***
Джессика сидела на первом этаже в гостиной и с аппетитом поедала залитые молоком хлопья. Телевизор верещал голосом Спанч Боба, перекрывая звук стучащих в окно тяжёлых капель. Килгрейв не показывался уже более трёх часов, что давало достаточно времени, чтобы переварить в голове случившееся и признать то, что она сама, по доброй воле, его обнимала и не чувствовала себя при этом использованной. Можно, конечно, списать всё на полусонное состояние или на то, что он первый её обнял, но какая, в сущности, разница, если факт остаётся фактом, а те объятья уже ничем из памяти не вычеркнешь. Вспоминать тот момент, конечно же, было неприятно, но то ли ушиб оказался слишком сильным, а может, своё дело сделали антидепрессанты, которые девушке вместе с завтраком выдала горничная, но на Джессику навалилась какая-то глухая апатия, заставляя воспринимать всё с точки зрения стороннего наблюдателя. Наверное, это было даже к лучшему, потому что она устала бояться неизвестности. А снизошедшее на неё ленивое отупение приносило с собой покой, но не тот уютный и тёплый, что она невольно ощутила сегодня утром, а ледяной, будто бы выморозивший напрочь все эмоции. Впрочем, сейчас ей было наплевать и на это. — Какой неожиданный сюрприз, — недоверчиво протянул Килгрейв, неспешно спускаясь вниз по лестнице. — Чем обязан? — В моей комнате выбиты стёкла, и дождь заливает пол. А от вида фиолетовых стен в твоей хочется удавиться, — не отрывая глаз от экрана телевизора, прохрустела хлопьями Джесс. Конечно же, за всей этой суматохой Кевин уже и позабыл, что велел одному из медиков покинуть дом через окно (а нечего было умничать о вреде алкоголизма и нездорового образа жизни). Но сейчас Килгрейву не было дела до чьих-то переломанных конечностей, его интересовала только Джессика и её новая неожиданная тактика поведения. Удивлённо хмыкнув и аккуратно присев на противоположный от Джессики край дивана, Килгрейв принялся сверлить её изучающим взглядом. — Я ведь не приказывал быть любезной со мной, тебе что-то нужно? — спросил он, всё так же напряжённо всматриваясь в мимику и движения Джесс. Та спокойно доела хлопья, с глухим стуком поставила пустую плошку на журнальный столик и, развернувшись лицом к Кевину, равнодушно ответила: — Хочу, чтобы ты сдох, бутылку виски и билет до Нью-Йорка. — Это, допустим, я и без тебя знаю, — раздражённо скривился Килгрейв. — Что, даже не назовёшь меня больным ублюдком? Не похоже на тебя, — задумался он, но затем его взгляд зацепился за тёмный пузырёк на журнальном столике, и всё сразу встало на свои места. — Ах, это те дурацкие таблетки подействовали, плохая былая идея. Не принимай их больше. Ты поняла меня, Джессика? Джессика, — повторил он ещё раз, видя, что девушка бездумно уставилась в одну точку. — Не буду, — наконец ответила она. — Но эту мысль ты внушил, хотя говорил, что не будешь контролировать мою волю. И, несмотря на все свои обещания, ты прикасался ко мне, — холодно произнесла Джессика, смотря при этом куда-то сквозь исчерченное мутными каплями окно. — Поэтому, что бы ты ни делал, что бы ни пытался доказать, ты всё равно остаешься больным ублюдком, Килгрейв. Я жалею о том, что не смогла убить тебя, когда была возможность. Килгрейв напряжённо замер, обратившись в слух. Каждое слово, сказанное Джессикой, будто бы выбивало почву из-под его и без того расшатанного самообладания. Терпение и контроль мгновенно были вытеснены ударившей в голову горячей волной гнева и желанием сию же секунду показать этой холодной стерве настоящего «больного ублюдка». Он сломает её. Да, разум Джессики полностью под его контролем, осталась лишь самая малость — отдать приказ и обречь её тем самым на вечные страдания. Снова и снова опустошать душу до дна, чтобы она сама взмолилась о смерти. Казалось, ещё мгновение и Килгрейв взорвётся, он уже буквально мог ощутить вкус её крови на своих губах, но тут: «Whoooo, who lives in a pineapple under the sea? — SpongeBob SquarePants!» — дурным голосом возопил телевизор. — Хватит! — мгновенно взвился Килгрейв, подскакивая с места и запуская тяжёлой керамической плошкой из-под хлопьев прямо в «лицо Капитану». Плошка с жалобным звоном раскололась, отскакивая и рассыпаясь десятками мелких осколков; телевизор пошёл неровными лучами трещин, жалобно пискнул и погас, погружая гостиную в гробовую тишину, прерываемую лишь тяжёлым сбившимся дыханием Килгрейва. С трудом подавив желание продолжить стихийно начавшийся погром и опасаясь лишний раз заглядывать в пустые из-за эффекта таблеток глаза Джесс, наверняка даже не подозревавшей о его тёмных мыслях и желаниях, Кевин просто напросто сбежал из гостиной к себе в спальню. Для надёжности запер дверь и устало прислонился к ней спиной, хрипло выдыхая сквозь плотно сомкнутые зубы. Нет. Нет, так не может дальше продолжаться. Эти глаза, губы, кожа, голос... В один момент он готов положить весь мир к её ногам, а в следующий — страстно жаждет, чтобы она корчилась от боли, выкрикивая его имя. Килгрейв думает, что дал их отношениям достаточно времени, но с каждым часом всё становится только хуже и хуже. Пора переходить к запасному плану, но это будет завтра. Сейчас ему необходимо выспаться после бессонной ночи.5.
3 декабря 2015 г. в 09:07
Джессика Джонс стоит перед тускло освещённой фиолетовыми лампами сценой ночного клуба. В этом огромном тёмном пустом зале она не одна.
— Хоуп, — неверяще шепчет Джесс, глядя на мертвенно-бледную девушку, замершую посреди сцены. Вся её кожа испещрена уродливыми синяками и багровыми кровоподтёками; содранные до мяса пальцы судорожно сжимают тонкую длинную ножку стеклянного бокала.
— Ты обещала убить его, — сквозь истеричные рыдания кричит Хоуп, резким движением вонзая осколок себе в шею. — Я умерла из-за тебя! — и ещё один удар. Под ногами у неё уже не лужа, нет — целое кровавое озеро, которое ленивым, отражающим пурпурные блики водопадом медленно стекает вниз со сцены. — Это только твоя вина, Джессика!
Джесс отрицательно мотает головой, не в силах выдавить ни звука из пересохшего от ужаса горла. Накрывшая удушливой волной паника не даёт вздохнуть, душераздирающий крик Хоуп разрывает барабанные перепонки, а чёрные глухие стены начинают стремительно сжиматься. Джессике страшно, её колотит крупная нервная дрожь; она поднимает трясущиеся руки к глазам и видит на них запёкшуюся кровь.
— Я здесь, Джессика, — хриплый шёпот Килгрейва осязается, кажется, каждой клеточкой воспалённого мозга.
— Нет!
Проснувшись от собственного крика, Джессика, не открывая глаз, резко садится на кровати и пытается отдышаться. Майка на ней, мокрая от холодного пота, противно липнет к телу: её хочется содрать вместе с кожей, сжечь и никогда не вспоминать всех тех людей, что являются к Джесс во сне почти каждую ночь.
Но внезапно страх отступает. Словно спасательный жилет — утопающего, плечи девушки мягко держат чьи-то тёплые руки, сжимая и укачивая. Джессика рвано вздыхает и окончательно успокаивается, охваченная давно позабытым чувством домашнего уюта и заботы, позволяя этим надёжным рукам укрыть её ото всех кошмаров.
— Я здесь, Джессика, это был всего лишь сон, — убаюкивающе мурлычет ей на ухо до боли знакомый голос.
От неожиданности Джесс широко распахивает глаза. Поверх плеча Килгрейва она видит незнакомую комнату, как на автопилоте подмечая детали: полумрак, просторно, серо-пурпурные тона, минимум мебели... Килгрейв!
Ужом извиваясь и выпутываясь из рук, ставших тут же колючими и неприятными, Джесс отползает в угол кровати — подальше от этих убийственных объятий. Смоляные волосы беспорядочно всклокочены, сна нет ни в одном глазу, в них горят лишь гнев и отвращение.
— Как ты посмел? — низким спросонья голосом кричит она. — Не трогай меня!
Сидящий напротив Килгрейв смеряет девушку снисходительным взглядом и делает вид, что ничего особенного не произошло. Затем, осознавая всю абсурдность ситуации, картинно закатывает глаза и поднимается с кровати, выставляя перед собой руки в примирительном жесте.
— Боже, какие мы нежные, уж и пальцем не тронь — рассыплешься! А как падать в общественном месте своей упрямой головой об прилавок — так пожалуйста, — фыркает он, направляясь к выходу из комнаты.
События последних суток успели порядком измотать его и без того расшатанные нервы, так что Килгрейв поспешил скорее покинуть общество Джонс, дабы не срывать на ней злость, порождённую усталостью бессонной ночи.
За здоровье Джесс он нисколько не переживал, ну, подумаешь — обморок, ничего особенного, в сущности, ему и похуже вещи переживать приходилось. Больше всего Килгрейва встревожило ощущение собственной беспомощности, которое он испытал, глядя на рассечённый лоб Джесс, бездыханно лежащей на белой плитке того проклятого супермаркета: допустить на секунду, что Джессика вот так, в один момент оставила его, когда он столько пережил, чтобы заполучить её вновь — было жутко и почему-то по-детски обидно. Однако Килгрейв, тут же опомнившись, умело взял себя в руки и даже каким-то чудесным образом никого не убил, хотя зануды-доктора, консилиум коих он незамедлительно собрал после происшествия в магазине, явно сами напрашивались на это своей непроходимой тупостью. В итоге, остановившись на устраивающем Килгрейва диагнозе — «нервное истощение» — эскулапы удалились, сделав пару уколов и прописав больной абсолютный покой да кучу бесполезных таблеток впридачу.
Оставшуюся часть вечера и ночь Килгрейв неотлучно провёл рядом с тревожно спящей Джессикой, жадно ловя глазами каждый вздох, каждую чёрточку любимого лица (которое теперь немного портил забавный яркий пластырь, закрывавший ссадину на лбу). Всё это время он держал её за руку и представлял улыбающейся; представлял, как они гуляют босиком по тёплому песку Калифорнийского пляжа, обнимаются, смеются, и нет между ними ни ненависти, ни старых обид.
Сейчас, когда к Джессике вернулись её привычные грубый тон и упрямство, у Кевина было только одно желание — принять душ и привести себя в порядок. Этому он и собирался посвятить ближайшее время. А Джесс... Неблагодарная Джесс, которая никогда не ценит его старания, может сидеть в комнате сколько угодно, на сегодня с него достаточно драмы.