Мелодия во мраке. Никакого племени

      Все уснувшие до лучших времён надежды и мечты пробудил эльф, что медленно шёл вдоль границы сада, внимательно в него вглядываясь. Борух не видел таких с Последней Войны: изысканно отделанный кафтан, особенное благородство облика, совершенство на первый взгляд простого обруча, охватившего ровно подстриженные пепельные волосы, выдавали в нём не лесного эльфа, а скорее нолдо. Как за людьми из Заморья, Борух наблюдал за ним скрытно - но, как видно, слишком пристально.              Незнакомец ощутил взгляд со спины и обернулся; от него исходила сила, которую нельзя было не почувствовать. Светлый дух в эльфийском обличье! Прятаться было бессмысленно. Чтобы не быть принятым за врага, Борух склонился перед духом и произнёс:              - Рад видеть тебя, служитель валар!              Последнее слово не принадлежало белериандскому языку - оно было нолдорским, но на Последней Войне, сколько мог припомнить Борух, порой звучало. В ответном взгляде светящихся серых глаз читался живейший интерес.              - И я всегда рад видеть почтение к валар и мудрость - необычайную в подобном тебе существе. Ведь ты - отчасти орк? Не бойся сказать правду: иначе несказанное будет тяготить тебя.              - Да, это так, - с облегчением отозвался Борух. Не нужно было ничего доказывать, притворяться человеком, скрытничать или оправдываться: его сразу приняли таким, каков он есть! Совсем как тот зеленоглазый менестрель…              - Не встречал ли ты подобного тебе духа, живущего вблизи Восточного моря? Я не знаю его имени, но он очень помог мне, и я считаю его другом. Он тоже выглядит как эльф, только черноволосый, круглолицый и зеленоглазый, и играет музыку на… деревянной рамке для игры, какие бывают у эльфов.              - На арфе? Нет, я не встречал майа в таком обличье у моря Рун, и тебе незачем искать с ним встречи - я стану тебе не худшим другом. Все мы равно помогаем народам Средиземья и равно служим валар. Он ли научил тебя чтить их?              Дух шагнул навстречу Боруху, положил руку на его плечо - не стыдясь признать другом орка, пусть и переменившегося. Никогда не встречавший такого доверия, он улыбнулся в ответ. И кратко рассказал, что некогда служил Морготу, но после понял, что Ангбанд губит всё прекрасное, сея лишь смерть, хаос и разрушение. Поэтому он пожелал перейти на сторону валар, хотя и не сумел - а после гибели Белерианда жил свободно, то один, то среди людей. Немало странствовал. Последнее время учился у энтов. И постепенно менялся.              - Хаос и разрушение, - печально повторил майа. - Ты подлинно нашёл друга и единомышленника - ничего на свете я не желаю так сильно, как порядка и единства. И ты можешь принести великую пользу в этом - и своими знаниями, и иначе. Следуй за мной.              "Всё же это знание можно использовать... Ступай," - внезапно вспомнилось Боруху. Вот почему дух не был предубеждён против орка - он сам служил Ангбанду, и сам переменился не меньше! Правда, он и тогда пытался задержать разрушение Белерианда своим приказом - но, как видно, тоже не мог противиться Морготу…              - Тебя когда-то звали Гортхауром, - поражённо выдохнул Борух, - и считали правой рукой Моргота. Но ты не бежал за ним из мира, значит - встал на сторону валар?! Как мне тебя называть?              - Аулендиль, - ответил Гортхаур, - ибо я - ученик Аулэ.              Борух решил, что его явно переоценили, назвав мудрым. Судя по промелькнувшему в глазах майа выражению, он не ждал, что Боруху понадобятся объяснения - кто такой Аулэ и какие ещё есть валар. Однако он терпеливо ответил на все вопросы, а затем задал свои - о женщинах-энтах и о том, как лес на холмах преображался в сады. Его интересовала любая мелочь: как именно Борух познакомился с энтами, как они беседовали с людьми, какими жестами пользуются в общении между собой и с деревьями… Он подумал, что Гортхаур всегда был любознателен - когда-то желал прочесть подробное описание крепости Химринга, а сейчас заинтересовался энтами и их садами.              За разговором Борух не замечал дороги, пока не уткнулся взглядом в проход между чёрными горами - теми самыми, мимо которых его гнали как пленника. Сейчас они смотрелись ещё более мрачно и зловеще.              - Именно здесь я обустроил свою страну, - подтвердил Аулендиль. - Я собираю в этот прежде пустынный край орков со всего Средиземья - тебе ли объяснять, что они творили, предоставленные самим себе! Приготовься - здесь мне придётся принять более грозный облик, но тебе бояться не стоит.              - Понимаю. Орки не подчинятся тому, кто выглядит, как эльф. Но разве множество орков, собранных вместе, не будут нападать на всех, кто живёт поблизости?              - Они страшатся кары. Их держат в повиновении командиры, а тех - стоящие над ними, вплоть до меня самого. Но временами они вопреки моей воле совершают набеги - такова природа орков, - с печалью признался Гортхаур, перелепляясь на глазах, что вызвало у Боруха головокружение. К его радости, майа и теперь выглядел красивым, гордым и благородным, хотя стал больше походить на прежнего Гортхаура. - Но знай, что я желал бы изменить их. Поможешь ли ты мне?              Изменить орков! Сделать других такими же, как сам Борух, а потом - лучше, вовсе избавив от чёрных чар - мог ли он мечтать о таком! Прежде освободится он сам, а затем - не будет более чужаком, неведомо кем неведомо откуда, вечно таящимся ото всех. И вместе с тем… превратить жалкое существование других орков в полноценную жизнь - это стоило усилий. Как давно он не служил ничему высшему, чем он сам! Просто жил, как живут те же звери. Быть может, этого и недоставало больше всего с тех пор, как он перестал следовать зову Моря - цели, к которой можно стремиться.              - Если это возможно - я всё ради этого сделаю!              - Возможно, - уверенно ответил Гортхаур. - С твоей помощью. Для начала расскажи, чем именно ты занимался после падения Ангбанда, а затем - дозволь изучить тебя. Вижу, ты не боишься солнечного света, как обыкновенные орки?              - И больших рек и моря, - прибавил Борух. Гортхаур чуть улыбнулся.              Проход выводил мимо стоящей в два ряда стражи на плоскую равнину, на которой местами росли пучки жёстких трав. Орков на ней собралось довольно, но суеты, грызни и хаоса было меньше, чем ждал Борух. Не переругиваться орки не могли, но они ничего не разрушали, не делили добычу, не дрались и не издевались над пленными - они работали. Кто прокладывал дорогу, кто поправлял крышу длинного дома в ровном ряду таких же, кто разносил воду. Правда, рядом стояли или шли надсмотрщики с бичами.              - Свобода была бы губительна для них самих, - проследил направление его взгляда Гортхаур. - Орки перебили бы друг друга или сгинули в бессмысленных набегах на более сильных. Жёсткая дисциплина сохраняет им жизнь, обеспечивает жильём, пищей и водой всех, а не только сильнейших. А непрестанный труд оставляет мало сил для вымещения злобы друг на друге. Но они не понимают собственного блага - и такое случается не с одними орками.              О своей жизни в восточных землях Борух начал было рассказывать так подробно, как только мог, но почти сразу понял, что Гортхаура интересуют действия и воздействия, а не мысли, чувства и воспоминания. Знания о них были бесполезны для осуществления задуманного.              Увиденное по пути угнетало и устрашало, и на лбу Боруха не раз выступала испарина. Его поддерживала мысль о высокой цели - и тёплый, успокаивающий, упреждающий вопросы голос некогда тёмного духа. Даже после смены облика в его тоне, выражении, жестах осталось нечто от Аулендиля.              - Тебя смутили эти учения? Знай, лишь немногие из орков, что ты видишь, станут воинами. Не более, чем требуется для защиты границ и подавления мятежей и раздоров. Но большие учения дают выход их ярости и позволяют занять больдогов, способных жить лишь войной. Лучше пусть они руководят учениями здесь, чем шайками и отрядами в мирных землях, согласен?              - Вид этой башни мне и самому не нравится, друг мой - и понравится не более, когда она будет достроена. Но посуди сам, возможно ли из этих камней и лапами этих строителей создать нечто прекрасное?              - Догадываюсь, на что это походит для помнящего Ангбанд. Но тебе не стоит бояться - на пытку ведут не так. Я не только знаю, как причинить боль - как её избежать, знаю не хуже.              Он погрузил Боруха в полусонное и отстранённое состояние - без чего исследование, несомненно, оказалось бы мучительным. Гортхауру требовались частицы кожи и внутренних органов, он проверял реакцию на свет, огонь, резкий холод, различные зелья, скорость восстановления после ран… Наконец, всё закончилось.              - Благодарю за терпение. Мне в самом деле стало понятней, как можно улучшить орков. Правда, это потребует много времени - которого, увы, пока недостаёт.              - А снять с меня чары ты не можешь? - не удержался Борух. На изучение он согласился прежде всего в надежде излечиться.              - Боюсь, что пока нет, - с сожалением ответил Гортхаур. - Но твоё терпение не останется без награды. Ты возглавишь земледелие в плодородных землях на юго-востоке Мордора. Дело это первостепенной важности. Орки скоро множатся, и если им недостанет пищи, они направятся добывать её в соседние земли, как умеют. Под твоим началом они будут сеять не огонь и кровь, но пшеницу и ячмень.              Борух с сомнением посмотрел на майа.              - Ты справишься лучше любого орка - так как не будешь лентяем и самодуром, и лучше любого человека - поскольку хорошо знаешь орков; к тому же и те, и другие невежественны в земледелии. Ты же учился у энтов. Я надеюсь пригласить в Мордор и их самих, но энты медлительны и едва ли скоро оставят сады, в которые вложили столько труда. Зваться будешь Грамбурзом - на языке, что я изобрёл, это означает "чёрный странник". Конец его, "Бурз", не только сходен с твоим прежним именем, но и послужит знаком близости ко мне, а начало - избавит тебя от вопросов о происхождении.              Новый язык, как всегда бывало, заинтересовал Чёрного, однако он оказался на редкость неприятным - более, чем его родное орочье наречие. Гортхаур настоял на том, чтобы новый Начальник полей разговаривал с орками и людьми только на языке Мордора. Единый язык, как он объяснил, позволяет избежать непониманий и многих раздоров. Зато орками Боруху предстояло только командовать, а жить - вместе с людьми. На юго-восток его тоже сопровождал человек из Смуглолицых.              Путь был далёк и небезопасен, страна - мрачна, но порой впечатляла. Из дымящихся расщелин вдруг взлетали к небу струи воды - одна, вторая, третья. Чем дальше от недостроенного Лугбурза, как звалась башня Гортхаура на его языке, тем гуще росли травы необычного оттенка - тёмно-лиловые, красноватые, белёсые.              Небывало обласканный, неожиданно вознесённый к власти, ошеломлённый стремительными переменами после неспешной жизни, в которой важные события разделяли десятки и сотни лет, облачённый в парадные доспехи и чёрный плащ с золотым шитьём, снабжённый воодушевляющими напутствиями, важными указаниями и планами будущих полей Борух наконец начал приходить в себя. Ему показалось весьма странным, что он, страшась многого в Мордоре, почти не боялся его Властелина и сразу доверился ему. Не был ли он околдован? Светлые чары несут добро, но обустроенная Гортхауром страна как-то не походила на эльфийские обители. Борух вновь вообразил себе его лицо, глаза, интонацию - настроения он всегда хорошо улавливал.              Гортхаур наверняка что-то скрывал; однако его сожаление о тех, кто не понимает собственного блага, о том, что не удаётся достичь порядка и единения, желание уничтожить хаос и раздоры (значит, и такие нападения, как на восточных эльфов!) казалось искренним. Когда-то он вообразил, будто у Моргота есть великий замысел, как улучшить мир - тут же не нужно было ничего воображать. Гортхаур в самом деле жаждал улучшить мир - и тоже, как Борух, всё сделал бы ради этого. У них были одни цели; остальное не имело значения.              А страна, а Лугбурз этот? Но Гортхаур же дал разумные объяснения, и потом - пока по-другому могло и не получаться, как у Боруха с песнями. Легко ли избавиться от следов Ангбанда! Может, и страха не было благодаря пониманию: оба, орк и дух, страдали от одного и того же…              Они миновали внутреннее море, угрюмое и безжизненное. Чайки не кружили над ним, из воды выступали лишь голые камни, а тёмные волны, тяжело ворочаясь и перекатываясь, уходили в чёрную грязь. И всё же оно было в родстве с Великим Морем и смутно помнило о том. Борух не мог не подойти, не зачерпнуть горькой воды, оставлявшей на руках белый соляной налёт, припоминая Великое Море - пусть ему и пришлось перепачкать новенькие сапоги.              Проводник, всё поглядывавший на него с любопытством и опаской, спросил:              - Господин Грамбурз, ты как будто хорошо знаешь нашего Короля?              - Знал когда-то, давно, - рассеянно ответил Борух, думая частью о Море, частью - о том, что надо бы отучиться от имени "Гортхаур" - это всё равно что "Шкура". - Но за полторы тысячи лет он сильно изменился.              Проводник вздрогнул и больше вопросов не задавал.              На юге, где и предстояло устраивать сады и поля, висевшая в небе серая хмарь наконец развеялась. Среди буйной зелени обитали невиданные создания, часто хищные или ядовитые, но яркие и необычайные. Всё здесь пожирало, жалило, теснило друг друга, но и безудержно росло, цвело и множилось - кроме бледных вялых ростков на клочках полей, таких убогих среди этого дикого буйства. Новое начальство разместили в лучшем доме, дали ему рабов-орков - и перешли к делам, верней, к жалобам. Всё посаженное, что не забивали сорняки - начисто уничтожали жуки и гусеницы. Причём сорняки прорастали на другой день после прополки, а вредители казались неистребимыми.              - А что же вы едите, если ничего не удаётся? - удивился Борух.               - Что само вырастет, то и едим. Траву всякую, даже корни и листья сорняков этих проклятых! А то - и змей, и насекомых, - хмуро ответил худощавый мужчина с редкой бородкой. - Потому и тебя накормить нечем, кроме травы - не сердись, господин.              Борух удивился ещё больше. Женщины-энты, желая обратить лес в сад, не уничтожили ни кустика, а тут… Правда, в Тобари-то вырывали и выжигали всё, что мешало. Может, людям просто в голову не приходит, что можно иначе?              - А вы съедобные сорняки сажать не пробовали?              С того и начали; вскоре доставили и живых птиц - чтобы истребляли насекомых, а после шли в пищу. Людей в Мордоре жило немного - кочевники востока не хотели сюда переселяться, хотя им и сулили землю, рабов-орков и защиту. Тем более с условием заниматься непривычным земледелием и отдавать часть выращенного на нужды страны. Работали в основном орки - по ночам и, само собой, плохо; люди и впрямь не знали, как с ними обращаться - то стыдили, то выясняли степени родства и угрожали разделаться с матерью или братом, считая это самой страшной угрозой (которую потом и приводили в исполнение). Пришлось с головой уйти не только в земледелие, но и в налаживание дисциплины - с помощью более действенных угроз, и казней, и проверок, и наград за доносы…              В какой-то момент Грамбурз, попривыкший к новому имени, с ужасом осознал, что начинает вести себя - пусть не всегда - как заправский ангбандский командир. Да, сам он действительно старался, а не уклонялся от труда, и не карал без причины, но превратиться в маленького Гортхаура времён Тол-ин-Гаурхот тоже совсем не хотелось. В отчаяние он не впадал лишь потому, что часто злился не на себя, а на этих самых орков. И почти не вспоминал об эльфах и о том прекрасном, что было в его жизни, и о своей вине тоже - завертела суета. Нужно было отвлечься, уйти в воспоминания, но это оказалось неожиданно трудным.              Мешал язык, на котором он говорил в последнее время! Слова его не только неприятно звучали - они, как осознал Чёрный, обладали властной силой, принуждавшей ими же и думать. А думать этими словами о прекрасном - да и просто о своём - было очень трудно; они словно привязывали ум к одной лишь цели, побуждая забывать о том, что не имело к ней отношения…              Да, эта цель и для него была важна - но так можно было не обрести, а потерять самого себя! Он заметил, что на людей мордорский язык влияет меньше: быть может, у себя дома они говорят на другом? С этого времени он старался непременно выкраивать среди любых дел время, чтобы побыть одному, и в одиночестве почти непрестанно разговаривал сам с собой на белериандском, самом несхожем с языком Мордора из всех известных Чёрному наречий. Это и впрямь помогло восстановиться, но и сделало жизнь тяжелее: теперь он чувствовал себя обокраденным. У него украли имя - теперь все звали его только Грамбурзом, и он сам приучился к этому, украли полноценные, без колдовства, языки, и спокойную, свободную жизнь - тоже! Во что его вообще втянул этот Аулендиль?              Кажется, довольно было подумать о Короле Мордора, как он сам объявился на юге - дал новые указания, осмотрел и одобрил плоды трудов своего Начальника полей, похвалил его мудрость и трудолюбие. Держался он так же тепло и доверительно, как и в прошлый раз, и такое обращение - как ни думал Чёрный, что на сей раз не поддастся - заставляло его чувствовать себя необыкновенно хорошо. Смутно припомнилось: когда он был совсем мал, быть может, и говорить ещё не умел, ему очень хотелось тепла, ласки… Но, наверное, орчонок не дождался их даже от матери.              - Я продолжаю размышлять об улучшении орков, друг мой, но всё недостаёт времени этим заняться. Однако я принёс тебе добрые вести. Мои друзья и ученики из эльфов вскоре завершат свои великие труды, и тогда - переменится не только судьба орков, но судьба всего Средиземья, и все его народы придут в согласие. Никакая сила не помешает утвердить разумный порядок по всей земле, истребив все силы мятежа и розни - навеки, ибо и время будет нам подвластно! Немного терпения! Осталось не более нескольких десятилетий, и мир уже не будет таким, как ты видишь и помнишь. Надеюсь, ты не допустишь, чтобы какие-нибудь орки за это время бежали отсюда в поисках еды…              - Постараюсь, - ошеломлённо ответил Чёрный. Так Король Мордора был в дружбе с эльфами! Они-то, конечно, и ему помогут окончательно стать Аулендилем, а каким прекрасным станет мир под их руками, и вообразить трудно! Ещё Чёрный заметил, что с ним майа опять говорит на белериандском - должно быть, этот ужасный язык он ввёл временно, большей частью, чтобы контролировать орков. Но они-то как раз искажали слова Чёрного наречия.              Начальник полей вернулся к своим трудам, одновременно пытаясь всё-таки остаться собой в Мордоре до тех пор, пока всё вокруг не переменится к лучшему. Выращенное исправно доставляли на запад, и понемногу удавалось засевать отдельные участки зерном - правда, если жизнелюбивые сорняки удавались и у орков, хлеб рос очень плохо, как бы ни следили за работниками. А по планам всё-таки следовало вырастить хлеб. Тут не только в лени дело, однажды понял Чёрный. Энты любят деревья, и люди, что возделывают поля, любят землю и то, что растят; а орки - ненавидят. И с этим не справиться никаким принуждением. Если бы Гортхаур поставил Шкуру не тюремщиком, а земледельцем, ничего хорошего из этого бы не вышло; его изменило не соблюдение разумных правил из-под палки, а свет эльфийской песни. Король Мордора ошибался.              Самым благоразумным было бы держать эти мысли при себе; но если думать не о возможных неприятностях, а о цели, лучшим было как раз высказаться. Чтобы исправить ошибку и сделать ещё шаг навстречу общей мечте. Чёрный ждал, пока Король Мордора вновь посетит свои поля, но он не возвращался много лет; наконец, главный по мордорскому земледелию не выдержал, взял провожатых и сам отправился к Тёмной башне.              Дорога подтвердила его правоту: страна стала лишь более мрачной и унылой. Разноцветных трав стало меньше - быть может, их вытаптывали караваны с продовольствием. Там, где он изумлялся взлетавшим из-под земли струям, стояли кузницы, обогреваемые паром; ещё часть воды разобрали по дорожным цистернам. Больше стало и орков, и вблизи Лугбурза они местами даже почву содрали до чёрного камня.              Король Мордора улыбнулся своему Начальнику полей, вновь похвалил за успехи, но слушать не стал: он как раз собирался завершить великое дело - то самое, что должно было переменить мир. Чёрный поспешил за ним. На гору майа ему запретил подниматься, и Чёрный задрал голову, с любопытством и предвкушением наблюдая, что же будет происходить.              Когда гора извергла пламя и тучи дыма, и затряслась, расседаясь, его охватил дикий ужас. Как будто вновь он попал на Последнюю Войну, и всё рушилось. Он вжался лицом в землю, но не мог не слышать грохота, и гула могучего пламени, и звона кующегося металла, и жуткого, скрежетом цепей разнёсшегося во все стороны, эхом отражённого от горных хребтов:              - Аш назг дурбатулук…              Спустившись с горы, майа выбросил вперёд руку с золотым кольцом - завораживающе красивым, кто бы мог подумать, что красота может создаваться так жутко! - и долго любовался им, гордо улыбаясь своей исполненной мечте. Наконец, он оторвался от созерцания собственного пальца и заметил Чёрного.              - Ты желал сказать мне что-то важное, мой Начальник полей? - спросил он. В его голосе словно ещё звенел и скрежетал металл заклятья. И всё же Чёрный решился поделиться сомнениями - Король Мордора явно благоволил к нему, а главное, в сущности, они желали одного и того же.              - Ты прав, нужен тот, кто будет действительно заботиться о полях, - ответил майа, вряд ли услышавший половину из сказанного. - Мне следовало давно заменить орков людьми, но я напрасно ждал, пока они заселят Мордор, привлечённые наградой. Я до сих пор мало пользовался тем, что многие людские племена держат рабов. Я просто объявлю, что мне угодней всего дары и дань именно рабами.              - Рабы из людей? И надсмотрщики из орков, которые будут держать их в повиновении бичами и угрозами кар?              Чёрный с горечью подумал, что Мордор и без того всё более напоминает Ангбанд; вот уж чего он никогда не хотел - служить новой Твердыне! В глазах Гортхаура запылало такое пламя, что Чёрный, отшатнувшись, свалился наземь: неужели он произнёс это вслух, по привычке беседовать с самим собой?!              - Ангбанд, значит?! Хорошо же ты понял мои замыслы! В Ангбанде царил произвол, глупость и суета, здесь - порядок, разум и воля. Всякая мелочь в Мордоре служит общей пользе. Оттуда исходили убийства, разрушение, распад, отсюда - стремление к собиранию и скреплению воедино, вопреки распаду. И ты не заметил разницы?! А меня, стало быть, почитаешь за второго Моргота - такова твоя благодарность! И всё же ты будешь служить мне, волей или неволей.              Возражать - мол, не за второго Моргота, а за прежнего Гортхаура, и только с этого самого разговора - было бы глупо, и явно не утишило бы ярости Короля Мордора. Он склонился над упавшим, так что тот сдавленно вскрикнул от дохнувшего в лицо жара, а затем вновь принял облик Аулендиля и тем мелодичным голосом произнёс:              - Я говорил, что меня не стоит бояться? Мои слова не были ложью - тем, кто одних мыслей со мной, бояться нечего. Ты же боишься слишком мало; у тебя на уме мучительная казнь, а я не намерен убивать столь ценного слугу. Я повелю, чтобы при попытке побега или мятежа тебя непременно взяли живым. Известно ли тебе, как возникли орки?              - Их создал Моргот задолго до первого восхода, - ответил Чёрный, ожидавший чего угодно, только не этого вопроса.              - Не совсем. Дозволь просветить тебя: орков создал я. Исполняя чужое задание - будь моя воля, я сделал бы их иными. Процесс столь долог, что для создания нового орка мне пришлось бы оставить все прочие дела в небрежении. Но сделать обыкновенным орком тебя можно куда скорей. Ты много полезней таким, какой есть - пока служишь мне; но обычный орк с большим опытом полезней мятежника. Надеюсь, ты понял меня, Грамбурз.              Ничего страшней Гортхаур и впрямь не мог бы придумать. Чёрный и далее занимался полями - без прежнего усердия и желания, только из страха. Основы уже были заложены и самое трудное - сделано, далее можно было идти проторенной дорогой...              Вместо мечты сбывался худший кошмар Чёрного, новая Твердыня, пусть и более разумно устроенная - и, что хуже всего, он сам, по доброй воле, послужил её укреплению! Он с содроганием вспоминал слова о том, что мир навек переменится: неужели всё Средиземье понемногу, исподволь обратится в часть Мордора?! Он ещё более ненавидел Гортхаура, оттого что не мог не служить этому, и сбежать не мог, искать смерти - и то не посмел бы: слишком ужасна кара. Будучи главным в своей области, он нередко срывался и на орков, и на людей - не новых рабов, таких же несчастных, как он сам, а прежних поселенцев, с которыми раньше с удовольствием общался. Они следили за ним - как думали, незаметно - и всё чаще шептались, что Начальник полей сходит с ума: то бьёт посуду и ломает мебель в своём доме, то запирается, то, наоборот, сбегает куда глаза глядят. Ему становилось всё тяжелей.              Однажды, в самый беспросветный час он шёпотом взмолился о помощи к валар, имена которых теперь знал. Он умолял Манвэ, Короля мира, и Варду, Королеву звёзд, Ульмо, Владыку морей, и Яванну, Королеву земли и всего живого, спасти его из этого кошмара. Но Чёрного занесло слишком далеко от Великого Моря, куда и орлы не залетали, и никто ему не ответил.               Наступала ночь, а с ней - пора идти на ненавистную рабскую службу. Он вышел из своего дома, богатого и крепкого, облачённый в чёрный плащ с золотым шитьём, встречаемый поклонами - всё это было небольшим утешением. На первом повороте дороги в глаза его блеснул луч света - такой яркий, что он вскинул ладонь, прикрываясь.              Луч исходил от необычно ярко сиявшей в эту ночь Западной звезды - первой, которой он дал название вскоре после падения Ангбанда, отличая её от других по яркому блеску и особенному небесному пути. До прихода воинства Запада всё тоже казалось беспросветным, припомнил Чёрный, но где сейчас Ангбанд? Так же однажды сгинет и Мордор. Непременно сгинет. Всё в мире непостоянно - и друг за другом следуют перемены, расставания, разрушения, смерти. Но и тьма - не вечна, и жизнь, в конце концов, сильнее смерти. Будь наоборот - мир бы уже погиб или наполнился одними мертвецами. И он, Чёрный, однажды освободится от власти Мордора - быть может, в день его гибели или в день своей. Или даже раньше.              Оставалось только дождаться - когда.