Во имя мира

Солнце чуть просвечивает через зелёную листву, образуя причудливые блики, бегающие по земле и стволам деревьев. Эти блики невыносимо яркие, и я радостно щурусь, впитывая солнечный свет, как губка, и зарываюсь лицом в мягкую траву, чувствуя её неповторимый запах. Пахнет таким, особым, летним запахом, который чувствовал каждый человек, который был в лесу в разгар лета, когда листва приобретает насыщенный изумрудный оттенок, плоды наливаются самым соком, созревают ягоды... Ягоды. Голубика, ежевика, малина, земляника. Особенно земляника. Чуть кисловатые, мелкие ягоды сами ложатся в ладонь, щедро окропляя её красноватым соком. Сок земляники похож на кровь... Нет. Тогда я не задумывалась об этом, я поняла это только сейчас, несколько лет спустя. А тогда он был похож лишь на сок земляники, которой я с удовольствием чавкала под сенью дерева. Наконец наевшись, я сыто икнула и откинулась на ствол дерева, мысленно прикидывая, не пора ли мне домой. Домой не хотелось. Здесь, в лесу, я чувствовала себя уютно, сыто, безопасно, и, как ни странно, счастливо. Я любила лес, а лес, вероятно, любил меня, и как мне иногда казалось, ждал меня, а иногда и помогал. Мама часто смеялась, называя меня "дриадой"... Мама... Она любила шутить, но при этом была строгой, так что опаздывать было нежелательно. Время перевалило за полдень, по моим ощущением. Я с досадой поморщилась. Похоже, и вправду пора. Но перед уходом домой я хотя бы забегу к тёте Лиссе... Тётя Лисса - травница, наша местная знахарка. Она живёт отшельницей на самом краю леса, с противоположной стороны от деревни. А деревня наша находится, в свою очередь, на краю долины. Так что она не только наша знахарка, но и пограничник. Я очень любила у неё бывать. В добротной землянке было сухо, царил полумрак, наполненный лишь светом лампадки и треском огня в ней. А еще, запахом трав и книг. Я любила травы. У меня не было таланта их различать, как у тётя Лиссы, но любить мне их это не мешало, поэтому я часто засиживалась в её землянке, читая древние фолианты и рассматривая картинки различных трав. Да, в свои одиннадцать лет я уже умела читать, в отличие от большинства деревенских детей, чем и гордилась. Старая травница многому меня учила, возможно, видя во мне свою преемницу. Родители мои не то, чтобы препятствовали этому, но относились не очень положительно. Они, как и многие деревенские, побаивались её, особенно отец. А мама лишь хитро улыбалась, изредка покрывая меня перед отцом. Но я не уверена, что она сделает это сегодня, так что мне нужно было торопиться. Я не бежала, чтобы успеть насладиться солнцем, зеленью и лесной атмосферой, но шла довольно быстро. Вот и последний поворот. За ним кусты ракитника, через которые нужно пролезть, чтобы попасть к землянке. Нет, есть, конечно, обходной путь, но тогда придётся делать большой крюк. Так что я пошла напрямик. Ай-с-с! Зазевавшись, я наступила голой пяткой (деревенские дети ходили босиком) на корягу. До крови! Я прикусила губу. Больно! Ну всё, от мамы точно нагоняй получу. Пришлось идти медленнее, смотря под ноги. Но, сделав всего лишь пару шагов, я остановилась. Атмосфера. Напряженная, не такая, как обычно в лесу. Зашелестел ветер, словно о чём-то меня предупреждая. Лесу я всегда доверяла. Так что дальше пошла очень осторожно, крадясь. Я умела. Не хуже следопытов. В лесу я словно растворялась, и меня никто не мог заметить, если я сама того не хотела... Это часто помогало мне при игре в прятках, но сейчас мне казалось, что от моего умения зависит жизнь. Воздух был напряжен, натянут, как струна, и эта тревога невольно передалась и мне. Прислушавшись, я услышала посторонние звуки. Чуждые, неправильные. Таких, каких в лесу не бывает. Приблизившись, я стала различать их отчётливее. Говорили на повышенных тонах. Голоса мужские. И... это тётя Лисса. С ней что-то случилось. Едва удержав себя от порыва броситься ей на помощь, я продолжала красться, и вскоре достигнула куста ракиты. Осторожно отодвинув ветки, я увидела следующую картину. На поляне находились трое мужчин. Высокие, статные, одетые одинаково, будто в форму. Вооружен. Лица - суровые, я бы даже сказала, жестокие. Один из них держит тётю Лиссу, что-то у неё допытывает. Она отвечает - резко, непримиримо. Второй мужчина влепил ей пощёчину, так что голова дернулась, как у куклы. Я сжала тощие кулачки, ещё больше размазав земляничный сок. "Надо позвать кого-нибудь из взрослых" - осенило меня. И я уже собралась бежать, как мужчина, державший Лиссу, сказал какое-то резкое, отрывистое слово, словно отдавая приказ. Да, наверное, так и было. После этого он молниеносно отступил от травницы, и, к моему ужасу, третий, стоящий поодаль, вскинул арбалет и выстрелил в знахарку. Болт пробил тело насквозь, травница покачнулась и рухнула. Я еще успела заметить её остекленевшие глаза. Стрела попала прямо в сердце... Это была неправильная смерть. Я впервые видела её такую. Обычно люди умирали в старости, с внуками, собравшимися вокруг постели. А если не в старости, то всё равно в почёте, среди родных. А это... это было надругательство. Я отступила на дрожащих ногах. У меня в мозгу всё ещё не укладывалось то, что произошло. Ещё вчера тётя Лисса отругала меня за рассыпанную траву, ещё вчера он укутала меня шалью, когда я замёрзла, а теперь лежит там... Мёртвая. Звенело в ушах. Я бессмысленным взглядом смотрела на куст, за которым слышались отрывистые приказы чужаков, убивших знахарку. Людей! Я, словно очнулась, и несмотря на то, что какая-то часть меня всё еще остранённо наблюдала и не могла поверить в произошедшее, я ещё не потеряла рассудок. Эти люди убили тётю Лиссу, значит, они могут убить у других - маму, папу, братиков, дядю Марека, меня... Нужно их предупредить. Мысль оформилась чётко, и она была единственной. Я развенулась и побежала к деревне. Вдох. Пятки ударяются о камни, чуть шлёпают по тропинке, стволы деревьев мелькают как в калейдоскопе. Выдох... Я бегу так быстро, как никогда не бежала раньше. Вдох. Дыхание сбивалось. Выдох... Мне казалось, я бежала час, неделю, год - это уже не имело значения. Вдох. Ступни саднило, я бежала, не очень-то смотря под ноги. Выдох... За мной, наверное, оставался кровавый след, впрочем, я не оглядывалась. Мне было всё равно, я слово наблюдала за собой со стороны. Вдох. Вокруг так же пели птицы, и даже солнце светило, как будто ничего не случилось. Но только мне этот свет уже не казался таким тёплым и ласкающим, он был холодного, мертвого цвета. Выдох... Утираю пот со лба, измазав его земляничным соком... Сок... Мои руки будто выпачканы в крови. Не только руки, но и лицо, и земля, и деревья вокруг... Наконец я добегаю до окраины леса, кубарем скатываюсь со знакомого пригорка, и прибавляю ходу, увидев дымок от домиков родной деревни. В глазах двоится, в боку колет, все расплывается от невесть когда появившихся слёз... Вижу двоих пахарей, Марека, и ещё одного, имени которого я не знаю. Они идут в деревню. Я закричала бы, если бы голос меня слушался. Но дядька Марек увидел меня итак. Он добрый, понятливый. Он всегда рассказывает деревенским детям, таким, как я, сказки, и улыбается, глядя на наши - счастливые и задорные. Вот и сейчас он улыбается, увидев знакомую фигурку. Впрочем, улыбка быстро сползает с его лица, едва он замечает выражение моего лица. Брови хмурятся, а сам он будто постарел на десять лет. Он невольно подбирается, как пружина, становясь похожим на тех мужчин на поляне. Это сравнение заставляет меня споткнуться, и я бы упала, если бы Марек меня не подхватил. -Эви, что случилось? Кратко. Ясно. Он знает, что я не стала бы плакать из-за разбитой коленки, он сразу воспринимает меня серьезно. Но сейчас я не могу ему ответить так же ясно и кратко. -Там... Мужчины... тётя Лисса... Слёзы потекли с новой силой. Он хотел прижать меня к себе, но я отодвинулась, стерев слёзы ладошкой, и попыталась объясниться более ясно. -На поляне трое мужчин убили тётю Лиссу. Они страшные. Опасные. Чужие. Они придут и нас... тоже... Дядя Марек, скажи. что нет, скажи, что это не так, пожалуйста!! Мой голос срывается, и я смотрю на его посмурневнее лицо, и понимаю, что не услышу тех слов, что хочу. Дядька хмурится ещё больше и смотрит на меня, словно раздумывая, говорить мне, или нет. Я стойко выдерживаю его взгляд, не разрыдавшись. Наконец он произносит: -Знаешь, я ждал... Много лет ждал. Но всё-таки надеялся, что этого не произойдет... Судьба жестока. Он замолчал. Я, не выдержав паузы, трясу его за плечо. -Дядя Марек, что происходит?! Он поднимает на меня такой вгляд, что я отшатываюсь. -Война, Эви. Это война. Слово похоронным колоколом отозвалось у меня в ушах. Я опустила глаза, и наткнулась на свою ладонь. Земляничный сок. Теперь он всегда будет ассоциироваться у меня с кровью...