Ловцы человеков

– Пойми меня, Arturo. Ты сделал бы то же самое. – Понимаю, Фома.       Детектив нервно курил прямо в номере, несмотря на запрет толстой тётки – распорядительницы хостела и кафе. Томас лишился с уездом Лины последнего источника курева и не хотел клянчить у сыскаря последнюю его радость. – Энджел была почти loco. Мы сохранили твоей девочке жизнь. И скоро её найдём. Я знаю, куда идти. – Компьютер в фургоне, Фома. Не мы знаем, а они. – Дело не только в mecanismo. Их предводитель передаёт сигналы между строк. По радио. – Ты тоже слушал? – Да, пока сидели в машине. И Энджел слышала. Кто такая Мара? – А, что? Вроде, богиня смерти у древних славян. К чему это?       Артур Слободских впечатал окурок в паутинку трещин подоконника. – Место, где произойдёт следующее убийство, должно быть связано с этой Марой. И с muertos vivientes. Упыри, неспокойные мертвецы. Понимаешь? – Фома… я сам был на грани смерти. Даже не клинической. Да, как чёртов зомби. Но ни хрена не понимаю. Этот Кристиан разводит такую демагогию, что башка кипит. – Ого! Трое мертвяков под одной крышей! Не считая хозяйки! - А? Кто это говорит?! – Привет, сыскари. Я – Ёрш!       Голос доносился из старинного радио в углу. Слободских был готов поклясться, что убавил звук до неразличимого шёпота. А вот Фома не испугался – даже позволил себе улыбку. – А вот и первый… – Хватит трепаться, судари! Вылезайте через окно! Там будет чужая повозка – захватите её, вам щас нужнее! – Фома? Ты знаешь его? Это что, взлом радиосигнала? – Нет, Arturo. Это человек. Мёртвый. Сам сможешь идти? – Попробую.       Фома прыгнул в сугроб первым, помог детективу спуститься. Придерживая его, зашагал по заднему двору хостела. Машина действительно обнаружилась. Старенькая девятка с безвкусной тонировкой стёкол. Дверь не была заперта. – Её угнали, – деловито заключил Артур. – Вести сможешь? С твоими ногами. Я не умею обращаться с вашими carro. Слободских кивнул и полез за руль. Через хлипкие стены придорожного мотеля донёсся звон посуды. А следом за ним – истошный крик молодого пацана. «Похоже на голос повара, он же официант». – Началось.       Фома оккупировал соседнее место и приказал трогаться немедленно. Через стекло они дослушали звуки предсмертной агонии работника кафе. Артур развернулся, дабы проследовать туда, где скрылся фургон с похищенной Машей. Двери хостела были распахнуты. Не озаботившись верхней одеждой, на площадке стояла толстая тётка, что встречала их при заселении. Слободских нецензурно выругался. – Я же говорил.       Всё лицо у владелицы хостела было измазано тёмно-красным. И, приложив элементарную дедукцию, можно было понять, что дело не в поедании на ночь бифштекса с кровью. Не говоря ни слова, только порыкивая, она шагала к машине. – Нажми скорость до предела, – силясь подобрать понятный термин, посоветовал Фома. – Что? Человека давить?! Ты сбрендил! – Это уже не человек.       Оставляя кровавый след, побитая девятка неслась по трассе на север. – На угнанной машине. Со следами убийства. Фома, ты просто, мать твою, гений! – Нет, это не так. – Молодцы, господа сыскари! Ершу понравилось!       На этот раз голос шёл из старенькой магнитолы. – Это твой сообщник? Вы что задумали? Я сейчас остановлюсь и ты мне… – Не останавливайся, Артур! Промедление смерти подобно. Твой старший друг-сыскарь правильно всё сделал. Ужас вернулся на землю Мары. Он грозит и вам. Лек не врёт! Не езжайте по главной дороге. Там… злые люди собрались. Хорошие, так-то, но негодуют на власть княжью. До Мареевки окольная дорога есть. Я скажу, когда повернуть. – Слышал, Arturo? Не спорь с ним. – Почему это? – Он знает больше, чем мы. И благодари Dios за то, что этот призрак на нашей стороне.       Обезоруженный детектив отдался на волю судьбы. И заговорил лишь после того, как машина свернула на просёлочную дорогу. – Ты неплохо владеешь дедуктивным методом, Фома. И этот парень назвал нас обоих сыскарями. – Да, это так. – Уголовный? Или частник? – Церковный. – Так мы что, коллеги? Никогда не слышал. – Я сменил род деятельности. Очень давно.

***

      Когда счётчик прибавил двадцать километров на табло, Лина опустила уставшую руку с ножиком. – Это не разрешение рыпаться, поняла? Будешь вести себя плохо, Машка, выкину на полном ходу. А если ты сладишь – всё одно, по голому лесу тащиться – так себе занятие. Водить в деревне не учили, поди?       Мария покачала головой. Отсутствие ярких эмоций разозлило Лину и на этот раз. «Ещё одна строит из себя госпожу невозмутимость. Ну ничего-о, доберёмся до места, врубим навигатор, и через сутки запоёт, как пташка!» – Ехать тут недолго, мы с бомжом по карте смотрели. Но дальше будет просёлочная. Скукотища, как черепахи плестись. Расскажи, что ли, Машка, как тебя твой папик приходовал. Он же по пояс деревянный! Если б не хворь такая – отбила бы у молодухи, как пить дать! – Обидно говорите, но не впечатляет. У ведьм получалось лучше. И сила у них была. Настоящая. – Во-от! Как я догадалась, что ты годами коровьи хвосты крутила, Маш? Что за ведьмы такие, бабки-повитухи с куриной печенью и дерьмом мышиным? А?       Девушка не ответила. В том, что Артур попытается спасти её, она не сомневалась. Шансы наставника Мария оценивала ниже ста процентов, но высоко. При условии, если Фома опять поможет. Ох, и останутся они в долгу у бродяги… – Ладно, сестрёнка. Тётя успокоилась. Сама в жила в такой дыре, что от села мало отличается. Как благоверный смылся от меня, девятый хрен без соли доедала. Спасибо Кристиану Зорину за наше счастливое детство, как говорится. Помнишь такое, а? Ты ж не совсем соплюха! Было с папиком твоим, не было, мне по-серьёзке неважно. Но девка здоровая, чего жениха не найдёшь, м? – Таких как вы, многовато развелось. Пока всех не поймаем, рановато с женихом. – Ахаха!       Журналистка затряслась за рулём в нервном, каркающем приступе смеха. – Почему вы не едете обратно? – Машка, давай на «ты». Мы теперь подружки. Ты, конечно, нетранспортабельна, но хоть технику будешь подавать. Слу-ушай! Может, тоже пойдёшь к Кристиану работать? Он лис хитрый, от ментовки отмажет. Вам и так мокруху дивеевскую списали, я слышала. Будешь кататься, как сыр в масле. Вот и ответ, подружка. Тётя Лина не хочет приезжать к начальству мокрой курицей, которую накололи калека, деревенщина и бомж. Надоел позор за годы. Я досниму сюжет. Приеду победительницей. И срублю нехилый барыш, Машка!       Последние фразы речей Лины девушка пропустила мимо ушей. Цепкий глаз, натренированный полулегальной жизнью, выхватил в тёмном, хвойно-болотистом непроглядье, самодельную табличку. На дорожных знаках ведь не пишут:

ХВАТИТ КОРМИТЬ ВОРОВ! НЕТ «СОКРАТУ»! ДОРОГА ЗАКРЫТА ПО ВОЛЕ НАРОДНОЙ УПРАВЫ!

      Ещё до отправления в Грецию Маша мельком слышала по телевизору о забастовке дальнобойщиков. То, что волнения докатятся и в полудикие места, она не предполагала. А Лина Евгеньевна полностью сосредоточилась на дороге и мечтах. Её глаза алчно блестели: «вперёд, вперёд, за славой и деньгами!» – Лина, стой!       Фургон затормозил метрах в пятнадцати от баррикад. Скромную четырёхколейку перекрыли двумя фурами, для надёжности подперев деревянными ящиками. Вместо фонарей бастующие дальнобои обходились горящими бочками – почти как в негритянском гетто. Хмурые мужики на вахте слонялись туда-сюда. Остальные, вероятно, почивали на жёстком полу кузовов. – Кто там?! – Михалыч, товсь народ будить! Мусора, по ходу! НЕ ДАДИМ ПРОЕХАТЬ! Хоть презика сюда пришлите!       Самодельный факел озарил темноту. Воистину, водилы крепко осерчали на власть, раз готовы были стоять в дозоре и ночью. Через стекло Ангелина и Маша разглядели Михалыча – передового вахтёра баррикад. Обычный такой мужик, лет сорок пять, небритый, грузный, в болоньевом пуховике. На пылкого молодёжного революционера он не тянул, да. Потому как был куда серьёзнее. – Ого-го, да к нам бабёнок прислали! – На слезу, что ль, пробивать будут? Или по старинке – беременными притворятся?       Один собеседник Михалыча был совсем пожилой, другой – юнец с пролетарской рожей и в кепке. – Чёт я анекдот вспомнил, про брюхатых. Через полчаса не видно, гы-ы-ы! Может, устроить им вправление мозгов через… – Цыц! – дед ткнул пацана в бок.       Маша судорожно сглотнула. Будто мерзость прошлых лет, когда «старец» давал снимать её разносортным гостям, задышала в затылок. – Так, сестрёнка, не боись. Щас разберёмся, крыша у нас крепкая, если понимаешь, о чём речь. «В нашей стране и сыщики, и борзописцы, категорически не могут отказаться от тюремного сленга!» – подумала Мария. Но вслух лишь робко сказала: – Хор-рошо. – Эй, уважаемые господа! – Ангелина выжала из себя всю властность, подпитанную недавним успехом, – долго стоять тут будем? У нас дело срочное! – Как-кое эт срочно дело? – крякнул старичок, – срочно – эт когда внучок годовалый молочка просил и хлебушку! А в карманах у родичей – ни шиша! – Вырядилась, мать твою, буржуйка! – процедил юнец-гопник и яростно пнул сугроб. – Ты матерей не поминай, Гарик, – вступил в разговор Михалыч, – а вы, сударыня, чай не из органов к нам? Чёт на козелок ваша колымага смахивает. Не ОМОНа там наряд сидит, а? – Мы – журналисты. Вот, смотрите.       Лина вытащила удостоверение и ткнула зарвавшимся водилам. За спинами троих шофёров возникли ещё шесть рослых фигур. Городок народных бунтарей с большой дороги (в прямом, а может, и переносном смысле!) пробуждался. – Ох, слава Богу! – выпалил старый, – прям манна небесная на наши головушки! Будет, кому о бедах наших доложиться! – Ты, дед, не заговаривайся, – резанул Михалыч, – в партии штаны просиживал тридцать лет, а на старости рехнулся. Не поминай ты боженьку, чесслово, тошнит. А ты, пигалица, дай корочку свою, не отберу. Просве-ти-тель-ское-аген-ст-во… понаписали, етить, во… я ж говорю! «Фонд по духовному развитию»! Луч света! Тьху! И тут попяры! – Кто нам посветит, а?! – возопил к Лине младший из тройки, пуская из щербатого рта капельки слюны, – когда за свет нечем платить?! Сука… Давай, снимай! Тока хрен пропустим тебя! Что не оприходовали тут, спасибо скажи, бл! – Да тихо тебе, малой, – старик похлопал Гарика по плечу. – А чё, чё она, Олег Саныч?! – Так, – лидер «народной управы» символически раскинул руки, отодвигая пожилого и юного подельников, – не знаю, стукачки вы кремлёвские или просто совестью торгуете за лавэ… неважно, Ангелина Евгенньна. Доставайте технику свою. Будем снимать спецвыпуск. Потом – развернётесь к Москве и туда повезёте. Чтоб каждая падла в думе вашей увидела, что с народом делает. Поняла?       Лина кивнула, стараясь скрыть злобу. – Пришло время и простому мужику в лучах славы искупаться.       Над шуткой Михалыча, как по команде, загоготали все. – Теперь мои требования к революционному вождю. Можно?       Щербатый засопел, деду снова пришлось его осадить. Михалыч дал добро. – Всё оборудование – в кузове. Дорогое. Сложное. Повредите – не видать вам сюжета. Пойдём туда вместе с девочкой. Она ассистентка. В компьютерах шарит, а я нет. Молодая, пугливая, поди, уже лужу наделала прям под сидушку. Никаких шуток похабных, уговор?       Мужики кивнули. – В кузов к нам не входите. Вы – джентльмены не из пугливых, надо думать. Чего вам две бабы сделают, верно? Сердце внешне невозмутимой Лины давно ушло в пятки, но харизма её не оставила. У протестующего быдла удалось выкроить минут пять времени. Это давало шанс на успех. – Машка, выходи, – журналистка сопроводила выкрик ободряющей интонацией и призывным жесток, – пойдём работать для товарищей народовольцев.

КОШМАРЫ ХОЛМОВ МАРЫ В деревне Мареевка «охотник на нечисть» убил собственную дочь! Беспрецедентный случай сотряс окрестности тихой деревушки на русском севере. Трагедия произошла в Рождественский пост – время, когда христиане ждут скорого чуда. Но вместо чуда соседи Николая Корнилова увидели настоящий кошмар! … Чтобы обратиться к истокам, перенесёмся на двадцать два года назад, когда Николай, потерпевший профессиональное и семейное фиаско, сделал первый шаг с тропы психического здоровья. Бывшая жена Елена уже тогда подозревала в ненадёжном супруге болезненные наклонности. Николай буквально силой вырывал общее чадо из рук экс-супруги, пока та занималась учёбой в Германии. Что ждало девочку? Долгие месяцы в дикой глуши, домостроевский режим, каторжный труд, исполнение мистических прихотей горе-папаши… … Истинной любовью Николая Корнилова была не жена, не дочь, даже не наука. Он отправился за сотни километров от дома, чтобы заняться неприкрытой чертовщиной. Дело в том, что деревня Мареевка по приходи местных жителей была окутана мистическим мраком. Якобы здесь языческие жрецы убили византийского проповедника Корнилия и его дочь. Одному Богу известно, считал ли убийца себя «избранным» на основе сходства фамилии с именем древней мифической жертвы. Заметим, что многим лжеучёным свойственно проводить непостижимые рассудку параллели между словами. Но это остаётся на их совести – пока не льётся кровь… В данном случае – кровь Марии Корниловой…

      Совпадение в именах (будь оно хоть достоянием тысячи «лжеучёных») заставило девушку-детектива трястись ещё сильнее. Она глазами вырывала куски текста, будто глотала раскалённую еду. Времени было совсем мало, о прочтении основного досье – того, что испещрено чёрными купюрами, – можно было и не заикаться. Маша услышала два стука. Это – призыв к действию. Лина проводила её, трясущуюся в одном халате, до фургона, и наказала отыскать за энергоблоком гаечный ключ. Помощница православного сыщика была не дурой и понимала, что её стервозная попутчица намеревается сотворить. – Пойдёмте, Борис Михайлович, она почти настроила. Сейчас возьмём на передний план вас, как командира сопротивления, а потом… – Ты эт, Ангелин. Звиняй, что грубили. Понимаешь сама, дети по лавкам голодные… Небритое лицо в ушанке сунулось в открытую створку фургона. Михалыч раззявил рот, наблюдая технику, которую искренне полагал атрибутом космического корабля, как в этих ваших «войнах звёзд». Его удивление позволило Маше нанести удар. Она понимала, что с её силами мужика не убить, но всё равно боялась и шептала молитву о его здравии. Ведь это была вынужденная мера, чтобы спасти себя, невольную спутницу и всё их дело.       Со сдавленным хрипом главный дальнобойщик грохнулся в снег. На белом появилось тёмно-красное. Усилием воли Мария подавила крик. Когда дверь захлопнулась – из глаз брызнули слёзы. – Так, Машка! Пока едем – читай дальше! Мы не профукаем репортаж, поняла?!       Сказав наставление, Лина не теряла ни секунды. Пока горе-бунтари не опомнились, журналистка рывком залетела в кабину и до упора вжала педаль на задней передаче. Что станет с Борис Михалычем, её мало заботило, но вроде бы колёса не наткнулись на тело. «Максимум – руки-ноги переехала. Ничего, будет знать, как культурным людям харкать в лицо. Машкин папик вон, вообще паралитик, а ничего – опером церковным пашет!» Выпустив на развороте вихрь грязного снега – на прощание! – Ангелина ткнула облупившимся ногтём в навигатор. «Есть дорожка до Мареевки. Как ниточка, правда. Всю замело, поди. В чём-то правы эти ребятки, когда пеняют на безалаберность властей. Но быдло бузит, а мы – будем выжимать из трудностей максимум профита!»

Согласно легенде, известной коренным жителям, Николай Корнилов обожал похваляться мнимой победой над «древним колдуном», который якобы восстал из мёртвых. Самое страшное, что краеведу удалось привить ложную память Марии, на момент трагедии – женщине 35 лет. Будучи семейным тираном, Корнилов не отпускал дочь в самостоятельную жизнь, бесконечно таская по церквям с сомнительной славой. За детьми трёх и семи лет ухаживала бабушка, ныне – безутешная вдова с разбитым материнским сердцем… … Суеверный народ в глубинке охотно верил в старые басни и раньше. Креативный в своём роде Николай постарался на славу: заставил наивных селян поверить и в страшные сказки современности. При опросе местных жителей наша корреспондентка узнала жуткий факт: опрошенные ей коренные жители считали убийцу… вурдалаком! Пил ли он кровь в прямом смысле (возможно, и так) – но из своей семьи выкачал без остатка… … Эта церковь считается гордостью Мареевки. С народной помощью авантюрист Корнилов возвёл её ещё в конце девяностых. Именно туда год за годом, как заведённый, Николай таскал свою (да, он считал так!) Машу. Правда же состоит в том, что церковь эта – построена на зыбкой почве. Ведь это – место древнего…

      Сосредоточиться на тексте помощнице детектива было трудно. В ушах стояла отборная ругань. Ещё бы. Когда Лина дала газу, со стороны фур понеслась целая эскапада матерщины, грязных эпитетов и угроз травматически-полового содержания. Рабочая масса была в ярости. Дед Олег даже повалился на дорогу, не в силах сдержать Гарика, который рвался вперёд, будто пёс, которому отдавили кобелиное достоинство. Дальнобойщики трясли факелами и инструментами, ревели, проклинали власть. – Мужики, кончайте галдеть! Михалыч помирает!!! Олег Саныч всё-таки сумел отстоять свой авторитет. Простым способом: указав на тело прежнего лидера. – Куда везти его? До больницы районной – километров сорок! – Я знаю, куда. В Мареевку погоним. Лёш, заводи один из моторов. Толя, ты другой фурой перегороди поперёк. Ещё человек пять – с нами. Ну! Слышал, до села городские приехали. На молебен по случаю поста, в церковь. У них помощи попросим. – Не попросим, Саныч. Потребуем! А потом и сук этих этих в жёлтом фургоне поймаем! Дед Олег тоскливо скривился. Он сделал, что мог, перенаправив ярость в русло помощи ближнему. Но понял, что угомонить братух-дальнобоев после такой подляны не получится.