О чем поет вереск

Под утро Мидир мысленно вновь оглядел замок. Беспокойство не отпускало, тянуло старой болью в давно восстановленной руке, хотя за неугомонным Мэллином наверняка присматривал Алан, половина замковой стражи, а возможно, и сам Джаред. Но советник спал. Спал — с чувством хорошо выполненной работы, за столом в скромных покоях Алана, не выпуская из тонких пальцев кубок вина. Мидир быстро пробежался по переходам, лестницами и залах, ловя знакомый лимонный огонек Мэллина. Как волчий король и ожидал, брат обнаружился на труднодоступной высоте: все же мчаться подобно ветру аж полсуток было сложновато и Мэллину. Занятый им карниз плавно спускался к самому незаметному углу внутреннего двора, где брата караулил разъяренный Фордгалл. Место это было плотно укрыто со всех сторон высокими кустами в рост ши: как бы брат ни относился к лесному принцу, он берег его достоинство и не хотел выставлять напоказ его унижение. Мэллин сидел, свесив ноги. Пропустил скользкий шелк меж пальцев — Фордгалл подпрыгнул, пытаясь вырвать заветную материю. Ветки сада, окружавшие Мэллина, вздрогнули и вновь замерли, явно сбрасывая наговор. Магия кружилась возле лесовика, искрила в темно-рыжих волосах, но и только. Видно, волчий сад не желал слушаться «непризнанного королевского побега», как дразнил лесного принца Мэллин. Он отдернул шарфик в очередной раз от лап Форгдалла, тяжко вздохнул, смерил того недоверчивым взглядом. — Никогда бы не подумал — но ты котенок, — и уселся на карнизе поудобнее. — Коте-е-енок! Прыгать за тряпочкой… Лесовик заскрипел, наколдовав что-то воистину темное и зловещее. Мидир встревожился, но Мэллин то ли призвал в помощь замок, то ли замок прикрыл свое дитя, но лесное колдовство сгинуло без остатка. Осознав, что магия и прыжки ни к чему не приведут, Фордгалл уселся на песчаную дорожку и с ненавистью принялся сверлить Мэллина взглядом. — Хорошо, хорошо, не смотри так, — намотал тот шарф на руку и улыбнулся: — Цап-царап! В качестве утешения могу сказать, что котеночек из тебя краси-и-ивый! — Утешения? К чем-м-му? — еле выговорил лесовик, настолько его ломала потеря надежды на солнечный трон. — К тому, что я, пожалуй, пойду. Брат встал легко, как будто под ногами был обычный пол, а не узкий карниз. Отряхнул дублет, штаны, непритворно чихнул и добавил серьезно: — Ещё немного, и про нас станут говорить нехорошее. Все знают, как страстны лесовики и чувственны волки. Уединились, понимаешь ли, за высокими кустами! Ты явно нервничаешь, а у меня плохая репутация. — Что за чушь! Весь двор знает… — Весь Двор знает, что ты нёсся за мной, как за шансом на счастье, — Мэллин выразительно постучал каблуком по карнизу и двинулся по нему направо, к парку. — Я не волчица, но Двор горазд на выдумки. Фордгалл подскочил как ошпаренный и поспешил следом, не отрывая взгляда от намотанного на ладонь Мэллина шарфа. — Я уверен: никто не посмеет шутить с волком! — А я уверен, что наутро ты проснешься знаменитым. Мэллин не удержался и фыркнул, лесовик всхрапнул. — Да, да, я понимаю тебя! — хихикнул Мэллин, продолжая идти вперед по все более узкому карнизу. — Прости-прости, не смогу принять твой Дом как свой, пусть мы и провели вместе эту ночь. Каждый узнал о себе много нового, не по разу сбил дыхание и почувствовал себя изнурённым, но ты должен знать — увы! — это не считается в Доме Волка настоящей связью. К тому же мы спелись с советником, и я не могу пренебречь его чувствами. Фордгалл покрылся корой и заполыхал волосами. Мидир готов был Мэллину поаплодировать: довести лесовика до белого каления и перекидывания в боевую форму одними словами!.. — Я вижу, вижу: ты горишь! — новая порция хохота. — Но вынужден потушить пожар страсти. Нам никогда не быть вместе! Фордгалл раскрыл рот, подсвеченный желто-оранжевым пламенем, но Мэллин опередил его: — И снова прости, лесовичок, — приоткрыл отпертую раму высокого коридорного окна. — Как-нибудь свидимся. Не переживай за честь солнечной красавицы, шарфик я ей верну! Что-то не хочется всякий раз бегать от её настырных ухажёров. Хотя… — почесал нос, — уже и не придется. Прощай, ветвистый побег боярышника. Папе поклон. Мэллин поклонился и шагнул в окно, аккуратно прикрыв раму за собой. Фордгалл потихоньку остывал, окруженный блекнущими оранжевыми искрами, а за его спиной голубело рассветное небо. *** — Помнишь, ты обещал сказку, — напомнила Этайн. — И я расскажу тебе сказку, — подхватил Мидир ее слова, понизив голос. — О принце и принцессе. Столь тихо и ласково, что посмотреть твои грезы слетятся все феечки этого мира… твоя обожаемая Лианна теперь жена Джилроя. — Но как же… — На их пальцах появились кольца истинной любви, а я, как владыка Светлых земель, благословил этот брак. — Благодарю тебя, Мидир! Я полюбила тебя за твое благородство — если ты переступаешь закон, то лишь ради любви. Он повел плечом. Что-то во всем случившемся тревожило, но Этайн отвлекала, будоражила близким теплым вздохом и родным присутствием. Жена вытянула руку. — А кольца-то и нет! — и тут же сама себе объяснила. — Верно, потому что я очень давно люблю тебя, а ты признался вот только… — Верно, поэтому, — сквозь сжатые зубы выговорил Мидир, не желая придумывать отговорки ни ей, ни себе. Возможно, их любовь не освящена небесами, но все же достаточно земная и прочна для таинства зачатия… Может, пора сказать о ребенке? Но его королева тут же обеспокоилась за других: — Лианна и Джилрой будут жить долго и счастливо и умрут в один день? Человеческая присказка звучала иначе в мире, где любое неосторожное слово могло стоить жизни или способностей к волшебству. Этайн, заметив его замешательство, продолжила: — Сердце мое, хотя бы одну или две тысячи лет! Для ши это же немного? — Не так уж мало. Однако я обещаю. Боль накатила с такой силой, что прервалось дыхание и скрутило внутренности. …И новая смертельная потеря. И нет места ни жалости, ни прощению. Джаред просит жизнь за жизнь у волчьего короля и, проклиная себя, отдает сигнал к последней атаке. И тени пляшут огнем, и рушится Золотая башня, погребая своих владык, и гибнут ши в бессмысленной, беспощадной бойне… Мидир мотнул головой, сбрасывая наваждение, и решил поискать брата мыслью. Тревога была неясной, расплывчатой, и она лишь усиливалась. Мэллин, видимо исполняя вчерашнюю угрозу главного повара, чистил овощи. Вернее, баловался, вырезая из них забавные фигурки. — Увидь это Воган, и я никогда не уйду отсюда! Никогда! — округлил глаза, пугая турнепс, похожий на голову самого повара. — Вполне можно было применить магию для всей этой ерунды! — передразнил бас Вогана. — Вкус, видите ли, не тот! — щелкнул изображение по носу. — Я принц, между прочим! — Принц, принц, — улыбнулась ему возникшая в дверном проеме Лианна. — Доброе утро, принц! Лианна — сияющая и прекрасная. Мидир внимательно и с интересом оглядел будущую королеву Дома Солнца, которой счастливое замужество явно шло. Золотые волосы струились по плечам и спине, без всякой прически сохраняя порядок; лицо с правильными чертами осветилось, светло-карие глаза ожили. Витязь Неба, принявший Дом любимой, стоял в переходе, подпирая широким плечом стену и задумчиво разглядывая золотое шитье на крошечном носовом платке. Откуда его достала Лианна и что он там хотел увидеть, оставалось загадкой. Однако эта жалкая тряпица превратила витязя печального в витязя вполне счастливого. — Доброе утро, солнечная де… женщина! — перестав откровенно любоваться, выдал Мэллин и прикрыл глаза ладонью. — Я ослеплен твоим сиянием! Очарован и заворожен пуще прежнего!.. Вот что творят волчьи спальни! — обе руки поднялись вверх. — Теперь стража будет не так яростно драться за право стоять подле твоих покоев! — уточнил у молчаливой головы задумчиво: — Или еще более яростно? Хм-хм! Видно, пряник оказался сладок? Дерзкий взгляд серых раскосых глаза вогнал солнечную ши в краску. Мэллин, подкинув нож и поймав его за лезвие другой рукой, продолжил: — Я бы сказал, ты прекрасней всех на Светлых землях, но прости-прости!.. — прижал руки к груди. — Мое сердце покорено одной занятной человечкой, женой моего брата! Но я с гордостью вручаю тебе второе место. Если небесный витязь вдруг утомит тебя, и какой-нибудь из Лугнасадов ты решишь провести на стороне, я в полном твоем распоряжении… — невероятно двусмысленное подмигивание. — Помни, черная сторона противоположна белой, ты тут потеряла то, что я забыл, когда имел, зато обрела почти утерянное… Мэллин запнулся в некоторой растерянности, чуть ли не в обиде, не дождавшись привычной резкой отповеди. — Спасибо за добрый совет насчет пряников, — улыбнулась Лианна спокойно, может быть, впервые на слова Мэллина не желая злиться или дерзить. — Ты очень-очень хороший волк! — Ах, солнечная де… женщина, не смей! Не смей так позорить мою репутацию! — брат испугался непритворно. — Что скажут прочие ши? — Что бы ни говорили, для меня ты — лучший в этом Доме. После… — После Джареда, разумеется, — довольно закончил Мэллин. — Не печалься, я не обижусь на второе место! Ты ведь не обижаешься? Мидир сам чуть было не обиделся. Как это ему — владыке Благого Двора, королю волков! — не выделили место? Вернее, почему не выделили первое? Но решил: спор слишком глуп, чтобы он в нем участвовал. Наивные дети! Что-то из этого он бормотнул вслух: Этайн очень серьезно заверила его: — Ты самый лучший! Самый грозный, самый благородный и самый люби-и-имый. Мой Мидир! Ты прекрасен душой и телом, словно древний бог, твоя кожа серебрится подлунным снегом, а волосы чернее колдовской но-о-очи… — …возьми обе твои пропажи, — Мэллин в это время уже протягивал шарф, очертаниями складок неявно обрисовывающий кинжал. — Как бы ты ни рвалась в волчьи королевны, извини, я не приму твое предложение! Лианна поглядела на Мэллина серьезно, спросила тихо: — Ты мог воспользоваться, а волки обычно пользуются. — Ты плохо нас знаешь. Вот скажи, вы сами догадались или подсказал кто? Лианна отвела глаза, на что Мэллин страдальчески вздохнул. — Я знал, знал, что советник — самый умный ши на много-много Домов! Я знал! — Советник зверски рад это слышать, — ответил бесшумно подошедший Джаред с привычным льдом в голосе. Мэллин с грохотом отодвинулся от стола, качнулся и чуть было не упал. — Мой принц. Принцесса Лианна, — поприветствовал обоих короткими поклонами. — И вам, Джаред, и вам спасибо большое за участие, — прошептала вновь розовеющая Лианна, явно стараясь отбросить мысль: он точно знает, чем они занимались с Джилроем, чтобы стать супругами. Мидир недовольно вздохнул. Ох уж эти стеснительные Дети Солнца! Делают драму из всего! Особенно из самого простого и естественного. — Соблюдать закон и наводить порядок — обязанность советника Благого Двора. Как и находить решение задач, только кажущихся неразрешимыми, моя принцесса… Сегодня трубы Черного замка будут петь в вашу честь! Желаю благости и счастья, многих и многих веков жизни. Я уверен, королева-мать поймет и одобрит ваш выбор. Мидир нахмурился: Джаред не видел и не слышал себя. Разговаривая с Лианной, он назвал ее своей принцессой, что, конечно, допускалось в качестве уважительного обращения для королевских особ чужих Домов. Только Джаред ничего подобного себе раньше не позволял. И улыбался на сей раз не кончиками губ, а всем лицом, и светло-серые глаза его искрились, и голос стал теплым и живым. Но при всем при этом… племянник именно прощался. Он, сам отпустивший свою любовь, прощался со всем! Даже с надеждой. — Джаред, вы… — начала Лианна, ставшая особенно чуткой, однако насторожившийся Мэллин не дал ей договорить. — Советник! Джаред прислушался и закаменел лицом: тяжелые шаги кованых сапог по коридору, хорошо слышимые волкам, несомненно принадлежали лесовику. — Лианна! — заторопился Мэллин. — Быстро-быстро убираешь счастливое выражение лица и отходишь с таким видом, будто я тебя смертельно оскорбил! — Мэллин, я не буду больше играть в… — солнечная принцесса нахмурилась. — Ох, Лианна! Имей в виду! Обещание назвать сына в мою честь — обман! Хотя бы потому, что у солнечных королев не рождаются мальчики! А уродовать судьбу девочки никто не решится, иначе тебя уже звали бы Мэллиной! — Мэллин! — Ну вот, искусство перевоплощения в действии! Зашедший Фордгалл выглядел совершенно обычно. Поправил темно-коричневый плащ с вышивкой, крайне похожей на королевскую, коротко кивнул каждому присутствующему. Несомненно заметил обиду Лианны, шарф в ее руках, но ничего не сказал, а возможно, не успел, потому что следом за ним появился Джилрой. Воистину, сегодня трапезная — место всех встреч! Витязь Неба, приложив руку к груди, поздоровался со всеми. Коснулся плеча Фордгалла, который не сводил глаз с платка дома Солнца, выглядывающего из кармана Джилроя вместо привычного бело-голубого. Затем витязь поймал взгляд Лианны и уже не спускал с нее глаз. Серебряные и золотые линии переплетались на безымянных пальцах влюбленных, образуя кольца из восьмерок. Петля времени — добрый знак. Искры их душ, вышедшие из разных языков предвечного пламени, спаялись навечно. Эти двое останутся вместе и по другую сторону бытия. — Кажется, я должен тебя поздравить? — очень ровно обратился к Лианне Фордгалл. Она в ответ сделала несколько шагов к Джилрою, намекая, что поздравлять тут надо обоих, и тот приобнял ее за талию. — Поздравить и порадоваться за вас, друзья мои! Мои дорогие друзья! Лесовик улыбнулся настолько естественно и дружелюбно, что Мидир взволновался. Не знай он, о чем думает и что теряет Фордгалл, был бы уверен в искренности его слов. — Я тоже! Я так рада, так рада! — засветилась Лианна чистым золотом. — А свое счастье ты обязательно встретишь! — Меня греет, что советник рад точно так же, как я, — так же приятственно улыбнулся Фордгалл теперь Джареду. — А может, и еще сильнее. Теперь Мидиру очень захотелось уронить Фордгалла головой вниз в какую-нибудь из ям, приготовленных для врагов дома Волка. Или втянуть в стены Черного замка до скончания эпохи! Джаред был волен воткнуть нож себе в сердце, но Мидир не собирался смотреть, как другие проворачивают в нем лезвие. Льдистые глаза советника холодно блеснул, а колоть намеками он умел ничуть не хуже. — Думаю, удачному разрешению этого вопроса рады мы все. Все те, кто любит принцессу Солнца и желает ей счастья. — И мы вам очень признательны! — пылко ответил Джилрой, обращая к нему взгляд синих глаз. — Приятно осознавать, что есть еще ши, подобные перворожденным, для которых любовь важнее благословения их родных, — произнес лесной принц. — Пойти наперекор воле своих и чужих Домов! Такого не было со времен Джаретта Великолепного. Однако Дом Волка довольно консервативен, вряд ли случившееся одобрит сам король, — учтивый поклон, намек на угрозу власти большей, чем у советника, и показательное невнимание к Мэллину, сыну этого самого «Джаретта Великолепного». Тот не удержался: — Раз в несколько тысяч лет история имеет обыкновение повторяться. Уверен, отец бы оценил! А наш король оценил совершенно точно. — Ты можешь себе представить! — восторженно произнесла Лианна, обращаясь к Фордгаллу. — Нас благословил сам Мидир! — Как удачно, что и торжественный ужин прошел в вечер вашей э-э-э… помолвки! Вне сомнений, наш владыка щедр на подарки и умеет ценить истинную любовь, — ответствовал Фордгалл, принимая поражение и выдерживая удар. — Когда я вернусь в свой лес, я сделаю все, чтобы мой Дом стал союзником вашим. — Конечно! — воскликнул Джилрой с радостью, замешанной на облегчении. — Мы навсегда останемся друзьями! — Не сомневаюсь в этом. Как и в том, что советник Благого Двора, преисполненный мудрости двух миров, тоже помог вам, — договорил Фордгалл. Мидира не отпускало чувство, что лесовик составляет список своих врагов по степени вовлеченности в лишение его солнечного трона. Небесный выглядел слишком обрадованным и совершенно не походил на коварного победителя, зато Мэллин и Джаред выглядели истинными интриганами. Советник не отвечал. Джилрой привычно искренне улыбнулся ему, словно желая доказать Фордгаллу, что волки тоже бывают неплохими: — Мы никогда не забудем, что вы для нас сделали. Если бы не вы, уважаемый советник, наш брак так и остался бы за гранью возможного, если бы не ваш ум и помощь! — Я тоже этого никогда не забуду, — сказал после паузы Фордгалл. И продолжил еще шире улыбаться советнику. Беспокойство Мидира усилилось. Лесовик не обладал достаточным весом, чтобы угрожать Мэллину и Джареду, но что-то подсказывало: будет, будет обладать! И не преминет пустить его в ход. — Как и бее-е-ег под звездами! — веселился Мэллин. — Истинное наслаждение, нескучная ночь, ну, согласись, Фордгалл? — Я уверен, он еще не закончен, — совершенно спокойно ответил лесовик. — Правда? — восторженно уточнил Мэллин. — Так мы еще побегаем?! — Когда-нибудь я обязательно догоню вас, мой принц. Счастливые Лианна с Джилроем ничего не замечали, а советник внимательно слушал, до побеления сжимая пальцы на рукояти своего бастарда. Потом все-таки опустил руку. Мидир тоже не смог уловить ни намека на угрозу в голосе лесного принца. Но она, без сомнения, там была… Голову сдавило, словно открывалось Окно. Тянущая боль предвидения лучше зеркала дома Солнца показала Мидиру: Фордгалл станет королем своего Дома! Сколько бы крови ему ни пришлось пролить на деревянный трон своего отца. Все волчьи инстинкты, помноженные на опыт мага и усиленные человеческой кровью, вопили об опасности. Стань Фордгалл принцем-консортом Дома Солнца, его власть была бы ограничена. Но теперь, теперь!.. Они только что произвели на свет чудовище. Вся власть рода Джаретта требовала упреждения удара. Мидир повернул голову, ловя блеск черного отцовского двуручника. Джаретт убил бы сразу, не раздумывая. Потом бы решил, за что. Убийство обычного ши Фордгалла, пока младший тридесятый принц не стал лесным лордом, никто даже не заметит. Если же нет... Но потом - о! - потом нынешний король обязательно признает внебрачного сына. Признает и погибнет от редкого трудноразличимого яда — любимого лесовиками способа убийства. По всему выйдет, что отравил его мечтательный наследный принц, и тот не сможет занять трон отца. Или покончит с собой от горя. Правда, у короля имеется младший брат, весьма достойный ши, но если Фордгалл пообещает что-то достойное изобиженным ныне ярлам, имея за спиной дружбу с домами Солнца и Неба, да еще поддержку владыки Благого двора… Рядом с выходом из трапезной был один из потайных люков. Мидиру часто бросали вызов, особенно в начале правления — когда он остался один, без семьи, без поддержки старейшин. Вызов дуэльный или магический. Мидир убивал из-за долга, убивал в бою. Убивал, ведомый своей королевской волей и долей. Он замер, терзаемый сомнениями, взвешивая все за и против. Не он ли, владыка Благого мира, всегда требовал исполнения закона от всех, но в первую очередь от самого себя? Этайн бы не одобрила подобную душегубство, да и предвидение — вещь крайне неточная. Могло случиться, что Фордгалл станет большим из зол, а могло и наоборот. Вдали загремела посуда, застучали кастрюли, заговорили повара, и пятеро ши покинули трапезную. Фордгалл, упиваясь своим поражением, неторопливо вышел последним, не подозревая, какой опасности только что избежал. И сразу повернул в другую от всех сторону. Джаред и Мэллин, пропустив вперед счастливых новобрачных, так и шли рядом. — Фоморов упрямец! Ушастый неблагой, — ворчал Мэллин сквозь зубы, обращаясь к стенам. — Ради твоего счастья я гонял бы Фордгалла с гораздо большим рвением! Мог бы хотя бы попытаться! — Я не понимаю ваших намеков, принц Мэллин, и не хочу понимать. Однако я от души благодарен за несколько э-э-э… изысканную, но весьма своевременную помощь. Ого! Джаред практически протянул ветвь мира! Но Мэллин не уловил этого. Джаред продолжал говорить укоризненно, перечисляя нанесенный в процессе «изысканной помощи» ущерб — потоптанную скатерть и шокированного перспективой женитьбы Вогана. — Вы уверены, что наказание Вогана никак не сказалось на вашем душевном равновесии? — Джаред, что за вопрос? Племянник помолчал еще пару мгновений, все еще сомневаясь, что хочет узнать мнение Мэллина. — Вы заявили, что я самый умный ши на много Домов. — О, я польщен, что тебе важно мое мнение! И нет, я не отказываюсь от своих слов! Если ты на это рассчитывал. — Тогда почему вы со мной постоянно спорите? — Ну должен хоть кто-то! А то даже Мидир не спорит! — Наш король не спорит. Он все делает по-своему. — О-о-о! Наш милый юный советник! Если бы ты знал, как он все делал «по-своему» до тебя! — Есть разница? Он меня слышит не более чем на треть. — Меня он не слышит и вовсе, — не стал скрываться Мэллин за привычной крикливой манерой. — Принц Мэллин, вы же знаете, наш король… — Я знаю, какой он, наш король, — Мэллин махнул рукой, обрывая разговор. Плохо соображающий после бессонной ночи, он не понял, не принял названное советником собственное имя как ветвь мира. Джаред прошел вперед, а брат упал поперек на первый попавшийся диванчик, задрал ноги так высоко, как только мог, устроив их на стене, а локти раскинул в стороны, по нижнему краю сиденья. В целом поза смотрелась так, словно он расположился на диване, который кто-то мощный, шутя, положил спинкой на пол. Мидир потянулся к брату, коснулся обеих рук, хранящих память о многих и многих ранах, пощекотал ладони и влил магии сколько мог. Мэллин распахнул глаза в удивлении и чуть было не рассмеялся. — Спасибо, Мидир, — шепнул Мэллин, жмурясь и улыбаясь одновременно. — Я тоже тебя люблю. — Мой король, — мыслеслов Джареда вновь отдавал льдистой спокойной свежестью. — Я на башне. Полная тишина, хоть мне и тревожно. Злую магию верхних Джаред почует первым. Молодому советнику уже было мало равных в филигранности многослойных заклятий — что для многих являлось нудными бреднями по сочетанию схем и векторов или орудием убийства, Джареду попросту нравилось. — Странное ощущение… Словно мы что-то упускаем. Но штандарт Эохайда опущен, и лагерь галатов тих, как мышь под метлой. Передышка ненадолго. Мидир свернул мыслеслов и обнаружил, что все еще удерживает Мэллина за многострадальные ладони… Это случилось в первый или второй побег Мэллина в Верхний. Вернее, в его возвращение. Отец с Мэрвином переглядываются понимающе, младший молчит. При первом же взгляде на брата Мидир понимает: что-то не так. Его настораживает какая-то мелочь, деталь, непривычное и чужеродное во внешнем виде Мэллина, его повадках. Младший брат не подхватывает кларсах, и Мидир понимает, что с самого прибытия Мэллина не видел его рук. Средний волчий принц в пику своему страху вылавливает братишку. — Ай, Мидир! Ну ты чего, отпусти уже, — в шипении сорокалетнего брата больше страха, чем требовательности, и Мидир, конечно же, не отпускает. Если младшего принца покалечили в Верхнем мире, а он не сказал… Ох, как отец разозлится! — Покажи руки! — Мидир разворачивает брата лицом к себе, удерживает за правое запястье, но страшится стягивать перчатки. — Мидир, я клянусь тебе, Мидир, ничего плохого не произошло, не волнуйся! — встрепанный братишка под испытующим взглядом вжимает голову в плечи, но не сдается: — Если ты заметил, не значит, что они заметят, а там нет ничего ужасного, но если увидят, запретят соваться в Верхний до конца времен! «Они». Мэрвин и отец для Мэллина — «они». Ничего удивительного и все равно неприятно. — Тогда тем более. Покажи! Мне! Руки! — Может, не надо? — последняя попытка. — Мэллин! — последнее предупреждение. — Ну хорошо-хорошо! Ладно, Мидир, ладно! — перчатка с правой руки осторожно стягивается, открывая розовую кожу. — Я немного попал под солнце… Падает вторая перчатка, и Мидир ощущает себя все большим глупцом: так насторожиться из-за пустяка! — И что заставило тебя скрывать солнечный ожог вместо того, чтобы залечить его? — Н-наш папа, он, ты знаешь, Мидир, к-как-то раз меня уже поймал, — Мэллин прячет глаза. — Я не знал, что это был ожог, а потом кожа на руках пот-т-темнела… Сбивающийся брат заставляет спокойствие улетучиться вновь. — И что в этом ужасного? — Отец, он увидел, Мидир, — Мэллин испуганно вскидывает раскосые глаза, — он увидел и сказал, что Верхний мир не метит настоящую волчью кожу, она всегда будет бледной, а этот темный загар означает, что я не совсем ши, что я ч-ч-человек. Джаретт отчего-то клеймит младшего человеком, хотя все трое сыновей могут зваться полукровками. И в Мэрвине или самом Мидире Джаретта радует мощь перворожденного, унаследованная от мага-отца и приумноженная человеческой кровью матери. В Мэллине же он видит недостатки всех рас. Мидир вглядывается в серые испуганные глаза: в них искры магии, сияние зверя, желтый редкий отсвет боевой формы. И понимает, в каком ужасе обычный волк: обычный, настоящий — но непризнанный и нелюбимый. — И как тебе помогут перчатки? — Если обжечься посильнее, загара не останется. Но вначале сильный ожог заметен больше. Ведь настоящие волки на солнце не сгорают. Мидир прихватывает кисти брата. Вылечивает кожу, возвращая ей первозданный белый цвет. — О верхнем солнце и об ожогах ты знаешь еще явно не все. Как раз для этого у тебя есть я! — Чтобы лечить? — Чтобы больше знать! Воспоминание размывается, отступает, сменяясь другим. Тут Мэллину едва минуло триста — и он вновь возвращается из Верхнего. Занятый Мидир беспокоится некоторое время до его появления, плохо спит. Насколько Мэллин был близок к смерти, Мидир понимает, когда кларсах вновь остается без внимания, а брат не является ни на одну общую трапезу. Полагаться на придворных нельзя, пусть прошло двести лет с гибели советника, тот опыт не вытравить просто. Мидир в конце дня сам идет выяснять, что не так. Дверь в покои брата обыкновенно открыта, но кларсах молчит и тут. А Мэллин покачивается, закрыв глаза и баюкая прижатые к груди руки. О присутствии Мидира Мэллин догадывается не сразу, поэтому волчий король успевает подойти, и попытка к бегству, отразившаяся в резком движении назад, проваливается. — Скажи мне, что ты не голодал в эти два дня! Есть такими руками, при ближайшем рассмотрении исполосованными и, похоже, продырявленными, невозможно. — Я могу сказать! Легко! Я не голодал в эти два дня! Как два дня до этого! Дерзкую язвительную фразу опровергает ворчание желудка. Мэллин врет. Вернее, выполняет просьбу короля. — Почему не сказал Вогану? — Как-то недосуг было! Еще посадит опять чистить… что-нибудь! — Почему не сказал мне?! Это почти обидно, если бы Мидир еще мыслил подобными категориями, но молчание Мэллина все одно тяжестью отзывается в душе. — Ты король, разве тебе есть дело? У тебя и без меня много подданных и проблем, — раскосые глаза прищуриваются сердито. — А временем кормить кого-нибудь с ложечки не располагает ни один король! — Тут ты прав, не располагает. За это время Мидир очень неплохо овладел магией. И Мэллин бы мог, если бы захотел и если бы не шлялся по Верхнему, где волшебство затухает и меркнет. Потому что магия Верхнего мира питается лишь жертвенной кровью. Мэллин, перехваченный за пострадавшие ладони, вздрагивает — он измучен, еле жив, магии в нем не осталось, едва накопившаяся уходит на поддержание сил. Так что перед Мидиром сидит материализовавшееся мнение отца и старшего брата о Мэллине. — Остолоп! Так вот как ты там развлекаешься?! Раскосые глаза открыты широко, брат бледнеет, пытается отползти, но Мидир держит крепко. — Эт-т-то вышло случайно! Обычно сразу тащат на плаху, с воздуха легче удрать, а в этот раз почему-то злые, и в подвал, железо, не вырваться, они всегда злые, ничего нового, кроме ран, во-о-от! Мидир, а все из-за какого-то несчастного взгляда! Ну еще из-за песенки! — Тебя пытали? — Мидир потихоньку пропускает через его руки свою силу, чтобы не убить истончившуюся без волшебства материю. — Н-не совсем, скорее — нет, — брат не выдерживает испытующего взгляда и отводит виновато глаза. — То есть да. — То есть тебя поймали. Пытали. И чуть не казнили! Как ты, волчий принц, это допустил?! — Вот только не надо подниматься в Верхний и опять всех убивать! Поток магии неконтролируемо вырастает. Брат шипит, ощутив раны, задыхается, переживая заново боль от них. В тот день Мидир обещал прийти позже, проверить, проведать, на что Мэллин молча кивнул. Мидир действительно собирался так и сделать, однако навалились дела: гости из Дома Камня и Дома Степи, отчаянно переругавшиеся между собой из-за сбежавших в Черный замок влюбленных; потом объявились гномы, которые поддерживали Камень и терпеть не могли Степь, лесные, которые подзуживали и тех, и других, и Благой Двор вновь встал на грань кровопролития. Затем, уже под вечер, пришли новости о драконах и о пропаже целого лесного клана… Пришлось срываться самому, и волчий король вернулся в дом гораздо позже, потратив на расследование не дни — недели. И Мэллина снова не было дома. Успокаивало лишь то, что Мидир, пока лечил истерзанные руки младшего, успел поставить светлячок на правую ладонь. И второй — на волчий браслет, который брат носил не снимая. Теперь, при сигнале об опасности, волчий король бросал все дела и вылавливал Мэллина из Верхнего. Раз, другой, третий. Так продолжалось очень-очень долго. Мидир злился, Мэллин обижался и пропадал. И каждое свое появление превращал в уйму проблем, которых у короля Нижнего мира и так было по маковку Черных гор.