"Последний шанс"

Наручники врезаются в запястья так, что руки немеют. Но я молчу. Знаю, что миротворец специально их затянул. Ничего похуже он сделать мне не может, а самоутвердиться, видимо, хочется. Кладу руки на стол и откидываюсь на спинку стула. Сейчас придет какая-нибудь шишка и меня снова будут допрашивать. Задавать одни и те же вопросы в надежде получить новые ответы. Не получат. Потому что я ничего не знаю. Каким образом трибутам удалось организовать побег? Кто состоял в компании заговорщиков? Как они связались с повстанцами? Я ничего не знаю. Но, к счастью, они это понимают. Потому что пыток ко мне пока не применяли. Так, пару раз облили холодной водой и светили лампой в глаза. Пустяки. Хочу к маме. Хочу, чтобы все это закончилось, и я могла поехать домой. Я бы забралась в мамину постель и не вылазила оттуда два дня. Просто прижималась бы к ней и ни о чем не думала. Жалко, что это невозможно. В конце концов они поймут, что я бесполезна, и убьют меня. Или превратят в безгласую. В любом случае маму я больше не увижу. Не увижу никого из тех, кого люблю. И не смогу им помочь. Разве что… Разве что мне удастся встретиться со Сноу. Когда дверь открывается и в помещение заходит один из офицеров, я выпрямляюсь на стуле. И говорю: - Я требую аудиенции у президента. Я невиновна, и вы не имеете права меня здесь удерживать. Миротворец бросает на меня раздраженный взгляд. Я встречаю его этой фразой каждый день и, видимо, уже надоела. - Господин президент получил ваше прошение о помиловании… - Мне нужна аудиенция! - Эту вашу просьбу мы ему тоже передали, - отвечает миротворец, усаживаясь с другой стороны стола. – Ждем ответа. А пока вы можете ответить на мои вопросы. - Ладно, - пожимаю плечами я. – Но вряд ли вы услышите от меня что-то новое. О заговоре я ничего не знала, иначе меня бы здесь не было. Миротворец никак не комментирует мои слова и заводит свою привычную шарманку. Я терпеливо отвечаю на его вопросы, стараясь игнорировать боль в руках. Но тут что-то идет не по плану – дверь открывается и в помещение заглядывает охранник. Офицер подходит к нему, и они о чем-то тихо переговариваются. Потом офицер оборачивается ко мне. - Господин президент готов встретиться с вами, - бесстрастно произносит он. – Но сначала вам нужно… подготовиться. Еще бы не нужно было. На мне по-прежнему разорванный комбинезон, в котором меня три дня назад забрали с Арены. Волосы превратились в один грязный ком, а рана на руке воспалились. Хотя ее-то как раз обработали. Сердце бьется где-то в горле, и я поднимаюсь на ноги. В глубине души я сомневалась, что смогу добиться аудиенции. И теперь близка к панике. Ведь это мой единственный шанс. Наш единственный шанс. От того, что я сейчас скажу, зависит не только моя судьба. Значит, нужно собраться и… Все мысли мгновенно вылетают из головы, когда я выхожу в коридор и вижу Эффи. Она бледная до синевы, и даже броский макияж не может это скрыть. С трудом подавляю порыв броситься к ней в объятья. Только улыбаюсь резиновыми губами. - Ты ко мне пришла? - Приведу тебя в порядок, - произносит Эффи дрожащим голосом. – Насколько это возможно… Мне кажется, Эффи меня боится. И это разбивает мне сердце. Но когда мы остаемся наедине в помещении, подозрительно похожем на пыточную камеру, все становится еще хуже. Потому что я ошиблась, причина странного состояния женщины в другом. - Здесь можно помыться и переодеться, - произносит Эффи, нарочито беззаботным тоном. – Условия так себе, но лучше, чем ничего. Дай-ка я посмотрю на твои волосы… Она наклоняется ко мне, берет в руки одну из моих спутанных прядей. И, чуть натягивая ее, произносит быстрым шепотом: - Мадж, я должна тебе сказать… Только не выдавай меня… Двенадцатого дистрикта больше нет. Его уничтожили в день побега трибутов… Потом она отстраняется и, избегая моего взгляда, продолжает распутывать волосы. Я сижу, как громом пораженная. От шока не могу сказать ни слова. И это хорошо, потому что иначе я бы начала кричать. И выдала Эффи. А так только шепчу помертвевшими губами: - Мама… - Твоя мама умерла еще до Игр, - лепечет Эффи, снова наклоняясь ко мне и прячась за завесой моих волос. – Сердечный приступ. Твой отец скрыл это от нас. Его убила бомбежка. Прости… Я все-еще молчу, только по щекам катятся слезы. Но это ничего, это не страшно. Слезы можно объяснить встречей с Эффи. И они ее не заподозрят. Не должны… Выдыхаю чуть слышно: - Гейл?.. Эффи хмурит лоб, и я понимаю, что она не знает, о ком я говорю. Приходится выдавить из себя еще два слова: - Кузен Китнисс… - Он жив. Наверное… Они сбежали в лес. Но ты не должна была этого знать… Все оставшееся время мы молчим. У меня внутри все как будто оледенело. Эффи ведет меня в душ, и я подставляю лицо горячим струям. Стою и жду, пока они смоют слезы. От мысли, что мамы и папы больше нет, мне становится плохо. Все во мне протестует против этого. К горлу подкатывает тошнота и голова кружится. И мне хочется разрыдаться. Или упасть в обморок. Но я только крепко-крепко сжимаю руки, с которых наконец-то сняли наручники. И нервно глажу пальцами браслет Гейла. Я не могу горевать о родителях. Не сейчас! Потому что Гейл жив. И наверняка связался с повстанцами. А значит, я должна сделать все возможное, чтобы помочь ему. Это то единственное, что я действительно могу сделать. Но как же больно… Когда Эффи подает мне спортивный костюм, я на секунду сжимаю ее руку и говорю: - Спасибо. Как будто благодарю за одежду, а не за то, что она сказала мне правду, рискуя собственной жизнью и свободой. Она ведь действительно очень помогла. Сноу мог бы манипулировать мной, угрожая причинить вред близким мне людям. А теперь я одна. Мне больше не за кого бояться. Но почему они уничтожили Двенадцатый? Я видела в небе трезубец Финника, значит, это он разрушил купол. Хеймитч в это время был без сознания. Я блуждала в лесу. Так почему Двенадцатый? Видимо, сыграла роль личная антипатия президента к нашему дистрикту. Потому что тогда, много-много лет назад, Сноу был влюблен в девушку из Шлака? Или из-за Китнисс и Пита? Меня куда-то ведут по коридору. Эффи осталась в помещении, где я переодевалась, и я даже не успела с ней попрощаться. Впрочем, неважно. Если я смогу взять себя в руки, мы еще увидимся. Если нет… Какая разница? Вспоминаю глаза Гейла. Серые, как грозовое небо. Снова поглаживаю браслет. А потом снимаю его и прячу в карман костюма. Руки онемели и плохо слушаются. Запястья покрыты синяками. Но это хорошо. Потому что физическая боль отвлекает меня от душевной. Да и слезы можно, в случае чего, списать на нее. Я должна выжить ради Гейла. Я должна быть сильной, ради Гейла. Я должна быть умной, хитрой, убедительной… Если я смогу договориться со Сноу, принесу пользу повстанцам. Найду способ. Главное, правильно себя повести. И пережить, перетерпеть эту боль в груди. Какой меня хочет видеть Сноу? Какой мне он поверит? Глупая влюбленная девчонка? Не прокатит. Отчаянная сорвиголова, которой море по колено? Неубедительно. Расчетливая карьеристка, амбициозная и эгоистичная дочка мэра, готовая на все для достижения своих целей? Это лучше. Это может сработать. Глубоко вдыхаю, запрещая себе думать о маме и папе. Только о Гейле. О том, что я смогу ему помочь. И переступаю порог помещения, в котором меня ждет президент. * * * Судя по всему, это кабинет начальника тюрьмы. Или другой важной шишки. Потому что выглядит здесь все очень дорого. И Сноу, который восседает за длинным столом из красного дерева, прекрасно вписывается в обстановку. Когда дверь открывается, он оборачивается. Я впервые вижу президента вблизи и отмечаю, что глаза у него совсем светлые. Намного светлее моих. И когда губы Сноу улыбаются, глаза остаются холодными. - Мисс Андерси, заходите, пожалуйста. - Добрый день, господин президент, - произношу я и сама поражаюсь тому, как спокойно звучит мой голос. Странный контраст с ледяной бурей, которая бушует у меня внутри. – Красивый галстук. Сноу непроизвольно бросает взгляд на свой галстук и его губ касается чуть заметная улыбка. Указав мне на стул, он жестом отпускает конвоира и, подождав, пока я усядусь, произносит: - Вы просили об аудиенции. Я пошел вам на встречу. Однако у меня мало времени, так что поторопитесь. Я медленно перевожу дыхание. Успокойся, Мадж. Думай обо всем этом, как о шахматной партии. Делай правильные ходы, сохраняй хладнокровие, и все получится. Ведь мне мало остаться живой. Нужно еще и выбраться из тюрьмы. - Господин президент, я попала в сложную ситуацию, - опускаю взгляд и улыбаюсь чуть смущенной улыбкой, которую практиковала на своих учителях. – Меня обвиняют в государственной измене, но я невиновна. Я ничего не знала о заговоре и тем более не поддерживала его. Я хочу, чтобы справедливость была восстановлена. И чтобы я смогла вернуться домой. На последних словах выдержка изменяет мне. Горло сжимается, и я замолкаю. Из глаз снова катятся слезы. Но Сноу это не смущает – он уверен, что я плачу от страха за свою жизнь. Перегнувшись через стол, президент протягивает мне платок. Он вполне может быть пропитан ядом, но я не отказываюсь. Кивком благодарю его и промокаю глаза. Потом сжимаю платок в руке и опускаю ее на стол. Первый ход я сделала. Теперь слово за Сноу. - Мисс Андерси, вас не обвиняют в государственной измене, - негромко произносит он. – Если бы это было так, вы содержались бы совсем в других условиях. Пока что вы всего лишь подозреваемая. И мы пытаемся с вашей помощью разобраться в том, что произошло на Арене. - Я рассказала все, что знала. - Мне бы хотелось вам верить, - кивает Сноу. – Судя по записям с камер, вас действительно не посвятили в детали заговора. Однако ваша репутация… вы водили сомнительные знакомства еще до того, как попали на Арену. - Вы говорите о Китнисс? – спрашиваю я, поднимая голову. – Китнисс была моей подругой, это правда. И… она была хорошим человеком. Это тоже правда. Она просто… запуталась. Совершила несколько серьезных ошибок. Но она и не помышляла о восстании! Я в этом уверена, я все время находилась рядом с ней. В этот момент я впервые замечаю в глазах Сноу интерес. Всего лишь проблеск, но мне удалось его зацепить. Отлично. Теперь главное не ошибиться… - Хотите сказать, что ваша дружба с Китнисс была… фикцией? Медленно качаю головой. - Нет. Я любила ее. Но я дочь мэра, господин президент, я должна была держать руку на пульсе. Чтобы… не допустить катастрофы. Прости меня, Китнисс. Впрочем, она бы не простила. Она всегда была слишком импульсивной и прямолинейной. Она бы поверила моим словам. Сноу намного хитрее, но, если мне повезет, он тоже поверит. - Если бы мне показалось… Хотя бы показалось, что Китнисс собирается поднять восстание, об этом немедленно узнал бы мой отец. И глава миротворцев. Я бы не допустила всего этого хаоса. - Даже ценой жизни лучшей подруги? - Революция уничтожит тысячи людей, - негромко произношу я. – Если бы этого можно было избежать, пожертвовав всего одной жизнью… Но Китнисс не собиралась поднимать мятежи! Она просто хотела выжить и спасти свою семью. Она придерживалась этой линии до самой своей смерти. Во рту пересохло и я безотчетно облизываю губы. Заметив это, Сноу поднимается из-за стола. Наливает стакан воды и подает мне. - Благодарю вас, - киваю я, принимая у него емкость. Рука дрожит, но мне удается донести стакан до рта, не расплескав воду. - Значит, вы отрицаете идеи революции? – мягко вопрошает Сноу, возвращаясь на свое место. – Неожиданно. - Логично. Революция – это хаос, это смерть и разрушения. Нам не нужна революция, нам нужен порядок. А обеспечить его на данный момент может только Капитолий. - А как же Голодные игры? – интересуется Сноу, подаваясь вперед. Его глаза не отрываются от моего лица. И я понимаю, что мы ступили на зыбкую почву. – Разве вы не считаете их варварством? Мне казалось, жители дистриктов относятся к этому именно так… Я медленно качаю головой. Ставлю стакан на стол и понимаю, что рука не дрожит. Я делаю все правильно. Говорю то, что он хочет услышать. Пусть это и чудовищная чушь. Я делаю это ради Гейла. Я не имею права ошибиться. - Далеко не все. Разумные люди… разумные люди понимают, что игры необходимы. Как прививка. От бешенства. Сноу смотрит на меня во все глаза. Потом запрокидывает голову и начинает смеяться. Я сохраняю серьезность и жду, пока приступ веселья закончится. Этого времени мне хватает, чтобы избавиться от дрожи в руках. И когда президент снова подается ко мне, я полностью спокойна. - В интервью вы сказали, что хотели попасть на Голодные игры. Это правда? - Да. - Почему? - Я надеялась, - запинаюсь, словно подбирая слова. – Надеялась, что смогу выиграть. И остаться в Капитолии. Я всю жизнь мечтала учиться в Университете. - А как вы собирались выиграть, мисс Андерси? Насколько я успел заметить, боец вы не лучший. - С помощью Хеймитча. Или Пита Мелларка. Я знала, что со мной на Арену отправится один из них. К тому же, с противниками не обязательно драться. Есть и другие способы… - тут я снова делаю паузу и опускаю глаза. Сноу молчит. И я не знаю, поверил он мне или нет. Хорошо бы поверил, потому что притворство отнимает у меня очень много сил. Не знаю, сколько еще выдержу. Однако президент не собирается облегчать мне задачу. И о том, что у него слишком мало времени, он, кажется, забыл. - Однако мне доподлинно известно, что у вас была возможность поехать в Капитолий. Без риска для жизни. Министр Антоний, насколько я знаю, предлагал вам свое покровительство. - Он предлагал мне стать его любовницей, - спокойно поправляю я. – Возможности учиться у меня бы не было. А я хочу этого. - То есть, вы отказали министру только по этой причине. Или была другая? - Вы же знаете, что была, - я медленно перевожу дыхание и прямо смотрю на Сноу. Его губы растягиваются в улыбке, в которой нет ни грамма веселья. - Знаю. Гейл Хоторн. Он как-то странно действует на девушек из вашего дистрикта. Еще одна ловушка. Я чувствую ее на каком-то животном уровне. Сноу ждет, когда я оступлюсь. Когда заведу шарманку о неземной любви. Когда попрошу его пощадить Гейла. Но он сам никогда бы так себя не повел. Поэтому и мне нельзя. Я снова улыбаюсь. Дружелюбно и чуть застенчиво. - Гейл необыкновенный, это правда. Он… ограниченный тираж. В Шлаке встречаются такие люди… перед которыми невозможно устоять. - В Шлаке? – переспрашивает Сноу, буравя меня взглядом. Я выдерживаю его и пожимаю плечами. - В Шлаке. И не только. Везде. Но это редкость, так что… Я действительно была в него влюблена. Настолько, что собиралась отказаться от своей мечты и вести жизнь домохозяйки. С милым рай в шалаше и все остальное… Я бы, наверное, даже убежала с ним, если бы он предложил. Заставляю себя натянуто рассмеяться. Сноу смотрит на меня очень внимательно. И я искренне надеюсь, что он сейчас вспоминает девушку, которую любил в юности. Если нет, мне конец. - И что же вас остановило? - Он не предложил, - отвечаю я. – А потом… я вдруг поняла, насколько мы разные. Я не хотела больше жить с ним. И за неделю до Жатвы мы расстались. Вот и вся история. - А как насчет революционных идей, которые продвигал Гейл Хоторн? Вы не думали, что он встречался с вами, потому что вы дочь мэра и можете предоставить ему полезную информацию? Делаю паузу, как будто обдумывая это предложение. Мои силы на исходе. Не знаю, сколько еще я смогу удерживать на лице эту маску. Честное слово, на Арене было легче. - Я не знаю. Я не думала об этом… Но, в любом случае, никакой информации он не получил. Некоторое время мы молчим. Сноу смотрит в окно, не обращая на меня внимания. Однако я не позволяю себе расслабиться. Потому что в любой момент он может нанести удар. Проходит, наверное, минуты три, и наконец президент произносит: - Хорошо, мисс Андерси. Я пока не доверяю вам даже на десять процентов, но вы мне нравитесь. Могу предложить вам сделку. Вы сегодня же покидаете тюрьму. С вас снимают все обвинения. А взамен вы выступаете по телевидению и убеждаете повстанцев прекратить сопротивление. Убеждаете Хоторна. И тех, кто за ним стоит. - Он меня не послушает, - спокойно отвечаю я. – Мы расстались. Но я сделаю все возможное, чтобы убедить других. - Вы сделаете все возможное, чтобы убедить их всех. - Как вам будет угодно. Но у меня есть одно условие… Сноу резко оборачивается ко мне. Я замечаю странный блеск в его глазах и понимаю, о чем он думает. Ждет, что я попрошу пощадить Гейла. И разрушу башню из лжи, которую так долго строила. - Слушаю вас. - Я хочу сдать экзамены в Университет. Дайте мне эту возможность, и я сделаю все, что вы хотите. Сноу явно ошарашен. Впервые с самого начала нашей встречи мне удалось сбить его с толку. Чувствую внезапный прилив радости, но тут же себя одергиваю. Спокойствие. Равнодушие. Никаких эмоций. - Это можно устроить, - неожиданно произносит Сноу. – А заодно мы решим проблему с вашим проживанием. Поселитесь в общежитии. Но вы должны понимать, мисс Андерси, за вами будут наблюдать днем и ночью. Как я уже говорил, я не доверяю вам. И если вы попробуете покинуть город… - Я не для того сюда стремилась, чтобы сбежать, - отвечаю я. – Благодарю вас, господин президент. Вы весьма великодушны. И я сделаю все, чтобы помочь нашей стране. - Тогда завтра и приступите, - произносит Сноу, поднимаясь со своего кресла. – Сейчас мой шофер отвезет вас в общежитие, а завтра утром поедете в студию, и мы запишем первую программу. Я распоряжусь, чтобы вам прислали ваши вещи. Те, которые вы носили, когда были трибутом. Их еще не уничтожили. Оденьтесь понаряднее. А после студии вы сможете поехать на занятия. - Летом? - Подготовительные курсы, - снисходительно поясняет он. – Иначе вы экзамены не сдадите. Все понятно? Я киваю. Открываю рот, но молчу. Не могу, просто не могу себя заставить задать этот вопрос! Но если не задам, он что-то заподозрит. Поэтому я заставляю себя произнести: - Господин президент, а могу я… могу позвонить маме с папой? - К сожалению, сейчас это невозможно, - бесстрастно отвечает Сноу. – С Двенадцатым дистриктом почти нет связи. Происки повстанцев. Как только мы все восстановим, у вас будет такая возможность. * * * Оказавшись в общежитии, я тут же запираюсь в комнате и иду в душ. Долго-долго стою, подняв лицо к лейке, и беззвучно плачу. Только так я могу выразить свои чувства. В комнате могут быть камеры. Да и здесь тоже. А если я начну рыдать, у наблюдателей возникнут вопросы. Я молодец. Я все сделала правильно. Заставила Сноу поверить мне. Главное, завтра не оплошать. Я должна выступить по телевидению и быть убедительной. Должна произнести те слова, в которые сама не верю. Гейл возненавидит меня. Будет считать предательницей. Пусть так. Я все равно никогда больше его не увижу. Но я буду свободно перемещаться по улицам. Буду ездить в студию, общаться с золотой молодежью Капитолия. Я буду собирать информацию, буду искать слабые места нашего врага. А потом… потом я придумаю, как передать эту информацию повстанцам. А может, смогу сделать что-то здесь… Главное, обзавестись кредитом доверия. И помоги мне бог… Достаю из кармана спортивных штанов браслет. В последний раз сжимаю его в руке, а потом бросаю в мусорную корзину. Носить его опасно. Сноу знает, кто мне его подарил. Все знают. А у меня нет права на ошибку… Мне кажется, что я не засну. Но сказывается пережитое напряжение и, едва моя голова касается подушки, глаза сразу начинают слипаться. С облегчением проваливаюсь в сон. Пользуюсь возможностью хоть ненадолго убежать от кошмара, в который превратилась моя жизнь. И сегодня у меня это получается.