— Мэллин, — произнес Мидир, и Этайн встрепенулась, глянула выжидательно.
— Королева выше подозрений! Но если тебе будет спокойнее, можешь сломать мне еще и ноги! — ухмыльнулся брат, но тревога все же скользнула во взгляде. — Или заколоти дверь!
Этайн опустила шитье, с волнением переводя взгляд с одного на другого.
— Мэллин! — рявкнул волчий король.
Пальцы сложились в кулак, что не осталось незамеченным для вздрогнувшей Этайн и брата. Мэллин сразу привстал с постели, скривился привычно:
— Ну давай, братец! Хочешь наказать, накажи меня, но ее не трогай! Хочешь, я перееду в тюрьму на месяц? А хочешь, я…
— Спасибо, Мэллин.
Кажется, первый раз брат не нашел, чем ответить. Открыл и закрыл рот, клацнув зубами. Потряс лохматой головой, видно, решив, что ему послышалось. Поморгал и взъерошил волосы.
— Спасибо, что развлек ее, — добавил Мидир, решив, что глупо благодарить за то, что младший хоть пару часов обошелся без шуточек и ёрничания.
Этайн подбежала, замерла рядом, сложив руки на груди:
— Благодарю тебя, Мидир!
— Мое сокровище, — улыбнулся он, — сегодня чудесный день для прогулки. Я бы хотел показать тебе наш заповедный лес.
Этайн, поднявшись на цыпочки, дотронулась губами до его щеки.
— Такие семейные разговоры мне нравятся гораздо больше.
Брат сложил свой локоть не так уж и удачно, и обернувшись на пороге, волчий король дунул в сторону Мэллина, сращивая сломанные кости окончательно.
— Ты свободен, Мэллин.
Хоть Мидир старался говорить спокойно, вышло похоже на разнеженное ворчание сытого и довольного кота.
Сияющая Этайн шла рядом, разноцветные лучики скакали по темному камню. Лишь собрав волю в кулак, Мидир прошел мимо всех запрятанных дверей в гостевые спальни. Стража стояла не шевелясь, а волки из глубины стен поворачивали головы вслед.
— Ты… вылечил Мэллина? — решила спросить Этайн. В ответ на его взгляд договорила: — В воздухе словно повеяло чем-то чистым, свежим. Я уже ощущала это, когда ты… — опустила глаза повинно, — убрал следы от моих ожогов.
Хорошо, что она сама заговорила про то, что тревожило волчьего короля.
— Место это невидное, — провел он пальцами по внутренней стороне женского плеча, — твою красоту старались уберечь. Но все же, кто виноват в этом? Скажи мне имя — и он умрет.
— Нет-нет, никто! — испуганно заторопилась Этайн. — Это все мои слова! Я часто говорю не думая. Сам говорил, мои слова как птицы!
Обернулась, ожидая подтверждения, но не Мидир говорил ей это. И он сказал иное:
— Ты сама как птица.
Она помолчала, вздохнула, словно желая что-то сказать, но сдержала себя. Глядя в ее глаза, тревожные, светящиеся на солнце, как хризолит, Мидир осторожно спросил:
— Тебе хорошо со мной, Этайн?
— Да-да, конечно! — повернула она к нему голову, кажется, не замечая ни высоких зданий, ни широкой площади, которую они пересекли. — Как ты можешь сомневаться, мое сердце?
— Тогда расскажи мне про шрамы. Я бы не удивился, увидев их у волчицы. Только прошли бы они очень быстро.
— Это долгая история…
— Путь до старого елового леса тоже неблизкий.
Встречные волки, видя светлую улыбку земной женщины, провожали их поклонами и одобрительными взглядами.
Они миновали восемь стен, а Этайн молчала. Алан у входа спросил об охране, Мидир торопливо отказался… Женщина тем временем отошла к краю моста, глянула вниз. Вода рва серебрилась от порывов ветра, дробя отражение летящих облаков, замка и далеких гор.
Волчий король подошел, подхватил под руку, глянул вопросительно.
— Я жила на быстрой реке. Она мне казалась такой свободной…
Девятая стена с охранными башнями осталась позади, когда она заговорила о том, что волновало Мидира:
— Когда все так истово желают тебе счастья — как они его видят! — хочется убежать куда подальше. Я убежала к друидам. Но, кроме надежды, что я смогу справиться со своей темной стороной, меня вело еще одно…
Этайн вновь замолчала, но теперь Мидир решил помочь ей.
— Так почему же ты решила стать друидкой? Ведь это значит отречься от себя, от своего клана, от всей жизни!
— Грустно осознавать себя лишь половиной чести мужчины. Хотя у рабыни ее и вовсе нет. Только цена… А петь я умею не слишком хорошо.
— Петь? — не понял Мидир.
— Только певицы и друидки могут добиться настоящего уважения и стать на равных с мужчинами. Это я и сказала друидам. Им не слишком понравилось! Нужно знать свое место. Женщина не должна желать большего, друидки тоже повязаны бесчисленными правилами. А когда я ответила, что быть свободным наполовину — значит, быть наполовину рабом… — поежилась Этайн.
— Тебе решили вбить правила каленым железом?! — рассвирепел Мидир.
— Могли и сжечь за непослушание! Так что я отделалась лишь шрамами.
— Не только. Я видел давние отметины на спине. Кто еще пытался насильно осчастливить тебя?
— Это… да, это всего лишь пожелание добра. Отец очень хотел выдать меня замуж за Борво… Он тоже внук короля и вполне мог в союзе с нашим кланом претендовать на трон. Его отец очень дружен с моим. Но, видимо, ни плеть, ни огонь меня ничему не учат. Эти следы ты тоже убрал?
— Это меньшее, что я мог сделать для тебя.
— Вколачивать ум-разум детям и женам — не зазорно даже в лучших семьях. Галаток еще считают свободными! — горячилась Этайн. — Мы можем уйти, получив развод — и жить в позоре до конца дней своих. Можем принудить жениться — и жить с человеком, не любящим тебя.
— Да, Этайн. Ты ведь тоже могла дождаться Лугнасада и прокричать о своей любви во всеуслышание. Я бы потерял честь, не став твоим супругом.
Этайн открыла сердце, подарила себя, не требуя ничего взамен. И хотела уйти — к друидам, на костер или к родне, готовой отдать ее этому Борво. Мидир напряг память: они с Эохайдом гостили в том клане. Молодой человек древнего рода. Что-то ему тогда в нем не понравилось, но присматриваться не стал. А сейчас возненавидел лишь за то, что ему чуть не отдали его Этайн! Тогда точно проще было бы сделать ее вдовой.
От лицезрения Борво с распоротым животом его вновь отвлекла земная красавица.
— «Честь и сила», да, — задумчиво произнесла она, разглядывая девиз дома Волка на его браслете. — Много ли чести стать навязанной женой? Много ли чести иметь такую жену, как я? Но ты… — засияла глазами так, что Мидир улыбнулся в ответ. — Ты всегда можешь взять вторую! Взамен или кроме этой, упрямой.
— Я не могу, Этайн. Ши женятся крайне редко. И уж точно не берут вторую жену.
— Нет-нет, не говори, умоляю! — испуганно отшатнулась она. — Не надо, только не о любви. Не говори, что не любишь! Я знаю! Только не говори! Мое сердце, я буду любить за двоих!
— Я скажу иное. Я буду заботиться о тебе, нежить тебя — каждый день, отнятый у богов.
Чужие слова из уст Мидира прозвучали столь искренне, что Этайн замерла, веря и не веря… Целоваться при всех не пристало владыке Благого двора, но Мидир повел вокруг хищным взглядом, ухватил Этайн за талию и увлек под тень ближайшего дуба. Нежное лицо женщины обхватили белые волчьи ладони, губы Мидира приблизились к ее губам, и вся задуманная прогулка стала казаться бессмысленной тратой времени.
— А ты, пилик, куда это ведешь нашу Этайн? — раздалось в меру назойливо, без меры визгливо.
Мидир с трудом оторвался от «нашей Этайн»: целоваться он умел, хотя не слишком любил, но с этой женщиной все было слишком волшебно, слишком по-иному. С ней все было как впервые.
Феечки не отставали, продолжая пиликать над ухом.
— Она не ваша! — смахнул он с плеча скинутые ими желуди.
— Нет, пилик, наша! Наша! Она наша королева! Так куда?
— В самую чащу самого темного леса! — оскалился Мидир.
— Тогда, пил-л-лик, мы будем сопровождать вас.
Феечки и не думали выказать испуг или уважение! Так и будут зудеть всю дорогу. Не убивать же, особенно на глазах у Этайн. Только Мидир сложил проклятие для превращения мелких надоед в одну большую тыкву, как женщина произнесла:
— Дорогие феечки, разрешите моему супругу показать мне ваш лес. Мне кажется, он должен быть волшебен! Особенно для двоих.
Феечки, пошушукавшись, улетели.
Волчий король подхватил земную женщину под руку и вновь повел по дороге.
Гуляющих, несмотря на чудесный день, было немного, у заповедного леса и вовсе никого. Этайн, закинув голову и приставив ладонь ко лбу, разглядывала ели, упиравшиеся в небо. Мидир прислушался к отчаянной перекричке птиц, шуму ветра, отдаленному журчанию Айсэ Горм… Горько и пряно тянуло от нагретой смолы, последней, истовой сладостью — от сияющих в изумрудной траве звездочек лютика и зверобоя. Волчий король опустился перед женщиной на колено, приподнял край длинной развевающейся юбки. Этайн ахнула, приоткрыла рот, но Мидир прижал палец к губам, прося о тишине. Стянул с нее высокие сапожки из мягкой кожи, прижался на миг к очаровательной ножке щекой. Разулся сам и прислушался. Лес молчал. Этайн медленно сделала шаг, другой по мягкой хвое и пошла вперед так легко, словно перед ней расстилался ковер. Провела рукой по еловым колючкам, рассмеялась…
Волчий король нагнал Этайн, подхватил под руку, повел в центр леса. От его движения очередная лапа замахнулась, готовая ударить незваного гостя, расцарапать кожу, как не раз случалось с неопытными лесовиками: ельник признавал за своих только волков.
Мидир обернулся, готовый ухватить сердитую ветку — но та скользнула по щеке Этайн мягко, словно лаская.
— Наш лес принимает тебя, — не совсем еще веря, вымолвил волчий король.
Этайн слабо улыбнулась в ответ, оперлась о его руку, и дальше они пошли уже вместе.
Понемногу темнело. Стволы становились все толще, вытягивались все выше. Трава редела, цветы пропадали. Солнце, пробиваясь косыми лучами, касалось лишь зеленых игл на концах длинных кружевных ветвей. Когда свет окончательно исчез и стылый мрак начал окутывать сердце, раздалась тихая мелодия. Она шла ниоткуда, словно от самой основы мира.
Подчиняясь ей, неярко засветились еловые колючки, кора, сама почва под ногами. Границы реальности меркли, очертания стволов, веток, земли — размывались, обозначаясь тонкими призрачными линиями.
Вещественный мир таял.
Все вокруг звенело, переливалось, искрилось… Играло всеми цветами радуги. Все было пропитано любовью, магией и светом.
Женщина потянулась к пролетевшей перламутровой птице.
— Не шевелись, — остановил Мидир очарованную Этайн и поднес к губам ее полупрозрачную руку.
С легким звоном спустились огоньки. Они, пульсируя в воздухе, потихоньку оседали на руках и плечах волка и женщины, плавно ложились на землю.
То ли миг прошел, то ли вечность. Мелодия закончилась, и шарики разлетелись во все стороны, словно не вынеся реальности. Взорвались птицами, светлячками, искрами…
Мидир уже хотел уходить, но неяркий свет, разлитый по лесу, все никак не гас. Он окутал фигуру Этайн, собрался короной на ее голове, заиграл в волосах и лишь потом окончательно померк.
— Что-то не так, мое сердце? Ты удивлен!
— Наш мир и правда дал тебе свое благословение, — вымолвил Мидир. — Словно ты наша, Этайн.
Цвет глаз восхищенно смотрящей на него женщины был очень похож на молодую хвою по весне.
— Я твоя, Мидир…
Ему слишком хотелось в это верить. Ему слишком хотелось сделать это правдой! Вновь затрепетало сердце, распахнулись крылья.
Он никогда еще не был так слаб, так зависим от одной хрупкой смертной. И так силен. Ему хотелось осчастливить весь мир, но рядом была одна Этайн.
— Попроси у меня что-нибудь, моя ненаглядная. Я исполню любое твое желание.
Она прижалась спиной, сведя его ладони на своей талии. Подняв голову, произнесла еле слышно:
— Скажи мне… Кто вы, откуда пришли?
— То ли со звезд, то ли… Никто не знает. Мы были праведными — отсюда слово «благие» — и делали лишь правильные вещи. Потом, в этом мире, мы обрели свободу. И начали совершать ошибки. Вернее, мы получили три дара — магию, свободу и любовь.
— Это прекрасные дары.
— Не всем так показалось. Начались битвы — по поводу и без повода, за любовь, за магию, за честь. Битва Деревьев произошла из-за фразы, которую лесные неправильно поняли. Битва с фоморами… они украли у нас Дом Рек! Потом фоморы определили себе «Закон», неблагие «Свободу», а благие «Слово» и стали следовать им. Правила скрепили вселенную, мир вошел в жесткие рамки, и покой Нижнего длится много тысячелетий. Хотя бывают и… — он запнулся, не зная, как обозначить для земной конец света, — катаклизмы.
— А как появились именно волки?
— Маг встретил волчицу, что обернулась в свете луны в девушку столь прекрасную, что он полюбил ее. Они жили долго, волчица родила ему сыновей… Захотел он, чтобы она была не только матерью его детей, но и осталась с ним навсегда, и сжег ее шкуру. Только оказалось, та шкура берегла ее облик. Жена обернулась волчицей и убежала в лес уже навсегда… От их детей пошел наш род волков, — не слишком довольно закончил Мидир — Как ты оказалась у Мэллина?
Оборотившись к нему и поняв, что он не сердится, Этайн ответила:
— Ты приказал мне не забыть поесть.
— Я просил! — оскорбился Мидир.
— Разумеется! — фыркнула женщина. — Воган приготовил что-то невозможно вкусное, а потом спросил о Мэллине. Я сказала, что вы говорили… Воган ответил, что тогда на завтрак принц точно не явится, а кости сращивать проще на сытый желудок. Приказал стражу отнести еду, я решила помочь, немного не поняв насчет костей.
Мидир досадливо нахмурился, не собираясь отвечать. Но Этайн не унималась:
— Насколько ты старше Мэллина, мое сердце?
— К чему этот вопрос, Этайн?.. Не смотри так, моя красавица! Хорошо, я старше его на десять лет!
— А насколько ты старше Джареда?
— Этайн, ты что-то задумала! Я скажу, но если будешь продолжать в том же духе, тебе станет не до ответов!
— Итак?..
— Я старше Джареда на две тысячи и девятьсот лет.
— И ты еще удивляешься, мое сердце, что Мэллин захотел стать поводом для беспокойства! Ты не замечаешь брата больше двух тысяч лет, ты слушаешь племянника, которому меньше ста!
Мидир отвернул голову, сделав вид, что любуется светом, играющим на далеких холмах. Потом развернулся и рявкнул не сдерживаясь:
— Ладно бы сто! Мэллин — вечный ребенок! Только и может, что бродяжничать по Верхнему со своим кларсахом и попадать в истории!
— Послушай меня, мой прекрасный Мидир. Знаешь, чем ши отличаются от людей? Только вы можете дуться друг на друга две тысячи лет! Ты великодушен, мое сердце. Ты великодушен! А вот твой отец… Король Джаретт был властен до жестокости, нетерпим и воспринимал Мэллина как… не как родню, да?
— Как ты догадалась? — Мидир ухватил Этайн за плечи.
— Мой дорогой! — она смотрела все так же прямо и бесстрашно. — Может, ты стал похож на отца именно в том, в чем так сильно хотел от него отличаться?
У Мидира перехватило дыхание.
— Ты так хорошо обошелся с братом сегодня, — Этайн продолжала, — он ведь тянется к тебе.
— Мэллин, и тянется? — недоверчиво спросил Мидир.
— Разумеется. К тебе невозможно не тянуться, мое сердце. Джаред, Алан, все твои волки — и Мэллин тоже.
— Мэллин только и делает, что дерзит и вредничает!
— Нет! И ты ни разу не назвал его своим волком, мое сердце. А ведь он даже в Верхний убегает лишь для того, чтобы привлечь твое внимание!
— Если бы это говорили не твои губы, Этайн, я бы назвал это чушью.
— Просто подумай об этом.
— Если не забуду, — проворчал Мидир.
— Скажи еще… — посерьезнела она. — Ты не дарил мне янтарного ожерелья? Эти огоньки в лесу… Опять голова закружилась. Странное ощущение. Словно я забыла что-то или потеряла, — Этайн провела рукой по серебристой змейке на шее.
— Нет, моя красавица, — ответил Мидир, еле обретя дыхание.
— Видно, мне почудилось, — Этайн потерла висок. — Прости глупую птицу, — и пошатнулась.
— Что с тобой?
— Я немного устала. Совсем немного, — виновато ответила она.
Волчий король встревожился: синеватые жилки проступили на висках, а кожа была бледна до прозрачности. Этайн еле держалась на ногах! Очень устала. Он вымотал ее, не давая отдыха ни днем, ни ночью, а она опять — ну что за упрямица! — не сказала ему ни слова упрека.
Мидир, уже не думая о приличиях, подхватил ее на руки и шагнул через грань в зал королей.
Тревожное ощущение, что Этайн исчезает, словно истаивает в его мире, только усиливалось. Нужны силки для его солнышка. И после заповедного леса Мидир решил, какие.
***
Этайн лежала на спине, отстранившись от него, что уже было непривычно. Дышала быстро-быстро, странно, тревожно. Оттягивала змейку, словно та душила ее, а серебристо-черные браслеты, обвивающие запястья, казались оковами в розовой полутьме королевских покоев. Привстав, Мидир погладил Этайн по щеке тыльной стороной ладони, но ресницы все так же трепетали, губы вздрагивали, а веки были плотно сжаты.
Волчий король коснулся губами ее виска…
Черный замок глазами Этайн кажется Мидиру непривычно темным, незнакомым, недоброжелательным, даже зловещим. Она спешит длинными бесконечными коридорами, задыхаясь от испуга и быстрого бега, чувствуя за спиной жаркое дыхание погони. Легкокрылой вспугнутой птицей, что сама летит в силок.
Проход есть только в одном месте, но это иллюзия, и Этайн трогает зеркало. Черная поверхность не отражает ничего: ни замка позади, ни даже ее саму.
Этайн переступает с ноги на ногу. Ей неудобно, подняв подол из черного шелка, расшитый серебром, она с недоумением смотрит на одну ногу, обутую в серебряную туфельку, и босую вторую. Легкий смех заставляет поднять голову и устремить взгляд вперед. Там, во тьме черного зеркала, другая Этайн, в желтой тунике и одной сандалии с высоким переплетением золотистых ремешков, в солнечном блеске браслетов на запястьях, лодыжках. И с янтарным ожерельем на шее.
Этайн из настоящего замирает. Замирает и все вокруг. Она протягивает руку, касаясь призрачной Этайн из прошлого, они сливаются в одно.
Позади темным контуром вырастает фигура Эохайда. И не в самом лучшем его виде.
Эохайд заходит в палатку.
Видимо, решает Мидир, дело было не слишком далеко от вересковой свадьбы.
Эохайд немного пошатывается, глаза светлые и блестящие. По всему следует, что выпил, и выпил много. Вино, которое ши пьют, как воду, усиливает желание у людских мужчин, а голову туманит. Иначе бы…
Мидир догадывается, что сейчас произойдет, и чуть не рвет сон.
…иначе Эохайд не привлекал бы Этайн — ждущую его нежную Этайн! — к себе, не обращая внимания на ее сопротивление. Укладывает на низкое ложе, раздвигает бедром ноги…
Темнота. Видимо, не в силах смотреть, Этайн сжимает веки. Она хотела бы и не чувствовать, но не может.
Боль, разочарование, обида Этайн передаются Мидиру слишком явственно.
Этайн поворачивает голову, открывая глаза на тихий звук — птица напротив нее опускает крылья, словно они перебиты.
Мидир, не выдерживая, выныривает из сна.
Как он не увидел, не заменил, не стер это воспоминание? Разве что… Этайн прятала его даже от самой себя.
Она, судорожно закашлявшись, очнулась. Мидир, сидя на краю постели, спиной ощутил ее взгляд. Расцепил сжатые кулаки, замедлил дыхание, тщетно пытаясь успокоиться. Собственная спальня показалась мрачной и темной.
Эохайд взял ее без подготовки, видя, что ей не нравится и она не хочет!
— Мое сердце, — тихо и виновато позвала Этайн.
Он повернулся не сразу. Она сидела, подобрав под себя ноги. Глаза ее были закрыты, из-под век текли слезы.
— Я изменила тебе.
Опущенные руки сжали черное белье.
— Пустое, моя дорогая. Стоит ли придавать значение снам?
— Я знаю — знаю! — как ты относишься к верности. Вчера ты был готов убить брата, если бы он… Но я никогда…
Этайн, вздохнув, замолчала. Отгородилась своими страхами, своими воспоминаниями и тревогами, как стеной.
Можно было сослаться на обманное видение. Но довольно, хватит лжи.
Мидир рванулся к ней.
— Я видел твой сон.
Этайн открыла глаза, глянула неверяще.
— Я зверь, Этайн. Мои пути — ночные тени, они очень близки к снам. Тут даже магии не нужно.
— Я знала, за кого выходила замуж.
— Если бы, — покаянно выдохнул Мидир.
Коснулся ее руки, отодвинул легкую серебристую материю, влажную от ночного кошмара — черный, основной цвет волков, не очень шел Этайн. Переплел ее пальцы со своими.
— Это был не совсем сон. Это — твое прошлое. Просто ты во сне заменила… — Мидир сжал челюсти, вновь подбирая слова, — меня другим обликом.
— Правда?
— Тут нечему радоваться. Твой муж обещал нежить тебя, но в тот вечер…
— Мне говорили, так бывает часто, — Этайн склонила голову набок.
И правда, как птица!
— Только не у нас. Не у нас! И больше не повторится. Обещаю, моя дорогая. Я сделал с тобой, — Мидир выдохнул, вновь собирая слова в ту реальность, где есть он и она, — много гадкого. Но это моя вина. Не следует тебе винить себя.
— Ты муж мой и знаешь, ты волен делать со мной, что пожелаешь. Я отдала себя полностью. И не имела никакого права обижаться!
Та женщина в зеркале, Этайн Эохайда — в одной сандалии, в светлой одежде и сама словно светящаяся — обладала тем, чего не было сейчас у его Этайн, Этайн Мидира. Это скребло душу, как ветер, что приходит зимой с высоких снежных гор в Черный замок.
— Ты королева, — постарался сказать Мидир как можно мягче, зная, как его голос действует на людей и на ши. — Ты можешь все, моя желанная. Ты имеешь полное право не только обидеться, но и уйти.
Поймал взгляд, больше испуганный, чем недоверчивый.
— Ты гонишь меня?
— Ты можешь уйти с этой стороны постели на другую ее сторону!
— Обманщик, — сквозь слезы улыбнулась Этайн.
— Ты даже не представляешь какой! Сама смеялась над шириной кровати, так что иди-иди!.. Но лучше, — Мидир обхватил ее за талию, притянул к себе, — лучше останься со мной, моя красавица! Мой нежный Фрох. Иначе как я смогу вымолить прощение? За все, что сотворил с тобой… — споткнулся и добавил от чистого сердца: — Я и другой я.
Что сейчас чувствует Эохайд, совершенно перестало заботить Мидира. Да пусть хоть локти отгрызет от злости!
— Ты никогда не извиняешься, — недоверчиво прошептала Этайн.
— С тобой я много чего делаю первый раз.
Кожа Этайн была влажна, глаза блестели, пальцы подрагивали.
— Не плачь, пожалуйста, и я придумаю, чем мне искупить свою вину. Скажи мне: это было единожды?
Этайн покачала головой. Мидир, ужасаясь, шепнул одними губами:
— Сколько?
— Дважды, — еще тише ответила она.
— Значит, обласкать тебя я тоже должен дважды. — Этайн отвела глаза. — Были еще кошмары? — встревожился он.
Она по-прежнему дрожала.
— Ребенок. Мне которую ночь снится потерянный ребенок, — шепнула она. — Я бегу за ним, бегу изо всех сил! Но не могу догнать. А он пропадает!
— Дети не могут потеряться в доме Волка, — облегченно вздохнул Мидир. — Он отыщет их сам.
Ладони скользнули дальше под широкие рукава, бедра Мидира припали к бедрам Этайн, и она рванулась навстречу, шепча знакомой и незнакомой музыкой «любимый».
— Все сон, все пустое, моя королева, — напел он. — Ты самый прекрасный цветок, что я знал, а знал я многих. Я согрею тебя своей нежностью, и ты никогда более не будешь знать печали.
— Ты горячий, очень… — прошептала Этайн, подставляя шею и грудь под его жадные поцелуи.
— Тебе больно?
— Нет, с тобой — нет, моя любовь!
Мир сходил с ума вместе с Мидиром, стены Черного замка оберегали двоих. Кровь стучала в висках волчьего короля, подпевая гулким ударам клепсидры: «Твоя-твоя-твоя», то ли подтверждая, то ли насмешничая.
Мидир выплескивал свою ярость, свою боль и свою вину. В Эохайде он словно увидел себя и сам себе стал противен. И если он, Мидир, что-то может сделать для защиты и покоя Этайн — он сделает. Он даст ей все, чем владеет.
Решение, что возникло в лесу его предков и показалось вначале безумием, было принято окончательно.
***
— Мой король, вы уверены?.. Одно дело — лугнасадная королева, и совсем другое — постоянная! — чуть ли не простонал Джаред.
— Как никогда ранее. Чем тебе не нравится Этайн? Нет, я спрошу по-иному. Что тебя тревожит, советник?
— Ничего… Ничего. И все! И я не могу понять, что творится в Верхнем! И это волнует меня все сильнее. Что за непонятная тишь?
— Советник. Мне нет дела до Верхних. И нет дела до Эохайда. Этайн — моя!
— Ваша, вне сомнений. Как и морок — тоже ваш.
— Ты наверняка проверил ее. Что молчишь?
— Да, мой король. Простите, что не спросил вашего дозволения. Это было необходимо! Но вы и правда словно под воздействием чар!
— И что ты узнал об Этайн, мой юный, сверх меры любопытный маг? Может, она «клинок порядка»: хочет околдовать и убить меня?
— Нет.
— Она друидка?
— Нет, мой король.
— Есть еще вопросы, советник?
— Этайн — стихийный маг. Она как порабощенная природа: не знаешь, когда и где взорвется. Ну хорошо, ваша воля — моя воля. Я лишь повторю слова Этайн: не говорите слов любви!
— Для Книги семей это не обязательно. Достаточно симпатии одной стороны, советник, тебе это известно лучше прочих. А в любви другой нет сомнений.
— Вы сами так поверили в свою ложь, что думаете — это и есть правда! Сомнений нет, но вы лучше меня знаете, кому принадлежит любовь Этайн!
— Ни слова более. Ее любовь принадлежит мне! Отныне и навсегда! Возьми все, что нужно, и не тревожь меня понапрасну. А иронию оставь в кабинете!
— Как прикажете, мой король.
— Всегда бы так лаконично.
***
Круглый черный камень в оправе из серебра ждал тепла рук. Двое ши и земная женщина стояли подле него.
— Согласна ли ты, Этайн, стать моей женой по обычаям моего мира и принять мой дом как свой? — произнес Мидир.
— Да, — шепнула Этайн.
— Три раза.
Неполнота вопроса порядком гнетет советника. Но сама процедура угнетает еще больше.
— Да, да!
— Чем будет подтвержден ваш ответ?
— Я зову Этайн в жены по законам Благого двора! — рыкнул Мидир. — Ей необязательно подтверждать свое решение!
— Моей любовью, — выдохнула Этайн и слабо улыбнулась. — Мне больше нечего тебе дать.
— Мне больше ничего и не нужно. Я подтверждаю своим Словом, — добавил Мидир, не обращая внимания на глубокий вздох Джареда. Подхватил кисть Этайн, положил на Книгу семей Волчьего дома и накрыл своей рукой.
Печальный советник на миг прикрыл глаза, а когда открыл, прищурился. Камень на Книге под переплетенными пальцами заиграл ярким серебром, подтверждая сказанное и разрешая брак.
