Рассвет Империи. Часть II: Evil Inside

Сенат жил по своим законам — древним и незыблемым, и законам этим были не страшны ни война, ни даже мир. Потому за терактом в строгом порядке последовали общая минута молчания и трогательная речь канцлера-диктатора, объявившего, что все виновные будут найдены и покараны, а за трогательной речью — награждение отличившихся и непременный банкет с танцами. Кого-то, как, например, Бена Драра, это могло раздражать: как же, ведь сотрясены основы мироздания, а проклятые политиканы, как ни в чём не бывало... но Падме это успокаивало. Когда всё летит в бездну, что-то должно оставаться на месте — иначе и рехнуться недолго. — Первый танец! — громогласно возгласил Амедда. — Фуранта! Кавалеры приглашают дам. Как и в Сенате, на приёмах он исполнял обязанности церемонимейстера. Падме тихо вздохнула: хотя Энакин и присутствовал, на приглашение надеяться не стоило: джедаям танцевать не позволялось. Это, дескать, слишком мирское занятие, отвлекающее от постижения Силы и навевающее неподобающие мысли о земном и плотском. Впрочем, интересные партнёры на тур танца были здесь и помимо него. — Позволите, сенатор? — изящно подскользнул к ней лично Палпатин. — С удовольствием! — Падме склонилась в глубоком реверансе. Фуранта, пекьенна, акванна, халларда... все эти прекрасные танцы пришли с Набу в эпоху Первой Оккупации. Фуранту назвали так в честь королевы Фуранты, при дворе которой танец вошёл в моду. Танцуя акванну, стремились подражать движениям одной из набуанских рыб. Халларда получила имя от победы при Ото Халларе... То, что маленькие набуане проходят даже не в школах, а ещё в детских садах — здесь, в большой Республике, никому было не известно и не интересно. Легко устроив руку на плече канцлера и откинув голову набок, Падме краем глаза наблюдала за остальными танцорами. Большинство предпочитало облегчённую версию — на четыре шага с легкими разворотами и без фигур: как преподают в кадетских корпусах и дамских институтах. Но были и прелюбопытные исключения. Например, брат и сестра Галлии (Ади очередной раз доказала, что к ней правила не относятся), или... — Бена я узнаю, — шёпотом сказала Падме Палпатину. — А кто его дама? — Дива Тамора, — так же шёпотом ответил тот. — Наследница певческой семинарии тилинов. — А. Тогда неудивительно. Ни одна Дива никогда бы не опустилась до упрощённой версии, если есть возможность выучить полную. Ну, а Бен — набуанин, с ним-то всё просто. — А я, знаете ли, пожалуй, приглашу на следующий танец саму Палаву... Падме хихикнула. Да, хороша будет пара: ещё Палпатин, которого все привыкли считать за пенсионера, и девяностолетняя Дива. — В таком случае попросите Амедду объявить следуюшим номером халларду. Или контртанц. — Неплохая идея, милая сенатор, неплохая, — Палпатин тихо рассмеялся. Танец закончился, начался следующий — и это действительно была халларда. — Позволите, госпожа сенатор? — изобразил лекками сложную фигуру Навара Вен. — Разумеется, — Падме кивнула. — Не ожидала, что вы тоже здесь будете. — Мне поручено ведение расследования со стороны Ордена, — важно сообщил адвокат. — О, поздравляю! — Совершенно не с чем. Всё дело в том, что нет ни одного свободного джедая, даже в ранге старшего ученика. Вот и приходится обходиться более доступными средствами. Как забавно выглядел их серьёзный разговор в вихре весёлой халларды! Придерживая юбки, Падме старательно выписывала сложные коленца, стараясь не думать, до чего комично смотрится скачущий горным таопаро адвокат Ордена. И не смотреть в ту сторону, где Палпатин и Дива Палава всерьёз решили поспорить, кто кого перепляшет. Победитель пока был не ясен, но и старушка, ловко подпрыгивающая так, чтоб каблуки достали до обтянутой юбками попы, и Палпатин с поддёрнутым подолом сенаторской мантии, преловко перебирающий ногами и отчаянно строящий глазки партнёрше, дорогого стоили. Семинаристки, глядя на такое чудо, долго не продержались: сперва заплескали руками в такт мелодии, а потом и вовсе затянули "Ото Халлару" — «То не зори над Халларой — от зарниц в глазах темно ...» — звучало дивно, голоса прямо сияли, иных слов Падме найти не могла. Правда, после столь зажигательного выступления обе немолодые звезды сочли нужным куда-то пропасть с небосклона общества. Впрочем, их можно было понять.

* * *

— Думаю, теперь-то никто не удивится, что мы временно удалились из залы, — Палпатин цеременно поклонился старой Диве. — Хитроумно, спору нет, — согласилась та, опускаясь в глубокое кресло. — О чём вы хотели поговорить, владыка? — О деле, владычица, о деле. Я никогда не дерзнул бы отвлечь вас от работы, если бы не опаснейшая ситуация, в которой мы все оказались. Впрочем, вы сами видели, не так ли? — Видела. И помогла, чем смогла. — Благодарю, владычица. Если бы не ваше искусство, неизбежная паника могла бы стать смертоноснее бомб. — Льстец, — кратко улыбнулась Дива. — Так что за дело у тебя ко мне? Секрет ректора семинарии достался Палпатину случайно, ещё в далёкие дни молодости. Тогда он знать не знал о Тьме, и делил свои дни между энтомологическими штудиями и гонками на чём попало. Вот один из гонщиков, татуинец Тим Фьюз, и поделился с младшим товарищем забавной сплетней: дескать, старая Дива — та самая Дарт Фобос, которая Хозяйка Страхов из сказок. Просто маскируется. Тим слышал об этом от бывшей семинаристки, исключённой за межрасовый брак и ставшей певичкой где-то в хаттском кабаре. Однажды, уже став Сидиусом, Палпатин проверил эту сплетню — и не остался в накладе. Теперь пришло время использовать случайно попавшее в руки оружие. — Мне нужен ваш совет, — честно ответил он. — Если мои ученики не врут, вы, владычица, должны знать потаённые страхи большинства джедаев. — Знать — не значит помнить, владыка, — уточнила Дива. — Джедаев больше десятка тысяч, и это только ныне живущих. — Я ограничу круг вот этим списком. Это те, кто был на Золотом Стадионе, — Палпатин передвинул деку, на экране которой горели имена. — Часть из них покинула трибуны до первого взрыва, часть осталась. Все подвергшиеся гипнозу джедаи, кстати, перед трагедией побывали на лекции Вайтвора. Но я не уверен... — Нет, Вайтвор не годится, — Палава резко взмахнула рукой, словно буквально отметая неудачную кандидатуру. — Больше всего на свете он боится осуждения за неверное поведение. Он мог бы, несомненно, лично кого-то взорвать или убить, если бы обосновал для себя полную законность и исключительную необходимость этого, да. Даже ребенка или беременную женщину. Но вот массовый гипноз и работа чужими руками... нет, это не укладывается в его систему мышления, если вы меня понимаете, владыка. — Значит, не он? — Определённо. Он не кукловод, нет. Скорее, кукла. Им было легко управлять. Дива задумчиво погоняла список по псевдоэкрану: вверх, вниз, в стороны. — Молодой Скайвокер. Мог бы, между прочим. У него как раз голова именно так работает: масштабно и по-молодому беспринципно. Но Скайвокер скорее просто раздал бы джедаям светаки и затем как-то спровоцировал их массово нажать кнопку активации. Гипноз, выжидательная позиция, голоса из радиорубки — это, опять же, слишком для него сложно. Он юноша конкретный, потому и боится непонятного. — Ади Галлия. Ей закон не писан, она способна разработать сложный продуманный план, она не подверглась гипнозу. Но она боится только одного: что погибнет её брат Арис. Он ей слишком дорог... больше, чем как брат, если вы меня понимаете, владыка. Арис Галлий не только не был в безопасности, он героически сражался и был ранен. Это значит, Ади не может быть виновна. — Оби-Ван Кеноби. Тоже способен на подобный план, способен продумать и учесть все детали. Но он боится смерти, владыка. Он может, не сомневаюсь, пойти в бой или на поединок, но не рисковать собой в игре случайностей. — Йода... а ведь и его страх мне известен. Это страх потерять опору. Страх перемен. Он готов на всё, лишь бы статус-кво сохранилось, лишь бы ему не пришлось что-то делать и куда-то двигаться. Нет, он не стал бы раскачивать лодку, готовую перевернуться... Старуха называла имя за именем и отвергала джедая за джедаем — пока, наконец, не остался только один. И прежде, чем Палпатин успел впасть в уныние и приготовиться искать кого-то вообще не засветившегося, она кривовато ухмыльнулась и удовлетворённо кивнула: — Он. И знаете, что забавно, страх у него очень похож на тот, которым мучается Йода. Но этот боится потерять не порядок вещей вообще как таковой, а собственное в нём удобное место.

* * *

Мас Амедда объявил пекьенну — белый танец, и Падме, ничтоже сумняшеся, решительно подошла к Энакину. Этикет — штука двоякая: отказаться от приглашения дамы на пекьенне было нельзя, будь ты хоть джедай, хоть монах Совершенства. Можно было лишь вежливо уклониться, сославшись на состояние здоровья или неумение танцевать. Этих путей отступления у Энакина не было. Поклон, реверанс, скользящий проход, обмен взглядами, снова поклон, снова реверанс... пекьенна была словно и не танцем, а затянувшимся предложением танца, донельзя изысканнным и церемонным. И всё же, она увлекала и завораживала, не отпускала, приковывала внимание кавалера и дамы друг к другу. Во всех классических романах, если уж любовники были из приличного общества, их любовь начиналась с пекьенны. Не удержался даже Беренко: именно так он обставил знакомство Алимы Кето и Улика Кель-Дромы. К счастью, из экранизации этот момент выкинули, решив, что широкие массы не поймут. Падме много раз представляла себе эту сцену, и всякий раз посреди концентрированной романтики её пробивало на смех: и манеры набуанской аристократки в исполнении полу-дикарки Кето, и алдераанец в роли её кавалера, и салонные танцы в джунглях смотрелись бы воистину чудовищно. Хорошо бы, в сериал попала королева Ирем! Вот кто мог бы и пекьенну предложить, и создать нужный фон умирающего дворянства... а как хорошо она бы смотрелась на фоне своих пожарищ, одетая в стиле клана Шив!.. Хотя Беренко предпочитал одевать безумицу в чёрное. Политическая сатира, чтоб его. Шаг за шагом, поклон за реверансом — и вот они с Энакином уже оказались в просторной пустой комнате с прохладительными напитками, то есть — с водой. Ничего другого во дни кризиса и жёсткой экономии сенаторы себе позволить не могли. Конечно, Эни потянулся целоваться, и конечно, Падме позволила до себя дотронуться не раньше, чем он трижды убедился в отсутствии жучков и камер. Тогда она и решила — как героини пресловутых романов — что время пришло. В конце концов, если канцлер уже знает, почему не должен знать муж? — Энакин. Я беременна. — А? — ошалело сморгнул он. — Беременна. Ребенком. Нашим с тобой, — терпеливо объяснила Падме. — Правда, здорово? К её удивлению, супруг среагировал странно. Вместо ожидаемого лёгкого недоверия к великой радости, он полыхнул неподдельным гневом: — Какое, к ситху лысому, здорово! Ты же что ни день собой рискуешь! То миссия, то теракт, то ещё какая хрень! И нельзя было сказать, что его гнев вовсе не обоснован. — Вот что. Я немедленно связываюсь с этой твоей... с Сабе. А ты ищешь, куда спрятаться, пока она тебя заменяет.