Но когда он протянул руку, чтобы расстегнуть мундир и осмотреть рану, юноша вздрогнул и отпрянул, вжимаясь в спинку стула, прикрывая живот руками. — Н-не стоит. Владыка Мелькор учил меня никому не показывать свои уязвимые места, — пояснил он в ответ на удивленный взгляд. Готмог на миг задумался. — В предстоящей битве я — твой командир, — наконец сказал он немного жестче, чем хотел, — и я должен знать твои уязвимые места. Для того, чтобы знать, могу ли я на тебя положиться. И чтобы суметь прикрыть тебя, — чуть мягче добавил он. Дракон расстегнул мундир и черную шелковую сорочку. Поджарый мускулистый живот юноши покрывали совсем светлые, мягкие чешуйки, более нежные, чем обычная кожа. Под ребрами алела большая ссадина, кровь пропитала темную ткань одежды. Готмог бережно промыл рану и приложил чистую тряпицу. Для духов огня или драконов это мелочь, но… — Теперь помоги мне, — попросил Готмог, снимая рубашку и протягивая руку. Особой необходимости в помощи дракона не было, но — доверие за доверие. Анкалагон быстро и умело промыл царапину и перевязал рану. …Спустя полчаса Готмог доставал из ящика уже вторую бутылку. Щеки дракона и даже кончики тонких заостренных ушей порозовели от выпитого вина. Анкалагон с воодушевлением поддержал разговор о предстоящем штурме. — Как удачно получилось с этим гондолинским принцем. Мне только жаль, что не удалось присутствовать на его допросе, — на последних словах его глаза блеснули, а тонкий язык невзначай смахнул рубиновую каплю с губ. — Ничего интересного, — пожал плечами балрог. — К тому же, о расположении Гондолина было известно и без него. На лице юноши так непосредственно отразились недоверие и детская обида, что Готмог невольно улыбнулся. К разведданным у юного дракона, конечно, доступа не было. — Гораздо любопытней был человек, Хурин. Он тоже в конце концов сыграл нам на руку. — Расскажите про него, — Анкалагон вдруг хищно подобрался, глаза полыхнули ненавистью. — Я заметил его во время боя. Меня давно мучил вопрос, что представляют собой смертные, особенно в сравнении с квенди. Этот по силе не уступил бы лучшим из них. А уж по упорству… — Вы сами допрашивали его? — на лице юноши была видна внутренняя борьба: он жаждал подробностей, но, даже в легком опьянении, стеснялся выдать свои истинные чувства. Готмог про себя отметил столь пламенный интерес к работе с пленными. Это могло пригодиться, тем более, что, как он слышал, драконы имели непревзойденный дар убеждения более слабых духом. — Приходилось, — балрог совершенно искренне поморщился. Ему-то работа дознавателя не приносила ни капли удовольствия и казалась одной из самых неприятных и грязных обязанностей. Однако ее, как и любое другое распоряжение Владыки, он старался выполнить безупречно. — Физически смертные слабее квенди, поэтому перед допросом он долго пролежал в лазарете. Я наблюдал, как выздоравливает мой пленник, и мы разговорились. Он был готов к пыткам и не надеялся выжить. — Мучительная смерть — признание доблести врага! Это была бы честь для него, — с легкой хрипотцой выдохнул Анкалагон. — Ха! Что-то подобное ему сказал и я. И знаешь, что он на это ответил? Он засмеялся мне в лицо. «Доблести? Хочешь и я твои заслуги признаю? Хотя больше, чем по морде дать, ты не заслужил!» — так он ответил мне. — Наглец, — Анкалагон вспыхнул и едва не вскочил с места. — Жаль, что там не было меня, я бы… Ах… Юноша вовремя остановился и потупился, однако, кулак, стиснутый до побелевших костяшек, его выдал. — Хурин все время смеялся. Пока мог. Интересно, таким ли был его сын, как его… — Готмог задумчиво постучал пальцами по столу. — Турин. Этого гаденыша звали Турин! — сквозь зубы прошипел Анкалагон. — Ненавижу! Простите, капитан, — юноша прикусил губу. — Мог бы я попросить? Когда будут еще пленные, я хотел бы с ними поработать. Вы увидите, у меня получится. Готмог отпил из бокала. До сих пор он видел такую неуемную жажду истязать живых существ, такое искреннее наслаждение чужими страданиями только у Гортхаура. Но погоня за удовольствиями плохо совместима с работой, поэтому допросы Владыка обычно поручал балрогам. Увы, кровожадности юного Анкалагона придется поискать другое применение. Однако разочаровывать его раньше времени Готмог не стал. Таким — воодушевленным, с горящими глазами — Анкалагон ему нравился гораздо больше. То, что юноша страдает, переживая смерть Глаурунга, это даже хорошо. Боль превратится в ненависть, а ненависть дает силы. Это надо использовать в предстоящей битве. Он будет одним из лучших воинов Владыки Мелькора, драконы не оставят от Гондолина камня на камне. Панцирные войска пойдут за своим командиром, а тот будет безоговорочно подчиняться главнокомандующему. Ведь будет? Готмог разлил остатки вина и внимательно поглядел на юношу. — За победу, — сказал он, вставая. — Слава Владыке Мелькору! Тьма и Пламя! — Слава! — Анкалагон вскочил следом, с юношеским восторгом, с искренней преданностью глядя на командира балрогов. — Смерть в огне!