Последний танец Саломеи

      Появление в зале сперва танцовщика-андрогина, а после — серебряного блюда с отрубленной головой «жены Ирода», произвело эффект взрыва ядерного заряда, но Джим Мориарти, смотревший на все со спокойным удовлетворением творца, знающего себе цену, меньшего и не ожидал. Важнее всего была реакция Морана. Себастьян верой и правдой прослужил ему целый год, он с одинаковой безупречностью исполнял и приказы, и капризы своего босса, однако все еще оставался человеком новым, слабо знакомым с особенностями жизненного уклада Кошачьего Царя, с его манерой развлекаться и способами награждать…       Моран не разочаровал Мориарти и воспринял появление «боевого трофея» именно так, как должно: в качестве великой чести, без малейшего испуга или показушного восторга. Это означало, что Себастьян не сожалеет о выбранной для себя участи, и отнятая жизнь Малкиной не омрачает его души ни единой тенью раскаяния или сомнения.       — Мне очень приятно, Моран, что я сумел тебе угодить с подарком… — мягко улыбнулся Джим, и сделал знак слугам снова закрыть голову крышкой и убрать с глаз долой. — Она будет ждать тебя в твоем рабочем кабинете, можешь сделать с ней что угодно. Горан прав: это наверняка не последний твой трофей, но эту даму, ручаюсь, ты будешь помнить не менее ярко, чем первый настоящий секс. А теперь, если не возражаешь, перейдем к десерту.       Он плавно взмахнул рукой, двери снова открылись, и под песню «Какой хороший парень, как славно, что он среди нас» — девушки всех мастей, блондинки, рыжие, брюнетки и шатенки, полуодетые и загримированные под ведьм на балу Сатаны — ввезли на разукрашенной тележке многоярусный торт. Каждый «этаж» этого шедевра кондитерского искусства, а всего их было девять, представлял собой один из кругов Ада, со всеми подробностями, описанными Данте: первые пять — для невоздержанных, следующие два — для тиранов и убийц, еще один для обманщиков, и последний, самый страшный, для предателей.       Наверху высился трон Люцифера, изображенного, впрочем, не трехголовым чудовищем, а чернокрылым ангелом. В этой фигуре из шоколада и марципана, приглядевшись, нетрудно было найти портретное сходство с Мориарти.       Одна из девушек, красивая настолько, что у любого нормального мужчины при виде нее как минимум замирало дыхание, приблизилась к столу, и вручила Джиму большой серебряный нож, который он тут же передал Морану:       — Ну что же ты, Себастьян? Я с удовольствием попробую на вкус кусочек твоего Ада.       «Значит, все-таки не Бог, а Сатана…» — подумал Себастьян при первом же взгляде на гигантский торт и венчавшую его фигурку — вылитого Мориарти в шоколаде.        Останки Морана-католика корчились в истинно адских мучениях, взирая в священном ужасе на весь этот кощунственный карнавал, но голос внутреннего церковника всегда был самым слабым из тех, какими он мог руководствоваться в своем выборе, и уже много лет не претендовал ни на что, кроме редких трепыханий в тщетной попытке спасти его душу от того самого круга Ада, который населяли убийцы.       «Вот с этого яруса и начнем…» — решил полковник и, подойдя к высокому сооружению из темного шоколадного бисквита, аккуратно вырезал из седьмого ряда треугольный кусок, украшенный фигуркой человека, разорванного на две части мифической гарпией.       Точность исполнения этого зловещего «барельефа» из белого шоколада была сравнима с произведениями Родена или Микеланджело, и Себастьяну оставалось только поражаться тому, каким невероятным могуществом обладает Джим, позволяя себе любые траты только на то, чтобы один талантливый кулинар воплотил его фантазию в грандиозный торт, а другой, не менее талантливый мастер, забальзамировал отрезанную женскую голову и потом молчал об этом до конца своих дней. У него даже в какой-то миг голова закружилась от мысли, что именно так и выглядит ад, реализуемый на земле сильными мира сего, и что теперь он в своем роде действительно занимает в этом самом аду не последнее место…       — Лучше царствовать в аду, чем служить на небесах… — произнес он вслух вышитый для него девиз и усмехнулся. — Что же, мистер Десмонд, пожалуй, та должность, которую вы мне сегодня предложили, действительно уникальна в своем роде. Не каждому смертному выпадает честь побывать в роли ангела возмездия. Будем считать это моей стажировкой — когда придет пора держать ответ перед Высшим Судьей, мне будет что предъявить ему в качестве резюме на эту вакансию в загробном мире.       На его шутку многие рассмеялись, девушка подала ему тарелку для торта, и, положив на нее вырезанный кусок, он отдал ей нож, а сам повернулся к Джиму:       — Прошу вас, босс, отведайте кусочек Ада.       — А что же вы, Себастьян, себя не наделили десертом? — спросил босс, принимая у него тарелку.       — Я не люблю сладкое, сэр. Разве что горький шоколад с марципаном… Но он пока слишком высоко, я подожду, когда он спустится пониже. — ответил Моран, чувствуя, как ответный взгляд Мориарти поглощает и гипнотизирует его, излучая чистую первородную Тьму.       После того, как Моран серебряным ножом нарушил девственность кулинарного шедевра, а Мориарти отведал торт по праву хозяина дома, девушки споро принялись нарезать «круги Ада» на аппетитные ломтики и раздавать тарелки гостям. Те, кто уже получил свою порцию, издавали упоенные стоны, свидетельствующие о полном гастрономическом оргазме, остальные тянули руки в нетерпеливом предвкушении — точь-в-точь голодные души, толкущиеся у жертвенника.       Себастьян соригинальничал, заявив, что не любит сладкое, и Джим уже приготовился ввернуть саркастическую шпильку, насчет того, что Сцилла и Харибда в современности сменили имена на Диабет и Холестерол… но ехидство растаяло на губах солоноватым миндальным сиропом, когда Моран метафорически вознес ему хвалу до небес, признавая самим Князем тьмы.       «В изображении… Пока — в изображении, друг мой» (1).       — Хватит строить из себя девственницу, Бастьен, не обижай меня отказом от угощения… — проговорил он вслух и, отломив десертной вилкой кусочек бисквита с двойной прослойкой из воздушного крема, поднес его к губам Морана:       — Ешь.       — Ешь, старина, ешь! — со смехом встрял Горан, которому сегодня, в день выхода на почетную пенсию, тоже дозволялось все. — Докажи, что ты преданный янычар и не скрываешь от босса ни одной мысли! Или тебе есть что скрывать, а? Какие-нибудь темные страстишки? Ну, так кто из нас без греха, ха-ха-ха-ха! Этот тортик — лишнее тому доказательство!       — Безгрешных нет, Моран, — точно эхо, откликнулся Джим. — Ешь.       Он не был уверен, что при этих словах между его зубов не мелькнуло раздвоенное жало и не послышалось тихое шипение.       — О, босс, ну вы просто змей-искуситель, и моя диетическая девственность вряд ли устоит перед таким предложением… — в тон общему веселью ответил Себастьян и послушно съел кусочек с вилки Мориарти. Крем оказался у него на губах, и он медленно облизнул их, не отрывая взгляда от лица Джима. Оно все еще казалось ему непроницаемой маской, несмотря на то, что сейчас он себе позволял богатую мимику прирожденного актера. Но глаза, его глаза оставались двумя провалами в ночь, в темную бездну настоящих человеческих пороков и страстей. И эта черная дыра его души ужасала и одновременно притягивала обычно не склонного к эмоциональному риску полковника. А риск был, да еще какой.       Внезапно Моран поймал себя на странной фантазии оказаться с Мориарти в ситуации смертельной опасности для обоих, когда адреналин зашкаливает в крови и на принятие верного решения есть мили-секунда. А после — взрыв, катастрофа, цунами, рукотворная мощь или сила стихии, сметающая их с лица земли… и единственной защитой между Джимом и смертью будет он, точнее, крепкое кольцо его рук и спина, подставленная под ударную волну…       — Сладкий яд… — тихо, словно в забытьи, произнес он и тут же ощутил страшную сухость во рту — Пожалуй, нужно еще выпить…       Он первым нарушил линию взглядов и, закашлявшись в кулак от пересохшего вдруг горла, поспешил вернуться к столу, чтобы взять стакан с недопитым виски. Сладость бисквита и липкого сахарного крема во рту сменилась обжигающей горечью спиртного, как грёза — реальностью шумного праздника в его честь.       Моран достал сигарету и прикурив, решил, что пора сходить проветриться и немного перевести дух, а так же несколько снизить разрушительный эффект той бури, что бушевала у него в душе последний час, ломая к чертям обветшалые устои той жизни, которая для него закончилась год назад. Что это так, он понял только сегодня, понял и осознал, что дальше он пойдет рядом с этим невероятным человеком до конца, чего бы ему это ни стоило. Потому что ничто другое в этом мире просто не могло сравниться с ним ни по уровню чистого концентрированного безумия, соседствующего с гениальностью, ни по способности и возможностям непосредственного личного воздействия на эту самую реальность. И вопрос, быть ли заодно с гениальным творцом-разрушителем или вести обычную двойную жизнь лондонского обывателя-vs-наемного убийцы, больше для него не стоял.       С таким намерением — немного освежиться на воздухе, и покурить, спокойно разбираясь во внутреннем хаосе, он и направился к дверям, улучив момент, когда Горан отвлек внимание Джима от его персоны. И вышел из темной столовой в стеклянную галерею, где располагались скамьи для отдыха, а окна были широко раскрыты навстречу теплому летнему дню, льющему в помещение мягкий солнечный свет.       …Полковник нашелся ровно там, где и сказал босс: на боковой застекленной веранде, примыкавшей к холлу, где стояли удобные низкие диванчики и пепельницы для желающих покурить в одиночестве.       Несколько окон были открыты, впуская на веранду свежую садовую прохладу, ароматы роз и левкоев и особый, ни с чем не сравнимый запах проточной воды. Возле одного из окон и стоял Себастьян Моран, с потухшей сигаретой в руке.       — Привет, именинник, — вкрадчиво проговорила Аннабель — утренняя «Мэрилин Монро», теперь же одетая в подобие римской тоги. Одна ее грудь была обнажена, сосок подкрашен кармином, а золотые волосы высоко взбиты и уложены в затейливую прическу.       — Куда ты сбежал? Тебя зовут играть в фанты. День сегодня долгий, а ночь еще длиннее, так что рано ты расслабился…       Она подошла ближе и положила руку ему на плечо.       — Потрясная вечеринка. Я на нескольких была у мистера Десмонда, он всегда затевает что-нибудь этакое, но сегодняшняя… честно, никогда еще такого не видела! Должно быть, ты настоящий герой, раз он так старается. Его трудно впечатлить. Чаще он скучает. Представляешь, все веселятся, танцуют, хохочут как сумасшедшие, у девчонок уже юбки на голове — а он сидит с таким видом, как будто лягушку проглотил, и смотрит… уххххх… не люблю этот взгляд… точно в трясину засасывает. Не замечал?       Девушка с завистью посмотрела на сигарету и вздохнула:       — Он, конечно, сумасшедший… но совершенно потрясающий! Я с ним была всего пару раз, сама набивалась, и вот теперь мучаюсь. По сравнению с ним другие мужики напоминают пророщенную овсянку рядом с кайеннским перцем. Надеюсь, мне сегодня попадется «алый» фант. Я кое-что пообещала Павичу, он будет ведущим… Ты нас не выдашь, Моран?       «О, нет, только не это…» — раздосадованно подумал полковник, когда к нему, цокая каблучками, подошла экс-Мерилин в каком-то балахоне из американских фильмов про древних римлян. Одна из ее грудей с разукрашенным соском вызывающе торчала наружу, но девицу это обстоятельство, видимо, не смущало. Ее болтовня тут же разрушила блаженную тишину теплого летнего дня, перевалившего за вторую половину, когда даже птицы умолкают и кузнечики перестают звенеть из травы.       Уйдя от шумного празднования, Моран искал именно этой тишины, чтобы спокойно подумать и решить, как себя вести дальше. Но Джим не хотел выпускать нового начальника охраны надолго из периметра своего внимания, и послал за ним «римский эскорт» в виде этой девицы. А она все не закрывала рот, щебеча что-то там про свои впечатления от праздников, устраиваемых мистером Десмондом.       Моран отметил, что она именно так назвала Джима, значит, к числу самых доверенных лиц, скорее всего, не принадлежит, значит, с ней нужно соблюдать осторожность в речах и поступках, чтобы ненароком не скомпрометировать босса. А не то придется этой вот красивенькой головке занять второе место в его коллекции трофеев-блондинок…       Еще он заметил, что она с жадностью посмотрела на сигарету, выбросил свою потухшую, достал пачку и, вынув себе, предложил ей тоже:       — Угощайся.       Дамочка радостно закурила и продолжила болтовню про Джима и игру в фанты, куда сама его зазывала минуту назад. Смирившись с тем, что сегодняшний день еще не иссяк сюрпризами и новыми выдумками Мориарти, Себастьян решил подготовить себя получше к следующему испытанию:       — Что еще за алый фант и почему ты так хочешь подговорить Горана достать его тебе? И что это вообще за затея такая — в фанты играть? Мистер Десмонд оригинал, конечно же, но ведь мы не на детском утреннике.       Коллективные игрища, устраиваемые ради праздных забав, Моран любил еще меньше, чем вечеринки-сюрпризы, однако, если это новое испытание от Джима, ему придется выдержать и его тоже, даже если он будет выглядеть полным дураком, исполняя свой фант.       Девица хихикнула и посмотрела на Морана почти с умилением:       — Ты что, солдат, с луны упал? Конечно, мы не на утреннике. Это фанты для взрослых. Я хочу сказать — для взрослых мальчиков и раскрепощенных девочек. Может, ты не заметил, что нашей сестры тут ровно по числу «концов», плюс пятерка запасных, и еще десяток мальчиков среди слуг, которые могут и так, и так… Уверяю тебя, игра будет веселой! Начинается как обыкновенный покер, а после пары кругов приносят шляпу и особую колоду, с тремя видами карточек: зелеными, оранжевыми и алыми. Зеленые — это всякая ерунда, невинные танцы, или катерок заводить, или там плечи помассировать… Оранжевые уже гораздо горячее, ну… например, поцеловаться в разные места… Насчет алых фантов, тебе уже все понятно? (2)       Аннабель сделала паузу, затянулась и пристально посмотрела на Морана, словно хотела проверить произведенный эффект:       — Ой, я поверить не могу — ты правда такая невинная ромашка или просто женатик со стажем? Ну тогда тебе просто необходимо встряхнуться от семейной скуки! Правда, там не все задания про секс, много таких, где думать надо, как из разных ситуаций выкрутиться… Вот эти самые сложные. Я их не люблю. У меня другие таланты.       Слушая рассказ девицы про фанты, Моран мрачнел на глазах. Его нельзя было назвать пуританином, чуравшимся всего, что связано с сексом, но в то же время он не мог понять, что за игру с ним затевает Джим, только что поручивший ему новую серьезную работу. Если он всех своих начальников охраны пропускает через такой «тест», то с какой целью? Получить дополнительные сведения о том, насколько человек падок на шлюх, кого и как предпочитает пялить, брезгует ли контрацептивами? Или, сделав скрытую видеосъемку такой вечеринки, потом преспокойно держать за яйца, чтобы никуда не дергался? Джим был мастером на всякие такие штуки, почему бы и не предположить за всем этим именно шантаж, как один из самых эффективных инструментов власти и влияния?       Представив себя в ролике на Ю-тьюб, прыгающим с торчащим членом на какую-нибудь раскрашенную девку, Себастьян поморщился и решил, что лучше откупится от участия в таком сомнительном увеселении, и пусть босс сделает о нем соответствующие выводы и даже сочтет его ханжой и поборником скучного канонического семейного секса…       Но, в отличие от мистера Осторожность, игривый бес уже толкал его в ребра и канючил, что, мол, пока дело не дошло до алых карточек, то почему бы не поучаствовать? В конце концов, это просто игра, развлечение, а так же хороший способ узнать поближе гостей и самого босса, в неформальной обстановке.       — Ладно, докуривай и веди меня, куда там нужно… — решил он, погасив окурок в пепельнице.       Аннабель улыбнулась, взяла его под руку и потянула за собой:       — Пойдем скорее, а то как бы не решили, что я с тобой сбежала. Тогда меня точно убьют, я ведь не Дебора, которой можно все… Ты с нею поаккуратнее, кстати… она та еще штучка.       Она провела Морана в обход, по боковой галерее, так что им не пришлось заново пересекать банкетный зал, где продолжался шумный праздник и дым стоял коромыслом; через несколько минут они попали в оранжерею — ту самую оранжерею с бассейном, где год назад Себастьян прошел финальный этап собеседования.       На сей раз помещение было иначе подготовлено и задекорировано: громадные стеклянные окна занавешены, простенки задрапированы венецианской тканью с золотой вышивкой. Тут и там стояли мягкие диваны, кресла и оттоманки. Мраморный пол устилали текинские ковры с густым шелковистым ворсом, они так и манили растянуться на них во весь рост. Вода в бассейне была подсвечена розовым и словно кипела, напоминая адскую смесь крови и вина. По углам стояли дымящиеся индийские курильницы, источавшие пряный, возбуждающий запах разнообразных благовоний.       Джим сидел на диване в центре, под перголой, увитой плетистыми розами, и держал на коленях огромную пушистую кошку черепахового окраса, в ошейнике, усыпанном мелкими бриллиантами. Кошачьего царя окружало человек восемь приближенных, включая Горана Павича, и столько же необыкновенно красивых девиц в костюмах римских гетер. Было еще три или четыре парня, высоких, загорелых, сложенных, как античные атлеты; из одежды на них были только кожаные набедренные повязки и сандалии. Юноши разносили напитки и подносы с легкими закусками.       — Ну где тебя носит, Басти? — заорал Павич, уже изрядно набравшийся, но высокий алкогольный градус пока проявлялся только в громкости голоса и цвете лица, напоминавшем бывший флаг Советского союза. — Расслаблялся с этой малышкой, да? Погоди, не трать зря патроны, вся игра еще впереди!       Джим молчал, поглаживая кошку, и смотрел на Морана, улыбаясь уголками губ — но в глазах его не было улыбки.       — К вашим услугам, босс. — проигнорировав вопль Горана, Моран кивнул Джиму, заявляя тем самым о своей готовности к новым испытаниям. Он усадил Мерилин в кресло, сам же сел напротив босса на диван и откинулся на мягкую спинку, расстегнув пиджак и расставив ноги вызывающим треугольником силы.       Юноша предложил ему тарталетки с икрой, он взял одну и целиком отправил в рот, подозвал другого официанта и взял у него стакан с виски. Напиваться, как прошлым летом, не входило в его планы, но градус определенно стоило поднять, чтобы не ощущать спину такой деревянной.       «Спокойно, старина, это всего лишь игра, глупая дурацкая игра, а ты получше следи за Джимом, может, угадаешь его замысел…» — шептал ему внутренний голос, который так же спокойно руководил им, когда нужно было нажать на курок и прервать чью-то жизнь.       — Ну что же, господа, — мягко и вкрадчиво проговорил Мориарти и, по примеру Морана, расстегнул пиджак и ослабил галстук. — Теперь мы все в сборе. Посмотрите друг другу в глаза, мы не так уж часто собираемся вместе. Горан, хотя и отбывает завтра вечером на Балканы, разумеется, останется моим доверенным лицом — он будет управлять делами синдиката в Белграде. И это последнее, что я сегодня скажу о делах…       Он приподнял кошку за передние лапы, прижал к своей щеке и улыбнулся:       — Прости, Себастьян, это твой праздник, я не намерен портить его скучными разговорами, тем более, что и так заставил тебя прервать отпуск… но не переживай, все будет возмещено. Царица Савская не даст мне соврать.       Возвратив Царицу Савскую в исходное положение — на колени, где она с недовольным видом устроилась, обвившись пушистым хвостом, Джим сделал знак одному из юношей подойти. Тот, уже зная, что от него требуется, открыл угловой шкафчик, откуда достал большую фетровую шляпу и две колоды карт.       Гости радостно зааплодировали и стали кричать:       — Фанты! Фанты! Фанты! — две девицы — Аннабель и вторая, яркая шатенка явно славянских кровей — прыгнули на диван по бокам от Джима и прильнули к нему, сами напоминая больших и жеманных кошек.       Горан торжественно взял из рук юноши шляпу и объяснил правила:       — Начинаем с покера. После первого круга все проигравшие берут по фанту. Выигравший становится банкиром. Я как ведущий объявляю фанты. Тот, кто вытянул фант, либо исполняет его, либо отказывается от исполнения — но тогда он вносит в банк определенную сумму денег, наличные или чек. Отказ от зеленого фанта — пятьдесят фунтов, от оранжевого — сто, от алого — пятьсот! Если фант выпадает на двоих, но только один готов его исполнить, отказавшийся делает взнос в банк за двоих. Это понятно, господа?       Он чуть помедлил и, понизив голос, добавил:       — При исполнении фантов скидок на возраст, пол, сексуальные предпочтения и семейный статус не предусмотрено, просьба на это не ссылаться. Исполнять алые фанты можно здесь и здесь. — он показал на правую и левую сторону помещения, где было с помощью перегородок и ширм выгорожено что-то вроде чилл-аута.       — А теперь… мы начинаем игру в знаменитые и всеми нами любимые фанты Кошачьего царя! — торжественно провозгласил Павич, и ударил в бронзовый гонг.       Слуги немедленно внесли стол для покера и установили так, чтобы все игроки могли с удобством за ним разместиться. Карты на руки получили только мужчины, девицам досталась роль «группы поддержки».       Джим был классным игроком в покер, и умел стойко блефовать (имея на руках две пары, заставлял соперников поверить, что у него по меньшей мере стрит (4)), но в этот раз определенно не стремился выиграть и предпочел спасовать, несмотря на хорошие карты. Кон выиграл один из братьев Снитских, ему и выпала честь исполнять роль банкира.       — Джентльмены, поздравляю вас! — снова вступил Павич. — Прошу вас, тяните фанты!       Фанты уже вытягивали все — и мужчины, и женщины, отмечали свои карточки, и, не открывая, передавали их Павичу. Когда очередь дошла до Морана, Джим посмотрел на него через стол и тихо проговорил:       — Тяни.       В покере ему не повезло, карты были разрозненные и даже замена не спасла положения. Все присутствующие за игрой явно не новички, Моран с некоторыми из них уже играл ранее, к примеру, с двумя из четверых братьев Снитских, известных шулеров, как отрекомендовал их Горан, ну и с Гораном, конечно. Джима он видел за покерным столом впервые, и, наблюдая за его лицом, быстро понял, кто тут настоящий король блефа. Но банкиром стал один из Снитских, то ли Роберт, то ли Марк, он этих близнецов так и не научился пока различать. Все четверо для него были, как один человек, но что они все — близнецы, он понял только во время своей второй встречи с Мориарти. Год назад, на памятной охоте они были по разному загримированы по прихоти босса, и он не заметил их одинаковости, хоть и догадался о том, что они состоят друг с другом в родстве.       Покер кончился, и, судя по оживлению на лицах девиц и некоторых игроков, вторая часть обещала куда больше веселья и удовольствия для всех присутствующих. Гости оживленно разбирали карточки фантов, шлюхи хихикали, закатывали глаза или предварительно делали какие-то детские ритуалы, чтобы вытащить из колоды фант нужного цвета, мужчины были более сдержаны, но почти все довольно улыбались, предвкушая пикантные развлечения этого праздника плоти. Пока его очередь не подошла, Моран быстро прикинул, от какого количества фантов сумеет уклониться с помощью той наличности, которую имел при себе, и понял, что если от зеленых или оранжевых он еще худо-бедно откупится, то шансов совершенно избежать алого у него нет.       — Горан, а часы я могу использовать в качестве откупных? — спросил он у серба, когда тот подошел к нему, ожидая выбранной карточки.       — Нет, Басти, только нал. В крайнем случае чек. — усмехнулся Павич и протянул к нему раскрытую ладонь — Давай, не тушуйся, Тигр!       «Ага, вот только твоих подначек мне тут не хватало…» — разозлился Моран, но больше на себя самого, чем на старинного друга, который точно не был новичком в подобных играх, и, судя по всему, находил в них какое-то удовольствие.       — Тяни. — тихо приказал Джим, и его кошка пристально посмотрела на Себастьяна своими желтыми глазами так, словно он представлял для нее гастрономический интерес. Моран скрестил пальцы на левой руке, опустив их под стол, правой вытянул карту и, положив ее на сукно, поставил закорючку. Горан забрал карточку в общую кучу и вернулся на свое место, там он перетасовал отобранные у игроков фанты и начал вытаскивать их по очереди, объявляя задание для счастливого обладателя карточки.       Первый фант был оранжевым, его вытянула ослепительно красивая полногрудая брюнетка с яркой средиземноморской внешностью, и Горан, глядя на нее с обожанием, объявил:       — О, вы, мисс Мартелли, удостаивайтесь чести… почесать пятки вашего соседа справа!       Гости захохотали, соседом справа оказался еще один брат-близнец Снитский. Довольный, как сытый кот, он принялся стягивать с ног ботинки и носки, а брюнетка ему в этом активно помогала, после чего торжественно приступила к исполнению своего фанта. Снитский корчился от смеха, но мужественно не убирал свои пятки из ее цепких ручек, а она что-то увлеченно тараторила на чудовищно искаженном итальянским произношением английском, щекоча чувствительный свод ступни. Гости откровенно веселились, и даже Моран не сдержал улыбки — этот фант выглядел забавным, и был вполне невинен для оранжевого уровня.       Следующим был зеленый фант для молодого человека с длинными черными волосами, в кожаном пиджаке и таких же брюках. Его грудь была украшена какими-то амулетами, а круги под глазами и ноготь мизинца длиной в дюйм, выдавали любителя кокаина. Ему досталось отгадать ребус, и он справился довольно быстро для торчка.       Далее снова выпал оранжевый, на сей раз для того самого Снитского, кому только что щекотали пятки. Горан объявил, что он должен изобразить танец стриптизера, на что мужчина со смехом ответил отказом и сунул в банку сотню фунтов.       — Не думаю, что это зрелище будет кого-то здесь возбуждать! — провозгласил он в свое оправдание. Его отказ разочарованные зрители сопроводили громким «ууууу» и топаньем ног по полу — совершенно как болельщики на футбольном матче встречали пропущенный гол или грубое нарушение правил. Горан снова запустил руку в кучу карточек и вытащил следующий фант. Развернув его к зрителям лицевой стороной, он провозгласил:       — Надо же, опять оранжевая! А что тут за странная подпись? Какая-то кракозябра… Не разберу… Чей фант?       Моран вжался в диван, ощутив, что сердце упало куда-то в район печенки. Фант определенно был подписан им.       — А, я помню, это же ты, Басти, ты так его подписал! Вот мошенник, думал, что я тебя не вычислю, да? Думал отсидеться? А ну-ка вставай! Вставай, потому что тебе выпал… медленный танец! Медленный парный танец! Медленный парный танец с… тем, кто сидит напротив! — радостно заключил Горан и указал прямиком на Джима Мориарти…       Рука полковника, уже потянувшаяся было за кошельком, замерла. Джим смотрел на него в упор, смотрел тем самым взглядом вивисектора, непроницаемым, как самая глухая тропическая ночь. Но губы его улыбались все шире, а руки бережно, даже нежно, поглаживали блестящую кошачью шкуру…