ХVI. Башня

Огонь потрескивал, как живой зверь, подозрительный и нетерпеливый. Хината с удовольствием щурился каждый раз, когда протягивал руку с бумагами к высоким рыжим хвостам пламени, ничуть не обижаясь, если искры попадали на голую кожу. В здании и жилых флигелях было холодно, под утро с потолка и углов стекали капли росы, в некоторых коридорах под ногами хлюпало. Чтобы согреться, приходилось спать в одежде, но у Хинаты не было с этим никаких проблем: спина его соседа по комнате всегда была теплой. Сегодняшнее задание больше напоминало праздник: не нужно было ничего чистить, сдавать кровь или перетаскивать из угла в угол. Смотритель оставил их с Кагеямой в этой комнате — и около сотни коробок, наполненных до краев папками и пожелтевшими бумагами, ждали своего последнего часа. Огонь из котельной рычал, давился, брызгал искрами как слюной, высовывался из-за чугунной дверцы и требовательно урчал. Личные дела, фотографии, графики и столбцы непонятных цифр таяли, на их место приходили следующие. Кагеяма доставал документы, Хината протягивал их огню. От чугуна и пламени расходились убаюкивающие волны тепла, Шоё давно потерял интерес к содержимому папок. Даже если и попытаться что-то прочесть, многим из них было уже лет шестьдесят или больше. - Повезло, да? Старожил только хмыкнул, передвигая очередную груду коробок. Пыль, осевшая на бумагах, забивалась в нос, серый картон рвался от старости, грязь въелась в ладони. Стоило отвесить затрещину этому пустоголовому рыжему и поменяться с ним местами, но Хината выглядел до ушей довольным. От тепла его щеки порозовели, он сидел, обхватив колени руками, разглядывая язычки пламени. Когда никого не было рядом, пустой переставал вздрагивать от каждого звука и нервно закусывать губы. Прошло уже несколько дней с того вечера, как Кагеяма впервые распробовал на вкус его неуверенные поцелуи, но Хината изо всех сил старался вести себя так, будто ничего серьезного и не произошло. Это у Хинаты получалось так плохо, что Кагеяма даже не собирался ему мешать. - И... и что теперь? - Ты о чем? Ответа не было так долго, что старожил даже обернулся. Хината спрятал лицо в коленях, но было видно, что у него горят щеки, уши и даже шея: - Слушай, я все еще тебе нравлюсь? - Чего? - Ты ведь получил то, что хотел. Это нормально, если теперь у тебя пропадет ко мне интерес. - Какая тебе разница? Разве ты этому не обрадуешься? - Нет. Я хочу нравиться тебе и дальше. Несколько бесконечно долгих секунд воздух был слишком тяжел, чтобы входить в горло. Выпачканные в пыли и чернилах пальцы мелко дрожали, пришлось даже зажмуриться, чтобы успокоить дыхание. Кагеяма бы не удивился, если бы бумаги в его руках вспыхнули просто так, без всякой котельной: - Я уже много раз говорил тебе держаться рядом и не отходить. Чтобы не влипнуть в неприятности, этого достаточно. - Я не об этом. Я по-настоящему. Все происходящее было мучительно едким и сладким, нужно было переходить вброд эту реку из вишневого сиропа так быстро, как только можно. Иначе Кагеяма мог сам ляпнуть что-нибудь глупое и честное, что-нибудь, за что потом ему было бы очень стыдно: - Как тебя поймали в первый раз? Я давно хотел спросить, у тебя же нет способностей. Зачем ты им понадобился? Хината вздрогнул, до Тобио вдруг с запозданием дошло, что сменить тему разговора можно было и любым другим способом: - Это вышло случайно. У меня был друг, мы учились вместе в одной школе, он старше меня на два года. И у него оказался уровень. Охотились на него, а поймали нас обоих. - Почему они не убили тебя? Обычно со свидетелями работают очень жестко. - Он уговорил их оставить меня в живых. - Уговорил? - Да. - Хината неуютно поежился. - Именно так. Это и был его уровень — внушение. Он мастерски умел заговаривать зубы, очаровывать, вбивать в остальных свои мысли. Все это я узнал уже позже, в лагере. Он уговорил одного мальчишку спрыгнуть с лестничного пролета, просто рассердившись на него за то, что он опрокинул на него поднос с завтраком. Тот сломал ногу и запястье. В общем, у него был настоящий талант. Они понимали это - охрана, врачи - но он так мастерски обводил всех вокруг пальца, что ему это сходило с рук. Тот лагерь был непростой, нужно было выслуживаться перед надсмотрщиками за еду, одежду, книжки. Все воевали против всех, было несколько банд, которым доставалось самое лучшее. Конечно, уровень моего друга им очень не понравился. - А ты? - Я был напуган. У меня не было никаких способностей, я не умел ломать кости пальцами, двигать предметы, видеть через закрытые двери. Я просто стоял за его спиной и трясся от страха каждый раз, когда кто-то смотрел на меня. Бесконечные тесты, таблетки, заборы крови, провода — на мне ничего этого не срабатывало. Пустышка. Если бы не мой друг, меня убили бы в первый же вечер. И там... там были ребята намного старше нас. Совсем взрослые. Они привыкли делать то, что им вздумается. - Ясно. Ну, твой приятель же оказался хорошим человеком, раз защищал тебя? - Нет, - взгляд Хинаты остекленел. - Он оказался таким же, как и они все. Голос старожила был столь равнодушным, что даже ему самому казался чужим: - Он что, полез к тебе? - Нет, этого не было. С ним у меня ничего не было. Но, - Шоё запрокинул голову, и алые метки пламени запутались в его волосах. - Однажды у него появился шанс забраться очень высоко. И он его не упустил. Услуга за услугу, понимаешь? И когда ставки оказались слишком высоки, он расплатился мной с главарем шайки. Ну, и с его подручными, разумеется. Треск огня въедался сквозь кожу в кровь. Хината тускло усмехнулся: - Думаю, дальше рассказывать необязательно. Со всеми это происходит одинаково. - Как ты выбрался? - Сработал второй уровень. Но он всегда срабатывает слишком поздно. Когда уже даже выбираться не хочется. Стоять на месте и молчать было невыносимо, поэтому Кагеяма шагнул к котельной с очередной кипой бумаг: - Вот, держи. Думаю, еще час-два и мы здесь закончим. - Эй, - пальцы Хинаты вцепились в его рукав, пустой карий взгляд проходил сквозь вещи. - Теперь, когда я с тобой, мне больше не снятся кошмары. И я не уверен, что дело только в твоих способностях. И еще я очень хочу тебе нравиться, слышишь? Старожил с тихим вздохом присел рядом, отряхивая руки от липкой пыли. Хината старался выглядеть беспечным, но выходило откровенно плохо. - Я говорил тебе сегодня уже раз пять, что ты придурок. Не хватило, да? Шоё потянулся к его лицу, доверчиво прикрыв глаза. От его кожи еще пахло пламенем и смущением, и Кагеяма был совсем не против, когда руки пустого скользнули под его заношенный старый свитер. Хината целовался с нежностью, переходящей в крик, огонь продолжал трещать где-то там, позади, облизываясь на ветхие папки. Не приученное к таким ощущениям тело бросало то в жар, то в холод, голова начинала кружиться. Чем сильней прижимался к нему Хината, тем страшнее был тот неизбежный момент, когда они перестанут быть одним целым. - … встретил тебя. - Что? - Ничего. - Шоё уткнулся носом в шею своего соседа, пальцы продолжали тереться об позвонки и тонкие незажившие до конца шрамы на спине Кагеямы. - Так намного лучше, ведь правда? - У нас мало времени. А коробок очень много. - А как ты попал сюда? Какая была у тебя история? - Я не помню. - Что? - Хината прикоснулся губами к линии его подбородка. - В смысле не помнишь? - Я же рассказывал тебе про свой второй уровень. Его можно использовать и на себя в том числе. - То есть ты... просто стер это? Подожди, а как же твой дом, семья... - Я не помню. - Кагеяма пожал плечами, разглядывая огоньки пламени. - Ни как я попал сюда, ни что было до этого. Но знаешь, если я решил это стереть, наверное помнить было совсем необязательно. - Но как же... - Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, я сотру и тебе тоже. Ты забудешь это место, свой первый лагерь и все, что в нем было. Обещаю. А если и вспомнишь, тебе совсем не будет страшно. - Мы не выберемся. - Шоё с тоской посмотрел на груду рассыпанных по комнате пожелтевших бумаг, личных дел и фотографий. - Они же все не выбрались. ______________________________________________________ Колбы и склянки блестели зелеными огоньками. Их прозрачное содержимое не имело запаха, было неотличимо от обычной воды, и от этого казалось еще опасней – ведь его могли постоянно добавлять в еду, напитки, проржавевшие кондиционеры или даже в лекарства. Куратор переворачивал страницы отчета, что-то отмечая для себя механическим карандашом. Тсукишима Кей оглянулся через плечо, прислушиваясь к звукам, доносившимся с полигона. Похоже, кто-то сегодня провалил тесты и уже не вернется в лагерь. - Сгодится. – Куратор пожевал губами, словно бы даже разговаривать с кем-то вроде Тсукишимы было для него омерзительно. – Сносно. На несколько процентных пунктов лучше, чем в прошлый раз. Пожалуй, будет достаточно одной инъекции. Колба снова мигнула зеленым, когда прожектор на полигоне сместился в сторону. - И что это? Куратор без особого восторга отреагировал на вопрос: - Стимуляторы. Смертность не превышает пятидесяти пяти процентов. Помогает быстрее достичь перехода. Вы показываете стабильный рост, возможно, это пойдет вам на пользу. - Я не хочу, чтобы мне вкалывали всякую дрянь. – Тсукишима, не отрываясь, смотрел на колбу. Стоит совсем немного сконцентрироваться, и она треснет. А вместе с ней и лысый череп куратора. Возможно, он даже успеет выбраться из комнаты, прежде чем отреагируют снайпер и службы безопасности. - Вы серьезно полагаете, что я интересуюсь вашим мнением? – Куратор улыбался вязко и кисло, протягивая руку к склянке. – Подумайте лучше о том, как оказаться в числе сорока пяти процентов счастливчиков, которые выживают после инъекции. Сзади на плечо легла тяжелая рука смотрителя, куратор нетерпеливо ударил ногтем по пластмассовой поверхности шприца, вглядываясь в прозрачную жидкость. Тсукишима облизнул пересохшие губы, рассчитывая свои шансы. Двое смотрителей, не считая куратора, если ударить по всем троим одновременно, у него будет около шести минут, пока они придут в чувство. За шесть минут можно успеть очень многое, например… - Молодой человек, - куратор выразительно приподнял брови. – Поверьте, ваши мысли просто написаны у вас на лице. Если вам так интересно знать, пуля намного опережает скорость ваших способностей. А так у вас остается целых сорок пять процентов везения. Вполне достаточно. У самого уха раздался характерный щелчок передернутого затвора, и Тсукишима скрипнул зубами, едва сдерживаясь. Беспомощность. Больше всего на свете он ненавидел чувство собственной беспомощности. Игла мягко вошла в кожу запястья, прозрачное содержимое соединилось с его собственной кровью, голова неожиданно стала кружиться. Куратор отвернулся, выбросив опустевший шприц под стол, и сделал отметку в отчете. - Можете поздравить себя, молодой человек. Ваш организм принял стимулятор, иначе вы бы уже задыхались в кровавой пене. Как ни странно, первыми почему-то всегда отказывают легкие, затем почки и сердце. Есть еще пара интересных побочных эффектов, но о них вам знать не обязательно. Попытайтесь разбить что-нибудь, только не мой лоб и не другие колбы. Голова кружилась так сильно, что Тсукишима никак не мог остановить взгляд на одной точке, вся стена напротив смазывалась в серое пятно из кирпичей и прутьев. Куратор разглядывал его все с тем же брезгливым выражением, как и раньше. Кей вытянул дрожащую руку вперед и закрыл глаза. Легкие болезненно покалывало. Единственным, о чем он мог сейчас думать, было бледное и взволнованное лицо Ямагути Тадаши с кучей дурацких и почти незаметных веснушек. - Очень неплохо, - в голосе куратора не было и капли восторга. - Думаю, уже давно пора опробовать стимуляторы на остальных. Так сказать, уменьшить ваши ряды вполовину. Меньше слабаков, больше материала, с которым можно работать эффективно. Да и отчетности пойдет на пользу. Свет прожектора за спиной Тсукишимы метался, как огромный мотылек, спаливший свои песочные крылья.