О чем поет вереск

Ведомый больше звериным чутьем, чем разумной мыслью, волчий король настоял, чтобы Этайн не снимала диадему. Поэтому они, накидав побольше подушек в изголовье, дремали полусидя-полулежа. Вернее, дремала Этайн. Благородный разворот плеч, высокая полная грудь, лунное серебро кожи… По черному сумраку шелка привольно разметались медные кудри. Вот только брови Этайн сводила тревожно, и Мидир не посмел в этот раз заглянуть в ее сон. Лишь поправил розовое, теплое, мягкое, специально для Этайн изготовленное покрывало, заправил прядку за ушко. — Мой Фрох, — позвал он. — Я не сплю, нет, любовь моя… — пробормотала Этайн. Приоткрыла хризолитовые очи, в которых отразилась желтизна его глаз. Мидир спешно спрятал волчий блеск и втянул клыки, злясь на себя за щенячью невыдержанность. — Какой чудесный сон мне снится, мое сердце… Жаль, — переметнувшись на спину и раскинув руки, с невыносимой печалью вымолвила Этайн. — Как жаль… — Что, моя прекрасная? — Что это все не взаправду, — прикрыв веки, еле слышно и очень горько ответила она. Перед глазами внезапно стемнело. Взмётывались вихри, где-то очень далеко стегали землю молнии сухой грозы, трещали ветки под чужими шагами. Кто-то шел по тем следам, что он не стер, по граням нарушенного случившегося… Мидир встряхнул головой, отбрасывая непонятное видение. Сжал зубы, выталкивая сказанное Этайн. Отовсюду — из памяти, из постели, из их жизни. Потрясти бы за плечи и вырвать слова любви… Но тут Этайн закинула руку за голову, второй — потерла висок под обручем. Затем оттянула змейку на шее. Всхлипнула — и злость Мидира тут же исчезла. Смиряться с чем-то было не в характере Мидира, но теперь он именно что смирялся. Не со своим неистовым вожделением, хотя с ним тоже. Больше — со странным, щемящим чувством, что никак не хотело покидать его сердце. И не с грустью его женщины. Он будет очень терпеливым! Мидир отвел руку Этайн от горла и переплел ее пальцы со своими. — Моя красавица, есть такие видения, что длятся вечность. Согнув пальцы из боязни выпустить когти, спустился тыльной стороной кисти от одного виска по атласной коже, по скуле через теплые губы… Мягко поднялся к другому виску — и складка меж бровей Этайн разгладилась. Кровь вмиг забурлила, разлила темное, дикое желание от простых слов: — Люблю тебя, мой волк… Не «ее сердце», не муж, именно — волк! Он коснулся губами приоткрытых алых губ Этайн, вытягивая из полуяви-полусна. Прижался всем телом, обнял руками наперекрест, скользнул языком по острым граням жемчужных зубов, толкнулся глубже, глубже… Окончательно лишил дыхания и спросил на судорожном вдохе: — Сейчас — тоже сон? Ресницы Этайн, затрепетав, распахнулись удивленно. Глаза туманились уже не сном, а поволокой желания. — Кажется… Кажется, не-е-ет, — в голосе зазвенели колокольчики, возвращая Этайн к нему и его миру из нехорошего забытья. — Надо повторить. Так кажется или нет? — Ты само коварство! — простонала Этайн и потянулась к нему. Он открывал ее для себя и для нее тоже. Гладил и нежил каждый лепесток своего вереска до просьб о милости, до всхлипов и стонов. Кожа горела, пальцы сплетались, как и тела… И когда отзвучал гул второго удара башенных часов, а обруч так и остался на голове его королевы, Мидир ухмыльнулся сыто и умиротворенно. Но полного покоя не было. Слишком тревожен был сегодня сам воздух, слишком бдительно звезды смотрели с небес в открытые по теплой погоде окна, слишком грозно звенел напряженной тишью сам замок его предков. Горшок в очередной раз опустел — одинокий цветок упал с засохшего вереска, как последний лепесток увядшей розы в старой легенде. Сегодня это не так сильно задело бывшего бога, нынешнего короля Благого двора. Вереск, лежавший одиноко и грустно на черном камне, внезапно шевельнулся без ветра. Мидир потянулся к нему, и цветок отлетел: сухой, невесомый, упрямый. В его замке почти не было магии, тем паче магии, не подчиняющейся волчьему королю, и он насторожился. Выпустил когти, накрыв бутон, но тот внезапно оказался поверх его руки. Потянулся, раскрылся, словно морская звезда, вывернулся, меняя размер и форму, и обнаженная Этайн, благоухающая вереском, потянулась к Мидиру… Ее руки переплелись с его, вытянулись, соединяя сердца. Тут раздался звон часов, опять дважды, Этайн уже не было рядом. Мидир попытался поймать ее, но она рыбкой выскользнула в синюю волну, залившую спальню. Удержать ее было нельзя и отпустить невозможно; солнце слепило глаза, и все же Мидир бросился за ней, понимая, что пути назад нет, что он не вынырнет; но он готов был жить под водой или умереть там, лишь бы с Этайн. Пусть кожу неимоверно щипало, оно того стоило. Мидир ударил хвостом и наконец поймал дерзко смеющуюся рыбу с рыжими плавниками и зелеными глазами… — Мой король, прошу простить, — голос Джареда вытягивал из столь сладостных грез, что хотелось рыкнуть и обвалить своды Черного замка на того, кто посмел нарушить покой короля. Который все-таки уснул! — Миди-и-ир, тебя Джаред зовет, — прошептала разомлевшая Этайн, не открывая глаз. — Откуда ты… — Нет-нет, я не разбираю слов, но его голос как тихий-тихий стук. Очень настойчивый. Прости, — вымолвила со смешком. — Он не волк, он дятел, просто дятел. Стучит прямо в моей голове… — Советник, это, видимо, что-то о-о-очень срочное? — не сдержался от иронии Мидир, но Джаред ответил очень серьезно: — О да, мой король. Я в тронном зале. Прошу поторопиться. Мидир, махом облачившись, зашипел, едва сдерживая рычание: вся кожа, которой он прижимался к Этайн в два часа пополуночи, была обожжена, словно он трогал не женщину, а раскаленный металл. *** Мидир с Джаредом с одинаковой тревогой смотрели на ледяной посох, ударивший в пол так, что во все стороны зазмеились трещины. Он подтаивал все быстрее и наконец исчез, а то малое отверстие, что оставалось для связи с Верхним миром, схлопнулось. Воздух загудел, повеяло холодом… Намотанная на посох бумага жалко мокла в луже, почему-то грязной. Замок чавкнул недовольно, втягивая воду, и пол вновь заблестел черным зеркалом с редкими серебристыми искрами. — Давно появился? — спросил Мидир, не сводя взгляда с бумаги. — В два ночи. В то самое время, — тихо произнес советник. Выглядел Джаред необычно задумчивым и даже встревоженным. Мидир в ответ лишь приподнял верхнюю губу. — Мой король, какие требования предъявляют Не-сущие-свет? Что говорят? — Ничего! — Ничего хорошего или… — Совершенно ничего! — рявкнул Мидир. — Черная глухая стена, словно там все умерли. — До этого счастья нам, как пешкодралом до Северного моря, — появился в дверях взъерошенный Мэллин. — Сдается мне, не люди объявили нам войну. Он подошел к центру залы, достал из лужи бумагу и прочитал: — «Верни Этайн!» Ого! Отрыжка дракона! — Мэллин! — не выдержал Мидир. — Фоморов хвост! — выпалил брат менее ругательное, и волчий король кивнул согласно. — Подавитесь, серые заразы!.. Что-то они разговорчивы сегодня… Мэллин запнулся, что не осталось незамеченным для советника: — К вам приходили тоже? — Что значит «тоже»? — прищурился Мидир. — А то и значит! — Мэллин ощерился совершенно по-волчьи. — Не знаю насчет других, но у меня весьма вежливо спросили, какой дар я желаю получить за то, что выведу человечку из Черного замка. Чуть ли не твое место предлагали, братец! — Джаред? — коченея от чужой подлости, выдавил Мидир. — Меня и Алана спрашивали, мой король. Три командира королевских волков, что сейчас в замке, подходили ко мне с похожим сообщением… Видимо, друиды обращались к тем, кто имеет какую-то власть. — Не знаю, как другие, — пожал плечами Мэллин, — а я послал их в те места, где они точно не бывали. Шипели в ответ уж больно злобно, тварюки! — Руки, мой король, — встревожился Джаред. — Вечером этого не было. Мидир одернул кружево, пряча розовую кожу от двух пар внимательных глаз. — Ерунда. Слишком крепко обнимал Этайн! — Человечка! — встревожился Мэллин. — Все хорошо с ней! — рыкнул Мидир. — Я накинул на спальню сплошной покров, через который не проникнуть даже древним богам. — И все же ваши руки, мой король, говорят о том, что ее пытались вырвать из нашего мира, — потерев подбородок, произнёс Джаред. — А обруч? — заторопился Мэллин. — Обруч, он… — Он был на ней. Видимо, помог ее удержать. Спасибо, Мэллин. Тот погладил себя по голове, а затем глубоко поклонился. — Третье спасибо за два дня! Ты щедр и великодушен, бра-а-атец! Мэллин выглядел столь довольным, что холодные когти, удерживавшие сердце волчьего короля на протяжении всей ночи, немного разжались. — Я все думаю… Был ли хоть один шанс, что вы не заберете Этайн? — негромко произнес Джаред, снова огладив подбородок. И тут же ответил: — Ни единого, мой король. Эохайд во многом ограничил власть друидов на земле. Добились ли друиды чего хотели или нет, я пока не понимаю. Но… Джаред обхватил себя за плечи, словно защищался от холода. — Говори! — приказал Мидир. — А как все красиво начиналось! Волчьему королю подсовывают Этайн. Не жену друга, но — травницу. Этайн, само совершенство, милую, нежную… и непокорную ему. Королю галатов с утра падает подарочек — восточная красавица, и он милуется на глазах друга. Значит, не ценит. Значит, не любит — а вот ши не изменяют любимым. И, разумеется, Боудикка ни в коем случае не хочет отдавать внучку Эохайду навсегда. Хотя почему, собственно? Разве власть королевы недостаточна для нее? Разве можно поменять ее на что-то? Можно. На еще большую власть — ту, которой обладают высшие друиды. Власть над жизнью и смертью. Ты ломаешь гейс Этайн. Насладившись прекрасной смертной, ты, спустя один жаркий Лугнасад, возвращаешь ее земле. Логично и правильно, мой король, известный своим бессердечием. Муки ревности Эохайда тебя вряд ли остановили бы. Что дальше? Думаю, Эохайд разводится, и друиды получают Этайн вместе с ее силой. Уверен, Боудикке многое обещали за это. Который раз думаю, уж не вкладывала ли она магию, доводя красоту внучки до совершенства? Друиды могли помочь, как обычно, в обмен на что-то. — Я никогда особо не интересовался друидами. Ни у нас, ни на земле, — задумчиво повертел фибулу Мэллин. — А мы не можем их просто извести? — Извести без повода мы не можем! — отрезал Мидир, взбешенный откровенностью Джареда. — Потому что есть Правила, есть Договор! Сами высшие когда-то были ши! — Простите, мой король, — склонился Джаред, словно пытаясь скрыть лицо. — Я не упрекаю вас. Я опасаюсь за вас. Хорошо, что все волки — наши союзники. Он прибудет сегодня. — Он? — удивился Мэллин. — Кто, да кто же? — Мой принц узнает все в свое время. — Вот! — ткнул пальцем Мэллин в Джареда и обернулся к Мидиру. — Ты видишь, да? Видишь? Хоть бы слово выдавил из себя в ответ на вполне законный вопрос! — Мы ждем старейшину волков Севера, мой принц, — голосом холоднее северных льдов ответил советник. — Ой, прости, Джаред! — заторопился Мэллин, тут же меняя гнев на милость. — Родня — это всегда сложно, — меланхолично ответил советник, окидывая взглядом близко стоящих волков королевской семьи. — Мэллин, — начал было Мидир. — Гляди, братец, чтобы Ллвид Джареда не переманил. Там-то точно никто орать не будет почем зря, и от посуды уворачиваться не придется. Разве что заморозят нашу ледышку окончательно, до самой сердцевины, и будет он складывать слово «порядок» из осколков своего разбитого сердца вечно! — махнул рукой Мэллин. — Ладно-ладно, нечего так переглядываться и меня гнать, сам уйду! Болтайте тут о высоком. — Советник, ты знаешь, друиды сами воевать не будут, — вымолвил Мидир, когда юношеская фигура брата пропала в переходах дома Волка. Джаред еще вздохнул, успокаиваясь, прежде чем ответить, сложил руки на груди. — Люди слабы против ши. Воевать с волками — самоубийство. Однако друиды — мастера оборачивать против своих врагов их же слабость. Или силу. — Думаешь, они могут натравить на нас наш же мир? — Я пытаюсь рассмотреть все варианты. На всякий случай привлеку магов для усиления защиты. — Считай это моей королевской волей. Я могу создать еще механесов. — Да, мой король, эта мера не будет лишней. Имеющихся хватит для мелких стычек и охраны замка, но не для битвы. Полномасштабной войны с волками никто не затевал уже очень давно, мы привыкли нападать, а не обороняться. На защиту нужно время. Время, которого у нас нет. Не в силах оставаться на месте, Мидир мерил шагами черный, блестящий редкими звездами камень. Смахнул со стола вазу. Она покатилась по полу с глухим стуком, ударилась о стену и все же раскололась. Замок сложил ее — с задержкой, словно бы недовольно. — Что им нужно? Не Этайн же? — Этайн тоже. — Джаред, Джаред! Когда это войны были из-за женщины? — Одну вы должны помнить, мой король, — слабо улыбнулся он. — Я читал про нее в вашей библиотеке. — В нашей библиотеке! — сердито поправил Мидир. — Полно, Джаред. Дело было не в похищенной жене, а во власти, которую один город обрел на зависть другим. — В той истории мне больше всего было жаль Гектора. Мидир удивился: личное отношение племянник выказывал крайне редко. — Я думал, твой герой Одиссей. — Легче всего пользоваться умом и бесчестностью одновременно. Мне нравятся правила волков. По большей части… Но, мой король! Чем бы ни руководствовался Парис, похищение Елены Прекрасной дало данайцам не менее прекрасный повод настучать троянцам рогами Менелая. И прибрать все к своим рукам. — Что — все?! — Мидир выдохнул, сжал и разжал кулак. Хватит и одной разбитой вазы. — Что друидам может быть нужно?! Клады лепреконов, золото гномов, самоцветы Камня, магия волков? — Гадать можно долго, мой король, — с прежней отрешенностью выговорил Джаред. — Знаю одно: власть, власть, власть! Друиды алкают ее с нечеловеческой силой. Впрочем, так и есть, они теряют людскую сущность. Вы не вернули Этайн, и теперь — о! — теперь ставки выросли. Ваша сила древнего бога не исчезла. Она спит. И она раскачана, расшатана близостью с Этайн. Теперь ее можно подавать на блюдечке тем, кто питается силой и кровью. — Советник, — решил Мидир. — Я не хочу рисковать. Отправь к нашим границам дополнительные отряды, пусть все волки собираются в Черном замке. — Не собрать! Так быстро — всех не собрать! — взволнованно произнес советник. — Волки, живущие в лесах, закрывают разум. Их оповестить-то будет сложно, а уж уговорить спрятаться — только вашей волей. — Я… — Мидир запнулся, Джаред насторожился. — Это странно, я не чую ничего. Ни у благих, ни у неблагих, ни у фоморов. Ничего сверх дома Волка, — добавил досадливо. — Словно нюх потерял. Я не могу летать более. И смотри. Мидир прикоснулся к стене. Черный гладкий камень не подавался его руке, не прогибался и не пропускал за грань, оставаясь гладким, холодным и бессмысленным зеркалом. — Не дает ни пройти, ни проникнуть, — дотронулся Джаред до стены. — Разумно, хоть и странно. — Делай, что можешь, — решил Мидир. — Собирай волков! — Будет исполнено, мой король… — Джаред, уходя, обернулся. — В той истории влюбленную беглянку вернули законному супругу, а от Трои не осталось и камня на камне. — Джаред, я ведь могу тебя убить, — очень ровно выговорил Мидир. И все же не сдержался: — И уже очень хочу это сделать! — Продолжайте хотеть, мой король. Вам это полезно, — и вежливый поклон! Когда осело крошево от очередной расколоченной вазы, Мидир понял, что о важном госте они так и не поговорили. А вот ярость не улеглась совершенно. Мидир вернулся к себе. Птицы забились в щели, светильники тревожно мигали, факелы тухли. Темные переходы дома Волка показались ему особенно мрачными; морды зверей, высунувшихся из стен, исключительно злобно щерились острыми клыками… Полдня прошло в оживлении механических воинов. Делал их не Мидир, но подарить частицу себя, которую потом будут использовать в управлении более слабые маги, удавалось пока лишь волчьему королю. Вернулся к Этайн он к обеду. Она прятала глаза в тени изогнутых ресниц. Торопливо стерла слезинку. — Я не допытываюсь, — собрав все свое терпение, Мидир уселся рядом на постель. — Но, моя дорогая, ты плакала! Это так непохоже на тебя. Что произошло? — Ты не поймешь, — прозвучало тихо-тихо, словно Этайн говорила самой себе. — Кто огорчил тебя? Если брат!.. — сжал кулак Мидир. — Мое сердце, прошу тебя! — она схватила его ладонь, прижала к груди. — Не сердись, прошу! Хорошо-хорошо, я расскажу тебе, только не гневайся… Я подошла вчера, спросила! А он!.. Он посмеялся! — Кто? О чем спросила? Над чем посмеялся? — в груди ворохнулась злость. — Кто посмел смеяться над тобой? Мэллин?! Да я ему голову откушу! — Нет, мое сердце, твой брат тут совершенно ни при чем. Этайн улеглась на грудь Мидиру, задумчиво накрутила медную прядку на палец. Волчий король с трудом удержал в горле нетерпеливый рык, однако отзвук Этайн уловила. — Видишь ли, мое сердце, твой племянник… — Джаред?! Что мог натворить предупредительный племянник, Мидир представить не мог. — Ты, верно, шутишь. — Я не шучу, мое сердце! Я не шучу! Он не считает меня красивой, достойной тебя, наверное, дело в этом! Однако прежде, чем Этайн уверилась в своих странных выводах, Мидир перехватил ее ладонь и поцеловал в самый центр. Признаться, теперь его глодало любопытство. — Я спросила, почему он смотрит на меня не так! В смысле… — замялась Этайн, глянула искоса. — Дорогая, ни для кого не секрет, как ты действуешь на мужчин. Ты пленяешь и вызываешь желание, — с непривычным для себя спокойствием выговорил Мидир. — Так что там Джаред? — Ах ты!.. — Этайн выдохнула и продолжила: — Да вы оба ходите с такими лицами, что позавидуют каменные звери Черного замка! Меня поначалу пробирало до дрожи. Один Мэллин только не истукан… Мидир куснул ее за палец, побуждая продолжить. — Хватит хвалить моего безголового брата. Хочу слышать о Джареде. — Джаред… он попросил уточнить, как именно «не так» он на меня смотрит! И я сказала, что он смотрит волком, — захлебнулась негодованием. — Ну вот, ты тоже! Ты тоже смеешься! Джаред продолжал видеть в Этайн угрозу для всего Нижнего мира и лично его владыки. Мидир же очень и очень давно так откровенно не веселился. Обычно его королева вела себя в делах, касающихся его или его дома, как мудрая правительница, ведомая порой не законами, а истинной правдой, но иногда — как наивный ребенок, только познающий мир. Да по возрасту ши она и являлась сущим ребенком. Всем от Этайн что-то надо… Бабке — власти, отцу — влияния, друидам — силы. Впрочем, и ему тоже, и эта мысль сразу отрезвила Мидира. Нет, он сделает все, чтобы Этайн была счастлива! Пусть — в незнании о своей не-свободе. Пусть — в призрачном, созданном для нее мире, где она встретила и полюбила его. Его, а не Эохайда! Это могло быть правдой, это будет правдой отныне и во веки веков. — Дорогая, Джаред — волк. Советник дома Волка. Ему можно «смотреть волком»! И все же, если хочешь, красавица моя, я прикажу… — Ой, не надо, прошу тебя! — с испугом выговорила Этайн, не желая стать причиной обиды советника. — Не надо никому ничего приказывать! — Тогда не плачь! Сегодня в Черный замок прибудут важные гости… Ты должна быть свежей и прекрасной. Уверения в том, что Этайн свежа и прекрасна всегда, несколько затянулись. А потом Мидира побеспокоил мыслью Джаред. — Советник! — прорычал волчий король. — Ты решил и в спальню ко мне заглянуть? — Ох, Мидир! Этайн то плачет без повода, то смеется невпопад. Она не понимает, что с ней не так, но чует неправильность мира, чувствует душой, сердцем. Я не знаю… — А я не знаю, почему разрешаю тебе говорить об этом! — прервал Джареда Мидир. — А с кем вам еще говорить об Этайн? Она меняется. Как вода, перелитая в новый бокал, она перетекает, принимая иную форму. Она спорила с Эохайдом, потому что ему это было нужно. Она берет тебя своей обманчивой мягкостью, и я молчу, потому что это тебе на пользу. Все волки хвостами метут, лишь бы угодить ей, все боготворят новую королеву. Но… Почему тебе так нравится смотреть на нее спящую? Сон и морок похожи; кажется, что она просто… — Что?! В ушах шумело. Мидир смял широкий серебряный браслет, еще хранящий тепло руки Этайн. Острые грани резанули кожу, и боль в ладони дала силы вздохнуть. — Просто спит. Просто любит тебя, Мидир. Тебя, своего тюремщика, хоть и не знает об этом. Ты ей словно руку отрубил, а ведь… — Вон из моей головы! — Нижайше прошу простить меня, мой король. Это была последняя попытка, более я не скажу ни слова. Этайн — ваша и моя королева. Да будет так. *** По дороге из королевских покоев они остановились на крытой галерее. Этайн замялась, подняла глаза: — Разреши мне перемолвиться с Джаредом. Легкий ветер путался в золотых волосах Этайн, подсвеченных солнцем, блио облегало точеный стан, подчеркивало женственные бедра и пышную грудь. А глаза казались совсем светлыми. — Только недолго, моя дорогая, — очнувшись, волчий король ответил на повторный вопрос. Кивнул племяннику, следовавшему за ними по пятам, и отошел. Слов было не разобрать, но Джаред выглядел все более отстраненным, а Этайн смущалась все пуще. Мидир не выдержал и прислушался. — …моя королева сама вызвала на разговор, сама добилась ответа и сама обиделась. Я чем-то еще не угодил вам? — Я боюсь, что не гожусь в королевы… — пролепета Этайн и, кажется, собиралась удариться в слезы. — О нет! Моя королева, прошу, только не это. Поглядите лучше сюда, — скорбно вздохнул советник и потянул из-под плотно застегнутого ворота подвеску на цепочке. — Я не мог показать это волкам, отец был бы недоволен. Этайн встрепенулась, такая же любопытная, как сам Мидир, вытерла щеки, всмотрелась внимательно. — Это ваша подвеска, серебряная. Причем тут ваш отец и почему он был бы недоволен? — Именно так, подвеска с секретом, в ней скрывается портрет матери, который отец передал мне незадолго до гибели. Он считал, будто ши не любят. Что его сородичи лишь владеют тем, что, как им кажется, вызывает любовь. — Раз так, то Мидир вами тоже владеет! — с непривычным вызовом ответила Этайн. Мидир улыбнулся. Она сражалась за него! — Именно, — сложил Джаред в улыбку тонкие губы. — Дядя сказал тогда, что он выполнит мое желание. Правда, то, что пожелать я должен остаться с ним, я понял много позже. Все произошло так, как хотел Мидир. Все обычно так и происходит. И чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю, что рад этому: дядя нуждается в моей заботе. — Простите мне мое негодование, — приложила Этайн руку к груди. — Но я который раз сталкиваюсь с тем, что моего супруга считают чудовищем. И мне каждый раз очень и очень обидно. Я рада, что вы понимаете, кто Мидир на самом деле. Мидир провел ладонями по шероховатому прохладному камню ограждения галереи, опустил голову, испытывая странную двойственность чувств. Ему, без сомнения, льстили слова Этайн. Однако, что она сказала бы, узнав правду, думать не хотелось. — Посмотрите сюда, моя королева, — позвал Джаред, плавным жестом поведя рукой в сторону далекого ельника. — За этими лесами лежат земли восьми домов. Еще во времена Джаретта ши убивали друг друга ради чести, ради пустых фраз. Война Деревьев произошла из-за неудачно оброненного слова. Тогда дом Леса потерял большую часть своего могущества. Кланы настолько перессорились, что несколько столетий не могли выбрать короля. Джаретт объединил многие дома, действуя подчас очень жестоко. Однако все, что взято силой, живет недолго. Как вы думаете, легко Мидиру сдерживать весь Благой двор, постоянно раздираемый распрями? Он соединил свободу и служение, это очень и очень сложно. Если бы не дядя, войны поглотили бы Благие земли. Я не знаю, кто еще из ши смог бы этого достичь. Джаред встряхнулся, провел руками по лицу, стирая усталость. — Спасибо, что рассказали мне это, — долетели до Мидира тихие слова Этайн. Он вновь подключил магическое зрение. Племянник взял в руки подвеску. — Однако разговор я затеял не за этим, — раздалось щелканье. — Мой отец женился по любви. Мидир никогда не видел, чтобы Джаред показывал кому-то изображение матери. И не удержался, посмотрел. Светлые волосы, серые глаза, усталая улыбка… — Она прекрасна, — произнесла Этайн. Подняла на Джареда ясный взгляд. — Я знаю о ваших родителях. И мне жаль, мне так жаль! — У земных женщин, связавших судьбу с королевским родом волков, не слишком счастливая судьба, моя королева, — захлопнул подвеску советник и отвесил низкий поклон. — Но я буду молить богов о счастии для вас. Не сомневайтесь, вы — королева сердца Мидира и моя королева. — Раз уж я ваша королева, советник, позвольте поинтересоваться… Есть ли кто-то, кто завладел вашим сердцем? — склонив голову набок, полюбопытствовала Этайн. — Есть, моя королева. — Вы не скажете? Я знаю ее? Вы не скажете! — Нет. И я бы хотел не знать ее, но я знаю, — поклонился Джаред с таким чопорным видом, что Этайн больше не осмелилась задавать вопросы. — Я видел, Джаред. — Я знаю, Мидир. У Черного замка стеклянные стены. Я хотел, чтобы ты это увидел… — О Лианне так ничего и не слышно? Три года для ши не срок, и все же… — Вы хотите поговорить о любви? То, что вы чувствуете к Этайн, к примеру? — Я просто… — выдохнул Мидир. — Просто хочу, чтобы она была рядом! — Вы так долго гнали от себя саму мысль о любви, любви, причиняющей лишь боль и ведущей к смерти. И не только мысль… Помните ту небесную принцессу? Вы могли бы влюбиться в нее, но мгновенно выпроводили замуж. Вы гнали от себя всех, кто мог вызвать в вас это чувство. Может, не друиды, а мироздание, стоящее на магии и любви, решило пошутить, подкинув вам Этайн? — Советник, ты назначен на свою должность за ум. А городишь порой сущие глупости! — Пойдемте, мой король. Нам пора встречать гостей. Этайн уже подошла к Мидиру. Не прижалась, встала у гладкого зеркала стены, в котором отразилась еще одна Этайн, прекрасная и печальная. — Если ты улыбнешься мне, я расскажу тебе самый большой секрет Джареда, — тихо сказал Мидир. — Ну, а если будешь продолжать грустить, тебе придется забыть об этом. — А ты можешь? — шагнула к нему Этайн. — Я просто… Ты не выдашь его? — О самой большой и страшной тайне не знает никто во всем Благом дворе, — усмехнулся Мидир. — Даже принцесса Лианна, пусть она непосредственно вовлечена. Теперь тебе интересно? — Мне интересно все, что ты рассказываешь, мое сердце! О скрытном Джареде и его секретах — вдвойне! Мидир хмыкнул. Вот не надо было Джареду соваться в спальню без спроса! Тем более читать нравоучения своему дяде! Он взял Этайн под руку и повел к главным воротам. — Джаред, попав в Нижний в одиннадцать лет, повзрослел быстро. Я очень надеялся, что он найдет себе кого-то по душе или хотя бы по взаимной приязни. Мы не столь щедры на любовь, чтобы только ей доверять наши браки. Он был забавным волчонком, — не удержался Мидир от улыбки, — но все же очень и очень серьезным. Юбки он обрывал тоже очень серьезно, а когда однажды увидел Лианну… Это именно то, одно-единственное чувство, что овладевает ши однажды и почти навсегда. — А она, а что она? — увлеченно промолвила Этайн. — К сожалению, она смотрела в другую сторону. Чтобы солнечному ребенку не было скучно, королева-мать взяла под свое крыло двух принцев: небесного и лесного. Эта троица выросла вместе, и… так случилось, что Лианна и Джилрой полюбили друг друга. — Мне очень жаль советника, но Лианна? Она… — Пожениться они не могут. Они — прямые наследники своих домов. Мидир договаривать не стал, все было слишком сложно, но Этайн, кажется, поняла главное. — Как грустно. И где теперь Лианна? — Она попросила отсрочку у матери. И пропала. — Ох, — не на шутку встревожилась Этайн. — Вместе с ней пропали Джилрой и Фордгалл, те самые принцы, небесный и лесной. Все трое живы, вот только где они? Скрыть сознание и бродить по лесам ши могут вечность… — Как же мне жаль Джареда, — загрустила Этайн. Мидир тихо, но значимо зарычал, и она улыбнулась… По короткому жесту Алана с широкой площади торопливо увели гуляющих, с двух сторон выросли стражи в блестящих доспехах, заплескались на высоких древках черные стяги Первого королевства и за ними восьмицветные — всего Благого двора. Трубный звук разорвал тревожную тишь в преддверии прибытия высокого гостя. Позади выросли Алан и Джаред, непривычно серьезный Мэллин встал по правую руку от короля. А по левую… Мидир только набрал воздух, чтобы убедить ее уйти, как Этайн на диво робко спросила: «Можно, я останусь?», и Мидир не смог отказать. — Кто же наш гость? — шепотом спросила Этайн. — Ллвид, вождь волков Севера. Этайн нужно было показать этому ши. Прямой опасности не было. Особенно в его замке, в его мире! Но когда со скрипом распахнулись кованые ворота, у Мидира екнуло сердце. Волк с волосами белее снега вошел в его замок.