Грани мироздания.

Тишина незримой пеленой накрыла главный зал храма, захватывая самые потаенные уголки пространства, и даже суровая вьюга, бушующая хищным зверем за каменными, массивными стенами здания не издавала более ни звука. Рэйден упорно всматривался своими аметистовыми глазами в самую тьму помещения, где на верхней лестнице, по предположению блондинки, в тени света от факелов и стоял настоятель. Гул сердца в груди Миорай, казалось, разносился эхом по помещению и больше всего на свете ей хотелось, что бы хотя бы кто-нибудь подал признаки жизни в этой удушающей тишине. И их подали. Первой сбросила с себя остатки оцепенения Хикару, разразившись громким, хриплым от зарождающейся в душе, клокочущей ярости, смехом, чем обратила на себя внимание остальных. Женщина конвульсивно отшатнулась от Сенджу, сложившись в ужасающую позу, словно бы готовая вот-вот сломаться пополам. Из ее хищных, налитых безумием глаз брызнули слезы, а лицо скривилось в ужасной гримасе злобы и ярости. — В самом деле? — резко выпрямившись после минутной истерики, куноичи бросилась прямо в сторону брюнета, схватив его за грудки меховой куртки, и лишь когда их лица стали находиться на одном уровне, продолжила, — Ты правда думаешь, что таким предателям, как ты, все сходит с рук? Что мы так просто поделимся знаниями, накапливающимися тысячелетиями монахами, с твоей недокуноичи, лишь по твоей прихоти? Ты, жалкий кусок дерьма! Горечь ее слов пропиталась жидким ядом в сердце, от чего у Сенджу перехватило дыхание, а на лице едва заметно пронеслась тень сочувствия к женщине, чья поза выдавала крайнюю степень озлобленности и тяготы душевных мук. — А ты все так же несдержанна в своих чувствах, Хикару, — небрежно спихнув с себя жилистую руку женщины, Рэйден отступил в сторону, тем самым выражая всю глубину своего безразличия к ее словам, — В который раз убеждаюсь, что таким, как ты, не место в рядах шиноби. Миорай разочаровано выдохнула струю воздуха, думая о том, что члену Корня АНБУ явно не хватает ни такта, ни банальной деликатности по отношению к слабому полу. Она особенно хорошо видела исказившееся в злобе и обиде лицо куноичи на слова учителя. От нее в буквальном смысле исходила зловещая аура слепой ненависти, что особенно ощущалось блондинке. Шальная мысль пронеслась в голове о том, что в который раз способности сенсора сыграли с ней злую шутку, как в то же мгновение шатенка ответила обидчику. — Закрой свою пасть, ублюдок, иначе… — Довольно, — наконец вмешался в разговор настоятель храма, бесшумно выступая из тени факела на всеобщий обзор. Он был достаточно высокий и физически неплохо сложен, облаченный в длинную светлую рясу по колено, по бокам которой от бедра с двух сторон расползался глубокий вырез, открывая взору сильные ноги, облаченные в легкие, хлопковые штаны. Седые волосы были собраны на затылке и держались на своеобразной заколке в виде огненного трезубца. У него было хмурое, испещренное неглубокими морщинами лицо, отражающее многолетнюю жизнь настоятеля, но ярче всего среди них выделялся глубокий, рваный шрам вдоль глаза, тянущийся по левой стороне лица от самого лба до середины впалых щек. Зеленые глаза смотрели остро и глубоко, в саму суть человека, стараясь выцепить максимальный набор информации с объекта, но сейчас в них особенно выражались суровость и желание выдворить нежеланных гостей прямо в объятья устрашающей вьюги за стенами храма. — Стены Храма Священной Долины стоят здесь не для того, что бы впитывать всю грязь ваших слов, — мужчина скользнул взглядом по помещению, на какое-то мгновенье задержавшись на блондинке, но и этого хватило, что бы ощутить всю полноту его раздражения, — Что ты желаешь услышать в ответ, Рэйден? Ты в самом деле думаешь, что достоин просить о такой просьбе, не взирая на не отпетые грехи своего прошлого? — Мои грехи не отпеть молитвами, Кииоши, — ничуть не смущаясь, ответил АНБУ, — Кроме того, моя цель не покаяние, а лишь просьба помочь моей ученице достичь полного становления собственного Я. На сколько мне известно, свиток даёт возможность познать себя каждому, кто ступил на порог Храма, а это дозволено не каждому шиноби, не говоря уже о самураях. Миорай затаила дыхание, впитывая полученную информацию подобно губке, и даже тупая боль в мышцах ушла на второй план, открывая простор мыслям в голове после слов Рэйдана. Желание разузнать как можно больше об этом храме и о свитке стало на столько сильным, что в ее лучистых глазах отразилась вся гамма чувств, и от этого ее взгляда доселе молчавшая Хикару вновь злобно оскалилась. — Думаешь, самый умный, да? — хмыкнула шатенка, и в свете факела ее шоколадного цвета кудри отлили золотым пламенем, — Энергия внутри свитка погладит девчонку и даже не подавится. Для того, что бы хотя бы раскрыть его, нужен огромный резерв чакры и его максимальный контроль. На первый этап познания Миеко-но-Джи требуются годы подготовки. Твоя соплячка не способна на это, Р-э-й-д-а-н. Сенджу благоразумно проигнорировала столь уничижительное высказывание в свою сторону, задавив внутри себя росток возмущения, мысленно подобравшись и придав своему лицу максимальную отчужденность. Не получив в ответ порцию бурных эмоций блондинки, Хикару кисло улыбнулась, сверкнув глазами, в которых отражался триумф. Но все понимали, что это было поражение. Кииоши вперил взгляд болотных глаз в Миорай и она чувствовала, как тело и разум ее подводят. Они, словно оголенные провода, стали болезненно чувствительны, а зарождающая внутри черепной коробки пустота была готова полностью заполонить своим серым, ядовитым туманом сознание. Девушка понимала, что настоятель телепатически вторгся в ее разум, оставляя после себя черные пятна, вытаскивая наружу все воспоминания, что она бережно хранила в своем крошечном мире. Он листал ее, как книгу, и это чувство незащищенности сковало Сенджу не хуже цепей. Пухлые губы сжались в тонкую нить, а белесые брови сосредоточенно свелись на переносице, выражая тем самым муки девушки и ее попытки освободиться из пут чужого вмешательства. Миорай уцепилась взглядом за стоящего в стороне напарника, ища в них спасения. Но он все так же продолжал стоять в стороне, неотрывно наблюдая за ее метаниями, словно так было нужно и это было правильным. Черт возьми, почему ты не остановишь его? Внутренний призыв к сочувствию Рэйдена не возымел эффекта. Прочитав ее мысли, он лишь покачал из стороны в сторону головой, и его аметистовые глаза подбадривающее блеснули в темноте. Он верил в нее. Но она не нуждалась в его вере. Ей было почти больно в тот момент, когда настоятель добрался до воспоминаний об Итачи, но это чувство быстро отступило, как и наступило облегчение от понимания того, что Кииоши покинул ее разум. Что со мной? Почему я позволила ему зайти так далеко? — Потому что не смогла бы иначе, — ответил на ее мысленный вопрос настоятель, и обернувшись лицом к Рэйдану, продолжил, — Хорошо. Я даю вам шанс. Посмотрим, способна ли твоя ученица пройти курсы подготовки к начальному уровню. Если в течение полугода результаты не будут видны, вам следует покинуть эти места и более никогда не возвращаться. — Благодарю, — кивком головы выказал свое почтение Рэйден, и его губы расплылись в знакомой блондинке усмешке победителя. Она была уверена, вернее, хотела быть уверенной в его действиях. Вот только после телепатического вмешательства в свой разум не могла до конца унять боль разбередивших душевных ран. Миорай уже ненавидела это место. — Хикару, отведи нашу гостью в женскую часть храма. Путники устали с дороги, им нужен отдых. А ты, Рэйден, следуй за мной, нам нужно многое обсудить с тобой наедине. — Слушаюсь, Кииоши-сенсей. Не смотря на явное неудовольствие конечным решением своего учителя, женщина послушно двинулась к высоким дверям по левую сторону зала, напоследок метнув косяк в сторону равнодушного брюнета. Все в ее походке говорило об уязвленности и желании поквитаться с обидчиком, но она двигалась уверенно и плавно, подобно лесной, дикой кошке. Подол ее бежевого платья скользил по полу, отзываясь приятным слуху шуршанием. Сенджу неуверенно двинулась следом, не забыв набросить на плечи набитый до отвала рюкзак, а так же посмотреть на своего учителя, что коротким кивком головы убедил ее в том, что все в порядке, и она может о нем не беспокоиться. Вот только больше всего альбиноска беспокоилась не о нем, а о себе.