Царица

Несмотря на теплые и мягкие перины, набитые лебяжьим пухом, атласные одеяла, подбитые соболями и бархатные, шитые золотом подушки Ксении спалось плохо. Возможно, виной тому совесть, что брякнула, не убедившись толком. И снилась женщине то геенна огненная, то Смута, то прочее не очень красивое. Проснулась царица еще глубокой ночью, руку, что называется, приспала – неудобно положила, и она занемела до боли, и голова раскалывается. Кое-как накинув на себя первую попавшуюся одежду, Ксения по привычке пошла на кухню, искать в аптечке Цитрамон или нурофен. Чем дальше она шла, тем больше просыпалась: «Стоп! 16 век на дворе! Какой цитрамон или нурофен? Хотя не терпеть же боль? И вообще надо было сначала позвать служанку. Но я уже вышла… Чем здесь голову лечат? Эх, была, не была…». И Ксения словно снова забылась, должно же быть что-то в государевой аптечке на все случаи жизни. Вот и поворот в коридоре, машинально царица свернула в проход, в квартире в прошлой жизни 21-го века там была кухня. Но там кухни не оказалось, зато была дверь из-за которой доносились голоса: один женский, другой – ее мужа. Подивившись, царица прислушалась. Иван беседовал с одной из ее ближних боярынь. Никак, изменять ей царь вздумал? Хотя иначе зачем одному человеку 7 жен пусть и не одновременно, да и как она может противостоять? Хотя… какой смысл променять молодую жену на женщину среднего возраста? Но чем больше Ксения прислушивалась, тем более мысль об измене выходила на второй план. Боярыня откровенно наушничала. Хотя нет… скорее уж безбожно клеветала на царицу, не только обвиняя ее во многом, но и указывая не некоторые несоответствия времени. - Вот уже и на Романовых она ополчилась! – вещала тетка, - Это все из-за ревности к твоей Настеньке, вот и взъелась на ее родню, мол, большую силу обрели! Ей и завидно, а хочется и самой обрести силу больше, и родственников пристроить. Вот и не может простить, что ты с бывшими шурьями, государь, возишься. - И что теперь, Кузьминишна, вообще мне не жениться?! – взъелся Грозный. - Женись, конечно, государь, кто мешает, - Ксения как будто видела, как Кузьминишна пожала плечами, - Но и жену нужно в ежовых руках держать. Вот скажи, что это за бредни с бесплатными школами? Выучатся и пойдут на тебя крамолой! - Но дорогих иноземных специалистов выписывать накладно, - защитил проект царь, - Опять же не всегда и доедут, много врагов у русского царства, вот и не хотят пущать, чтобы на Руси не было никакого развития. - Да много ли ты понимаешь! – вскинула бабенка, - Это не по старине! Раньше и без грамоты жили, и хорошо жили! - Так я тебя на кол! – вышел из себя Иван Грозный. - Сажай куда хочешь, но мой тебе совет, для науки сначала жену необходимо хотя бы временно в самый строгий монастырь заточить. Пусть оттуда выйдет как шелковая! Чем больше Ксения слушала разговор, тем больше понимала, что Кузьминишна дальняя родственница Романовых, вот за них и долой. И вообще, что ей мешало вечером промолчать? Нажила себе личных врагов. Но на последних словах нервы у молодой женщины не выдержали: - Государь, посылай туда, где лечение есть! У меня голова раскалывается, а я даже не могу дозваться никого, чтобы аптечку с цитрамоном принесли! - Что за цитрамон?! – одновременно вскрикнули царь и боярыня. - Это лекарство такое от головы. Еще нурофен есть, и он даже лучше. - От головы лучше всего топор помогает, временем проверено, - захохотал Иван, - Да и вообще зачем ты из комнаты вышла? Ну, пусть не цитрамон твой, а за знахаркой послали. - Тебе вот смешно, а мне плохо, - ответила Ксения со слезами, - Почему у нас нет доступных лекарств? Разве все и всегда здоровы? Ксения дальше не договорила, потому что внезапно упала в обморок. Очнувшись, обнаружила у своей постели какого-то человека, возившегося перед ней, предположительно лекаря. На самом деле лекарь был не лично перед ней, а за занавесом, но царица могла видеть его очертания, а он ее – нет. Царская жена всегда должна быть невидимкой, и этот обычай строго сохранялся. - Надо сделать кровопускание, - сказал с акцентом лекарь, - Дайте вашу руку. - Нет! – в ужасе закричала Ксения, - Это мне не поможет! И вообще эти ваши средневековые предрассудки! - Шо-шо? – удивился лекарь и вышел. Царь Иван подошел к жене: - Ксеньюшка, - голос государя был неожиданно ласков, - Ну зачем ты противишься лекарю, он больше нашего знает, и вообще заморский ученый человек. - Никакой он не ученый! – словно в бреду кричала Ксения, - Он и сына твоего погубит – в той жизни в будущем Ксения где-то слышала такую версию, - Басурман свое незнание выдает за знание, а ты и веришь! - Да ты бредишь! – оторопел царь - Может… - не нашлась Ксения, - Но, государь Иван Васильевич, отпусти меня все-таки в монастырь, я верю, что молитвы в святом месте мне лучше всяких кровопусканий помогут. Ксения действительно хотела отлежаться в монастыре, правда, не сколько из-за религиозных убеждений, а с мыслью немного отдохнуть от интриг двора и женского терема, и со свежей головой подумать, как дальше действовать, заодно, возможно и страсти по Романовым утихнут. Но не могла же она так и сказать, поэтому назвала причину, понятную людям 16 века. И государь аж прослезился: - Это говорит истинно православная женщина! А я-то было послушал Кузьминишну, вот теперь ты видишь, Ксеньюшка, что врагов у меня немерянно. Не всем по вкусу воля моя державная. - Много крови творишь, царь-батюшка, - отвечала жена, - Конечно, врагам не надо потакать, но все же… на страхе любви не снискать. И тут Ксении очень захотелось процитировать поэта Евгения Евтушенко, которые хотя и относились к Сталину, но Ксения сочла их подходящими на тот момент: - Мы сеяли честно, мы честно варили металл, И честно шагали мы, строясь в солдатские цепи. А он нас боялся. Он, веря в великую цель, не считал, Что средства должны быть достойны величия цели! - Надо же, какой интересный бред, - удивился Грозный, - И даже складно. - Это не бред, а Евтушенко, - поправила Ксения. - Какой еще Евтушенко? Среди моего окружения нет таких. - Ты его не знаешь, он спустя столетия родился и совсем другому человеку эти стихи посвятил. - Все-все, будь по-твоему, отмаливайся в монастыре, - решил царь Иван, - Я вижу, что тебе более, чем кому-либо помощь нужна. Потому увидимся. Отослав больную жену, царь долго не мог прийти в себя: «У интересного человека и бред интересный, - удивлялся он жене, - А все-таки… Есть над чем задуматься... Ксения слишком отличается от девиц и баб нашего царства, поэтому никак не могла понравиться Кузьминишне. Надо бы подумать, как сию ее особенность обратить себе во благо». Царь даже самому себе не мог признаться, что именно эта Ксения действительно затмевает образ первой и прежде незабвенной жены Анастасии, а плохо это или хорошо, Иван пока не мог решить.