О чем поет вереск

      Полдень шестого дня они встречали, пожалуй, самым необычным образом.       Волка Мидир заметил издалека и сразу поднялся в воздух с ойкнувшей Этайн. Не стал отвечать на вопросы, осмотрелся в поисках подходящего, достаточно безопасного места. Футах в пятнадцати над дерном, присыпанным колкими иглами, вытянулась толстая ветвь гигантской сосны. На ней он и оставил женщину, приковав к стволу синей силовой лентой и жестом попросив о молчании.       Мидир осторожно подошел к седому волку, сидевшему на опушке леса столь неподвижно, что его легко можно было принять за статую. Волчий король оглядел большую даже для оборотня морду, опустился рядом. Прислушался к сдержанному рыку, пригляделся к привычно непроницаемым черным глазам… Попытался погладить, но тот недвусмысленно вздернул губу, обнажив острые зубы. Волчий король долго пытался проникнуть в сознание зверя, подбрасывая видения себя, Мэллина и Мэрвина. На младшего седой волк рычал сердито, на старшего — ласково. И только… Мидир задействовал все уровни, притянул все стихии, пока не начали кружиться снежинки в преддверии полного магического истощения. Вымотался и разозлился, когда понял, что сам вкладывает чувства, пытаясь достучаться до разума, которого давно уже нет!       Волк недовольно мотнул седой головой и убежал в лес.       Мидир перебросил себя на ветку перед Этайн. Грубая бурая кора, змеившаяся у комля глубокими трещинами, переходила тут в охристо-желтую, нежную: хоть любовные записки на ней пиши. Трепетала на ветру, шелестела, словно шепча о чем-то.       Солнце, путаясь в кронах, рисовало озорные пятна на коже Этайн, искрилось в локонах. Хотя после получаса ожидания искр в глазах было куда больше.       — По мне тут белки прыгали! А иголки кололись! — Этайн сдула прядку со лба, подергала плечиками, но синий обруч плотно обхватывал талию и удерживал руки.       Сердитая Этайн выглядела еще более притягательной, чем обычно. Мидир, качнув руками и поймав равновесие, подошел вплотную. Отпускать ее быстро не хотелось.       — Мидир! — закусила Этайн губы, видя его неторопкость.       Он отодвинул ветку, которая и впрямь задевала колючками жемчужно-белую кожу женщины. Лизнул, согрел дыханием шею, столь же чувствительную, сколь и пальцы Этайн, что сейчас сжимались и норовили стукнуть его. Касаясь приоткрытыми губами, провел дорожку от ложбинки меж ключицами до подбородка.       Этайн свела брови, отвернулась сколько могла, но румянец покрыл щеки, завладел шеей, а дивные хризолитовые глаза потемнели.       — Обязательно было меня привязывать?! Освободи же меня!       — Не вижу повода для спешки.       — Мидир!       — На чем мы остановились? Кажется, на поцелуях!.. Или уже нет?       Он расстегнул верхний хангерок, приспустил его с плеч Этайн. Тончайшая материя лейне лакомо обрисовала соски, напряженные и торчащие задорно. Просто сами напрашивались на укус — или на поцелуй. Его женщина сладко пахла вереском и желанием.       — Так бы и съел тебя, — вырвалось глухо.       Мидир, оторвавшись, поднял голову полюбоваться на Этайн, та попыталась его боднуть! Она сопротивлялась, хоть и была полностью беззащитна… Мидир почувствовал, что слабеет совершенно непотребно. То есть почти везде слабеет.       Поймал коленку, которой его решили еще и пнуть.       — Ай-ай-ай, как невежливо! Тогда и я не буду… вежливым.       Огладил бедро, задрал юбку повыше. Ухватил вторую ножку и скрестил лодыжки Этайн за своей спиной, притиснул к стволу.       — Какая же ты очаровательная, когда сердишься!       Этайн хотела его не менее сильно, чем он ее. Однако не желала признаваться!       Настырная ветка, взъерошенная ветром, вернулась, защекотала Мидира по шее, но не могла отвлечь его от попыток поймать губы Этайн, которая уворачивалась весьма ловко.       — Мидир!.. Отпусти уже меня, — простонала женщина.       — М-м-м… что бы мне попросить за это?       — Ах ты, волк!       — Волк? Вот новость!       — У тебя глаза опять желтые!       — С чего бы?       Мидир подхватил Этайн за подбородок, поймал наконец губы, и она притихла. Сомлела, обняла, сколь позволяли путы. С трудом оторвавшись, Мидир выпустил клыки и клацнул на прибежавшую белку. Зверек застрекотал и скрылся, а дневных фей и вудвуза сосны Мидир попросил не мешать.       — Нам ведь не нужны свидетели, мое сокровище? Волк, которому досталась королева!.. Он потребует выкуп.       — Хм… — Этайн притворно задумалась. — Боюсь, мой муж не даст за меня ни гроша. Зато может порвать охальника на много-много маленьких волчат!       — Но это будет потом. А выкупом… — его рука, покинув ее бедро, скользнула к животу, с нажимом обрисовала круг, как нравилось его Этайн, — я займусь прямо здесь. Моя пленница не против?       — Если ты обещаешь, что мне понравится… — сумасшедше низким и тягучим голосом промурлыкала Этайн. И, зажмурившись, потянулась к нему заалевшими от поцелуев губами.       — Тихо-тихо, — волчьи зубы легко могли ранить. — Сейчас тебе лучше не шевелиться.       Странная игра заставляла ощутить себя не королем — волчонком, до которого снизошла в Лугнасад шальная королева.       Обжег кожу дыханием зверя, осторожно свел клыки на шее, провел ими до ушка и спустился обратно, прикусил нежную кожу — Этайн лишь выдохнула, ничуть его не опасаясь. Поддавалась ему, млела, таяла, дышала прерывисто.       Выпустив волчьи когти, Мидир прошелся по ягодице к крепкому бедру. Дождался сдавленного полувздоха-полустона и продолжил ласкать плечи губами и языком, понемногу сходя с ума от женского тепла, гордясь своей выдержкой. До падения в черную бездну, полную пламени, где ни-че-го, даже Этайн — лишь всепоглощающее обладание, было еще очень далеко. Но и ведомый инстинктами, он продолжал держать в узде свое тело и слабый, затуманенный огонек разума, разрешая зверю лишь мелкие укусы и царапины, которые только распаляли его Этайн.       — Сейчас мы… я точно упаду, — прошептала она счастливо.       — Упадем вместе?       Магический обруч пропал, и Мидир, продолжая удерживать Этайн, оттолкнулся свободной рукой от ствола, кидая себя вниз и влево от ветки. Насладился женским визгом… И остановил падение у самой земли.       — Теперь я в твоей власти, моя красавица, — прошептал он, лежа на спине, ощущая разом дурман летнего лета, горечь нагретой за день хвои, кислинку смятой травы и — сладкую истому его Вереска.       — И я отомщу! — уперлась Этайн в его грудь. Потом ухватила запястья, и он позволил завести руки назад. — Я получу свой выкуп сполна! Потому что это нечестно! Ты будешь кричать так, что сбегутся все белки этого леса!..       Настырные любопытные белки и правда прибежали.       — Это было… — Мидир повел головой в поисках подходящего слова. — Это было… М-м-м… долго.       — Долго и?..       — Долго и чудесно. Где этому научилась?       Этайн посерьезнела.       — У друидов. Но я раньше никогда не пробовала…       — Плотные балахоны не дали бы рассмотреть твои шрамы, — Мидир задумчиво сводил узнанное воедино. — Но друиды берегли тебя. Друиды учили тебя тонкостям любви…       — Не все друиды ходят в балахонах, — вздохнула Этайн, рассматривая травинки у его плеча. — Некоторые выполняют особые задачи, тогда они должны сливаться с людьми. Таких называют клинками порядка. Это…       — Я знаю, кто это.       — Ого! Друиды мало рассказывают о себе, особенно посторонним… Все оказалось иначе, чем я думала. Убивает не только меч. Видишь ли, друиды считали, что я вызываю любовь. Влюбленный человек может стать слабым или сильным, может совершить невероятно прекрасные поступки, а может и невероятно ужасные. А уж убить… Особенно тех, кто еще ничего не совершил, но только может…       Этайн погрустнела, Мидир притянул ее к себе и поцеловал.       — Моя дорогая, я тоже могу убить ради тебя.       — Не шути так, пожалуйста!       — Не буду. Но, если придется, чужой жизни не пожалею.       — Мидир!       — И своей — тоже.       — Мое сердце!       Теперь была его очередь утешать ее, стирая горечь прошлого — того прошлого, что он ей оставил.       — За сосновым бором — ничего, — потянулся Мидир к Джареду много позже.       — Все старые гнезда пусты.       — Но я чую их. Виверны есть. Их много, и они плодятся!       — Мой король, я удвоил посты. Когда они объявятся, мы будем готовы. Вас ждать к обеду?..       — Да, советник. В малом зале.       Все та же комната на пятерых показалась Мидиру очень уютной, почти домашней. Брат привычно язвил, но не так сильно, как раньше.       — Неужели вы смогли хоть на время отринуть соблазны королевской опочивальни? — прищурившись, спросил он Этайн.       — Мы гуляли по вашему чудному миру!       — По нашему, моя королева, — поправил Мидир.       — Какое место мой царственный брат показал тебе сегодня, человечка?       — Кольцевой водопад! С радугой! Вода не опускается вниз, а поднимается вверх. Делает круг, пропадает в земле, а потом возносится вновь!       — Тот самый, за который отец едва не убил его?       —  За что?!       Мидир накрыл своей рукой ее ладонь.       — Тот водопад открыл воронку в мир теней. Отец похвалил красоту и совершенство водопада, не став уничтожать его. Воронку закрыл, но наказал меня еще более, чем за механесов. Нельзя просто так, для баловства, пользоваться магией.       — И попусту тратить бесценную магическую силу. Видимо, не хотел, чтобы сыновья повторили все его ошибки. Ведь Джаретт пытался сделать и не такое, — добавил Мэллин, отбросил вилку и откинулся на спинку кресла. — Да, братец?       Этайн решила продолжить, а Мидир, не отвечая, слишком засмотрелся на нее, чтобы оборвать вовремя.       — После водопада мы гуляли по сосновому бору, как вдруг вышел черный волк с седой мордой. Мидир сказал, что должен с ним поговорить, закинул меня на дерево…       Опомнившись, волчий король сжал руку Этайн.       — О! И что сказал папа? Хоть прорычал в ответ?! — скривился Мэллин.       Алан с Джаредом переглянулись, но ничего не произнесли даже мысленно.       — Папа? — ошеломленно повторила Этайн. — Папа?! Мидир, я…       — Моя королева, мы уходим, — отшвырнул он салфетку. — У меня совершенно пропал аппетит.       — Ты еще и маму покажи! Пусть знает, с кем живет! — догнал хлыстом голос Мэллина, и Мидир не удержался. Стол отлетел к стене, заливая каменный пол вином. Загрохотала посуда…       Замок привычно подобрал вино и воду, побрезговав складывать разбитые кубки. Мэллин, отброшенный в угол, сидел, разглядывал вилку, вонзившуюся в стену около его головы.

***

      — Я сказала глупость, прости, любимый, прости! — всхлипывала Этайн, почти повиснув на его руке. — Я и подумать не могла… Я не хотела!       — Это ты прости меня, моя дорогая, — Мидир, выйдя на открытую галерею, остановился и рванул воротник. — Ты ни в чем не виновата. Ни в безумии отца, ни в несносном характере брата!       Этайн заплакала, уткнувшись в его грудь, — теми слезами, что он сам никак не мог проронить. А он молча гладил ее спину.       — Почему твой отец… — подняла она лицо, — окончательно стал волком?       — Когда мама умерла. Ну, как умерла…       — Мидир! — взмолилась Этайн.       — Впала в сон-жизнь и не очнулась. Зато теперь в старой башне дома Волка есть прекр-р-расная статуя!       Этайн ахнула. Лицо ее побелело, и Мидир, опомнившись, разжал пальцы, слишком сильно сжимавшие ее плечи. Поднял подбородок сердечком, поцеловал губы, заглянул в тревожные глаза.       — Когда Мэрвин ушел, все окончательно померкло для него. Отец передал мне власть, заперся в башне и занялся чистым колдовством… Однажды оттуда вышел огромный черный волк с белой мордой. У нас нет волков, таких, как у вас на земле, поэтому брат сразу понял, с кем я хотел поговорить сегодня. В который раз безуспешно!       Этайн обожгла ярой зеленью всех деревьев мира:       — Я не знаю, как и о чем просить, мой король, мой муж, мое сердце, но умоляю: будь осторожен!       Прижалась порывисто, и Мидир ощутил ее близость едва не сильнее, чем сегодняшним жарким утром.       — Просто люби меня, Этайн, — прошептал он, не слишком задумываясь над словами. — Просто люби меня…       Потемнело быстро и внезапно, словно Луг накинул на мир синее покрывало. В темном хрустале воздуха над дальними горами вились бесшумные молнии, прошивая небо и землю, обещая ненастную ночь.       Один из сполохов обрисовал тень в начале длинного коридора, и Мидир пожалел, что они не успели уйти из галереи. Чем ближе подходил младший, тем больше удивлялся Мидир: в руках у того серебрилось что-то, подозрительно похожее на поднос.       Этайн не могла видеть подошедшего, но почувствовала. Вздохнула, проведя ладонями по щекам, развернулась и подарила улыбку негоднику.       — Тебя наконец оценили по достоинству, приняв на кухню разносчиком? — процедил Мидир.       Брат ухмыльнулся, но не ответил: не иначе, копил колючки. Этайн умоляюще сжала руку Мидира.       Мэллин положил поднос на ближайший столик и подошел как ни в чем не бывало. Оперся плечом о стену, сложив руки на груди и небрежно скрестив ноги.       — Не нужно, чтобы наши семейные ужа… хм, тайны помешали поесть твоей человечке. С таким жадным до всего волком, как мой братец, ей силы понадобятся. Особенно жадным до цвето…       — Убирайся! — прорычал Мидир и тут же поймал встревоженно-недоверчивый взгляд Этайн. — Я не тебе! — Взгляд ее стал негодующим. — Хорошо, моя дор-р-рогая! И не ему!       Этайн улыбнулась, понимая и принимая его жертву. Провела кончиками пальцев по плечам волчьего короля, шепнула «мое сердце»… Мидир выдохнул, ткнул в плечо стоящего рядом механеса. Тот поклонился и отошел до следующего поворота.       — Поешь, моя ненаглядная, — выговорил волчий король сдавленным шепотом, — раз уж еда пришла сама.       Этайн присела, прижала его пальцы ко лбу и к губам, благодаря по людскому обычаю. Вернулась к галерее, где Мэллин оставил еду. Подхватила поднос, оглянулась и отошла подальше.       —  Не хочет мешать. Еще и деликатна! — хихикнул Мэллин. — Может поплакать, но не будет капризничать без причины. Где ты откопал это сокровище, братец?       — Там, где его уже нет!       Этайн, поглядывая на них, ела не торопясь, хоть явно была голодна. Теплый вечерний воздух доносил пряные запахи трав из долины, дразнил горечью хвои, ласкал ароматом роз из сада, и Мидир понемногу успокаивался.       — Знаешь, братец, если бы не она, меня бы здесь не было. Я остался в Нижнем из-за верхней, ну разве не смешно?       Но Мэллин не смеялся по обыкновению, был серьезен и ни уходить, ни замолкать не собирался.       — Ну Мидир, скажи: отец совсем-совсем ничего?.. Он все же вышел к месту, где ты шалил когда-то. А глаза у него такие же черные?       Волчий король дернул плечом, не желая обсуждать очевидное. С младшим говорить не хотелось совершенно, но Этайн обернулась и словно бы объединила их взглядом.       — Ты уверен, что эта человечка — твоя? — Мэллин говорил без прежнего вызова, но смотрел на земную женщину так, что хотелось сбросить его с башни. — Может, мне продолжить путь несчастного Кроука и вызвать тебя на поединок? Бедняжка до сих пор не в себе. Ты так помял его гордость!       — Не зли меня, — Мидир расслабил сжатую руку.       — Не я, так другие. И число твоих подданных может заметно уменьшиться. Тогда ответь мне! Кто она для тебя? Живая игрушка или нечто иное? Не рыкай. Если Этайн — наша королева, то где знаки?       — Я дарил ей кольцо! — озлился Мидир, совершенно забыв про запись в Книге семей.       Обернулся на Этайн, которая, опершись на поручень, стрункой вытянулась вперед, подставляя лицо потокам теплого воздуха. Ветерок играл золотистыми прядями, легкая накидка раздувалась за спиной… На миг показалось, что Этайн сейчас сорвется и улетит легкокрылой птицей, и он еле сдержал себя, чтобы не рвануться и не оттащить ее от края.       — Ты ревнуешь даже к ветру, братец, — Мэллин хмыкнул. — Но где же кольцо? Недостаточно красиво или булыжник маловат?       Мидир разозлился: кольцо было с таким огромным камнем, что Этайн, поблагодарив, не сдержала насмешливую улыбку.        — Кольцо к утру пропадает, как и вереск! — рявкнул он. Этайн обернулась недоуменно, и Мидир, сразу остыв, добавил тише: — А она переживает. Думает, потеряла.       — А обруч?       — Что?       — Мамин обруч, подарок отца. Мой брат так влюбился, что память отшибло?       Даже дыхание перехватило от слов брата. Вот чушь!       — Я не… — закашлялся Мидир, а Мэллин поднял бровь. — Я не!.. — вторая бровь брата поднялась выше первой, зато воздух наконец поступил в грудь. — Я не хочу лишиться этого сокровища.       — Ты это о каком сокровище говоришь сейчас, братец?       — Сейчас я говорю про обруч! Еще истает к утру!       — Пусть маленький-маленький маг в твоем — внезапно! — большом сердце скажет тебе, может ли магия друидов разрушить то, что выковано руками и подарено с любовью?       — Мэллин!       — В этом слове нет ни одной буквы «р-р-р», — насмешливо и картаво протянул брат. — Но ты, мой король, талантлив во всем. Ты рычишь мое имя и без этого!       А ведь верно — верно насчет обруча! Мидир был недоволен разве тем, что сам не догадался: амулету подобной силы ничто не может противостоять.       — Я хочу обнять тебя так же сильно, как и прибить.       — Не на-адо! Я вознагражден выражением полнейшего и неподдельного удивления на твоем лице…       — Вознагражден он, видишь ли! — Мидир притянул его к себе.       Мэллин трепыхнулся на пробу — насколько крепко его держат — но, видно, понял, что не вырвется, и выдохнул. Теплое дыхание младшего пробралось даже сквозь королевскую накидку и сюрко.       — Вот и не зли меня попусту. Зли только по делу, — Мидир похлопал по спине и отпустил. Полузабытый способ успокаивать брата работал до сих пор.       Мэллин выглядел не слишком помятым, но поддернул — явно напоказ! — рукава кружевной рубашки, поправил на плечах дублет, затем приложил руку к сердцу и поклонился. Впрочем, официальный поклон портило выражение полного довольства жизнью, никак не желающее покидать лицо брата.       — Тогда тебе нужно будет издать специальный приказ касательно того, как, когда и по какому поводу полагается злить его королевское величество! Надо будет попросить племянника подготовить соответствующий манифест, он мастер на занудство подобного ро-о-ода, — протянул Мэллин.       — Пропой это ему под окнами, — усмехнулся Мидир.       — Насчет обруча, — откашлялся Мэллин, старательно отводя глаза. — Я предполагал, что ты согласишься. Можешь казнить меня, но вот тебе…       В руке, вытянутой к Мидиру, поблескивал ободок. Тонкая вязь серебра, три металлических звезды в центре, восемь черных гранатов по окружности. Черный свет любви, что иногда сильнее магии, судьбы и смерти. Доказательство для дома Волка и всего Благого двора: Этайн — королева Мидира. Оберег и защита от всех враждебных ей сил.       — Откуда он у тебя? — Мидир не мог отвести глаз, не мог остановить воспоминания, не мог даже рыкнуть на брата.       Родители — прекрасные, счастливые и очень любящие — словно прошли по темной галерее.       Прошли и пропали.       — Я… — Мэллин чуть ли не первый раз в жизни показался Мидиру смущенным. — Я украл его! — брат вздернул подбородок. — Эта жмотина! Твой казначей! Сказал: только посмотреть! Мне! И только посмотреть!       Мидир понимал как возмущение брата, так и настойчивость казначея. А вот смущение Мэллина было непонятно.       — Можно подумать, ты никогда не крал! — резче, чем хотелось бы, произнес он, припоминая особо шумные выкрутасы младшего в Верхнем.       — Не у тебя же, — очень тихо произнес брат. Поджал дрогнувшие губы, потом все же договорил: — У тебя — никогда!       Брать ободок в руки показалось Мидиру кощунством, а Этайн очень не хватало участия родни в жизни их новой семьи. И Мэллин заслужил награду.       — Отдай его сам, — произнес Мидир.       — Я?! — Мэллин ошарашенно подался чуть назад, а потом озорно заблестел глазами. — Хотя ты прав, прав, братец! Надо отдать… может, еще и поцеловать? Впрочем, казначей этому не обраду…       Мидир не удержался и отвесил-таки брату подзатыльник.       — Ты меня понял, — понаблюдал, как гаснет озорство в серо-светлых глазах и добавил: — Но если очень хочется, можешь и поцеловать. Только казначея!       Мэллин прыснул смехом, и блеск, вернувшийся в его глаза, несказанно обрадовал Мидира.       — Обруч — сокровище нашего рода. А ты — последний в нем, раз Джаред упрямится вот уже сто лет… Этайн!       Та, кормившая с ладони светящихся птиц, вскинулась, рассыпала остатки крошек и легкими шагами прошла-пролетела до волчьего короля.       — Осторожнее с ними. Эти птицы злобные, питаются магией, — выговорил Мидир. — И вполне могут ущипнуть.       — Я не заметила. Может, они злобные, потому что их давно не кормили?       Мэллин фыркнул, а затем опустился на колено перед ошеломленной Этайн — и проделал это весьма грациозно.       — Прими этот обруч, человечка, моя королева и жена моего брата! Его сделал наш отец для нашей матери — с любовью, чтобы защитить ее этой любовью от самой сильной угрозы.       Глаза брата посветлели, потеряв ироничный блеск. Этайн взяла обруч очень осторожно, вздохнула и надела на голову.       — Думаю, Синни ты бы понравилась, моя прекрасная, — прошептал Мидир.       — Ты так скоро переберешь все ласкательные, — произнес Мэллин в пространство. — И что будешь делать, когда они закончатся?       — Займу у тебя! — парировал Мидир.       — Есть пять чудесных букв, — произнес Мэллин, отведя взгляд от Этайн, — повторяй за мной: мо гр… Ладно, не буду, не буду!       Шепнул мыслесловом:       — Ничего не замечаешь?       Недавнее видение родителей вновь встало перед глазами.       — Нет! Ты и не видел ее толком! Тебе трех лет не было, когда она!.. — дыхание перехватило, и Мидир не закончил фразу.       — Но помню, — мотнул головой брат. — Помню! А с этим ободком!.. Ну Мидир, ты любитель отрицать очевидное, но…       — А я думала, этот ободок от еще одного лепрекона, что стережет клад под радугой, — тихо произнесла Этайн.       — От еще одного? — удивился Мэллин. — А! Так вы искали клад! Человечка не побоялась испачкать ручки?       — Я?! — поперхнулась Этайн. — Да я!.. Я конюшню чистила! Я коров доила!       — Доила коров? — нарочито ошеломленно переспросил брат.       — Ну что, что в этом такого?       — Ты любишь дергать животных за соски…       — Мэллин! — вырвалось у Мидира.       — Нет, просто не всем в доме Волка это может прийтись по нраву, мой король. Чтобы опробовать на себе возможный вред, я даже могу превратиться в корову, — Мэллин округлил глаза, прижимая руку к груди.       — Мне казалось, порядочные волки в коров не обращаются! — захлебывалась смехом Этайн.       — Где ты тут видишь порядочного волка?       — Еще чего! Я непорядочный и горжусь этим! — надул щеки брат.       — Мидир! Мэллин! — Этайн, перестав смеяться, поклонилась. — Благодарю вас от души за обруч вашей матери! Жаль, что наше знакомство невозможно. Я уверена, память о ней дорога вам обоим.       — Для нашего короля ты тоже дорога, — выдал Мэллин. — Я перевожу, он всегда плохо владел языком.       — Мы уже почти опоздали в сп… в другое место, — раздул ноздри Мидир.       — Да-да, все опаздываете и опаздываете. — Мэллин поднял руку и пошевелил пальцами на прощание.       Волчий король, подхватив улыбающуюся Этайн под руку, повел ее в покои.       Обруч на ней смотрелся настоящей короной. И Мэллин был прав: чем-то неуловимо, как тень, призрак или мираж, но Этайн в этом обруче напомнила ему Синни.