Волки в овечьих шкурах

Наркотика, найденного в лавке Голда, было мало, но этого количества оказалось достаточно, чтобы убедить Спенсера в необходимости скорейшего развития событий. Спенсер, впрочем, все равно пообещал, что еще разберется с самоуправством, но Эмма храбро посоветовала ему решать этот вопрос с мэром, которая якобы и дала разрешение. Почему-то Эмма была уверена, что Регина окажется на ее стороне. Голд тревожил их обеих. И очень сильно. Местный эксперт заявил, что по составу найденное вещество соответствует обнаруженному в монастыре, но Спенсер настоял на том, чтобы отправить наркотик в Бостон – к более квалифицированным специалистам, как он выразился. Эмме и хотелось бы поспорить, но она не стала. Все равно бы не переспорила, только время потеряла. А время сейчас было очень драгоценным ресурсом. – Тебе не кажется странным, что Голд вдруг просто взял и забыл в своем магазине наркотик? – спросил Дэвид. Они с Эммой на всех парах мчались к Голду домой, стремясь успеть до того, как слухи распространятся, и виновник спешки скроется из виду. Напряженная Эмма, все еще не верящая тому, что происходит, ответила не сразу: – Кажется. Но, наверное, я удивлюсь этому позже, а пока что мне хочется побыстрее со всем покончить. Дэвид понимающе хмыкнул и, почти не тормозя, едва вписался в поворот. Эмма схватилась за сиденье, стискивая зубы. Она очень боялась не успеть, боялась, что Голд сбежит, что все опять начнется по новой. И страхи ее оказались не напрасны. Дом Голда был пуст. Эмма и Дэвид ворвались туда с оружием наперевес и криками «Полиция!» Тщетно: очередной обыск ничего не дал. Дэвид велел Эмме караулить на улице, а сам обежал дом сверху донизу и вернулся растерянный и огорченный. – Ну, слушай, – сказал он, лохматя волосы и грозно озираясь, словно готовясь к тому, что Голд может выскочить в любой момент, и придется открывать по нему огонь. – Я отправлю людей к выезду из города, там Голда не упустят… – Если уже не упустили, – мрачно сказала Эмма. Настроение у нее было ни к черту, и она сомневалась, что сможет это исправить в ближайшее время. А ведь счастье было так возможно… Дэвид мотнул головой. – Его не упустят, – с нажимом повторил он и положил Эмме руку на плечо. – Не волнуйся. Мы нашли серьезное доказательство его вины. – Ага, – уныло отозвалась Эмма, глядя в сторону. – Если только не окажется, что это ему подбросили или что это вовсе не наркотик. Почему нет? В Сторибруке все и всегда идет наперекосяк. Скорее всего, так будет и сейчас. Все еще не доказано, что Спенсер на стороне правосудия, а значит, он может как-то подгадить. И не факт, что он не делал этого раньше. Эмма пребывала в унынии весь остаток дня, а вечером, оказавшись в компании Регины, даже чуть не расплакалась. Потребовалось немыслимое усилие воли, чтобы сдержаться. Эмма закусила губу и на немой вопрос Регины ответила: – Живот болит. Она почти не соврала: от беготни живот действительно побаливал. Регина понимающе кивнула. – Жаль, – сказала она спокойно. – У меня были большие планы на вечер. Она не уточнила какие, и Эмме, погруженной в депрессивные размышления, потребовалось немало времени, чтобы найти спрятавшийся намек. – Прости, – вздохнула она, качая головой. – Я немного… не в том настроении. И снова во взгляде Регины оказалось столько спокойного понимания, что Эмма невольно принялась искать подвох. – И ты даже не скажешь мне ничего язвительного? – брови Эммы сами собой взлетели вверх. Она и Регина сидели на кухне, каждая – с чашкой остывающего кофе. Еще пару минут назад рядом вертелся Генри, всеми силами выражающий радость от того, что обе мамы мирно общались друг с другом и с ним. Эмма особенно не рассчитывала на то, что парня хватит надолго – скорее всего, завтра его настроение поменяется, – но события не форсировала. Кто знает, может быть, судьба наконец повернулась к ним всем лицом? – О, мисс Свон, у меня столько всего вертится на языке, – хмыкнула Регина, указательным пальцем поглаживая ободок своей чашки. – Но вы в столь жалком состоянии… Я не могу бить лежачего. Ее глаза блеснули. – А раньше бы смогла? – ошеломленно поинтересовалась Эмма, с трудом понимая, что Регина умудрилась одновременно и пожалеть ее, и оскорбить. Регина глянула на нее поверх чашки, затем отставила ее в сторону и спросила: – Значит, Голда посадят? Она меняла тему, и Эмма не слишком-то хотела помогать ей в этом. Но Регина упорно молчала до тех пор, пока не получила ответ. – Я бы хотела, чтобы это случилось, – Эмма вздохнула и положила ладонь себе на живот. – Но… шансов как-то не очень много. Она уныло пожала плечами. Голд снова сбежал. Спенсер не доверяет местной экспертизе и делает ставку на бостонскую, которую вполне может подкупить – и снова все получится так, что виноваты все, кроме Голда. Когда же остановится эта карусель? – Вот если бы нашелся кто-то еще, кто обвинил бы Голда, – мечтательно протянула Эмма. – Но все же боятся! А еще проще обвинить меня во всех грехах! Она прищурила глаза, услышав от Регины: – Я давала показания. И вот теперь Азурия. Этого недостаточно? – Очевидно – нет, – буркнула Эмма недовольно. – Разве ты видишь энтузиазм Спенсера? Разве он бегает за Голдом, высунув язык, лишь бы только получить возможность засадить его за решетку? Конечно, нет! Ему удобнее посадить туда тебя! Или меня – вот уж уверена, он воспользуется первой подвернувшейся возможностью! Выдохшись после столь бурной, хоть и непродолжительной, речи, Эмма залпом допила свой кофе. Ее безумно бесил тот факт, что она не могла хоть немного порадоваться факту обнаружения у Голда наркотиков: слишком много «но» перевешивало эту радость. Вот уж никогда бы она не подумала, что в маленьком городке раскрыть дело настолько сложнее, чем в том же Бостоне! С другой стороны, здесь, в Сторибруке, слишком много людей завязаны друг на друге. И узлы затянулись задолго до того, как Эмма сюда приехала. – Пойдем спать, а? – попросила Эмма. Ей очень нужно было, чтобы Регина просто ее обняла. Даже такая – молчаливая – поддержка значила для Эммы очень много. Гораздо больше, чем она могла себе когда-либо представить. Они с Региной действительно просто заснули в обнимку, а проснувшись утром, Эмма еще долго лежала, прислушиваясь к дыханию Регины. Ей было слегка удивительно находить себя вот так: в кровати женщины, с которой еще совсем недавно они были если не врагами, то уж точно не друзьями. Эмма могла бы поклясться, что так и не уловила тот момент, когда все сдвинулось с мертвой точки. Что послужило рычагом? Ранение Эммы? Уход Робина? Тюремная решетка? Истерика Генри? Или что-то случилось гораздо раньше, просто Эмма этого не заметила? Эмма кончиками пальцев погладила Регину по щеке и чуть дернулась, когда услышала хрипловатое: – И тебе доброе утро. – Ты правда думаешь, что оно будет добрым? – пробормотала Эмма, закрывая глаза. Вместо ответа ее поцеловали, и какое-то время она просто наслаждалась прикосновением чужих губ. Утро теперь обязано было стать добрым. А может быть, и целый день! По пути на работу Эмма постоянно растерянно улыбалась и вспоминала, как Регина смотрела на нее, когда готовила завтрак. В какой-то момент Эмме даже захотелось остаться дома, и, если бы не Спенсер, приславший смс «Срочно ко мне в офис», она бы так и поступила. Но пришлось давиться горячим кофе, на ходу дожевывать тост, торопливо желать Генри хорошего дня в школе и виновато обещать Регине позвонить как только выдастся минутка. Эмма надеялась, что случилось что-то важное, потому что если Спенсер просто решил ей напомнить о том, кто главный в Сторибруке… Первым, кого Эмма увидела в офисе прокурора, оказался Робин. Он сидел, сгорбившись, на стуле и выглядел крайне бледным и напуганным. Услышав шаги, он вскинулся было, но тут же опустился обратно. Глаза его были покрасневшими, словно он проплакал всю ночь. – Голд? – моментально подобравшись, спросила Эмма. Робин поглядел на нее так, будто она просто произнесла какой-то набор звуков. Потом закрыл лицо ладонями. – И Голд в том числе, – скрипуче проговорил Спенсер, появляясь на пороге и заставляя Эмму резко обернуться. – Мистер Гуд, будьте так добры, расскажите шерифу все то, что вы успели рассказать мне. Он прошел к своему столу и тяжело опустился в кресло, сохраняя на лице выражение спокойствия. Кажется, его не слишком удивило то, что он услышал с утра пораньше. Эмма выжидающе уставилась на Робина, гадая, что же такого он вдруг вознамерился рассказать. Под ложечкой только-только успело засосать, как Робин затравленно взглянул на Эмму и глухо произнес: – Это все она. Это она избила Джонса по указке Голда. И это она убила Августа Бута. Регина! Он говорит о Регине! Это было первой мыслью, пришедшей в голову. Спенсер слегка скривился. У Эммы перехватило дыхание. В глазах потемнело. Она не могла поверить. Просто не могла поверить. Робин обвинял Регину?! – Откуда ты знаешь? У нее онемели губы, и она сначала облизнула их, а потом и вовсе прикусила нижнюю, пытаясь почувствовать хоть что-нибудь. То есть, получается, все это время Робин все знал и молчал? И поэтому он говорил, что боится Регину? Боится, что она может с ним что-нибудь сделать? Эмма все еще отказывалась верить. Это все было не про Регину. Как она могла избить Джонса? Как она могла убить Бута?! Она ведь просто… женщина! И мэрство не особо прибавляет сил. Паззл вроде бы складывался, но слишком неохотно. А может быть, это все потому, что Эмма не желала его складывать? Эмма перевела беспомощный взгляд на Спенсера, с тревогой ожидая увидеть на его лице торжествующую ухмылку, но разглядела только мрачность и напряженность. А потом Спенсер сказал: – Я понимаю вашу растерянность, шериф. Кажется, что вот она, в наших руках! – он потряс сжатыми кулаками, а затем стукнул ими по столу так, что все лежащее там подлетело кверху, и добавил с досадой: – Но нет! До агента ФБР нам не дотянуться. Нам просто вменят голословные обвинения. Эмма автоматически кивнула, села на стул рядом со стулом Робина, и в этот момент до нее дошло. – Агент ФБР? – повторила она, поглядев сначала на Спенсера, затем на Робина. – Что? В висках застучало. Речь не про Регину? Правда не про нее? И ведь действительно: Робин не назвал имени! Он просто сказал «она»! Почему же Эмма решила?.. – Лили Пейдж, шериф, – неприязненно подтвердил Спенсер, крутя в руках карандаш. – Ваша… близкая подруга. Губы его скривились совсем уж презрительно, но он тут же постарался придать своему лицу более нейтральное выражение. Эмма сглотнула. Посмотрела на Робина, ожидая от него кивка или чего-то подобного. Но тот сидел с потухшим взглядом, и сцепленные в замок его руки заметно дрожали. – Робин, – позвала его Эмма. – Будь добр, с самого начала все расскажи. Внутри все содрогнулось. Мысль о том, что Лили убийца, точно так же плохо укладывалась в голове, как и подобная про Регину. Спенсер застыл изваянием, а Робин вдруг всхлипнул, лицо его скривилось, словно он собирался заплакать. – Она забрала Роланда, – прошептал он мучительно. – И велела все рассказать, иначе… Он не договорил, но Эмма поняла. Сомневаясь, что Лили способна причинить вред ребенку, она возбужденно велела: – Говори дальше! Предвкушение легкой покалывающей дрожью пронеслось по телу. Что-то должно было случиться – и оно случилось! Не совсем то, что Эмма ожидала, но все же! Вот оно: еще одно, вполне живое доказательство того, что Голд все же виновен! Виновен во всем, в чем только его обвиняют! Робин все-таки заплакал. Какое-то время он пытался справиться со слезами, и Эмма молча наблюдала за его попытками, а потом зашуровал во внутреннем кармане своей куртки и достал оттуда смятый листок бумаги. Протянул его Эмме и сдавленно сказал: – Она велела передать вам. – Что там? – Спенсер привстал со своего кресла. – Дайте мне. – Нет! – испугался Робин, вскакивая. – Только Эмме! У нее Роланд, я не могу!.. – Робин, сядь, – попросила Эмма. – Мы со всем разберемся. Она взяла его за руку, призывая вернуться на место. Особой жалости к нему у нее не было, к тому же Лили наверняка бы не тронула Роланда. Она просто… Эмма встряхнула головой и развернула листок, погружаясь в чтение. «Эмма, – говорилось там, – возможно, ты не поверишь мне, хотя знай: я говорю чистую правду. Вряд ли мое признание оправдает тот факт, что все прошедшее время я хранила молчание и наблюдала за тем, как ты мучаешься от окружившего тебя вранья… Но, тем не менее: ты была права. Голд виноват во всем. Это по его приказу я избила Джонса. Ему повезло: Голд требовал смерти, и только прохожий вынудил меня оставить все, как есть. В чем-то я даже рада, что все сложилось так, как сложилось, и Джонс остался в живых. Бут тоже на моей совести: он что-то знал про Голда и намеревался рассказать тебе. Я не знаю подробностей, Голд просто выдавал мне задание, а я выполняла. В тот день дверь в дом Регины мне открыл Робин. Он сразу ушел после этого, а я сделала все так, чтобы подозрение пало на Регину. Это было легко – еще и потому, что я ревновала. Я ревную и сейчас, но ты сказала, что любишь ее. А я люблю тебя – поэтому отпускаю. И это письмо не позволит нам больше встретиться: я не хочу в тюрьму, а ты должна будешь упрятать меня туда, если найдешь. Но еще меньше я хочу, чтобы ты и дальше жила, не зная правды. Всю я тебе вряд ли смогу выложить, но часть – вот она. Распорядись ею, как сочтешь нужным. Роланд не пострадает: мне просто нужно было как-то убедить Робина сознаться во всем и передать тебе то, что ты сейчас читаешь. Если он выполняет мои инструкции, то сейчас вы сидите у Спенсера в кабинете. Когда дочитаешь, отдай ему эту бумагу – еще одно доказательство+слова Гуда+показания Регины+наркотики в магазине Голда: он про них пока не знает, обыщите магазин как можно скорее. Я уверена, все это поможет тебе. Может быть, мне стоило отказаться от всего этого сразу, как только я узнала, что ты в Сторибруке, но я была должна Голду. Кроме того, все это позволяло мне оставаться рядом с тобой. Прости меня. И передай Робину, что Роланд скоро вернется домой». Внизу стояла дата – вчерашняя – и подпись: Лили Пейдж. Эмма долго смотрела на нее и думала, как обманчивы порой бывают люди. И как отвратительно работает ее собственное чутье на ложь. Работает ли оно вообще? Или она просто однажды убедила себя в том, что оно у нее есть? Что ж… Сказать по правде, Эмма не знала, что и думать. Лили оказалась убийцей – в чем и призналась. Это все не походило на розыгрыш, а если и так… Нет, нет, это явно не розыгрыш. Слишком все серьезно. И Роланд… Неужели Робин стал бы так шутить собственным сыном? Эмма, конечно, недолюбливала его, но никогда бы не подумала о нем так плохо. Как такое вообще могло случиться… Избиение Джонса, смерть Бута… Лили никогда не производила впечатление наемного убийцы. С другой стороны, Эмма никогда не искала в ней эти черты. Может быть, если бы она пригляделась… Эмма еще раз перечитала послание Лили, пытаясь найти что-нибудь скрытое между строк, но получалось только так, как получалось: все это время Лили знала, что Голд пытается подставить Эмму. Знала и молчала. По любви или нет – дело второе. А первое… Однако злости на Лили не было совсем. Эмма пару раз прислушалась к себе, но обнаружила только облегчение. Должно быть, теперь уже – после всего, что случилось за последние годы – существует очень мало вещей, которые на самом деле могут ее удивить, разозлить или ввести в ступор. И все они наверняка связаны с Региной. Остальные же… Эмма давно привыкла получать поддых. Ничего нового. Она почти ждет все те удары, что получает – так или иначе. Клубок продолжал разматываться – и очень быстро. Теперь оставалось только спросить у Робина о его роли во всем этом. – Я был должен Голду, – признался Робин. – Мы с ним заключили сделку, по которой мне нужно было… Он запнулся и умоляюще посмотрел на Эмму, словно прося ее остановить его. Но если Эмма и могла бы не слушать дальше, то Спенсер был настроен более решительно. – Продолжайте, мистер Гуд, продолжайте, – поторопил он нетерпеливо и постучал карандашом по столу. Звук вышел резким и неприятным. Робин вздрогнул и съежился. – Мне нужно было отвлечь Регину, – пробормотал он, старательно пряча глаза. А потом снова закрыл лицо ладонями. Сначала Эмма подумала, что ослышалась. Это было мерзко. Настолько мерзко, что не хотелось верить. Но после того, что написала Лили… – Отвлечь Регину? – повторила она медленно, проникаясь смыслом фразы. – В каком плане – отвлечь? Робин молчал долго. Эмма уже хотела поторопить его, когда он снова заговорил: – Она должна была влюбиться в меня. Так велел Голд. Эмма едва удержала свое сердце на месте. Должна. Была. Влюбиться. Потому что так велел Голд. Это были его интриги, его сети, его планы. И Робин – лишь пешка. Эмме пришлось подсунуть под себя правую руку, так та зачесалась от желания врезать Робину по его распухшей от слез физиономии. Она никогда не любила Робина, считала, что он плохо поступил с Региной, когда вернулся к Мэриан, но это… Это было еще хуже. Мало того, что он помог Лили и Голду подставить Регину под убийство, а потом отрицал свою причастность, так он еще и вынудил Регину влюбиться в него. – Так что же ты сам-то… – усмехнулась вдруг Эмма, хотя смешного во всей этой ситуации было мало. – Регину-то не любил? Лицо Робина исказилось в неподдельном, как показалось скептически настроенной Эмме, страдании. – Я… любил. И сейчас ее люблю, – пробормотал он. – Но Мэриан… она вернулась. И я… Он запнулся, кривя губы. Лоб его прорезали крупные морщины. – Ладно, хватит, – жестко оборвала Эмма, махнув рукой. – Я все поняла. Он врал. Возможно, что себе. И это никак его не оправдывало. Но говорить об этом больше не хотелось никогда. Робин замолчал и продолжал молчать, когда Спенсер попытался задать ему еще пару вопросов, что успехом не увенчалось. Плюнув, прокурор сделал Эмме знак и вместе с ней вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. – Его еще допросят более подробно, – сухо пообещал он. – А вы пока езжайте с Ноланом, найдите Голда. Теперь он не должен уйти. Эмма хотела спросить: «А что, раньше он уйти мог?», но не стала все портить. Тем более, и впрямь надо было поторопиться. Вот только оставался еще один вопрос, который внезапно всплыл. Прямо как дерьмо в проруби. Эмма вспомнила кое о чем, что Лили не упомянула в своем письме: потому, что не была причастна, или?.. Она открыла дверь и с порога спросила: – Стреляла в меня Лили? Робин поднял голову. Выглядел он все так же уныло. – Да. Эмма усмехнулась. Почему-то сомнений почти не было. Рана заныла, словно напоминая о себе. – По приказу Голда? Робин покачал головой. – Я… не знаю. Эмма пристально посмотрела на Робина, пытаясь уличить его во лжи, но не смогла. Видимо, он действительно не был в курсе всех последних событий. Что ж, у Голда имелись причины более не доверять ему. А может ли доверять ему Эмма? Или Робин просто хочет, чтобы от него отвязались и вернули сына, а потому отвечает как придется? Эмма верила, что Лили могла стрелять в нее. Верила, потому что… Как минимум, по двум причинам. А ведь их может оказаться гораздо больше. Что ж, она спросит у Голда: шанс получить правдивый ответ невысок, но есть. Уже в «жуке» Эмма вдруг засмеялась. Она сама отпустила убийцу. Но что теперь она может сделать? Рвануть за Лили в Бостон? А где гарантии, что та именно там? Ну и потом, даже если Эмме безумно повезет, и она найдет Лили… Дальше-то что? Эмма не была уверена, что сможет отдать ее правосудию. Да, это было бы непрофессионально, но кто вообще в этом городе был профессионалом? Уж точно не Эмма. А Лили… она помогла раскрыть преступление. Много преступлений. Теперь Эмма понимала, что вчерашняя ее встреча с Лили не была случайной. Да и были ли вообще какие-то случайности, связанные с Лили? Нет, должно быть, ни одной. Дэвид ждал у участка и сходу сказал, едва Эмма подошла: – Я все знаю. Спенсер звонил. Был краток, но суть я уловил. Робину светит как соучастнику, но Спенсер предложил провести его как свидетеля, чтобы он в последний момент не свернул в сторону и не отказался от показаний. – Думаешь, откажется? – усомнилась Эмма, вспоминая лицо Робина. Еще вчера она сказала бы, что он в принципе ни от чего не откажется, однако сегодня… Сегодня он открылся ей с неожиданной стороны. И стоило бы побыстрее рассказать Регине. Или… Пусть Регина узнает сама? Как будет лучше? Дэвид усмехнулся. – Вернет мальца – и смоется из города. Где искать станем? – он подбоченился. – Я думаю, свидетель для него самое то: насколько я понял, к смертям Бута и Джефферсона он не причастен. Эмма и думать забыла про Джефферсона, надо же. А Лили про него не упомянула. Она не имела к его смерти отношения или просто не захотела рассказывать? Требовалось немедленно уложить все в голове. Переварить известия. Поверить в них. Решить, как следует поступить. Но вместо этого Эмма только кивнула и сказала: – Поехали. Может быть, нам повезет, и мы обнаружим Голда в его доме. – Может быть, – откликнулся Дэвид охотно. – Ребята передавали, что ночью из города никто не выезжал. Вряд ли Голд уходил лесом. Эмма мрачно подумала, что Голд способен на что угодно – в том числе, чтобы бежать ночью по лесу на своих двоих. Лишь бы только не попасться, наконец, в собственные сети. В кармане зазвонил мобильник. Эмма, шагающая к машине, уставилась на экран телефона. Регина. Сбросить или?.. Нет. Надо сказать правду. Между ними не должно быть отныне больше ничего, кроме правды. Эмма поднесла телефон к уху. – Привет. В следующий момент что-то огромное и тяжелое с силой ударило ее в бок. Эмма, всплеснув руками, отлетела прочь и, перекувырнувшись в воздухе, упала на асфальт. Ударом из нее вышибло весь воздух, Эмма принялась хватать его ртом, одновременно пытаясь подняться, но силы куда-то исчезли. Она почти не ощущала свое тело, словно оно и сознание существовали отдельно или пытались разделиться. Краем глаза Эмма видела лежащий рядом телефон, экран слегка треснул, но на нем было видно: «Регина». Перед ударом Эмма успела снять трубку, и теперь Регина наверняка что-то говорила, сердясь, что ей не отвечают. Эмма еще пару раз хватанула ртом воздух, а потом с трудом выдавила из себя, тянясь рукой к телефону: – Р-е-еги-и-ин-а-а-а… Ей хотелось бы, чтобы это оказалось криком, но, увы, получился лишь невнятный шепот. Кто-то схватил ее поперек живота, причинив дикую боль, и вздернул на ноги. Эмма застонала и зашаталась, словно тряпичная кукла, перед глазами все померкло, поплыло, в ушах зазвенело, к виску прижалось нечто холодное. – Прочь! – крикнул кто-то сверху, прижимая Эмму к себе. – Не подходите, Нолан! Иначе!.. Голд. Это был его голос. Эмма узнала его даже так. Голд угрожающе замолчал. Сквозь пелену в глазах Эмма видела, в какой растерянности находится Дэвид, стоящий в нескольких шагах. Хотелось велеть ему стрелять. Хотелось, чтобы он сделал хоть что-нибудь! А потом Эмма услышала тихое шипение: – Это дурацкая идея, мисс Свон, рассказать вам все. Такой злодейский штамп, но я просто не могу удержаться. Время пришло, вы не находите? Дрожь пробежала по телу Эммы, она дернулась, пытаясь выбраться из крепких объятий Голда, но потерпела поражение. В следующий момент дрожь сменилась болью, и все вокруг почернело. Последним, что Эмма запомнила, были пальцы Голда, скользнувшие по ее животу.