О чем поет вереск

Мидир наслаждался утренним покоем: его не звали на поле боя трубы, не ждали новые гости, не тревожили кошмары будущего. Он устроил ладони на округлившемся животе Этайн поудобнее, чтобы самый маленький ши не пинался, не тревожил маму. Мысли прыгали подобно игривым волчатам. Мир теней, брат, хрусталь, дымный ши… Все это было передумано за ночь много раз. Было что-то еще, что-то, отложенное на потом. Беседа Хранителя и Этайн! Явная ложь не могла остаться безнаказанной, что-то наверняка изменилось в мире… Серый огонек души Хранителя горел в одном из переходов непривычно слабо. Мидир, моргнув, присмотрелся получше, не веря своим глазам: старый маг угрожал ножом. Да кому! Начальнику замковой стражи! Алан, явно не в первый раз переводя взгляд от ножа к лицу собеседника, пятился назад, пока не наткнулся спиной на черный камень. — Простите, уважаемый Хранитель, произошло недоразумение. Вы снизошли до разговора со мной впервые, и мы как-то сразу перешли на язык угроз. — Не заговаривай мне зубы! Как ты переманил волка?! — Я? Волка? Алан открыл и закрыл рот, видимо, проглотив что-то вроде: «Откуда вы такой выпали и что за чушь несете?» — Иначе я лишу тебя всей твоей крови, — продолжил старый маг, потрясая ножом над головой Алана. — Всей! Безродная шавка! Пожалуй, столь эмоционального тона от Хранителя Мидир не слышал ни разу за три тысячи лет. На безродную шавку Алан и не думал обижаться. — Вы угрожаете мне ножом? — он вычленил из всего обрушенного на него потока понятный предмет. — Погодите, позвольте, уважаемый Хранитель, вы угрожаете ножом мне?! Быть может, вы не заметили в силу вашей занятости, но я начальник замковой стражи. Алан для пущей убедительности приложил свободную руку к своей груди, будто представляясь впервые. Повторил внятно, раздельно и подчеркнуто мягко: — Я начальник замковой стражи, защитник этого Дома. — Отдай мне поводок, иначе никакой замок тебя не спасет! Волчья голова сбоку от Алана оскалилась, и тот не глядя потрепал ее по макушке. Происходящее было странно. Хранитель пытался вытребовать у Алана поводок? Но ведь Хранитель и есть владелец поводка, дрессировщик и хозяин замка. Мидир никогда не вникал в эти тонкости, знал лишь, что есть кому присмотреть за излишне живыми проявлениями характера Дома Волка. — Мне кажется, я должен повторить еще раз, — Алан вздохнул, — мы неправильно друг друга поняли. Никаких поводков у меня нет; о чем вы говорите, мне невдомек; зачем вам моя кровь, я тоже не могу осмыслить, но проливать чью-либо кровь без дела не люблю. Прошу вас, объяснитесь. Мы, простые волки, иногда нуждаемся в простых объяснениях. И принялся перебирать каменные прядки за ухом звериной морды. Та вывалила язык, посмотрела снизу вверх на Хранителя и дернула носом, пытаясь уловить, что происходит и надо ли вмешаться. Мидир поймал себя на мысли, что ощущение замка стало необыкновенно ясным, как будто зверя выпустили из клетки. И что его Алан умеет не только быть тихим, но и договариваться — или хотя бы пытаться это сделать. Хранитель замер на мгновение, а потом продолжил яростно: — Не понимаешь, да?! А вот это? Как ты объяснишь вот это?! Длинный палец с ясно выделяющимися суставами указал на голову зверя. Волк зарычал, Алан руки не отнял. Ответил очень устало, вряд ли успев передохнуть нынешней ночью: — Как я объясню что?.. Что уложил руку на голову волка? Это не преступление, как бы плохо вы ни относились к данному факту. Сообщаю вам это как лицо, ответственное за порядок в замке. Ничего преступного нет в поглаживании каменной головы, торчащей из стены долгие годы и никому особо не нужной. — Ах-ха! Так ты все-таки меня понимаешь! Волчий король насторожился: в глазах Хранителя блестела смерть. Мидир прикрыл Алана от любой, самой изощренной атаки, но щит остался невостребованным: по краю ауры Хранителя магия шипела и плевалась, будто разогретая в чанах смола, а до Алана не долетали даже брызги. — Верни! Верни мне поводок! Мне он нужен! — и старый маг все-таки попытался ударить высоко поднятым клинком. Тут Мидир был спокоен. Начальник замковой стражи сражаться умел лучше многих. Алан перехватил руку старого мага, не убирая ладони с головы каменного волка. — Уважаемый Хранитель, ваш нож нельзя заподозрить в тупости, а вот один из нас, определенно, что-то упускает. Волк из-под руки Алана взрыкнул одобрительно. Хранитель попытался испепелить начальника стражи яростным взглядом, а когда не вышло, выпустил нож в надежде, что отточенное лезвие упадет и пробьет Алану шею. Тот отшатнулся, придерживая руку старого мага, и нож прозвенел по каменному полу. — Сейчас я вас отпущу, а вы мне объясните, что за поводок вам нужен и почему именно от меня. На лошадях я не катался лет двадцать, и если вам нужны они — добро пожаловать в конюшни. Я распоряжусь, и вам предоставят не только упряжь, но и самых резвых лошадок. Если, конечно, вы и там не начнете беседу, размахивая ножом. Лошадки не волки, могут и лягнуть. Мидир усмехнулся, припомнив встречу в Верхнем как раз около двадцати лет тому назад. Похоже, там Алан за его спиной на лошади и покатался. Хранитель хранил гордое молчание. Алан перевел дух и продолжил: — Если вы говорите о волках, то волков вокруг много. Тут, к примеру, это вы и я. А что касается прочих тварей, коих можно держать на поводке, то это на поле боя, милости прошу к галатам. Алан шутил на свой занятный манер, только Хранитель никогда не был ценителем остроумия. — Ты думаешь, я не найду на тебя управы?! Я еще возьму поводок в свои руки, и тогда ты пожалеешь! — Я уже жалею, — тяжело вздохнул Алан. — Очень жалею, что повернул в этот коридор. Вас это не удовлетворяет? Начальник замковой стражи тревожился за кого-то, ему нужно было вернуться к лекарям, затем найти советника и убедиться, что с королевской семьей все в порядке — Мидир прочитал это на поверхности усталого сознания своего волка. И уже готов был вмешаться, как услышал привычно ледяной голос Джареда: — Какие занятные вопросы обсуждаются в коридорах Черного замка ранним утром! Начальник замковой стражи. Хранитель, — два коротких кивка. — Благого утра всем и каждому. Что и кого не удовлетворяет в данной ситуации? Удовлетворения обычно просят на дуэльной площадке, но Алану драться запрещено. Старик поджал губы, вновь прожег Алана взглядом, и Мидиру стало ясно: если бы магия была при нем, убил бы. Но магии нет, она шипит бесполезным фейерверком по краю ауры. Мир вернул Хранителю его ложь и взял плату за многовековое презрение к младшим, в частности, короткоживущим. Старик не погнушался солгать Этайн, но ложь королеве волков, полной силы, любви и магии, несущей в себе новую жизнь, дорого обошлась ему. Той ценой, заплатить которую страшно каждому магу. — Я ухожу, советник, — короткий оскорбительный поклон Хранителя. — Приберегите ваше красноречие для тех, у кого своих мыслей нет, а чужое добро есть! Ваш ручной волк еще вам покажет! Вернее, поклон вышел бы оскорбительным, если бы не был исполнен впервые. Джаред приподнял светлую бровь, провожая уходящего взглядом; затем, подняв двумя пальцами клинок, приблизился к Алану. — И что это было? — Веришь, нет, не скажу под страхом смерти. Чего бы он от меня ни хотел, оно как-то связано с поводками, волками и каменными головами. Ты случайно не знаешь подобного краеугольного предмета? — Разве что замок, — Джаред поднял светлую бровь. — А что не так с каменными головами? — Мне кажется, все так! — Алан прислонился затылком к стене, а потом присел на корточки и снова потрепал голову волка за ушами. — Скажи же, в порядке? А?.. В порядке? Каменный барельеф довольно сощурился. Советник посмотрел на возню живого волка с головой каменного, а потом выдохнул словно бы облегченно: — Так ты говоришь, он требовал у тебя поводок? И упоминал волков? И грозился смертью? — Ну да, только у тебя это звучит немного более связно. Совсе-е-ем немного. — начальник стражи посмотрел на Джареда, не переставая почесывать каменный загривок. Если бы у этой головы имелось тело, хвост уже образовывал бы воздушные завихрения. — Наш полоу… наш досточтимый Хранитель соизволил заметить меня, — Алан пожал плечами. — Никогда не чувствовал себя столь странно! Разве что, когда забыл свое имя. — Скажи мне, Алан, а ты никогда не сталкивался со странным поведением голов? Что-то особенное не припоминаешь? Начальник замковой стражи задумался, поглаживая каменную шерсть. — Теперь, Джаред, когда ты спросил… Это забавно… Когда я прибыл, я был такой дикий, ты помнишь, все оглядывался, казалось: смотрят, ищут, заберут! Алан словно застеснялся себя тогдашнего. Джаред, почти не напоминая холодного советника, поднял уголки губ вместо ответа. Ему явно приятно было вспомнить Алана. Пусть дикого, но уже тогда — Алана. — И вот я все оглядывался, а в одном коридоре наткнулся на такие же головы. Знаешь, они торчали напротив окна в срединном переходе, где солнечно почти весь световой день. И мне показалось — просто показалось! — что головы устали щуриться против света. Начальник замковой стражи усмехнулся опять, как будто извиняясь за себя. Джаред слушал внимательно, не собираясь перебивать; у Мидира тоже прорезался живой интерес. — Я задернул окно портьерой и закрепил поплотнее. В переходе ничего не изменилось. Страже было удобно ходить и дальше, а вот тем двум головам не приходилось щуриться. — И почему ты это запомнил? — Потому что они заулыбались! Не знаю, как это объяснить, — Алан покачал головой, покрутил свободной кистью в воздухе, второй продолжая наглаживать каменного волка, — как будто им очень полегчало. А с ними полегчало почему-то и мне. Но это все глупости! — Разумеется, все это глупости, — произнес советник, глядя на умильно щурившуюся каменную морду. Мидир хмыкнул, сменил зрение, поймал убегающего Хранителя… Черный шипастый поводок, прежде стягивающий его запястье, пропал. Зато мягкий синий шнурок теперь обматывал руку начальника замковой стражи — и тянулся к самому центру волчьего Дома. Судя по поведению каменных голов, Черный замок принял нового хозяина, даже если на этот счет и существовали какие-то иные ритуалы. — Джаред, я видел. Что скажешь? — позвал Мидир. — Замок сложная и непонятная штука, — прикрыл ледяные глаза советник. — Мог и взбеситься, если Хранитель охаживал этой мерзкой железкой. А он любил общаться с Не-сущими-свет. Не удивлюсь, если друиды мимоходом науськивали, лелея его величие. Так что хорошо, что наш замок выбрал Алана. Тогда Алан защитил его, пусть и от солнца, а когда вожжи выпали из рук Хранителя, замок перекинул их на начальника стражи. Вы ведь доверяете ему, мой король? — Как немногим, Джаред. Как немногим. Две недели пролетели как один день. Черный замок, в последнее время сотрясаемый происшествиями, как обезумевший сверх меры неблагой — бесконечными обращениями, понемногу возвращался к спокойной жизни. Мэллин поправлялся, хоть магию пока не вернул. На второй день после ранения дразнил всех, до кого мог дотянуться, потом заставил струны своего кларсаха петь и плакать. Затем притих, бинтовал бок и лечил покалеченные ребра обычным путем, без примеси волшебства, а значит, долго, а значит, болезненно. Рана кровила, гноилась, затягиваться не желала, словно в отместку за исцеленные кисти. Лианна извела солнечное волшебство на тяжелораненых волков и неделю пролежала не вставая. Этайн, неожиданно обнаружившая себя беременной, пришла в чувство тоже не скоро. То плакала по пустякам, то смеялась невпопад, то просила среди ночи какие-то невозможные блюда вроде склизких улиток, салата из одуванчиков или вяленого мяса с вареньем и селедкой. К невероятному облегчению Мидира, Воган никак не выражал недовольства на подобные ночные требования. Джаред выжег все следы чужой магии, что мог найти, но ходил неспокойный. Фордгалл держал дружелюбный нейтралитет. Утром приходил в трапезную, раскланивался со всеми, а затем допоздна шагами мерил свои покои, явно поставив себе новую цель и теперь измысливая способ половчее к ней подобраться. Алан, пропадавший среди лекарей, едва держался на ногах. Мидир пришел к выводу, что, если бы не помощь замка, Алан тоже слег бы вслед за Лианной на какое-нибудь неприличное для взрослых волков время. Королю волков приходилось напоминать себе о его существовании. Молодой начальник стражи объявлялся, когда в нем нуждались, так же волшебно исчезал, когда необходимость в нем пропадала. Словно стирал даже память о себе или научился открывать порталы в Черном замке. Не магией, которую Черный замок не слишком любил, а каким-то иным образом. Сам Мидир, изведя всех тайных врагов, вернул себе силу, почти равную той, что была у него до прихода галатов. Выставил на месте девятой стены мощный, невидимый щит, через который не проникали даже птицы. Не желая воевать более с народом его жены, запретил кому бы то ни было выходить наружу. Еды и питья в Черном замке имелось вдоволь: горшочек варил на всех, а вода, вино или эль из Золотого Кувшина могли литься бесконечно, только наклони и попроси, чего желаешь, хотя волшебные блюда уступали во вкусе приготовленным, о чем не уставал ворчать Воган. Погода перестала соответствовать сезону. То сыпала дождем и снегом, то дарила радугу и цветы. Владыка Светлых земель, ограниченный ныне стенами Черного замка, был уверен: галаты уберутся сами. Магией от них не пахло совершенно, серое облако сначала припало к земле, а затем и вовсе растворилось. Механесов почти не осталось, как и силы для их восстановления. Побоявшись за благие елки, а более — за оставшихся без забав верхних, Мидир навесил на вековечный лес заклятие неощутимости: он пропал как для друидов, так и для галатов на полгода — а то как бы самим волкам не остаться без своего изумрудного сокровища. Этайн вышивала, общалась с Лианной. Мэллин скакал вокруг зайчиком, предупредительным и неотлучным, но по большей части королеву занимал именно Мидир. Разговорами, прогулками, рассказами, чтением книг и даже песнями, чем приводил Этайн в неописуемый восторг. Легким необременительным колдовством Мидир то заставлял цветы рассказывать о своих мечтах, то поднимал из ниоткуда вихрь розовых лепестков. Он расстилал вокруг пейзаж Светлых земель столь реальный, что она захлебывалась от восторга, то погружаясь в теплую лечебную грязь Долгих озер, то проплывая по Айсэ Горм, то любуясь ковылем в бесконечной степи. Однако тревога не покидала Мидира. Галаты молчали. День, два, неделю, месяц. Даже перестали приближаться на лошадях к самой границе замка, чтобы пустить пару стрел или выкрикнуть пару фраз про лохматых лесных обитателей, которые зачем-то живут в городах. Суровые волки не могли сдержать улыбок. Назови зверя зверем, он не обидится. А кто обидится, тот себя и свой род принизит. Родом, шедшим от праматери-волчицы и всеотца-мага, соединившихся под предвечными звездами, гордились все обитатели волчьего Дома. Мидир все же несколько раз пытался знаками со стены привлечь внимание Эохайда: если не договориться, то хоть узнать его планы. В итоге, не получив ответа, назначил для себя и постарался донести до друидов последнюю дату — три месяца. Если галаты не уйдут, волки их выкинут сами. А пока решил радоваться тому, что есть. Присаживался рядом с Этайн, клал ладони на живот, говорил с маленьким, и ему казалось, что тот отвечает. Этайн плакала и очень осторожно начинала верить, что Мидиру нужен ребенок. На прогулках в саду проводила пальцами по головкам роз — и они раскрывались ей навстречу. Лианна только диву давалась: подобная магия была под силу лишь детям солнца. Жизнь текла неторопливо, прерываемая мелкими тревогами, под спудом тревоги великой — что-то назревало! — и все же оставалась полной счастья… — Как же я соскучилась по маме, — как-то пожаловалась Лианна на вопрос Мэллина о Доме Солнца. В глазах на мгновение потемнело, Мидир не поверил, ощутив знакомую боль, сдавившую виски. Окно размером со взрослого ши распахнулось в трапезной. — Мама? — удивленно воскликнула Лианна, привстав и ухватившись за Джилроя. Мидир прищурился, как и все волки. Слишком слепила королева Солнца. — Мама, прости, но я… — виновато прошептала Лианна, а Джилрой прижал законную супругу к себе, словно пытаясь защитить даже от родной матери. Мидиру пришло в голову: будь жив Джаретт, ему самому пришлось бы закрывать собой Этайн. С древними королями всегда было сложно договориться, хотя королева Солнца, кажется, составляла приятное исключение. — Девочка моя, — и «моя» прозвучала в речи королевы с угрозой. Испепеляющий взгляд нашел Мидира, — как же я рада за тебя! — вымолвила уже дочери и улыбнулась. Перевела взгляд на Джилроя, глянула с той же теплотой. — Добро пожаловать в наш Дом. Лили, не думала я, что ты выйдешь погулять на одиннадцать лет! Дети мои, вы все решили правильно. — Ты не… — задохнулась Лианна, — ты не… Мэллин закашлялся в кулак, но Мидир все одно различал слова про солнечных зайчиков, которых можно поймать на слове. Почтенная матушка Лианны волчьего принца вовсе не замечала. — Я не, — улыбнулась королева. — И откуда ты только взяла подобные мысли! Дитя мое, дочь моя! Конечно же, солнышко мое, я рада, я так рада, что ты не ошиблась! Я так рада за вас! Мидир встал, придерживая Этайн, помогая ей подняться, склонил голову, приветствуя королеву. — С вашим новоявленным отцом мы поговорим после, — обожгла его взглядом владычица. — Доченька, пора домой. Мидир ничуть не удивился, когда королева, протянув руки, увлекла в Окно и Лианну, и Джилроя. Просьба дочери дала ей силу. Третьим в это же Окно затянуло не слишком довольного Фордгалла, что Мидира лишь порадовало. Прямоугольник схлопнулся, сияние пропало. — А про меня даже не вспомнила. Впрочем, не очень-то и хотелось, — первым подал голос Мэллин. — А то своим испепеляющим взглядом прижарила бы меня к месту, как дракона.! Волки зашевелились, Мэллин завел долгую историю, чтобы отвлечь Этайн: услышавшая про Мидира в роли чужого новоявленного отца, королева обиженно выпрямилась и отвернулась, внимая разговорам и иным обращениям. Мидир вздохнул, решив, что ознакомить Этайн с законами ши Джаред сможет лучше всех, но тут она подвинулась на кресле, вроде бы отворачиваясь, но приближаясь спиной к Мидиру. Волчий король притянул жену к себе, поцеловал в макушку и обнял, без слов обещая разъяснить странные слова королевы Солнца. Как он понимал теперь, послужившие маленькой женской местью. Этайн не взревновала его, как, возможно, полагала почтенная матушка Лианны, Этайн расстроилась. И стала Мидиром недовольна! Это было неожиданно, как многие эмоции Этайн. Так бывало уже несколько раз на протяжении проведенного вместе времени. Ощущения каждый раз казались новыми, неизведанными, иногда неприятными, но освежающими. Мэллин разливался соловьем, волки сдержанно гудели… Печалился Мидир лишь оттого, что у Этайн пропала подруга. Сама супруга радовалась за Лианну, ничем не выдавая своего огорчения. И продолжала прилежно что-то вышивать уже в одиночестве. Спустя еще месяц с небольшим галаты зашевелились. Они не выступали в бой, не гремели оружием, но что-то происходило. Волчий король вглядывался в туман будущего, но видел то грозу кипящей битвы, то пылающие небеса, то горящую воду. Миру предстояло измениться, но пока неясно — в какую сторону. Мидир решил навестить Эохайда лично. Хватит ждать: либо галаты уходят сами, либо их выкидывают волки! Он, десять раз поклявшись Этайн быть осторожным, ушел в разведку на сей раз с дурным предчувствием, более ясным, чем обычно: что-то было неладно или готовилось быть неладно. Брат, не залечивший еще ребра, остался в Черном замке. Мэллин был тише и спокойнее обычного, значит, прислушивался, значит, был настороже. В собственном доме! В укрепленном девятью линиями обороны замке! Мидир наказал ему стеречь Этайн как зеницу ока, на что своенравный брат даже не подумал возмутиться. Их Дом был волшебным не только в способностях, а в сути. Волки всегда сплачивались и умели выстоять во время бед. Ход, ведущий из замка в неприметную низинку за границей столицы, использовался волками нечасто, однако все ориентировались под землей легко благодаря частым вылазкам. Выйти в тыл войск галатов было несложно. Красться по собственной земле — досадно, но просто. А вот найти самого Эохайда для личного разговора оказалось невозможно. Мидир мог поклясться, что они не пропустили короля галатов, что нашли его шатер, что обыскали весь центр лагеря, не магией и чутьем, но затаившись в тенях! Магия привлекла бы внимание друидов. Отсутствие Эохайда настораживало, а потом у Мидира захолонуло сердце и дурное предчувствие превратилось в не менее дурное знание. В Доме беда! Мидир свистнул волкам, и вся группа поторопилась вернуться в замок. Как Мидир ни торопился, он чувствовал, знал, беда быстрее. Это гнало вперед пуще любых угроз. Объявившегося во внутреннем дворе короля поначалу взяли в кольцо вооруженные стражники, почти ткнули в лицо факелом, отступили лишь тогда, когда он полыхнул желтизной глаз и зарычал, показав клыки. — Где Этайн?! — Король, ваша жена на северной галерее! — ближайший сотник отчитался быстро, даже слишком быстро, Мидир не хотел думать, откуда об этом знают все. — Она с вашим братом! Не хочет оставлять его… Сердце дернуло болью, словно наживо рвали повязки. Король волков рявкнул о бдительности и обороне стен, швырнул факел на влажную траву, и не успел огонь потухнуть, как Мидир уже ворвался в замок. Северная галерея приближалась небыстро, хотя летел король со всех ног: коридоры Черного замка были изрядно запутанными. В одном из проходов ему показалось, что он увидел собственное отражение, и лишь через пять поворотов он осознал, что там не было зеркала. Главное — Этайн! Брат! Сердце билось где-то под горлом, прокачивая по венам вместе с кровью смертельный страх. Галерея приближалась, все чаще попадалась вооруженная стража, головы волков на стенах скалились и провожали подозрительными взглядами, но ни одна не зарычала. Дверь на саму галерею охранял целый патруль, вооруженный, настороженный, не спешащий прятать оружие при виде своего короля! — Да посторонитесь вы! — Мидир даже не подумал остановиться: недостаточно поспешно отклоненный наконечник алебарды чиркнул по вороненым доспехам, а последний стражник отлетел в сторону от двери. Но никто не усомнился, что это их король, наоборот, волки успокоились, убрали оружие, освободили дорогу и проводили в ту часть галереи, которая была раздроблена маленькими портиками, где среди колонн и стен с высокими оконными проемами на каменном полу лежал брат. Его голову удерживала на коленях рыдающая Этайн. Сердце Мидира замерло, потом забилось с бешеной силой. Жена жива и в порядке, а Мэллин — выносливый волк, пусть избалованный и своенравный. — Моё сердце! — Этайн подняла голову, и глаза ее засияли надеждой. — Помоги ему! Он защищал меня! Мидир с размаху рухнул на колени возле жены и брата, сначала вгляделся в печальные звезды глаз Этайн, убедился, что кроме потрясения её ничего не задело. Руки сами потянулись к Мэллину — брат лежал с закрытыми глазами и хрипло дышал. Рана на боку разошлась под новым ударом. Несколько незначительных царапин украшали бока и руки. Легкий замковый дублет и рубашка были черными, кровь не выделялась на ткани. Мидир быстро пожал запястье Этайн, посылая легкий ток магии, успокаивая. Затем перехватил голову брата, неожиданно тяжелую. Глаза Мэллина закатились, и дело было не в ранах. Брат пережил магический удар, искра души находилась в теле, но не полностью, она скользила вниз, её следовало перехватить как можно скорее. Мидир приблизил свой лоб к его лбу, вслушался в дыхание, усмирил до похожего ритма своё… И окунулся в недавнее прошлое. *** — Этайн, оттуда не будет видно брата! — Мэллин догоняет женщину. — Это северная галерея, за ней лишь вид на горы! Да стой же ты, упрямая человечка! Мэллин задыхается. Этайн оборачивается и смотрит озадаченно, словно лишь сейчас ощущает присутствие Мэллина рядом. Брат беспокоится явственнее, ускоряет шаг… Холод пробрал волчьего короля до самого сердца. Из темного конца галереи к ним шагает сам Мидир! Этот не-Мидир был похож на волчьего короля как две капли воды. Во всем, вплоть до манеры придерживать ножны на ходу! Мэллин встает как вкопанный, а вот Этайн сияет: — Моё сердце! — поворачивается и теряет волю и свет разума в зеленых очах, будто жертва лунной болезни, поднявшаяся ото сна телом, но не душой. Волчий король чуть не зашипел от ярости. Воистину, друиды даже свои дары умудряются вручать с отдарком! Любовь Этайн принадлежала ему, Мидиру. Уже — Мидиру! Но не вся. И своей, вложенной в колдовство частью, друиды не преминули воспользоваться. Впрочем, не-Мидир тоже столбенеет, видимо, разглядев: Этайн беременна. — Стой! — Мэллин через пару размашистых шагов оказывается около Этайн. — Это не твоё сердце! Не твоё! Стой-стой-стой! Это не Мидир! Брату с трудом удается удерживать рвущуюся навстречу магической копии Мидира Этайн. — Не слушай его, слушай сердце! Это не мой брат и не твой любимый! Человечка! Да приди же в себя! Не-Мидир шагает вперед коротко, от самого порога, а оказывается перед носом Мэллина. — Я не хочу убивать тебя, волк, — голос не-Мидира звучит похоже, но иначе. — Отойди от неё. Ты ранен, ты слаб, ты не противник мне сейчас и впредь. Похоже, слова магические: Мэллин ссутуливается на «ранен» и «слаб», однако серые глаза «не противника» загораются спасительной яростью, а спина выпрямляется. Слова почти убедили, но задели гордость. Не-Мидир удрученно вздыхает. Поднимает меч медленно, позволяя раненому увидеть движение. — Че-ло-веч-ка! — правая рука брата взлетает уже с мечом, отбивая первый удар. Левая остается прижатой к раненому боку. — Моё сердце! — повторяет Этайн, словно забывая остальные слова. Не-Мидир вскидывает голову, рубит так, что сам волчий король в единый миг понимает, отчего не мог найти Эохайда. Человек тоже пошел на разведку — под прикрытием. Мидир чуть не порвал ткань воспоминания. Выдохнул и продолжил смотреть. Раненый Мэллин, однако, остается волком, королевским волком, братом короля — обороняется он так, что Эохайду, поначалу щадившему более слабого противника, приходится бить всерьез. Пусть действующая рука у брата одна, пусть против двуручника работает полуторник, пусть в спину тыкается слепым котенком не осознающая реальности Этайн — Мэллин не сдается. Мидир видит в своих-не-своих глазах разгорающееся пламя досады и раздражения. — Моё сердце! — еще один толчок в спину, вперед к королю галатов, так что Мэллин почти подставляет открытую шею. Эохайд не пользуется возможностью, и не разобрать, то ли не поспел, то ли не захотел. Мидиру чудится в этом снисхождение к ши, волкам, самому Мидиру. Или узнаёт «шута», как-то спасшего ему жизнь? Волчий король бессильно сжимает кулаки: это всего лишь воспоминание, пусть и недавнее. — Не твоё, человечка, твоё сердце все же получше смотрится, — отвечает Мэллин сейчас больше врагу, чем Этайн. — Не говоря уж о том, что твоё сердце десять раз раскатало бы меня в блин, а этот недоделанный волк только и делает, что пугает! Глаза брата светятся желтым, Эохайд улыбается улыбкой Мидира в ответ. Они оба знают, что Эохайд мог бы бить сильнее, а «пуганый» Мэллин уже с трудом дышит. Эохайд, однако, пришел за женой, он поднимает меч, чтобы в следующий миг обрушить на Мэллина град ударов. Легких, но быстрых и разнонаправленных, выматывающих раненого волка вернее, чем редкие и сильные. Полуторник не поспевает блокировать удары, и ожидаемые раны ложатся легкими порезами. — Мой король, — подбегает Джаред. — Т-ш-ш, — не отпуская брата, отвечает Мидир. — После. Джаред выдыхает, садится рядом и, кажется, тоже переживает за Мэллина. Не дожидаясь новых атак, Мэллин отодвигает Этайн дальше за спину. Эохайд в тревоге подается навстречу, обходя волка, но встречает меч. Мэллин отнимает левую руку от своего раненого бока, бросается вперед, бьет из последних сил. Эохайд отшатывается, теряя меч. Но вновь подхватывает его. А Мэллин едва успевает перехватить Этайн. Он бледен, дублет темнеет от крови. — Ох и влетит же мне от Мидира, — облизывает сухие губы, разминает левую руку, а потом обхватывает ладонью черно-серебряную змейку заклятья на шее Этайн. Именно этот момент и почувствовал Мидир в лесу: его связь с Этайн отзывается беспокойством, жена тянется к нему и начинает приходить в себя. Эохайд вскрикивает: раз вмешивается магия, вряд ли Этайн вернется… Отчаяние толкает человека под руку, и лезвие двуручника прорывает дублет, рубашку, окровавленные повязки на боку брата. Мэллин, и без того вложивший силы в заклятье Мидира, оседает на пол, но продолжает держать Этайн уже за щиколотку. Эохайд подходит ближе, он встревожен и обеспокоен, в его глазах пелена боли, не физической — душевной. — Пойдем, Этайн, тебя не зря зовет твоё сердце, — протягивает руку ладонью вверх. Следы крови, его и волчьей, пугают королеву, она отшатывается. — Пойдем, Этайн, тебе давно пора вернуться домой, к мужу! Ко мне! Прекратить эту войну! Этайн, любовь моя! В голосе Эохайда настоящая мука, перемешанная с наслаждением. Он давно не видел свою Этайн, он, кажется, забыл, как оно — дышать полной грудью, когда сердце на месте и можно не задыхаться от чувства невосполнимой потери. Мэллин все ещё в сознании, хотя галерея начинает тонуть в черных тенях. — Твоё сердце не зря зовет остаться, — голос брата затихает вместе с потухающей галереей, пальцы ослабляют хватку, соскальзывают… Лицо Эохайда искажается досадой, а может, ужасом сделанного — он не хотел убивать волка. Мидир не верит своим глазам: Мэллин отпускает Этайн! Опущенное к нему женское лицо кажется Мэллину страшно далеким, будто вершина горы. Эохайд протягивает к Этайн руку, но окровавленный волк у ее ног смущает просыпающийся разум, застывшее лицо Мэллина связывается со странным словом «человечка», радостным и домашним. Головы волков поднимают вой. Этайн вздыхает, опускает ладонь на живот. Эохайд старается поймать королеву за руку, но Этайн отшатывается ко входу в галерею. Эохайд рвется вперед, но за спиной Этайн уже виден волчий патруль — и усугублять свою ошибку человек не хочет. Он пришел не убивать волков, а забрать свою жену. Он очень осторожно касается ее щеки — словно желая увериться, правда ли это она, не мираж ли, подобный ему. И опускает руку. — Прощай, жена. Свидимся ли ещё? — лицо не-Мидира передает мягкие чувства человека, он слаб, он жалеет, отпускает, любит и тянет к себе неизвестно чем! Волчий король с ужасом наблюдает, как Этайн поднимает руку к змейке, не обращая внимания на бегущих волков, спрашивает неуверенно: — Моё сердце? Эохайд салютует ей мечом, а после спешит скрыться в другом конце галереи, он бежит не от схватки, как хотелось бы думать Мидиру, не от любящей другого жены, он принял бы её после всего, нет, Эохайд бежит от ошибок. И от этого Мидиру только страшнее. *** Желтый своенравный огонек души брата давно уже на месте, а Мидир все еще страшится открыть глаза. — Мой король, он дышит ровно. Отпустите его, — выговорил Джаред. — О нем позаботятся, нужно перевязать раны. У верхних… есть новости. Мидир молча наблюдал, как волки переложили Мэллина на носилки и унесли. Алан шел рядом, но в какой момент начальник стражи объявился в галерее, Мидир не сказал бы. Он осторожно поднял Этайн, запустил ладонь в волосы на затылке, прижал к груди, ничего не говоря. — Кажется, у нас побывал гость с иного света, — заговорил Джаред. — Не сходить ли мне еще раз в гости? С ответным визитом? — вырвалось у Мидира. — Любовь моя, молю, не покидай меня, — очень жалобно произнесла Этайн. — Королева нуждается в вашей помощи и поддержке, мой король, — ответил Джаред. — К тому же новая вылазка лишена смысла. — Потому что?.. — надоело гадать Мидиру. — Потому что их нет. Мой король, я сжег ваш след и закрыл проход. Все тихо наверху. Друидов нет. Совсем. Они лишены сил, наша земля их не поддерживает. Остались только галаты. Видимо, это была последняя отчаянная попытка земного короля потребовать виру за содеянное, — Джаред явно старался говорить понятно для Мидира и не слишком понятно для Этайн. — За содеянное, — глухо повторила Этайн слова Джареда. — За содеянное… — Т-ш-ш, успокойся, любовь моя, тебе нельзя волноваться, — заторопился Мидир. — Мидир, я однажды… Друиды убили младенца, а я… я пыталась, но не смогла… — Ты ушла от них, это уже много. — Это неважно, Мидир! — отчаяние, ожидание расплаты, вдвойне более страшное из-за того, что платить, возможно, будет не она одна. Защитный жест на животе. — Я тоже понесу ответственность за содеянное. — Ты всегда очень строго себя судишь, любовь моя, — прошептал Мидир. — Строже всех. — Моя королева, как вы себя чувствуете теперь?.. — начал Джаред. — Раз Мэллин жив, все хорошо. — Что вы видели, моя королева? — осторожно уточнил Джаред. Оба — и Мидир и советник — замерли. — Я так странно себя ощущала… — Этайн погладила змейку на шее. — Словно все вокруг ненастоящее! Кроме одного. Туда меня тянуло очень сильно, как на ошейнике. Ужасно это, лишиться свободы, лишиться себя... Там был ты, но не ты, — удивленно произнесла она, подняв голову к Мидиру. — Как это возможно, мое сердце? Мидир перевел взгляд с ледяных глаз Джареда на хризолитовые очи Этайн, с трудом разжал одеревеневшие губы: — Мой Фрох, это просто морок. Хорошо, что ты не поддалась ему. Иначе бы я остался без своего сердца.